— Этого я и боюсь, — честно ответил тот. — Скажи, Джеймс, а Кассандра, твоя бывшая девушка, о которой вы говорили... Что с ней произошло?
— Она умерла, — холодно ответил его собеседник. — Кэсс ночью сбила машина. Водитель бросил её умирать, но его нашли и осудили.
Инспектор Юхансен, не имея никаких других зацепок, допрашивал мальчишек, которые обнаружили тело. Ганн и Лифул были перепуганы: они дрожали каждый раз, когда давали показания. Один раз Матсу разрешили наблюдать за их допросом, и, по его скромному мнению, пацаны боялись даже собственной тени. Далеко им было до убийц. В ту роковую ночь они провели в доме Лукаша Ларсена несколько часов. Принесённая ими выпивка кончилась быстро, и в ход пошли сигареты и травка. За окном валил снег, да такой, что утром ребята не смогли открыть дверь и вылезли в окно.
Они молчали с самого начала: молча сидели, молча пили, молча курили. Затем тихо хихикали, наблюдая игру теней на стене. Им нравился заброшенный и пустующий много лет дом. Он пах особенно, дышал особенно и во всём отличался от любых других домов. Пыль, казалось, укрывала мебель надёжным одеялом, храня память о предыдущих жильцах, и единственным источником шума было завывание северного ветра за окном.
Пока внезапно внизу не раздались голоса.
Ганн испуганно подскочил, но Лифул вовремя перехватил его и зажал рот рукой. Они вломились в дом незаконно, и, возможно, это были воры или такие же хулиганы. Оставалось надеяться, что никто не заглянет в эту комнату.
Снизу раздались крики, ругань, а затем раздался выстрел и звук удара. Ганн вскрикнул, но его вскрик затерялся в отзвуке пистолетного выстрела, и мальчишки замолчали, даже перестали дышать. Они лишь тряслись и молились, чтобы стрелявший не почувствовал их присутствия.
Внизу хлопнула дверь. Лифул хотел подойти к окну, чтобы посмотреть, кто покидает дом, но Ганн крепко вцепился в его руку. Так, дрожа и всхлипывая от ужаса, они просидели в комнате до утра. А как только стало светло, они осторожно вышли и спустились вниз.
Посреди гостиной лежала женщина. Кровь ореолом растеклась вокруг её головы, заполняя воздух медным неприятным запахом. Они выскользнули в окно и бегом бросились в полицию, сквозь слёзы и истерику рассказывая о событии, свидетелем которого стали.
Инспектор прессовал их и давил, доводил до срывов, подозревая, что они, испугавшись наказания за взлом дома, сами убили внезапно вернувшуюся Лору.
— Хреновая версия, — скептически заметил Матс, оставшись с Карлом наедине. — Они обычные хулиганы, которые забираются на крыши высоток и вламываются в давно пустующие дома. Для них это крутость, а на деле банальная трусость. Поймите, у них и пистолета быть не могло.
— И всё-таки сбрасывать их со счетов я не собираюсь, — решительно заявил Юхансен.
— А остальные девочки? Говорят, что вместе с Лорой пропали ещё две девочки.
— Их трупы мы сгоревшими не находили, — устало сообщил Карл. — Они сбежали из приюта, одну позже отловили. Хотя она и была не в себе, но всё рассказала. А вторая, полагаю, как и Лора, успешно покинула Тромсё. Не слушайте сплетни, лучше присмотритесь к мальчикам.
А Матс, смотря на мальчишек, думал только о том, что прекрасно знает такой типаж. В них не было того незаметного нюанса, чего-то такого, что выдавало в человеке убийцу. Они определённо были невиновны, и Ларсен не стал выдвигать обвинения за проникновение в свой дом.
Джеймс уставал на фабрике: с одной стороны давил отец, с другой — рабочие. Ответы на вопросы о загадочном возвращении Лоры они не находили, а как-то вечером Джеймс признался Матсу, что старший инспектор Юхансен кое-что ему рассказал.
— Он сказал, что сначала Лору ударили по голове тяжёлым предметом. Только затем был произведён выстрел.
— А умерла она от выстрела? Или от удара? — уточнил Матс.
— Пока неизвестно, ждём заключение. — Джеймс устало растирал виски. — Он всё ещё давит на тех пацанов, а они говорят, что никакого удара не слышали. Сразу выстрел.
— А её личность удалось установить? Не могла же она жить под именем Лоры Эндрюс все эти годы. У неё должны были быть имя, дом, работа... Хотя, если её похитили, то не факт.
— Для похищенной она была слишком хорошо одета. Следов насилия на теле нет, — сказал Джеймс. — Словно она жила нормально. Обычной жизнью, понимаешь? Вероятно, Лора приехала автостопом или как-то ещё. Полиция изучает камеры, но сложно угадать, где Лора могла засветиться. Документы и имя так и не всплыли, а при ней тоже ничего не обнаружили. Остаётся только ждать.
Постепенно они оба, и Джеймс, и Матс, стали уставать и от вопросов, и от поисков.
Ситуация накалилась, когда субботним утром полковник проснулся из-за ругани. Прислушавшись, он понял, что внизу началась самая настоящая потасовка, и вскочил с кровати.
В зале Джеймс громко ругался с отцом, и тот кидался на него, отвешивая град хлёстких пощёчин. Сын перехватывал руки старика, но это получалось не всегда, и он стал с силой отталкивать отца. В ходе драки была перевёрнута мебель, разбиты вазы — в зале царил настоящий хаос.
— Как ты смел?! — кричал Джек. — За моей спиной! Предатель! Вор!
— Я прекратил забастовку, старый маразматик! — так же громко отвечал Джеймс, перехватывая руки отца и выкручивая их. — Пошёл прочь из моего дома! Тебе лечиться надо!
— Ты всегда завидовал Лоре! — обвинял Джек, нанося удары кулаками. — Всегда завидовал ей!
— И был очень рад, когда она умерла! — закричал Джеймс.
Джек схватил первое, что попалось по руку. Предметом оказалась кочерга, и старик наотмашь ударил, попав Джеймсу в плечо, и снова занёс руку. Матс в последний момент успел его перехватить и оттащить к двери. Кочерга выпала из его рук, но Джек продолжал вырываться и пытаться кинуться на сына.
— Отпусти меня! — требовал он. — Я убью этого выродка! Задушу ублюдка!
— Хватит, хватит! — встряхнул его Матс. — Прекратите, Джек, иначе я выставлю вас за дверь.
— Я больше не буду ничего искать! — закричал Джеймс, держась рукой за разбитую губу. — Пусть она горит в аду за то, что каждый день терплю я!
— Убийца! — Джек почти вывернулся, и Матсу пришлось приложить его о стену, чтобы немного угомонить. — Убийца! — яростно кричал старик. — Ты убил Лору! Ты убил её, чёртов ублюдок! Гореть будешь ты!
Матс с трудом выставил Джека за дверь и оттолкнул его от себя. Внизу у дома стояло такси, и полковник приказал старику убираться. Тот дрожал и смахивал слёзы с глаз, нервно всхлипывал и повторял: «Убийца». Матс хотел помочь ему спуститься, но холод взял своё: полковник выскочил на улицу босиком и обнажённым по пояс.
— Уходите, — повторил он и выдохнул ртом пар. — Повторять не буду, драться со стариком тоже. Я сейчас вызову полицию, если вы не уедете.
— Я хоть и старик, но стреляю по-прежнему метко, — бросил Джек ему в спину. — Попомните мои слова, полковник Ларсен.
Матс захлопнул дверь. Джеймс сидел на полу и тяжело дышал, стараясь прийти в себя. Полковник решил, что он справится сам, и поднялся наверх, чтобы согреться под горячим душем. Когда он оделся и спустился, Джеймс пытался навести в комнате порядок. На его губе виднелась кровь, на щеке красовалась ссадина. Его взгляд был отстранённый, и Джеймс не отреагировал, когда полковник его позвал. Он вздрогнул, когда Матс коснулся его плеча.
— Пошли. Помогу обработать раны, — сказал он. — У тебя синяки, губа разбита.
Джеймс рассеянно кивнул. Он впервые выглядел таким растерянным и уставшим.
— Что ты сделал? — спросил Матс, прикасаясь стерильной салфеткой с септиком к разбитой губе Джеймса.
— Расторгнул договоры. — Джеймс ойкнул от неприятных ощущений и поморщился. — Расторгнул со старыми и дорогими поставщиками, оформил с новыми, молодыми на рынке. Затем я пересмотрел несколько договоров поставок, переиграв условия более выгодно. В итоге я сэкономил и поднял зарплату работникам. На следующий год мы сможем поднять ещё, но...
— Но отцу ты не сказал, — усмехнулся Матс, обрабатывая синяк на его щеке.
— Не сказал, — признался Джеймс. — Он... назвал меня убийцей?
— Да, кричал что-то такое.
— А знаешь, почему? Потому что это моя вина, — прошептал Джеймс, и его взгляд вновь стал потерянным. — Я для них всех давно уже мёртв.
Матс промолчал. Он быстро глянул на Джеймса и отвёл взгляд, делая вид, что очень заинтересованно изучает аптечку. Утешать он не умел, а как ещё реагировать не знал. Полковник не хотел слышать откровений или признаний, его не интересовали чужие проблемы, и он даже подумывал молча уйти.
— Накануне, перед тем как Лора пропала, мы сильно поссорились, — признался Джеймс. — Мы часто ссорились, а тут... Она кричала, ударила меня, а я её. Она схватила сумку, куртку и убежала. Я закрылся в своей комнате и надел наушники, затем поздно лёг спать. Я даже не уверен, что она вернулась домой. Сначала мы думали, что она пропала утром по дороге в школу или из школы, а потом, когда я рассказал, что возможно это произошло раньше...
— С тех пор отец так относится к тебе? — спросил Матс, желая прервать поток откровений о Лоре.
— Да. Он ненавидит меня. Мама сидит на таблетках и делает вид, что не воспринимает меня. Оле тоже поначалу отвернулся... но он растил меня, поэтому всё же смягчился. Пустил жить в этот дом, когда я вернулся из Лондона, чтобы мы с отцом оказывались на общей территории только на работе. Для всех и каждого я виноват. Что хуже всего, я сам ощущаю вину. Откуда я мог знать, что именно в ту ночь Лора решит убежать? Что она... не вернётся. Каждый в городе считает меня виновным, и, пожалуй, они правы. У тебя было такое?
Матс усмехнулся и покачал головой, не понимая, зачем Джеймс всё это говорит. Ищет облегчения, отпущения грехов, прощения? Возможно, только Ларсену было неинтересно. Он боялся, знал, к чему всё это может привести.
Но было поздно. За эти несколько дней Матс успел проникнуться дружеской симпатией к Джеймсу, и его слова, переживания, эхом отдавались в груди и сознании. То, от чего бежал полковник, было разворошено одним-единственным вопросом, и старая боль, словно ожидая своего часа, вырвалась и охватила его целиком.
— Было, — тихо признался Матс. — У моей кузины есть дочка. Чудесная девочка Эстель. Муж Марии бросил семью, и я часто приходил к ним, даже воспринимал Эстель как свою дочь. А однажды я её подвёл.
— Как именно она умерла? — так же тихо спросил Джеймс.
Матс поднял взгляд. Джеймс смотрел на него открыто и абсолютно спокойно.
— Ты сказал «приходил» и «воспринимал», — пояснил Джеймс. — В прошедшем времени. Любовь никуда не делась, значит, Эстель больше нет.
Эстель больше нет. Три коротких слова в одночасье разорвали спокойствие и безразличие Матса, которые он взращивал в себе годами. Боль ударила изнутри, когда перед глазами возникло её улыбающееся лицо. Эстель всегда смеялась так звонко, заливисто, и так радовалась, когда приходил дядя. Она называла его по имени. Матс. И это простое имя в её произношении звучало так прекрасно и необычно.
«Кристин к алтарю вёл её отец! — сказала как-то Эстель, играя с новенькой куклой. — А у меня отца нет. Значит, меня поведёшь ты, Матс!»
«Обязательно! — смеялся полковник. — Если я не испугаю своим суровым видом твоего будущего жениха».
Матс даже сейчас помнил её светлую улыбку.
— Я обещал Эстель, что в субботу вечером схожу с ней на каток, — заговорил он едва слышно. — Ей тогда только исполнилось пятнадцать. Но по службе было интересное дело, и я был на хорошем счету. Мне не терпелось снова проявить себя. Я позвонил Эстель и сказал, что не могу прийти и попросил её посидеть дома. Обещал, что сходим на следующий день. Она обиделась и ушла одна, никому не сказав, а... А утром мне позвонила вернувшаяся со смены Мария, сказала, что Эстель нет дома. Её друзья говорили по-разному. Кто-то видел её одну, кто-то в незнакомой компании. Куртку мы нашли в тот же день на берегу реки. Всё.
— И больше ничего? — спросил Джеймс. — Ни свидетелей, ни тела... только куртка?
Матс кивнул.
— Это всё, что мы смогли найти, — прошептал он. — И ничего не помогло. Ни мой хвалёный опыт, ни друзья, ни следствие. Да я и не уверен, что хочу знать... как это произошло.
В его голосе были заметны перемены. Матс понимал, что дал слабину, но не мог взять себя в руки. Воспоминания об Эстель всегда причиняли мучительные переживания, и как бы он ни хотел сохранить в памяти её образ, этому всегда сопутствовала боль. Поэтому в последнее время Матс гасил всё. Хорошие воспоминания тоже.
— Именно поэтому я не хотел проникаться делом Лоры, — добавил он. — Хватит с меня боли и вины.
— Хватит её с нас двоих, — внезапно сказал Джеймс. — Мы никогда не узнаем, почему Лора сбежала, и почему ушла Эстель. Никогда не узнаем правды и что с ними произошло. Может, нам стоит попробовать просто жить дальше?
Матсу всегда казалось, что если он посмеет отпустить и жить дальше, то этим он предаст и Эстель, и деда. И всё же в компании Джеймса он решил попробовать. Они перестали говорить о Лоре. Теперь Матс занимался тем, что наводил в доме деда порядок, возвращая ему краски и жизнь. Джеймс, которого отец выгнал с фабрики, помогал ему, и вместе они занялись не только порядком, но и ремонтом.
Вечерами они много говорили, сидя у камина, и вспоминали прошлое. Джеймс очень удивлялся тому, что Ларсен так хорошо помнит его семилетним ребёнком: сам он плохо запоминал совместные праздники.
Матс давно ни с кем так не общался. После аварии, которая поставила крест на его карьере, и смерти Эстель, полковник много времени проводил один. Днём подрабатывал, вечерами пил и писал книгу. Он добровольно заперся в четырёх стенах, окрестив себя скучным и конченным человеком. Любовница бросила его, потому что Матс перестал по-настоящему жить. В один момент она просто устала бороться, собрала свои вещи и ушла.
Матс не общался даже с соседями, но помогал, если те просили. В ответ они так же помогали ему. И теперь полковник общался с кем-то спустя долгое время. Не просто общался, а ощущал интерес к собеседнику. Джеймс был умным и начитанным, но при этом он охотно слушал всё, что мог рассказать Матс. Они обсуждали литературу, музеи, политику, прошлое, словно дружили все эти годы.
— Собиралось много семей, — вспоминал Матс, когда они сидели в зале и распивали горячий грог. — Твои родители, вы с сестрой, Оле с семьёй, Келда из библиотеки с супругом, мои дед и бабушка, ещё кто-то...
— Людей было много, — кивал Джеймс. — Я их всех и не помню.
— Ты вообще не любил эти сборы, постоянно прятался. В детстве ты был жутко вредный, — сказал полковник, сделав глоток грога. — Впрочем, ничего не изменилось.
— Да ладно! — смутился Джеймс. — Разве я был вредным?
— Ещё как! Ты постоянно стрелял в меня из дурацкого игрушечного лука. Меткий был, сучонок.
— Наверное, ты нравился сестре, — задумчиво предположил Джеймс.
— Да, наверное. Она улыбалась мне и пыталась заговорить.
— Поэтому я в тебя и стрелял! — сделал вывод Джеймс. — Я ревновал людей к ней и расстреливал всякого, кому Лора уделяла внимание.
Матс помнил те дни. Маленький семилетний Джеймс прятался от людей и закрывался в своей комнате с книгой.
