Девушка картинно вздохнула и снова выпятила грудь вперед.
- … но если только разочек! – пошел на попятную мужчина.
Она мило улыбнулась, сама себе удивляясь (и откуда в ней только столько энтузиазма?), взяла духи, быстренько брызнула ими на себя и вернула их купцу.
- Нет, слишком резкий аромат, - фыркнула она, и развернулась, чтобы уйти.
- Но это же Дикон Никон! – крикнул ей вслед ошарашенный продавец.
Олиф снова фыркнула, только на этот раз искренне. Она все равно не имела ни малейшего понятия, кто это.
Девушка быстро пробиралась сквозь толпу и если бы кто-то впереди нее случайно не споткнулся, она бы так и не подняла взгляда. А зря. Навстречу к ней пробиралась красная от злости Хестер. Женщина злобно что-то рассказывала своей подружке, так грозно размахивая руками, что наверняка поставила синяк не одному десятку людей. Олиф почувствовала, как сердце сжалось от страха. Секунда на размышления, и вот девушка уже грохнулась на колени и на четвереньках начала пробираться сквозь множество сапог и туфелек. Все они так и норовили куда-нибудь ударить девушку. Как только Олиф отползла на достаточное расстояние от предполагаемой угрозы, она вскочила на ноги и со всей прытью понеслась обратно в лес.
Лекс ждал ее, привалившись к дереву. Он явно задремал, и видят Берегини, Олиф совершенно не хотелось мешать ему отдохнуть. Но, видимо, она бежала так громко, что мужчина проснулся сам.
- Ты как будто привидение увидела, - сказал он, завидев долетевшую до него девушку.
- Хуже, - мрачно ответила Олиф, - я видела Хестер.
- А она тебя? - тут же насторожился Лекс.
- Нет, но лучше нам поскорее отсюда убраться, - сквозь отдышку взволнованно сказала она.
- Ты все купила?
- Угу.
- Давай, посмотрим, где там твое село. Я так понимаю, название этой деревни ты не спросила?
Девушка удивленно подняла взгляд, а затем виновато потупилась. Да, надушиться догадалась, а узнать, куда они попали – нет. Ну и дура же она.
- Ладно, - вздохнул мужчина, - я сам спросил.
- Когда? – опешила Олиф.
- Лесорубы мимо проходили, - коротко ответил он, и внимательно уставился на карту. – Мы вот здесь. Как там, Чернь?
- Да.
- Это… вот… здесь… - Лекс медленно провел взглядом из одного конца карты к другому. Олиф поняла, что сейчас услышит самые страшные слова после тех, что звучали в ее сознании с прошлой ночи – «Кнут мертв». Слишком далеко, и им до туда век не добраться. Но мужчина, наоборот, довольно хмыкнул.
- Если поймаем телегу, за полдня доедем. У тебя деньги остались?
- Угу, - девушка отдала все монеты, что у нее были. – Если все хорошо, может, тогда пойдем уже?
- Боишься Хестер? – удивился мужчина.
- Немного, - кивнула Олиф.
- Ладно, идем. Пока твоя совесть снова не проснулась.
Лекс еще раз сверился с картой, свернул ее в четверо, и, подтолкнув девушку в спину, пристроился за ней. Тропинка была узкой, но их обоих это устраивало. Ни он не видел ее почему-то покрасневших щек, ни она не видела, как он сжимает зубы от постоянной боли, которая пульсировала во всем теле.
Спустя некоторое время Лекс почувствовал что-то неладное.
- Чем это пахнет? – удивился он.
Олиф услышала, как он пару раз шумно втянул воздух, а потом чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда почувствовала его дыхание на своей шее. По телу тут же пробежался табун мурашек.
- Это от тебя? – не поверил мужчина.
- Н-нет, - запинаясь, ответила девушка.
- А напоминает женский аромат.
- Когда бы я успела, ты что, - нервно махнула рукой Олиф.
Она мысленно прокляла себя за эту глупую идею надушиться (зачем она вообще это сделала?!) и весь оставшийся путь чувствовала какой-то внутренний стыд, так и не увидев, как Лекс ухмыльнулся и покачал головой.
***
Телегу удалось поймать довольно быстро. Седой дряхлый дедушка вполне сносно отнесся к внешнему виду двух странных путников, особенно когда увидел, что эти путники объявились не с пустыми карманами. Старик был явно не из богатых, скорее всего, работал извозчиком у купцов: когда Олиф с Лексом забрались к нему в телегу, их строго предупредили, что если что-нибудь пропадет – они ответят за это головой (ну и деньгами тоже).
Девушка пристроилась на твердых мешках, наполненных белой мукой. Мужчина полусидя-полулежа облокотился о бортик телеги и попытался не двигаться, чтобы лишний раз не тревожить раны. Однако чем дольше они ехали, тем сильнее создавалось впечатление, что по дороге кто-то нарочно прошелся с огромным молотом. Ям было настолько много, что ровных мест вообще не было видно. Телегу раскачивало из стороны в сторону, и казалось, еще немного, и она вообще перевернется.
Олиф видела, как тяжело Лексу приходилось от этой тряски. Стоило им подскочить на очередном ухабе, как он болезненно морщился. У него был измученный, ужасно уставший вид. Под глазами залегли темные синяки, кожа осунулась, одна скула опухла. На белой ткани, послужившей прочной перевязкой, начали проступать красные пятна. Лексу нужно было отлежаться, подождать, когда швы хоть немного затянутся. Но он не мог.
Люди боятся Изгнанников. И Олиф знала - есть за что. Она не оправдывала Хестер, нет. Просто понимала, что иногда страх играет решающую роль. Иногда только он управляет всеми человеческими поступками. Олиф прекрасно помнила это чувство, когда от кончиков пальцев до самой макушки все тело пробивает мощная молния, и земля уходит из-под ног. Первое, на что подталкивает страх – это бегство. Неважно от чего: от опасности, от признания, от необходимости, от долга, от чувств. Бежать хочется как можно дальше и как можно быстрее. Спрятаться, скрыться, уцелеть. Человеческие инстинкты всегда берут верх. И Хестер поступила разумно – никто не знает, на что они с Лексом были способны, кроме них самих.
Олиф давно пора было усвоить: нельзя никого жалеть. Никого. Никогда. Но почему-то, раз за разом, она все равно совершала одну и ту же ошибку.
Телега провалилась задним колесом в глубокую яму, и девушку тряхнуло с такой силой, что она чуть не вывалилась за деревянный борт. В животе появилось противное ощущение подкатывающей тошноты, хотя желудок прекрасно знал, что тошнить там нечем.
Первое время возница все пытался с ними заговорить и расспросить, что да как. Ему было страшно любопытно, почему эти двое находятся в таком потрепанном виде, да еще и одни. В лесу. Но девушка постоянно отмалчивалась, а ответы мужчины были настолько сдержанными и односложными, что, в конце концов, старик сдался.
Олиф отстраненно наблюдала за трясущимися деревьями, и подпрыгивающей землей, мечтая лишь об одном: уснуть. Ей так хотелось, чтобы мозг, наконец, отключился и никакие мысли не могли залезть к ней в голову. Она мечтала уснуть, чтобы не думать. Но при такой ухабистой дороге, от которой у нее не то, что мир в глазах завращался, а пустой желудок полез наружу, вряд ли можно было хотя бы голову пристроить так, чтобы не набить с десяток шишек.
Олиф перевела взгляд на Лекса. Тот сидел все в той же позе, с такой силой стиснув челюсть, что на шее проступили жевалки. Девушка поджала губы и отвернулась.
Видят Берегини, ей очень хотелось увидеть свою семью. Хотя бы мельком – просто убедиться, что с ними все хорошо. Что Марика нашла в себе силы взять ответственность на себя. Что Тимка выздоровел. Но кое в чем она была уверена так же, как и в том, что сейчас на улице был день: Изгнанники навсегда останутся Изгнанниками. Какими бы хорошими они ни были до Кровавого закона, какие бы хорошие поступки не совершали, из пустыни никто не должен возвращаться. Не потому, что это нарушение закона, а потому что пустыня меняет людей. За Песчаную Завесу отправляются убийцы. Убийцы борются за свое право выжить – и неважно, какими методами. Когда человек становится Изгнанником, уже неважно, кем он был в прошлой жизни. Важно, кем он стал.
Каждое живое существо на этой земле, каждый младенец знает, что если кто и возвращается из пустыни, то возвращается уже без души. Изгнанники не люди – они звери. Бесчеловечные звери.
Больше всего на свете Олиф боялась увидеть страх и отвращение в глазах своей семьи. Это будет слишком больно, слишком невыносимо. Эта боль прибавится к той, что уже, притупившись, поселилась внутри. Если в глазах Марики будет отвращение, Олиф этого просто не переживет.
Девушка попыталась расслабиться и не думать о том, что будет. В конце концов, этого все равно не избежать. Все произойдет именно так, как этому суждено, и если семья не примет ее – значит, это будет конец. Конец всему. Может, так и наступает смерть? Не с осознанием неизбежности и беспомощности, а с осознанием одиночества?
Олиф непроизвольно посмотрела на Лекса. В отличие от нее, Олиф, у него не было семьи. Ему не к кому было идти. Впервые она подумала о том, что ему, наверное, приходится намного труднее, чем ей. И не только в физическом смысле.
Когда Олиф попала в пустыню, у нее, по сути, ничего не было. А вот у Лекса было все. С самой высоты он упал в самую грязь, в одночасье лишившись всего. Всего.
Орлы должны летать в небе, а не ходить по земле. Именно поэтому, когда орлу ломают крылья, он умирает. Олиф сама поразилась сравнению, которым наградила Лекса и осторожно покосилась на мужчину, понимая, что сравнение оказалось верным. Орел с переломанными крыльями. Олиф не знала, чего именно хотел Лекс, зачем он вышел из пустыни. Там они с Ринслером были примером для подражания, а тут он никто, с огромным грузом неутихающей вины на плечах. Без дома. Без семьи.
Наверное, поэтому мужчина и решил ехать к ней в деревню. Больше им было просто некуда податься. Олиф убила Перводружинника, спасая свою сестру. Это было неправильно, ужасно, жестоко, но не бесчеловечно. Лекс убил своего брата. Родного брата. За такое и смерти мало. Олиф пришло в голову, что она бы согласилась облегчить его ношу, и взять часть этого непосильного груза на себя. Но каким бы сильным и искренним ни было это желание, Лексу придется мириться с этим одному. Пожизненно.
Телега вновь подскочила на очередном ухабе, попала к колею, и ее пару раз мотнуло из стороны в сторону. Олиф одной рукой судорожно вцепилась в мешок с мукой, а второй схватилась за деревянный бортик.
«Скорее бы уже это кончилось», - с искренней злостью подумала она.
Словно отвечая ее мыслям, старик остановил старую клячу, в былые времена гордо именуемую лошадью.
- Ну все, приехали! – радостно объявил он.
- Как это приехали? – вздрогнула Олиф.
- Вот так вот! Вылазьте!
Девушка еще сильнее вцепилась в деревянные доски, из которых была сделана телега, боясь пошевелиться. Больше всего на свете ей захотелось превратиться в туман. Страх быстро и безжалостно пропитал каждую клеточку тела.
Старик удивленно наблюдал за странными изменениями на лице девушки, и каверзно усмехнулся:
- Вы прям, как будто на свадьбу идете!
Но ни Лекс, ни тем более Олиф, шутки не оценили. Девушка лишь только с ужасом обвела взглядом деревья, осознавая, что это место ей незнакомо.
- Вы уверены, что это Чернь? – хрипло выдавила она.
- Нет, - и глазом не повел старик.
- Вы же обещали. Обещали довезти. – Олиф посмотрела на него с таким осуждением, что совесть проснулась даже у Лекса.
Мужчина выбрался из телеги, подошел к вознице, отдал ему обещанные деньги и вернулся к девушке.
- Отпусти, - посоветовал он.
- Что отпустить?
Лекс кивком указал на ее руки. Костяшки пальцев побледнели от напряжения. Олиф и не заметила, что продолжала стискивать ни в чем не повинный бортик.
- За что ты отдал ему деньги? – Она непонимающе уставилась на мужчину. – Он же обманул нас.
Лекс улыбнулся, не своей ужасной усмешкой, а безобидно и беззлобно.
- Чем ты слушала все это время? Он обещал довезти нас только до развилки. Между прочим, это ты тут живешь, и должна знать, что отсюда быстро дойти пешком до твоего села.
- Развилки?
Девушка еще раз огляделась. Да. Правда. Развилка. Одна дорога ведет прямиком в столицу, а другая в их село. Даже указатель виднеется… Олиф смущено уставилась на мешки с мукой. В глазах старика она наверняка уже выглядела не просто, как странная, а как сумасшедшая.
- Вылезай уже. На свадьбу опоздаем, - совершенно серьезным тоном приказал Лекс.
Девушка кинула на него злобный взгляд и принялась выбираться. Встала напротив мужчины и тут заметила, как старик расплылся в счастливой улыбке.
- Совет да любовь! – И осенил их обоих знаком Воссоединения Берегинь.
- Кому? – моргнула Олиф.
- Как кому? Вам! – Возница умиленно уставился на «молодоженов».
- Нам? – совсем растерялась девушка.
Улыбка на лице старика стала уже не такой уверенной. Лекс опомнился первым.
- Спасибо, - поблагодарил он, хватая девчонку за руку. – Это честь для нас принять от вас благословение, - отчеканил он положенную фразу.
- Хы! – улыбка вернулась. – А я вот недавно внучку замуж выдал! Ух, как мы погуляли! И вам так же погулять! Что б наутро ничего не вспомнить!
- И заново свадьбу играть? - безрадостно пошутил мужчина, увлекая растерянную Олиф за собой.
- Так это ж хорошо! – Старик оказался на удивление настырным, обогнал «влюбленную парочку» и остановился напротив них. – Главное – это любовь! Брак по любви, его, знаете, сами Берегини хранят! Но ты только ее не обижай, - наставлял он бедного Лекса, кивнув на девушку, - а то она у тебя аж вся побледнела.
- Это она от любви, - таким спокойным тоном ответил мужчина, что Олиф чуть не села прямо в яму.
- Это хорошо, что от любви-то! Подарочка у меня, жаль, для вас нет…
- Ничего страшного, - все тем же спокойным голосом сказал Лекс, и начал обходить старика стороной. – Ваши пожелания лучше любого подарка.
- Да? – обрадовался тот. – Тогда я желаю вам долгой и счастливой жизни! И детишек побольше! Хорошеньких, крепеньких! Что б по хозяйству помогали!
- Спасибо, - вздрогнули они одновременно с Олиф. Не сговариваясь, прибавили шагу.
- И тещу!!! – кричал вслед неугомонный возница. – Теща что б нормальная была!!!
Дорога сворачивала примерно через сотню локтей. Они быстро-быстро, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, дошли до заветного поворота. Темно-зеленые ветви деревьев скрыли их от воодушевленного старика, заодно и приглушив его отчаянные пожелания. Пару минут они пытались скрыть друг от друга улыбку, все сильнее сжимая губы. Олиф прыснула от смеха первой. Лекс тоже усмехнулся.
- Зато появился повод напиться, - пошутил он.
- Он и не пропадал, - закатила глаза девушка и тут же скривилась: - Меня после прошлого раз до сих пор мутит.
- Все познается в практике, - гаденько ухмыльнулся Лекс.
- Очень смешно, - надулась Олиф.
Только сейчас она вдруг поняла, что до сих пор держит его за руку. Вернее, он ее. Она попыталась незаметно освободить конечность, что, естественно, не осталось без внимания. Только вместо того, чтобы отпустить, Лекс вдруг еще крепче сжал ее пальцы, перестав улыбаться.
- Надо поговорить. – Его тон резко стал серьезным.
- О чем? – насторожилась девушка.
- Ты ведь понимаешь, что нам придется обойти село?
Да. Олиф понимала. Она поджала губы, и слабо кивнула.
- И ты же понимаешь, что, чтобы ты не делала, клеймо Изгнанника… его не снять.
- Я знаю, можешь не распинаться. Я знаю, что моя семья может не принять нас.
- Я не об этом. – Лекс отпустил ее руку. Коже сразу стало холоднее. – Ты не сможешь остаться с ними. Даже если они примут тебя.
- … но если только разочек! – пошел на попятную мужчина.
Она мило улыбнулась, сама себе удивляясь (и откуда в ней только столько энтузиазма?), взяла духи, быстренько брызнула ими на себя и вернула их купцу.
- Нет, слишком резкий аромат, - фыркнула она, и развернулась, чтобы уйти.
- Но это же Дикон Никон! – крикнул ей вслед ошарашенный продавец.
Олиф снова фыркнула, только на этот раз искренне. Она все равно не имела ни малейшего понятия, кто это.
Девушка быстро пробиралась сквозь толпу и если бы кто-то впереди нее случайно не споткнулся, она бы так и не подняла взгляда. А зря. Навстречу к ней пробиралась красная от злости Хестер. Женщина злобно что-то рассказывала своей подружке, так грозно размахивая руками, что наверняка поставила синяк не одному десятку людей. Олиф почувствовала, как сердце сжалось от страха. Секунда на размышления, и вот девушка уже грохнулась на колени и на четвереньках начала пробираться сквозь множество сапог и туфелек. Все они так и норовили куда-нибудь ударить девушку. Как только Олиф отползла на достаточное расстояние от предполагаемой угрозы, она вскочила на ноги и со всей прытью понеслась обратно в лес.
Лекс ждал ее, привалившись к дереву. Он явно задремал, и видят Берегини, Олиф совершенно не хотелось мешать ему отдохнуть. Но, видимо, она бежала так громко, что мужчина проснулся сам.
- Ты как будто привидение увидела, - сказал он, завидев долетевшую до него девушку.
- Хуже, - мрачно ответила Олиф, - я видела Хестер.
- А она тебя? - тут же насторожился Лекс.
- Нет, но лучше нам поскорее отсюда убраться, - сквозь отдышку взволнованно сказала она.
- Ты все купила?
- Угу.
- Давай, посмотрим, где там твое село. Я так понимаю, название этой деревни ты не спросила?
Девушка удивленно подняла взгляд, а затем виновато потупилась. Да, надушиться догадалась, а узнать, куда они попали – нет. Ну и дура же она.
- Ладно, - вздохнул мужчина, - я сам спросил.
- Когда? – опешила Олиф.
- Лесорубы мимо проходили, - коротко ответил он, и внимательно уставился на карту. – Мы вот здесь. Как там, Чернь?
- Да.
- Это… вот… здесь… - Лекс медленно провел взглядом из одного конца карты к другому. Олиф поняла, что сейчас услышит самые страшные слова после тех, что звучали в ее сознании с прошлой ночи – «Кнут мертв». Слишком далеко, и им до туда век не добраться. Но мужчина, наоборот, довольно хмыкнул.
- Если поймаем телегу, за полдня доедем. У тебя деньги остались?
- Угу, - девушка отдала все монеты, что у нее были. – Если все хорошо, может, тогда пойдем уже?
- Боишься Хестер? – удивился мужчина.
- Немного, - кивнула Олиф.
- Ладно, идем. Пока твоя совесть снова не проснулась.
Лекс еще раз сверился с картой, свернул ее в четверо, и, подтолкнув девушку в спину, пристроился за ней. Тропинка была узкой, но их обоих это устраивало. Ни он не видел ее почему-то покрасневших щек, ни она не видела, как он сжимает зубы от постоянной боли, которая пульсировала во всем теле.
Спустя некоторое время Лекс почувствовал что-то неладное.
- Чем это пахнет? – удивился он.
Олиф услышала, как он пару раз шумно втянул воздух, а потом чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда почувствовала его дыхание на своей шее. По телу тут же пробежался табун мурашек.
- Это от тебя? – не поверил мужчина.
- Н-нет, - запинаясь, ответила девушка.
- А напоминает женский аромат.
- Когда бы я успела, ты что, - нервно махнула рукой Олиф.
Она мысленно прокляла себя за эту глупую идею надушиться (зачем она вообще это сделала?!) и весь оставшийся путь чувствовала какой-то внутренний стыд, так и не увидев, как Лекс ухмыльнулся и покачал головой.
***
Телегу удалось поймать довольно быстро. Седой дряхлый дедушка вполне сносно отнесся к внешнему виду двух странных путников, особенно когда увидел, что эти путники объявились не с пустыми карманами. Старик был явно не из богатых, скорее всего, работал извозчиком у купцов: когда Олиф с Лексом забрались к нему в телегу, их строго предупредили, что если что-нибудь пропадет – они ответят за это головой (ну и деньгами тоже).
Девушка пристроилась на твердых мешках, наполненных белой мукой. Мужчина полусидя-полулежа облокотился о бортик телеги и попытался не двигаться, чтобы лишний раз не тревожить раны. Однако чем дольше они ехали, тем сильнее создавалось впечатление, что по дороге кто-то нарочно прошелся с огромным молотом. Ям было настолько много, что ровных мест вообще не было видно. Телегу раскачивало из стороны в сторону, и казалось, еще немного, и она вообще перевернется.
Олиф видела, как тяжело Лексу приходилось от этой тряски. Стоило им подскочить на очередном ухабе, как он болезненно морщился. У него был измученный, ужасно уставший вид. Под глазами залегли темные синяки, кожа осунулась, одна скула опухла. На белой ткани, послужившей прочной перевязкой, начали проступать красные пятна. Лексу нужно было отлежаться, подождать, когда швы хоть немного затянутся. Но он не мог.
Люди боятся Изгнанников. И Олиф знала - есть за что. Она не оправдывала Хестер, нет. Просто понимала, что иногда страх играет решающую роль. Иногда только он управляет всеми человеческими поступками. Олиф прекрасно помнила это чувство, когда от кончиков пальцев до самой макушки все тело пробивает мощная молния, и земля уходит из-под ног. Первое, на что подталкивает страх – это бегство. Неважно от чего: от опасности, от признания, от необходимости, от долга, от чувств. Бежать хочется как можно дальше и как можно быстрее. Спрятаться, скрыться, уцелеть. Человеческие инстинкты всегда берут верх. И Хестер поступила разумно – никто не знает, на что они с Лексом были способны, кроме них самих.
Олиф давно пора было усвоить: нельзя никого жалеть. Никого. Никогда. Но почему-то, раз за разом, она все равно совершала одну и ту же ошибку.
Телега провалилась задним колесом в глубокую яму, и девушку тряхнуло с такой силой, что она чуть не вывалилась за деревянный борт. В животе появилось противное ощущение подкатывающей тошноты, хотя желудок прекрасно знал, что тошнить там нечем.
Первое время возница все пытался с ними заговорить и расспросить, что да как. Ему было страшно любопытно, почему эти двое находятся в таком потрепанном виде, да еще и одни. В лесу. Но девушка постоянно отмалчивалась, а ответы мужчины были настолько сдержанными и односложными, что, в конце концов, старик сдался.
Олиф отстраненно наблюдала за трясущимися деревьями, и подпрыгивающей землей, мечтая лишь об одном: уснуть. Ей так хотелось, чтобы мозг, наконец, отключился и никакие мысли не могли залезть к ней в голову. Она мечтала уснуть, чтобы не думать. Но при такой ухабистой дороге, от которой у нее не то, что мир в глазах завращался, а пустой желудок полез наружу, вряд ли можно было хотя бы голову пристроить так, чтобы не набить с десяток шишек.
Олиф перевела взгляд на Лекса. Тот сидел все в той же позе, с такой силой стиснув челюсть, что на шее проступили жевалки. Девушка поджала губы и отвернулась.
Видят Берегини, ей очень хотелось увидеть свою семью. Хотя бы мельком – просто убедиться, что с ними все хорошо. Что Марика нашла в себе силы взять ответственность на себя. Что Тимка выздоровел. Но кое в чем она была уверена так же, как и в том, что сейчас на улице был день: Изгнанники навсегда останутся Изгнанниками. Какими бы хорошими они ни были до Кровавого закона, какие бы хорошие поступки не совершали, из пустыни никто не должен возвращаться. Не потому, что это нарушение закона, а потому что пустыня меняет людей. За Песчаную Завесу отправляются убийцы. Убийцы борются за свое право выжить – и неважно, какими методами. Когда человек становится Изгнанником, уже неважно, кем он был в прошлой жизни. Важно, кем он стал.
Каждое живое существо на этой земле, каждый младенец знает, что если кто и возвращается из пустыни, то возвращается уже без души. Изгнанники не люди – они звери. Бесчеловечные звери.
Больше всего на свете Олиф боялась увидеть страх и отвращение в глазах своей семьи. Это будет слишком больно, слишком невыносимо. Эта боль прибавится к той, что уже, притупившись, поселилась внутри. Если в глазах Марики будет отвращение, Олиф этого просто не переживет.
Девушка попыталась расслабиться и не думать о том, что будет. В конце концов, этого все равно не избежать. Все произойдет именно так, как этому суждено, и если семья не примет ее – значит, это будет конец. Конец всему. Может, так и наступает смерть? Не с осознанием неизбежности и беспомощности, а с осознанием одиночества?
Олиф непроизвольно посмотрела на Лекса. В отличие от нее, Олиф, у него не было семьи. Ему не к кому было идти. Впервые она подумала о том, что ему, наверное, приходится намного труднее, чем ей. И не только в физическом смысле.
Когда Олиф попала в пустыню, у нее, по сути, ничего не было. А вот у Лекса было все. С самой высоты он упал в самую грязь, в одночасье лишившись всего. Всего.
Орлы должны летать в небе, а не ходить по земле. Именно поэтому, когда орлу ломают крылья, он умирает. Олиф сама поразилась сравнению, которым наградила Лекса и осторожно покосилась на мужчину, понимая, что сравнение оказалось верным. Орел с переломанными крыльями. Олиф не знала, чего именно хотел Лекс, зачем он вышел из пустыни. Там они с Ринслером были примером для подражания, а тут он никто, с огромным грузом неутихающей вины на плечах. Без дома. Без семьи.
Наверное, поэтому мужчина и решил ехать к ней в деревню. Больше им было просто некуда податься. Олиф убила Перводружинника, спасая свою сестру. Это было неправильно, ужасно, жестоко, но не бесчеловечно. Лекс убил своего брата. Родного брата. За такое и смерти мало. Олиф пришло в голову, что она бы согласилась облегчить его ношу, и взять часть этого непосильного груза на себя. Но каким бы сильным и искренним ни было это желание, Лексу придется мириться с этим одному. Пожизненно.
Телега вновь подскочила на очередном ухабе, попала к колею, и ее пару раз мотнуло из стороны в сторону. Олиф одной рукой судорожно вцепилась в мешок с мукой, а второй схватилась за деревянный бортик.
«Скорее бы уже это кончилось», - с искренней злостью подумала она.
Словно отвечая ее мыслям, старик остановил старую клячу, в былые времена гордо именуемую лошадью.
- Ну все, приехали! – радостно объявил он.
- Как это приехали? – вздрогнула Олиф.
- Вот так вот! Вылазьте!
Девушка еще сильнее вцепилась в деревянные доски, из которых была сделана телега, боясь пошевелиться. Больше всего на свете ей захотелось превратиться в туман. Страх быстро и безжалостно пропитал каждую клеточку тела.
Старик удивленно наблюдал за странными изменениями на лице девушки, и каверзно усмехнулся:
- Вы прям, как будто на свадьбу идете!
Но ни Лекс, ни тем более Олиф, шутки не оценили. Девушка лишь только с ужасом обвела взглядом деревья, осознавая, что это место ей незнакомо.
- Вы уверены, что это Чернь? – хрипло выдавила она.
- Нет, - и глазом не повел старик.
- Вы же обещали. Обещали довезти. – Олиф посмотрела на него с таким осуждением, что совесть проснулась даже у Лекса.
Мужчина выбрался из телеги, подошел к вознице, отдал ему обещанные деньги и вернулся к девушке.
- Отпусти, - посоветовал он.
- Что отпустить?
Лекс кивком указал на ее руки. Костяшки пальцев побледнели от напряжения. Олиф и не заметила, что продолжала стискивать ни в чем не повинный бортик.
- За что ты отдал ему деньги? – Она непонимающе уставилась на мужчину. – Он же обманул нас.
Лекс улыбнулся, не своей ужасной усмешкой, а безобидно и беззлобно.
- Чем ты слушала все это время? Он обещал довезти нас только до развилки. Между прочим, это ты тут живешь, и должна знать, что отсюда быстро дойти пешком до твоего села.
- Развилки?
Девушка еще раз огляделась. Да. Правда. Развилка. Одна дорога ведет прямиком в столицу, а другая в их село. Даже указатель виднеется… Олиф смущено уставилась на мешки с мукой. В глазах старика она наверняка уже выглядела не просто, как странная, а как сумасшедшая.
- Вылезай уже. На свадьбу опоздаем, - совершенно серьезным тоном приказал Лекс.
Девушка кинула на него злобный взгляд и принялась выбираться. Встала напротив мужчины и тут заметила, как старик расплылся в счастливой улыбке.
- Совет да любовь! – И осенил их обоих знаком Воссоединения Берегинь.
- Кому? – моргнула Олиф.
- Как кому? Вам! – Возница умиленно уставился на «молодоженов».
- Нам? – совсем растерялась девушка.
Улыбка на лице старика стала уже не такой уверенной. Лекс опомнился первым.
- Спасибо, - поблагодарил он, хватая девчонку за руку. – Это честь для нас принять от вас благословение, - отчеканил он положенную фразу.
- Хы! – улыбка вернулась. – А я вот недавно внучку замуж выдал! Ух, как мы погуляли! И вам так же погулять! Что б наутро ничего не вспомнить!
- И заново свадьбу играть? - безрадостно пошутил мужчина, увлекая растерянную Олиф за собой.
- Так это ж хорошо! – Старик оказался на удивление настырным, обогнал «влюбленную парочку» и остановился напротив них. – Главное – это любовь! Брак по любви, его, знаете, сами Берегини хранят! Но ты только ее не обижай, - наставлял он бедного Лекса, кивнув на девушку, - а то она у тебя аж вся побледнела.
- Это она от любви, - таким спокойным тоном ответил мужчина, что Олиф чуть не села прямо в яму.
- Это хорошо, что от любви-то! Подарочка у меня, жаль, для вас нет…
- Ничего страшного, - все тем же спокойным голосом сказал Лекс, и начал обходить старика стороной. – Ваши пожелания лучше любого подарка.
- Да? – обрадовался тот. – Тогда я желаю вам долгой и счастливой жизни! И детишек побольше! Хорошеньких, крепеньких! Что б по хозяйству помогали!
- Спасибо, - вздрогнули они одновременно с Олиф. Не сговариваясь, прибавили шагу.
- И тещу!!! – кричал вслед неугомонный возница. – Теща что б нормальная была!!!
Дорога сворачивала примерно через сотню локтей. Они быстро-быстро, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, дошли до заветного поворота. Темно-зеленые ветви деревьев скрыли их от воодушевленного старика, заодно и приглушив его отчаянные пожелания. Пару минут они пытались скрыть друг от друга улыбку, все сильнее сжимая губы. Олиф прыснула от смеха первой. Лекс тоже усмехнулся.
- Зато появился повод напиться, - пошутил он.
- Он и не пропадал, - закатила глаза девушка и тут же скривилась: - Меня после прошлого раз до сих пор мутит.
- Все познается в практике, - гаденько ухмыльнулся Лекс.
- Очень смешно, - надулась Олиф.
Только сейчас она вдруг поняла, что до сих пор держит его за руку. Вернее, он ее. Она попыталась незаметно освободить конечность, что, естественно, не осталось без внимания. Только вместо того, чтобы отпустить, Лекс вдруг еще крепче сжал ее пальцы, перестав улыбаться.
- Надо поговорить. – Его тон резко стал серьезным.
- О чем? – насторожилась девушка.
- Ты ведь понимаешь, что нам придется обойти село?
Да. Олиф понимала. Она поджала губы, и слабо кивнула.
- И ты же понимаешь, что, чтобы ты не делала, клеймо Изгнанника… его не снять.
- Я знаю, можешь не распинаться. Я знаю, что моя семья может не принять нас.
- Я не об этом. – Лекс отпустил ее руку. Коже сразу стало холоднее. – Ты не сможешь остаться с ними. Даже если они примут тебя.
