Лёха опять сел сзади, Федя газанул, и «трасса» сменилась тягучим вязким песком.
Вопреки Лёхиным опасениям, «Восход» резво преодолевал песчаные ямы, а когда мотоцикл вяз, его хозяин матерился, газовал и они помогали мотоциклу ногами. Они даже один раз упали, когда Федя не успел сбросить скорость и переднее колесо зарылось. Но движок не заглох, и скоро мотоцикл выехал на относительно твёрдую дорогу. С обеих сторон тянулся сосновый лес, местами старый, местами с низкими сосёнками посадок. Лёха, невзначай посмотрев вправо, заметил среди деревьев как бы бликующую плёнку, похожую на дрожащее зеркало. Ему даже показалось, что там отражались они с Федей. Лёха похлопал Федю по плечу и показал рукой в сторону «зеркала».
Повернув голову вправо, Федя вдруг втянул голову в плечи, до отказа выкрутил газ, и Лёха едва удержался в седле. До деревни Песчаное оставалось совсем немного, и это «немного» они пролетели так, что Лёха так и не смог что-нибудь спросить у Феди из за ревущего движка и ветра в ушах.
Остановившись недалеко от первого дома, Федя потряс головой и выдохнул:
--Пронесло, кажись!
--Ты о чём? — Лёха слез с мотоцикла и поправил рюкзак на плече.— И чего ты так рванул?
--А то ты не знаешь! Там же аномальная зона, и иногда появляется забор.
Лёха слышал об этом раньше, когда гостил у тёти Веры на каникулах, но в силу возраста не придавал этому значения. Да, существовало некое место в лесу, где, по рассказам местных старожилов, в шестидесятых что то свалилось с неба. Говорят, был сильный удар, небо несколько ночей светилось, но пожаров и разрушений не было. Приехали военные, всё оцепили, оградили место колючкой. Потом, говорят, несколько лет туда наведывались учёные, но после гибели нескольких человек всё свернули. Постепенно всё забылось, только заезжие грибники иногда забредали в те места, благо за прошедшие годы колючка обветшала. Местные по умолчанию предпочитали обходить «аномальную зону» стороной.
--Да я слышал о зоне! И что?— Лёха вдруг почувствовал, что здорово промахнулся, купив всего одну бутылку газировки. Пить хотелось зверски.
--А то, что с позапрошлого лета там. — Федя махнул рукой куда-то назад — стала твориться какая- то хуйня. Появляется вот это зеркало, потом бывают сильные бури, дождь, а рядом - ни ветерка, ни капельки. Так же не бывает? Вот я и втопил. Ну ладно, мне пора. Будешь в Федино - заходи. Первая пятиэтажка у дома культуры, квартира пять. Да и на дискотеку приезжай, будет весело. – При этих словах Федя странно усмехнулся.
--Слушай, ещё вопрос… -- Лёха замялся. -- А зачем ты покрасил его в красный цвет? Под «Яву» закосить хотел?
--«Восход» - то?— Федя захохотал. -- Да просто другой краски не было! Ну, бывай!
По - видимому, посчитав ответ исчерпывающим, Федя из Федино лихо развернулся и исчез в смердящей дымке. Как- бы подтверждая его слова, над лесом загрохотало.
Первый дом деревни Песчаное представлял из себя ветхое строение с двумя косыми окнами, в одном из которых щурился рыжий кот, а другое было распахнуто настежь, и створки висели на честном слове. Но самое главное, напротив дома находился колодец типа «журавль» с прицепленным к срубу ведром. Почти подбежав к колодцу, Лёха обнаружил, что в ведре есть немного воды. Немного застоявшийся запах не помешал ему выпить залпом её всю. На душе полегчало. Конечно, он бы мог достать и свежей водички, но было лень.
--Это хто там колодцем балует?— раздался из дома дребезжащий старушечий голос.- Ну--ка, пошли все отсюда на хер!
--Ладно, бабуся, не шуми. — Лёха прицепил ведро обратно. Вместе с затхлой водой и старушечьим матерком в него вошло какое-то новое ощущение, скорее всего, родины. Он повернулся спиной к лесу, где иногда погромыхивало, и пошёл на тот конец деревни, где, как ему помнилось, располагался дом Валерки.
На улице было немноголюдно. Пару раз встретились женщины. Поздоровавшись первыми, они молча глядели на Лёху, может, узнавая его. Потом навстречу попался паренёк лет десяти на раздолбанном велосипеде. На пареньке были надеты шорты, полученные путём простого отрыва брючин от джинсов, и замызганная серая футболка, на которой был нарисован портрет Че-Гевары. Вместо глаз у портрета были пришиты две выпуклые белые пуговки, что придавало лицу революционера ошарашенное выражение, как будто легендарный команданте удивлялся результатам революции. Паренёк не поздоровался.
Проводив глазами пацана, Лёха услышал:
--Лёха!!Лёха!! Приехал всё-таки, мать твою ети!
Обернувшись на голос, он увидел Валерку, своего друга детства, такого же, как он, тощего парня, с непропорционально длинными руками, короткой стрижкой «ёжик», и улыбкой во всё лицо. Валерка стоял посреди дороги и махал левой рукой. Правой он держал субъекта в пыльных брюках, красных кедах и мерзкого цвета розовой рубахе. На голове у субъекта громоздилась толстая осенняя кепка с гигантским козырьком. Ноги у мужика подламывались, и Валерка то и дело поддергивал его за локоть.
--Ну, как добрался? Нормально?— Валерка обхватил Лёху своими руками—клешнями. Лишенный опоры, попутчик Валеры попытался упасть, но Валера, на секунду разомкнув объятия, снова подхватил мужика.
-- Прошу любить и жаловать. Это — Митрич!!! Помнишь такого? — Валерка с гордостью посмотрел на попутчика, прижав его к себе ещё плотнее.
Лёха неопределённо пожал плечами. Вроде катал их когда-то на мотоцикле вечно поддатый мужик.
--Митрич, а это Лёха! Помнишь?
Митрич размашисто кивнул, и кепка свалилась в пыль.
--Ты замудохал уже! Нахера ты её одел?!- Валера поднял кепку, отряхнул об ногу и передал Лёхе. - Пошли, проводим этого кренделя до хаты, тут близко.
--И часто ты так его провожаешь?— Лёха попытался поддержать Митрича с другой стороны, но тот вырвал руку.
--Ишь, выкобенивается! Нет, в это лето первый раз. Так- то он сам доходит, а сегодня… не дошёл .
Вопреки Лёхиным ожиданиям, дом Митрича снаружи выглядел аккуратно и ухожено. Палисадник, окрашенный в синий цвет, какие-то мелкие жёлтые цветочки в палисаднике, крашеное в тот же синий цвет крылечко - всё выдавало заботливого делового хозяина (которого они с Валеркой сейчас и тащили).
--Ты не думай, Митрич вообще дельный мужик, только бухает иногда.— Как будто прочитав мысли Лёхи, прокряхтел Валерка, затаскивая бесчувственное тело Митрича в избу.— Видишь, какой дом содержит. Один, без жены.
Друзья уложили Митрича на кровать, прямо поверх цветастого покрывала, и Валерка подставил табуретку под его броские красные кеды.
--А жена его где?— Спросил Лёха, осматриваясь. В избе было чисто, не было ни наваленных как попало вещей, ни валяющихся везде предметов холостяцкой жизни - носок, тапок, грязной одежды и т.д. Даже разнокалиберные бутылки в углу комнаты стояли строгими рядами, как терракотовое войско Цинь - Шикуанди. И запах был, как в настоящей русской избе - неописуемо загадочный.
--Жена-то?— Валерка снял со взбитых(!) подушек кружевную (!!) накидку и подсунул одну подушку под голову Митрича.— Ушла. Вместе с двумя дочерьми. Такое счастье упустила.— Он усмехнулся.— А если серьёзно, то, в основном, из-за пьянства и блядства этого товарища.
В комнате тихо тикали часы с гирьками – шишечками, на окнах висели весёленькие занавесочки, и только похрапывание и начавшийся распространяться перегар нарушали эту идиллию. Леха подошёл к двум большим фото за стеклом в деревянных полированных рамках на стене. В одной была фотография бабушки – божьего одуванчика, а в другой - деда с кустистыми бровями и фанатичным взглядом Павки Корчагина.
--Отец с матерью его.— Валерка кивнул на храпящее на кровати тело.- Дед тот ещё ёбырь был, всем бы так. Даже когда руку потерял, и то по бабам бегал, да и кирял -- дай бог каждому! Сколько баба Маня с ним намучилась, наверное! Митрич весь в него. Видишь, как нахерачился, слово вымолвить не может.
-- Этот ёбаный Техас! — вдруг прекратив храпеть, громко и чётко сказал Митрич, после чего закашлялся.
--Что он сказал?— ошарашено спросил Лёха.
--Он всегда, когда пьяный спит, Техас ругает. Наверное, он ему снится.- Валерка, как ни в чём не бывало, побрёл на кухню.— Пойдём, поживимся чем - нибудь. Зря, что ли, этого кабана волокли.
--Слушай, а он, что, в Америке бывал?— Лёха двинулся на кухню следом за другом.
--Нет, он дальше Крыма никуда не ездил.— Валерка распахнул старенький «Саратов».— Кто - же его за границу пустит, он же в оборонке работал. У него подписка. Ну что, есть тут у него пивко?
Пошарив внутри холодильника, Валерка вытащил почти полную трёхлитровую банку молока.
- Во, Лёха! Пива нет, зато молочком поправимся!
- Да я не знаю, неудобно как-то. - Лёха снова почувствовал жажду.
-Да ладно, он и не заметит.— Валерка снял крышку с банки и сделал несколько солидных глотков.— Давай!
Холодное молоко обожгло горло, но мгновенно утолило жажду.
Валерка поставил наполовину опустошённую банку обратно в холодильник и распахнул старинный резной буфет. Взяв горсть каких- то лежалых конфет, он насильно впихнул несколько в ладонь стесняющемуся Лёхе, остальные сунул себе в карман.
--Ну, теперь до дому! Не ссы, от него не убудет.
Они вышли на крыльцо и прикрыли за собой дверь. На улице смеркалось.
--А что, дверь не запрём?- Спросил Лёха
--Во-первых, дверь должна запираться изнутри, да и кому он нужен, во вторых?
--Слушай, а как ты добрался, ведь автобус-то того, тю-тю.- Спросил Валерка, когда они не спеша пошли по улице.
--Да один мужик подвёз на мотоцикле, из Федино. Слушай, у меня… в общем, мать умерла.
Валерка резко остановился.
--Когда?
--Весной. Как тёте Вере сказать?
--Не знаю. Вот слёз то будет! А она всё мечтала, что тётя Нина приедет! Ну ладно, что-нибудь придумаем.
--Ничего придумывать не надо, я сам скажу.— Лёха не хотел, чтобы Валерка решал эту проблему за него.- Ты сказал, что у Митрича дед руку потерял? На войне, что-ли?- поспешил Лёха сменить тему.
--Не дед, а отец. Да какая война! С войны он пришёл без царапины. Просто, когда в лесничестве работал на расчистке делянок, они с трактористом в обед пообедали, и Петрович, отец Митрича, в кустики лёг подремать, а тракторист полез в трактор спать, а потом забыл про того и сдал назад.
Мимо них прошла девушка, изящно неся банку с молоком, и стеснительно поздоровалась.
--Эй, Наталья, ты куда? Знакомься, это Лёха.
Девушка остановилась и кивнула.
--Я иду к Виктору Дмитриевичу, — немного нараспев произнесла Наталья.
--Сейчас ему твоё молоко без надобности.— Валерка подмигнул Лёхе и захохотал. -- Он ещё то не допил!
Девушка фыркнула и пошла дальше. Платье туго обтягивало её круглую попку.
--Классная девчонка! - Восхищённо выдохнул Валерка, провожая девушку взглядом. – Пару раз звал на лодке покататься, так она так посмотрела - у меня сразу язык отнялся!
Отмахиваясь от редких комаров, друзья плелись по деревне. Навстречу им быстро приближался низкорослый парень, испуганно озираясь по сторонам.
--Привет, Шурик! Как дела? Знакомься, это Лёха.— Валерка протянул парню руку, тот её суетливо пожал, кивнул Лёхе и побежал дальше.
-Это наша местная достопримечательность - Шурик—«Синеглазка».
--У вас тут, по моему, одни достопримечательности. А почему «Синеглазка»?
--А потому, что синяки под глазами у него месяцами не проходили.
История «Синеглазки» была удивительна и обыденна одновременно. Будучи стеснительным с женщинами от природы, Шурик становился смел с ними в нетрезвом состоянии, и даже чересчур. Начисто игнорируя опыт человечества в плане ухаживания за женщиной, он сразу переходил к решительным действиям, за что был многократно бит отцами, мужьями, братьями и прочими родственниками приглянувшихся ему женщин. Пока однажды он пристал к одной доярке, Герою Соцтруда, Ноне Игоревне Шацкой. Та сразу прижала его к земле, и «Синеглазка» тут же торжественно поклялся Ноне завязать не только с алкоголем, но и с сексом заодно.
--А вот, кстати, и она.— Валерка указал на копавшуюся в палисаднике перед огромным домом женщину.— Здрассте, Нона Игоревна!
Женщина в просторном халате с трудом выпрямилась, и Лёха понял, почему Синеглазка принёс такую странную клятву.
Синий халат почти не скрывал могучих плеч, покатых, как у штангиста, а руки у Ноны были, наверное, толще, чем Лёхины ноги.
--Здорово! - прогудела женщина.— Что, бухнуть ищете?
--Нет, я Лёху встречал. Помните, он с матерью на каникулах у нас гостил?- затараторил Валерка.
Из-за угла избы выскочила облезлая собачка и визгливо залаяла.
--Фу, Гранит! Ну, как мать-то?
--Умерла весной. – Лёхе уже надоело рассказывать о смерти матери, и он ограничился только этими двумя словами.
--Земля ей пухом.-- Нона Игоревна размашисто перекрестилась рукой в брезентовой рукавице, и Лёха испытал что-то вроде благодарности к этой гигантской женщине, не ставшей задавать дальнейшие вопросы и соболезновать.
-Да, такая не то, что лошадь -- слона на скаку остановит.— Восхищённо протянул Лёха, когда они отошли от дома Ноны Игоревны, и визгливый лай Гранита стих.
--Естественно. Недаром Синеглазка говорил мне, что у него тогда вся жизнь между глаз пронеслась.
--Между?
--Да, не перед, а именно между. Только я не пойму, на что он надеялся, когда подкатил к Ноне? Она же его могла в землю вбить, как гвоздь.— Валерка ткнул кулаком куда-то вниз.
--И где она так накачала мышцы? Или от природы такая?- не унимался Лёха.
-Подёргай-ка всю жизнь за коровьи титьки!
Тётя Вера была похожа на печку из мультфильма про Вовку в тридевятом царстве - такая же полная и улыбчивая. И пахла пирогами и уютом. Узнав о смерти подруги, тетя Вера ушла куда-то поплакать. Лёха предполагал нечто подобное, но, что делать дальше, не знал. Сев в комнате, он невольно вспомнил , как в этом доме они пацанами с Валеркой… В общем, к горлу подступил комок, но тут появилась тётя Вера, и, вытирая глаза фартуком, пригласила все к столу.
На столе, как в сказках, сразу же появились тарелки с салатом, грибами, картошка в сковороде, жареная в масле, нарезанная ломтями «Докторская». Как будто Лёху ждали тут каждый день.
--Ну, что, помянем Нинку.— Тётя Вера достала из холодильника бутылку «Пшеничной».- Царство ей небесное! Эх, мог бы телеграммку хотя бы отбить - я бы приехала на похороны!
Тётя Вера уже почти не плакала, но разговор всё равно не клеился. Лёха вкратце рассказал о своей работе токарем на заводе «Серп и молот», о перспективах дальнейшей холостяцкой жизни, Валерка тоже похвалился своей работой слесарем-сборщиком на Владимирском тракторном. Вечер становился похож на отчётно - выборное собрание.
После ужина друзья разместились в терраске, оставив тётю Веру тихо причитать на кухне.
Вопреки Лёхиным опасениям, «Восход» резво преодолевал песчаные ямы, а когда мотоцикл вяз, его хозяин матерился, газовал и они помогали мотоциклу ногами. Они даже один раз упали, когда Федя не успел сбросить скорость и переднее колесо зарылось. Но движок не заглох, и скоро мотоцикл выехал на относительно твёрдую дорогу. С обеих сторон тянулся сосновый лес, местами старый, местами с низкими сосёнками посадок. Лёха, невзначай посмотрев вправо, заметил среди деревьев как бы бликующую плёнку, похожую на дрожащее зеркало. Ему даже показалось, что там отражались они с Федей. Лёха похлопал Федю по плечу и показал рукой в сторону «зеркала».
Повернув голову вправо, Федя вдруг втянул голову в плечи, до отказа выкрутил газ, и Лёха едва удержался в седле. До деревни Песчаное оставалось совсем немного, и это «немного» они пролетели так, что Лёха так и не смог что-нибудь спросить у Феди из за ревущего движка и ветра в ушах.
Остановившись недалеко от первого дома, Федя потряс головой и выдохнул:
--Пронесло, кажись!
--Ты о чём? — Лёха слез с мотоцикла и поправил рюкзак на плече.— И чего ты так рванул?
--А то ты не знаешь! Там же аномальная зона, и иногда появляется забор.
Лёха слышал об этом раньше, когда гостил у тёти Веры на каникулах, но в силу возраста не придавал этому значения. Да, существовало некое место в лесу, где, по рассказам местных старожилов, в шестидесятых что то свалилось с неба. Говорят, был сильный удар, небо несколько ночей светилось, но пожаров и разрушений не было. Приехали военные, всё оцепили, оградили место колючкой. Потом, говорят, несколько лет туда наведывались учёные, но после гибели нескольких человек всё свернули. Постепенно всё забылось, только заезжие грибники иногда забредали в те места, благо за прошедшие годы колючка обветшала. Местные по умолчанию предпочитали обходить «аномальную зону» стороной.
--Да я слышал о зоне! И что?— Лёха вдруг почувствовал, что здорово промахнулся, купив всего одну бутылку газировки. Пить хотелось зверски.
--А то, что с позапрошлого лета там. — Федя махнул рукой куда-то назад — стала твориться какая- то хуйня. Появляется вот это зеркало, потом бывают сильные бури, дождь, а рядом - ни ветерка, ни капельки. Так же не бывает? Вот я и втопил. Ну ладно, мне пора. Будешь в Федино - заходи. Первая пятиэтажка у дома культуры, квартира пять. Да и на дискотеку приезжай, будет весело. – При этих словах Федя странно усмехнулся.
--Слушай, ещё вопрос… -- Лёха замялся. -- А зачем ты покрасил его в красный цвет? Под «Яву» закосить хотел?
--«Восход» - то?— Федя захохотал. -- Да просто другой краски не было! Ну, бывай!
По - видимому, посчитав ответ исчерпывающим, Федя из Федино лихо развернулся и исчез в смердящей дымке. Как- бы подтверждая его слова, над лесом загрохотало.
Первый дом деревни Песчаное представлял из себя ветхое строение с двумя косыми окнами, в одном из которых щурился рыжий кот, а другое было распахнуто настежь, и створки висели на честном слове. Но самое главное, напротив дома находился колодец типа «журавль» с прицепленным к срубу ведром. Почти подбежав к колодцу, Лёха обнаружил, что в ведре есть немного воды. Немного застоявшийся запах не помешал ему выпить залпом её всю. На душе полегчало. Конечно, он бы мог достать и свежей водички, но было лень.
--Это хто там колодцем балует?— раздался из дома дребезжащий старушечий голос.- Ну--ка, пошли все отсюда на хер!
--Ладно, бабуся, не шуми. — Лёха прицепил ведро обратно. Вместе с затхлой водой и старушечьим матерком в него вошло какое-то новое ощущение, скорее всего, родины. Он повернулся спиной к лесу, где иногда погромыхивало, и пошёл на тот конец деревни, где, как ему помнилось, располагался дом Валерки.
На улице было немноголюдно. Пару раз встретились женщины. Поздоровавшись первыми, они молча глядели на Лёху, может, узнавая его. Потом навстречу попался паренёк лет десяти на раздолбанном велосипеде. На пареньке были надеты шорты, полученные путём простого отрыва брючин от джинсов, и замызганная серая футболка, на которой был нарисован портрет Че-Гевары. Вместо глаз у портрета были пришиты две выпуклые белые пуговки, что придавало лицу революционера ошарашенное выражение, как будто легендарный команданте удивлялся результатам революции. Паренёк не поздоровался.
Проводив глазами пацана, Лёха услышал:
--Лёха!!Лёха!! Приехал всё-таки, мать твою ети!
Обернувшись на голос, он увидел Валерку, своего друга детства, такого же, как он, тощего парня, с непропорционально длинными руками, короткой стрижкой «ёжик», и улыбкой во всё лицо. Валерка стоял посреди дороги и махал левой рукой. Правой он держал субъекта в пыльных брюках, красных кедах и мерзкого цвета розовой рубахе. На голове у субъекта громоздилась толстая осенняя кепка с гигантским козырьком. Ноги у мужика подламывались, и Валерка то и дело поддергивал его за локоть.
--Ну, как добрался? Нормально?— Валерка обхватил Лёху своими руками—клешнями. Лишенный опоры, попутчик Валеры попытался упасть, но Валера, на секунду разомкнув объятия, снова подхватил мужика.
-- Прошу любить и жаловать. Это — Митрич!!! Помнишь такого? — Валерка с гордостью посмотрел на попутчика, прижав его к себе ещё плотнее.
Лёха неопределённо пожал плечами. Вроде катал их когда-то на мотоцикле вечно поддатый мужик.
--Митрич, а это Лёха! Помнишь?
Митрич размашисто кивнул, и кепка свалилась в пыль.
--Ты замудохал уже! Нахера ты её одел?!- Валера поднял кепку, отряхнул об ногу и передал Лёхе. - Пошли, проводим этого кренделя до хаты, тут близко.
--И часто ты так его провожаешь?— Лёха попытался поддержать Митрича с другой стороны, но тот вырвал руку.
--Ишь, выкобенивается! Нет, в это лето первый раз. Так- то он сам доходит, а сегодня… не дошёл .
Вопреки Лёхиным ожиданиям, дом Митрича снаружи выглядел аккуратно и ухожено. Палисадник, окрашенный в синий цвет, какие-то мелкие жёлтые цветочки в палисаднике, крашеное в тот же синий цвет крылечко - всё выдавало заботливого делового хозяина (которого они с Валеркой сейчас и тащили).
--Ты не думай, Митрич вообще дельный мужик, только бухает иногда.— Как будто прочитав мысли Лёхи, прокряхтел Валерка, затаскивая бесчувственное тело Митрича в избу.— Видишь, какой дом содержит. Один, без жены.
Друзья уложили Митрича на кровать, прямо поверх цветастого покрывала, и Валерка подставил табуретку под его броские красные кеды.
--А жена его где?— Спросил Лёха, осматриваясь. В избе было чисто, не было ни наваленных как попало вещей, ни валяющихся везде предметов холостяцкой жизни - носок, тапок, грязной одежды и т.д. Даже разнокалиберные бутылки в углу комнаты стояли строгими рядами, как терракотовое войско Цинь - Шикуанди. И запах был, как в настоящей русской избе - неописуемо загадочный.
--Жена-то?— Валерка снял со взбитых(!) подушек кружевную (!!) накидку и подсунул одну подушку под голову Митрича.— Ушла. Вместе с двумя дочерьми. Такое счастье упустила.— Он усмехнулся.— А если серьёзно, то, в основном, из-за пьянства и блядства этого товарища.
В комнате тихо тикали часы с гирьками – шишечками, на окнах висели весёленькие занавесочки, и только похрапывание и начавшийся распространяться перегар нарушали эту идиллию. Леха подошёл к двум большим фото за стеклом в деревянных полированных рамках на стене. В одной была фотография бабушки – божьего одуванчика, а в другой - деда с кустистыми бровями и фанатичным взглядом Павки Корчагина.
--Отец с матерью его.— Валерка кивнул на храпящее на кровати тело.- Дед тот ещё ёбырь был, всем бы так. Даже когда руку потерял, и то по бабам бегал, да и кирял -- дай бог каждому! Сколько баба Маня с ним намучилась, наверное! Митрич весь в него. Видишь, как нахерачился, слово вымолвить не может.
-- Этот ёбаный Техас! — вдруг прекратив храпеть, громко и чётко сказал Митрич, после чего закашлялся.
--Что он сказал?— ошарашено спросил Лёха.
--Он всегда, когда пьяный спит, Техас ругает. Наверное, он ему снится.- Валерка, как ни в чём не бывало, побрёл на кухню.— Пойдём, поживимся чем - нибудь. Зря, что ли, этого кабана волокли.
--Слушай, а он, что, в Америке бывал?— Лёха двинулся на кухню следом за другом.
--Нет, он дальше Крыма никуда не ездил.— Валерка распахнул старенький «Саратов».— Кто - же его за границу пустит, он же в оборонке работал. У него подписка. Ну что, есть тут у него пивко?
Пошарив внутри холодильника, Валерка вытащил почти полную трёхлитровую банку молока.
- Во, Лёха! Пива нет, зато молочком поправимся!
- Да я не знаю, неудобно как-то. - Лёха снова почувствовал жажду.
-Да ладно, он и не заметит.— Валерка снял крышку с банки и сделал несколько солидных глотков.— Давай!
Холодное молоко обожгло горло, но мгновенно утолило жажду.
Валерка поставил наполовину опустошённую банку обратно в холодильник и распахнул старинный резной буфет. Взяв горсть каких- то лежалых конфет, он насильно впихнул несколько в ладонь стесняющемуся Лёхе, остальные сунул себе в карман.
--Ну, теперь до дому! Не ссы, от него не убудет.
Они вышли на крыльцо и прикрыли за собой дверь. На улице смеркалось.
--А что, дверь не запрём?- Спросил Лёха
--Во-первых, дверь должна запираться изнутри, да и кому он нужен, во вторых?
--Слушай, а как ты добрался, ведь автобус-то того, тю-тю.- Спросил Валерка, когда они не спеша пошли по улице.
--Да один мужик подвёз на мотоцикле, из Федино. Слушай, у меня… в общем, мать умерла.
Валерка резко остановился.
--Когда?
--Весной. Как тёте Вере сказать?
--Не знаю. Вот слёз то будет! А она всё мечтала, что тётя Нина приедет! Ну ладно, что-нибудь придумаем.
--Ничего придумывать не надо, я сам скажу.— Лёха не хотел, чтобы Валерка решал эту проблему за него.- Ты сказал, что у Митрича дед руку потерял? На войне, что-ли?- поспешил Лёха сменить тему.
--Не дед, а отец. Да какая война! С войны он пришёл без царапины. Просто, когда в лесничестве работал на расчистке делянок, они с трактористом в обед пообедали, и Петрович, отец Митрича, в кустики лёг подремать, а тракторист полез в трактор спать, а потом забыл про того и сдал назад.
Мимо них прошла девушка, изящно неся банку с молоком, и стеснительно поздоровалась.
--Эй, Наталья, ты куда? Знакомься, это Лёха.
Девушка остановилась и кивнула.
--Я иду к Виктору Дмитриевичу, — немного нараспев произнесла Наталья.
--Сейчас ему твоё молоко без надобности.— Валерка подмигнул Лёхе и захохотал. -- Он ещё то не допил!
Девушка фыркнула и пошла дальше. Платье туго обтягивало её круглую попку.
--Классная девчонка! - Восхищённо выдохнул Валерка, провожая девушку взглядом. – Пару раз звал на лодке покататься, так она так посмотрела - у меня сразу язык отнялся!
Отмахиваясь от редких комаров, друзья плелись по деревне. Навстречу им быстро приближался низкорослый парень, испуганно озираясь по сторонам.
--Привет, Шурик! Как дела? Знакомься, это Лёха.— Валерка протянул парню руку, тот её суетливо пожал, кивнул Лёхе и побежал дальше.
-Это наша местная достопримечательность - Шурик—«Синеглазка».
--У вас тут, по моему, одни достопримечательности. А почему «Синеглазка»?
--А потому, что синяки под глазами у него месяцами не проходили.
История «Синеглазки» была удивительна и обыденна одновременно. Будучи стеснительным с женщинами от природы, Шурик становился смел с ними в нетрезвом состоянии, и даже чересчур. Начисто игнорируя опыт человечества в плане ухаживания за женщиной, он сразу переходил к решительным действиям, за что был многократно бит отцами, мужьями, братьями и прочими родственниками приглянувшихся ему женщин. Пока однажды он пристал к одной доярке, Герою Соцтруда, Ноне Игоревне Шацкой. Та сразу прижала его к земле, и «Синеглазка» тут же торжественно поклялся Ноне завязать не только с алкоголем, но и с сексом заодно.
--А вот, кстати, и она.— Валерка указал на копавшуюся в палисаднике перед огромным домом женщину.— Здрассте, Нона Игоревна!
Женщина в просторном халате с трудом выпрямилась, и Лёха понял, почему Синеглазка принёс такую странную клятву.
Синий халат почти не скрывал могучих плеч, покатых, как у штангиста, а руки у Ноны были, наверное, толще, чем Лёхины ноги.
--Здорово! - прогудела женщина.— Что, бухнуть ищете?
--Нет, я Лёху встречал. Помните, он с матерью на каникулах у нас гостил?- затараторил Валерка.
Из-за угла избы выскочила облезлая собачка и визгливо залаяла.
--Фу, Гранит! Ну, как мать-то?
--Умерла весной. – Лёхе уже надоело рассказывать о смерти матери, и он ограничился только этими двумя словами.
--Земля ей пухом.-- Нона Игоревна размашисто перекрестилась рукой в брезентовой рукавице, и Лёха испытал что-то вроде благодарности к этой гигантской женщине, не ставшей задавать дальнейшие вопросы и соболезновать.
-Да, такая не то, что лошадь -- слона на скаку остановит.— Восхищённо протянул Лёха, когда они отошли от дома Ноны Игоревны, и визгливый лай Гранита стих.
--Естественно. Недаром Синеглазка говорил мне, что у него тогда вся жизнь между глаз пронеслась.
--Между?
--Да, не перед, а именно между. Только я не пойму, на что он надеялся, когда подкатил к Ноне? Она же его могла в землю вбить, как гвоздь.— Валерка ткнул кулаком куда-то вниз.
--И где она так накачала мышцы? Или от природы такая?- не унимался Лёха.
-Подёргай-ка всю жизнь за коровьи титьки!
Тётя Вера была похожа на печку из мультфильма про Вовку в тридевятом царстве - такая же полная и улыбчивая. И пахла пирогами и уютом. Узнав о смерти подруги, тетя Вера ушла куда-то поплакать. Лёха предполагал нечто подобное, но, что делать дальше, не знал. Сев в комнате, он невольно вспомнил , как в этом доме они пацанами с Валеркой… В общем, к горлу подступил комок, но тут появилась тётя Вера, и, вытирая глаза фартуком, пригласила все к столу.
На столе, как в сказках, сразу же появились тарелки с салатом, грибами, картошка в сковороде, жареная в масле, нарезанная ломтями «Докторская». Как будто Лёху ждали тут каждый день.
--Ну, что, помянем Нинку.— Тётя Вера достала из холодильника бутылку «Пшеничной».- Царство ей небесное! Эх, мог бы телеграммку хотя бы отбить - я бы приехала на похороны!
Тётя Вера уже почти не плакала, но разговор всё равно не клеился. Лёха вкратце рассказал о своей работе токарем на заводе «Серп и молот», о перспективах дальнейшей холостяцкой жизни, Валерка тоже похвалился своей работой слесарем-сборщиком на Владимирском тракторном. Вечер становился похож на отчётно - выборное собрание.
После ужина друзья разместились в терраске, оставив тётю Веру тихо причитать на кухне.
