Он щёлкнул пальцами, и воздух исказился, издав тот самый тихий, пронзительный диссонирующий звук, бьющий прямо по разуму, который так легко сломил гнома. Но Йорвальд даже не пошатнулся. Его воля, выкованная поколениями выживания в диких, пропитанных магией землях Севера, была подобна леднику — холодной, монолитной и непробиваемой. Ментальная атака просто разбилась о неё, как волна о скалу.
Принц отшатнулся, его лицо исказилось от недоумения и страха. Он снова влил потоки огня в белую мглу, ожидая, что его противник вот-вот сварится заживо. Но из пара, со злым, режущим уши свистом, вырвался целый рой острых, как иглы, ледяных сосулек, которые Йорвальд инстинктивно соткал из влаги, рождённой огнём Принца. Кирриан вскрикнул, отчаянно отбиваясь мечом. В следующий миг из парового облака, но совсем не там, где он ожидал, бесшумно выскользнула тень. Йорвальд. Песок под ногами Кирриана мгновенно превратился в скользкий, предательский лёд. Принц на долю секунды потерял равновесие. Этого было достаточно.
Северянин был рядом. Он не стал бить. Одним резким, почти небрежным движением Йорвальд схватил его за плечо. Принц почувствовал не удар, а волну неестественного, проникающего в самые кости холода. Раздался тихий, сухой треск, и рука Принца, державшая меч, от плеча до кончиков пальцев, мгновенно покрылась толстым слоем белого, колючего инея.
Кирриан взвыл от боли и шока, его онемевшие пальцы разжались. Легендарный «Светоносец», меч, которым его великий предок выковал королевство, с глухим, жалким стуком упал на расплавленный песок. Йорвальд, не обращая внимания на его крики, приставил к его горлу свой ледяной кинжал.
Тишина, наступившая на площади, была оглушительной. Толпа, ещё секунду назад ревевшая от восторга, замерла в шоке. Король Теродрин вскочил со своего кресла, его лицо было белым, как мел. Принц Кирриан, Наследник трона, гордость Альтэрии, стоял на коленях, обезоруженный и униженный, перед дикарём с Севера.
Тишина, наступившая после унижения Принца, была тяжёлой и вязкой. Толпа, ещё недавно ревевшая от восторга, теперь молчала, не зная, как реагировать. Глашатай, откашлявшись, поспешил объявить финал, и его голос прозвучал на удивление неуверенно. На арену, залитую холодным светом клонившегося к закату солнца, вышли двое. Последователь Каэлан, чьё лицо было непроницаемой маской, и северянин Йорвальд, неподвижный, как скала. Оба были измотаны, но их глаза горели холодным огнём.
Ирвуд, в очередной раз подался вперёд. Это был не просто бой. Это был финальный урок.
Поединок начался не со взрыва магии, а с тишины. Они медленно кружили по арене, два хищника, изучающие друг друга. Каэлан двигался легко, его тело было расслаблено, но готово к мгновенному броску. Йорвальд же, казалось, вообще не двигался — он просто перемещался в пространстве, его ноги в тяжёлых сапогах не оставляли на песке следов.
Первым атаковал Каэлан. Он шагнул вперёд, и его левая рука вспыхнула ослепительным импульсом света — «Вспышка», призванная ослепить и дезориентировать. В тот же миг он ринулся вперёд, его короткий меч метнулся, целясь не в горло, а в незащищённое бедро северянина. Но Йорвальд не закрыл глаза. Он лишь слегка прищурился, и его воля, твёрдая, как вечная мерзлота, просто проигнорировала магический свет. Он шагнул назад, и клинок со свистом рассёк воздух, а его собственная рука выбросила навстречу короткий, яростный поток ледяного воздуха, заставив Каэлана отшатнуться.
Это была битва отточенной тактики против первобытного инстинкта. Йорвальд, издав короткий, гортанный рык, перешёл в наступление. Он не плёл заклинаний — он становился ими. Воздух вокруг него загустел, закручиваясь в миниатюрную ледяную бурю, из которой с воем вырывались острые, как стекло, осколки льда. Они не летели по прямой траектории — они роились, как злые насекомые, атакуя Каэлана со всех сторон.
Каэлан танцевал. Перед ним, один за другим, вспыхивали и гасли небольшие, но невероятно прочные магические барьеры. Каждый из них принимал на себя рой осколков и с хрустальным звоном рассыпался, но за ним тут же возникал новый, давая Каэлану драгоценные доли секунды для манёвра. Он не тратил лишней энергии, его защита была экономной и смертельно эффективной.
Ярость северянина нарастала. Он издал короткий, гортанный рык, и из песка вырвался неровный частокол ледяных шипов. Каэлан, уйдя от них кувырком, в полёте метнул два ножа. Один Йорвальд отбил ледяным наручем, который вырос прямо на его руке, второй оставил на его плече длинный, кровоточащий порез.
Боль, казалось, лишь подстегнула его. Из горла Йорвальда вырвался глухой, гортанный рёв, и арену накрыла волна дикого, неконтролируемого холода. Песок под ногами Каэлана начал покрываться инеем, а воздух стал густым и колючим. Один из ледяных снарядов, промахнувшись, ударил в ограждение арены с такой силой, что толстые дубовые брёвна треснули, осыпав первых зрителей ледяной крошкой.
На королевской трибуне несколько придворных магов вскочили на ноги. Поняв, что обычные чары не сдержат эту стихию, они, переглянувшись, одновременно ударили посохами о землю. Вокруг арены вспыхнул и вырос высокий, прозрачный золотой купол, отрезая бойцов от остального мира.
Внутри этого купола бой достиг своего апогея. Каэлан понял, что времени на хитрость больше нет. Он пошёл ва-банк. Уклоняясь от очередного ледяного потока, он бросился вперёд. Его кинжал вспыхнул магией «Ожога», превратившись в раскалённый добела клинок, и он вонзил его северянину в бок, в щель между меховой курткой и кожаным поясом.
Йорвальд взревел — от боли и ярости. Он не отступил. Он схватил Каэлана за руку, державшую кинжал, и тот почувствовал, как его кости начинает сковывать лёд. Но Каэлан был готов. Он не стал вырываться. Он отпустил кинжал, оставив его в ране, и, используя руку северянина как точку опоры, нанёс короткий, почти незаметный ментальный удар — «Тревогу».
На долю секунды концентрация Йорвальда дрогнула. Этого было достаточно. Каэлан вырвался, отступая на несколько шагов, его короткий меч был готов к защите. Но Йорвальд не упал. Он посмотрел на раскалённый кинжал в своём боку с диким, почти безумным любопытством. Затем, не обращая внимания на боль, он просто выдернул его и отбросил в сторону. Из его горла вырвался не крик, а вой. Вой зимней бури. Волна чистого, концентрированного холода ударила изнутри золотого купола, заставив его задрожать и покрыться сетью тонких трещин.
Каэлан, застигнутый враплох этой первобытной яростью, оказался беззащитен. Йорвальд был уже рядом. Он не стал бить. Он просто положил свою тяжёлую ладонь ему на грудь. Каэлан замер. Он почувствовал, как ледяной холод проникает сквозь его кожаный гамбезон, сковывая мышцы, замораживая кровь. Он попытался поднять меч, но рука не слушалась.
— Я сдаюсь, — прохрипел он, и его дыхание вырвалось изо рта облачком белого пара.
Йорвальд убрал руку. Золотой купол, окружавший арену, с тихим шипением растворился в воздухе. На площади воцарилась оглушительная, недоумённая тишина. Глашатай, на мгновение растерявшись, откашлялся и, стараясь придать голосу торжественности, проревел:
— Победитель Великого Турнира Магов… Йорвальд из Айдриса!
Король Теродрин, чьё лицо было бледным от ярости и унижения после поражения сына, лишь скрипнул зубами, но кивнул гвардейцам. Традиция была превыше всего. Двое стражников спустились с помоста, торжественно неся ларец с «Зеркальной Гранью». Они вошли на арену и с благоговением положили открытый ларец на песок перед северянином.
Йорвальд, не говоря ни слова, наклонился и взял клинок. Он не стал им любоваться. Он просто взвесил его в руке, как плотник взвешивает хороший топор, и, удовлетворённо кивнув, засунул за пояс. Толпа молчала, потрясённая. Победил не воин Альтэрии, не представитель Ордена, а дикарь с Севера.
Обратный путь в приют был тихим. Затихающий шум праздника, крики пьяных гуляк, далёкие звуки музыки — всё это казалось далёким, нереальным фоном для той бури, что бушевала в душах детей. Они шли в молчании, погружённые каждый в свои мысли.
Ирвуд прокручивал в голове бои, снова и снова, как игрок, изучающий проигранную партию. Он видел не просто победы и поражения. Он видел путь.
«Каэлан проиграл, — думал он. — Но он показал мне, как надо. Контроль. Тактика. Дисциплина. Он превращает ярость в оружие. А этот… северянин… он показал мне, каким должно быть это оружие. Он не использует магию. Он и есть магия. Он не думает, он действует. Он — сама стихия. Я научусь и тому, и другому. Я возьму дисциплину Каэлана и вложу в неё ярость Йорвальда. И тогда меня не остановит никто».
Вайрэк тоже молчал. Он видел, как его могущественный враг, лорд Крэйн, был унижен. Он видел, как Наследный Принц, символ незыблемой власти, был повержен. Но вместо триумфа он чувствовал лишь холодный, звенящий ужас. Его детские планы мести, его наивная вера в то, что достаточно стать немного сильнее, чтобы победить, рассыпались в прах. Он увидел истинный масштаб горы, на которую ему предстояло взобраться.
«Северянин… он не действовал по правилам. Он был самой силой. Не той, что в книгах, а той, что ломает».
В памяти всплыли грубые, презрительные слова Ирвуда, брошенные так давно, что казалось, в другой жизни: «Твоя честь здесь стоит меньше, чем корка хлеба». И впервые он понял, что дикарь был прав.
«Справедливость — это иллюзия, которую придумали победители, чтобы проигравшие не бунтовали. Есть только одно правило. Вот он, закон сильных: если ты силён, ты получаешь то, что желаешь. Если слаб — у тебя отбирают всё».
И эта мысль, холодная и острая, продолжилась, развиваясь в его сознании с безупречной, ледяной логикой:
«Этот мир устроен неправильно. Система, которая позволяет таким, как Крэйн, предавать свой долг, а таким ничтожествам, как Феодор и его псы, топтать наследников Великих Домов, прогнила. Хорошо. Я буду играть по их правилам. Пока что. Но однажды, я получу силу. Настоящую. И тогда я всё исправлю. Я построю новый порядок, где такие, как Крэйн, будут платить за предательство, а такие, как Феодор, будут корчиться в тех же карцерах, в которые они бросают других. И неважно, какими методами я этого добьюсь».
Вайрэк шёл по тёмным улицам, и его взгляд становился другим. Более тёмным. Более холодным. Он знал, рано или поздно он вернётся туда, за стену. Но вернётся не мстить. А исправлять.
Лэя шла между ними, маленькая серая тень, и её пальцы до боли в костяшках сжимали рукав Вайрэка. Она не думала о силе или справедливости. Она видела их глаза. И ей было тревожно.
«Они говорят о силе. Об уроках. Но я видела их лица, когда они смотрели на арену. В глазах Ирвуда — холодный лёд. В глазах Вайрэка — тёмный, пустой колодец. Они опять становятся другими. Жёсткими. Опасными. Я видела, как дерутся там, на арене. И я видела, как Каэлан подошёл ко мне. Он не был злым. Он просто… помог. Он увидел, что мне плохо, и помог. Мальчики этого не заметили. Они видят только врагов и цели. А мир, наверное… сложнее. Он не просто чёрный и белый. И это меня пугает. Я не хочу, чтобы они превратились в таких же, как те, на арене. Чтобы их не сломали. Я должна быть рядом. Чтобы напоминать им… что они не звери».
В своей аскетичной и функциональной комнате Последователь Каэлан Кестрал сидел за простым деревянным столом. Скрип его пера по плотному пергаменту был единственным звуком, нарушавшим мёртвую тишину. Перед ним лежала объёмная стопка листов — его официальный, подробный отчёт о проведённом «Отборе» и всех последующих событиях в Особом крыле для архива Ордена. Закончив, Каэлан свернул отчёт в тугой свиток и скрепил печатью с символом «Ока Света». Затем достал другой, меньший клочок пергамента, и вывел на нём несколько строк сложным шифром. Этот свиток он запечатал каплей простого воска без оттиска.
Он не стал ждать. Время было оговорено заранее. Взяв оба свитка, он вышел из своей комнаты и направился к главному выходу. Надзиратели дневной смены, видя его, лишь почтительно склоняли головы. За воротами приюта, на оживлённой улице, его уже ждал курьер Ордена в простом дорожном плаще. Они не обменялись ни словом. Каэлан протянул оба свитка; курьер принял их, коротко кивнув, и тут же шагнул обратно в людской поток. Каэлан так же молча вернулся в свою комнату. Он остался сидеть, глядя на закрытую дверь. Мышцы его лица были неподвижны, а взгляд, прямой и спокойный, казалось, смотрел сквозь дубовую доску.
В то же самое время в стерильной тишине кабинета Главного Смотрителя Феодора раздавался другой, куда менее уверенный голос. Смотритель Брок, переминаясь с ноги на ногу, докладывал об увиденном на турнире. Цвет до сих пор не вернулся к его лицу, а на лбу выступила испарина.
— ...он одолел лорда Крэйна, господин. Легко. Превратил его доспех в печь одним касанием. А потом бился с северянином... там такое началось... эти их колдовские штуки... — Брок нервно сглотнул. — Последователь проиграл, но держался достойно. Он очень силён. И хитёр.
Феодор молча слушал, сложив тонкие пальцы домиком. Его блёклые глаза не выражали ничего.
— Это всё неважно, Брок, — наконец произнёс он своим сухим, шелестящим голосом. — Сила — это предсказуемо. Меня интересует другое. Дети. Как он вёл себя с ними?
Брок нахмурился, вспоминая.
— Он держал их строго. Одного мальчишку, того, что с ледяным даром, прихватил за воровство. Жёстко, но без рукоприкладства. А вот с девчонкой... — смотритель запнулся. — Она выглядела больной от шума. Он подошёл к ней. Что-то сказал ей на ухо, и ей полегчало. Словно он... успокоил её.
В мёртвых глазах Феодора мелькнул холодный огонёк. «Вот оно, — пронеслась в его голове мысль. — Он не просто тренирует их силу. Он завоёвывает их доверие. Приручает. Превращает мои активы в своих личных псов. Этот щенок из Ордена решил, что может забрать то, что принадлежит Короне и... мне».
— Можешь идти, — бросил он, не глядя на надзирателя.
Когда за Броком закрылась дверь, Феодор остался сидеть в тишине. Ни один мускул не дрогнул на его лице, тонкие губы были плотно сжаты, а взгляд блёклых глаз устремлён в пустоту. Но решение уже созрело. Пора было напомнить и Последователю, и его подопечным, кто здесь настоящий хозяин.
Прошло несколько седмиц. Период «Жаркого Полдня» вошёл в свою самую знойную, ленивую фазу. День клонился к вечеру. В лаборатории Особого крыла царила сосредоточенная, почти медитативная тишина, наполненная запахами сушёных трав, толчёных минералов и едва уловимым, стерильным ароматом озона. Вайрэк стоял у своего рабочего стола, и его движения были лишены прежней ученической робости. Он не просто следовал рецепту. Он священнодействовал. Его пальцы, тонкие и уверенные, отмеряли порошки с аптекарской точностью, он добавлял реагенты в реторту не по инструкции, а по наитию, интуитивно чувствуя, когда смесь готова принять следующий компонент. Наставник Линус, стоявший поодаль, молча наблюдал за ним с неохотным, но явным профессиональным уважением.
Но мысли Вайрэка были далеко от колб и горелок. Турнир на площади стал для него уроком, жестоким и отрезвляющим.
«Грубая сила, как у лорда Крэйна, уязвима для тактики, — проносилось в его голове, пока он осторожно переливал дымящуюся жидкость в другую колбу.
Принц отшатнулся, его лицо исказилось от недоумения и страха. Он снова влил потоки огня в белую мглу, ожидая, что его противник вот-вот сварится заживо. Но из пара, со злым, режущим уши свистом, вырвался целый рой острых, как иглы, ледяных сосулек, которые Йорвальд инстинктивно соткал из влаги, рождённой огнём Принца. Кирриан вскрикнул, отчаянно отбиваясь мечом. В следующий миг из парового облака, но совсем не там, где он ожидал, бесшумно выскользнула тень. Йорвальд. Песок под ногами Кирриана мгновенно превратился в скользкий, предательский лёд. Принц на долю секунды потерял равновесие. Этого было достаточно.
Северянин был рядом. Он не стал бить. Одним резким, почти небрежным движением Йорвальд схватил его за плечо. Принц почувствовал не удар, а волну неестественного, проникающего в самые кости холода. Раздался тихий, сухой треск, и рука Принца, державшая меч, от плеча до кончиков пальцев, мгновенно покрылась толстым слоем белого, колючего инея.
Кирриан взвыл от боли и шока, его онемевшие пальцы разжались. Легендарный «Светоносец», меч, которым его великий предок выковал королевство, с глухим, жалким стуком упал на расплавленный песок. Йорвальд, не обращая внимания на его крики, приставил к его горлу свой ледяной кинжал.
Тишина, наступившая на площади, была оглушительной. Толпа, ещё секунду назад ревевшая от восторга, замерла в шоке. Король Теродрин вскочил со своего кресла, его лицо было белым, как мел. Принц Кирриан, Наследник трона, гордость Альтэрии, стоял на коленях, обезоруженный и униженный, перед дикарём с Севера.
Тишина, наступившая после унижения Принца, была тяжёлой и вязкой. Толпа, ещё недавно ревевшая от восторга, теперь молчала, не зная, как реагировать. Глашатай, откашлявшись, поспешил объявить финал, и его голос прозвучал на удивление неуверенно. На арену, залитую холодным светом клонившегося к закату солнца, вышли двое. Последователь Каэлан, чьё лицо было непроницаемой маской, и северянин Йорвальд, неподвижный, как скала. Оба были измотаны, но их глаза горели холодным огнём.
Ирвуд, в очередной раз подался вперёд. Это был не просто бой. Это был финальный урок.
Поединок начался не со взрыва магии, а с тишины. Они медленно кружили по арене, два хищника, изучающие друг друга. Каэлан двигался легко, его тело было расслаблено, но готово к мгновенному броску. Йорвальд же, казалось, вообще не двигался — он просто перемещался в пространстве, его ноги в тяжёлых сапогах не оставляли на песке следов.
Первым атаковал Каэлан. Он шагнул вперёд, и его левая рука вспыхнула ослепительным импульсом света — «Вспышка», призванная ослепить и дезориентировать. В тот же миг он ринулся вперёд, его короткий меч метнулся, целясь не в горло, а в незащищённое бедро северянина. Но Йорвальд не закрыл глаза. Он лишь слегка прищурился, и его воля, твёрдая, как вечная мерзлота, просто проигнорировала магический свет. Он шагнул назад, и клинок со свистом рассёк воздух, а его собственная рука выбросила навстречу короткий, яростный поток ледяного воздуха, заставив Каэлана отшатнуться.
Это была битва отточенной тактики против первобытного инстинкта. Йорвальд, издав короткий, гортанный рык, перешёл в наступление. Он не плёл заклинаний — он становился ими. Воздух вокруг него загустел, закручиваясь в миниатюрную ледяную бурю, из которой с воем вырывались острые, как стекло, осколки льда. Они не летели по прямой траектории — они роились, как злые насекомые, атакуя Каэлана со всех сторон.
Каэлан танцевал. Перед ним, один за другим, вспыхивали и гасли небольшие, но невероятно прочные магические барьеры. Каждый из них принимал на себя рой осколков и с хрустальным звоном рассыпался, но за ним тут же возникал новый, давая Каэлану драгоценные доли секунды для манёвра. Он не тратил лишней энергии, его защита была экономной и смертельно эффективной.
Ярость северянина нарастала. Он издал короткий, гортанный рык, и из песка вырвался неровный частокол ледяных шипов. Каэлан, уйдя от них кувырком, в полёте метнул два ножа. Один Йорвальд отбил ледяным наручем, который вырос прямо на его руке, второй оставил на его плече длинный, кровоточащий порез.
Боль, казалось, лишь подстегнула его. Из горла Йорвальда вырвался глухой, гортанный рёв, и арену накрыла волна дикого, неконтролируемого холода. Песок под ногами Каэлана начал покрываться инеем, а воздух стал густым и колючим. Один из ледяных снарядов, промахнувшись, ударил в ограждение арены с такой силой, что толстые дубовые брёвна треснули, осыпав первых зрителей ледяной крошкой.
На королевской трибуне несколько придворных магов вскочили на ноги. Поняв, что обычные чары не сдержат эту стихию, они, переглянувшись, одновременно ударили посохами о землю. Вокруг арены вспыхнул и вырос высокий, прозрачный золотой купол, отрезая бойцов от остального мира.
Внутри этого купола бой достиг своего апогея. Каэлан понял, что времени на хитрость больше нет. Он пошёл ва-банк. Уклоняясь от очередного ледяного потока, он бросился вперёд. Его кинжал вспыхнул магией «Ожога», превратившись в раскалённый добела клинок, и он вонзил его северянину в бок, в щель между меховой курткой и кожаным поясом.
Йорвальд взревел — от боли и ярости. Он не отступил. Он схватил Каэлана за руку, державшую кинжал, и тот почувствовал, как его кости начинает сковывать лёд. Но Каэлан был готов. Он не стал вырываться. Он отпустил кинжал, оставив его в ране, и, используя руку северянина как точку опоры, нанёс короткий, почти незаметный ментальный удар — «Тревогу».
На долю секунды концентрация Йорвальда дрогнула. Этого было достаточно. Каэлан вырвался, отступая на несколько шагов, его короткий меч был готов к защите. Но Йорвальд не упал. Он посмотрел на раскалённый кинжал в своём боку с диким, почти безумным любопытством. Затем, не обращая внимания на боль, он просто выдернул его и отбросил в сторону. Из его горла вырвался не крик, а вой. Вой зимней бури. Волна чистого, концентрированного холода ударила изнутри золотого купола, заставив его задрожать и покрыться сетью тонких трещин.
Каэлан, застигнутый враплох этой первобытной яростью, оказался беззащитен. Йорвальд был уже рядом. Он не стал бить. Он просто положил свою тяжёлую ладонь ему на грудь. Каэлан замер. Он почувствовал, как ледяной холод проникает сквозь его кожаный гамбезон, сковывая мышцы, замораживая кровь. Он попытался поднять меч, но рука не слушалась.
— Я сдаюсь, — прохрипел он, и его дыхание вырвалось изо рта облачком белого пара.
Йорвальд убрал руку. Золотой купол, окружавший арену, с тихим шипением растворился в воздухе. На площади воцарилась оглушительная, недоумённая тишина. Глашатай, на мгновение растерявшись, откашлялся и, стараясь придать голосу торжественности, проревел:
— Победитель Великого Турнира Магов… Йорвальд из Айдриса!
Король Теродрин, чьё лицо было бледным от ярости и унижения после поражения сына, лишь скрипнул зубами, но кивнул гвардейцам. Традиция была превыше всего. Двое стражников спустились с помоста, торжественно неся ларец с «Зеркальной Гранью». Они вошли на арену и с благоговением положили открытый ларец на песок перед северянином.
Йорвальд, не говоря ни слова, наклонился и взял клинок. Он не стал им любоваться. Он просто взвесил его в руке, как плотник взвешивает хороший топор, и, удовлетворённо кивнув, засунул за пояс. Толпа молчала, потрясённая. Победил не воин Альтэрии, не представитель Ордена, а дикарь с Севера.
Обратный путь в приют был тихим. Затихающий шум праздника, крики пьяных гуляк, далёкие звуки музыки — всё это казалось далёким, нереальным фоном для той бури, что бушевала в душах детей. Они шли в молчании, погружённые каждый в свои мысли.
Ирвуд прокручивал в голове бои, снова и снова, как игрок, изучающий проигранную партию. Он видел не просто победы и поражения. Он видел путь.
«Каэлан проиграл, — думал он. — Но он показал мне, как надо. Контроль. Тактика. Дисциплина. Он превращает ярость в оружие. А этот… северянин… он показал мне, каким должно быть это оружие. Он не использует магию. Он и есть магия. Он не думает, он действует. Он — сама стихия. Я научусь и тому, и другому. Я возьму дисциплину Каэлана и вложу в неё ярость Йорвальда. И тогда меня не остановит никто».
Вайрэк тоже молчал. Он видел, как его могущественный враг, лорд Крэйн, был унижен. Он видел, как Наследный Принц, символ незыблемой власти, был повержен. Но вместо триумфа он чувствовал лишь холодный, звенящий ужас. Его детские планы мести, его наивная вера в то, что достаточно стать немного сильнее, чтобы победить, рассыпались в прах. Он увидел истинный масштаб горы, на которую ему предстояло взобраться.
«Северянин… он не действовал по правилам. Он был самой силой. Не той, что в книгах, а той, что ломает».
В памяти всплыли грубые, презрительные слова Ирвуда, брошенные так давно, что казалось, в другой жизни: «Твоя честь здесь стоит меньше, чем корка хлеба». И впервые он понял, что дикарь был прав.
«Справедливость — это иллюзия, которую придумали победители, чтобы проигравшие не бунтовали. Есть только одно правило. Вот он, закон сильных: если ты силён, ты получаешь то, что желаешь. Если слаб — у тебя отбирают всё».
И эта мысль, холодная и острая, продолжилась, развиваясь в его сознании с безупречной, ледяной логикой:
«Этот мир устроен неправильно. Система, которая позволяет таким, как Крэйн, предавать свой долг, а таким ничтожествам, как Феодор и его псы, топтать наследников Великих Домов, прогнила. Хорошо. Я буду играть по их правилам. Пока что. Но однажды, я получу силу. Настоящую. И тогда я всё исправлю. Я построю новый порядок, где такие, как Крэйн, будут платить за предательство, а такие, как Феодор, будут корчиться в тех же карцерах, в которые они бросают других. И неважно, какими методами я этого добьюсь».
Вайрэк шёл по тёмным улицам, и его взгляд становился другим. Более тёмным. Более холодным. Он знал, рано или поздно он вернётся туда, за стену. Но вернётся не мстить. А исправлять.
Лэя шла между ними, маленькая серая тень, и её пальцы до боли в костяшках сжимали рукав Вайрэка. Она не думала о силе или справедливости. Она видела их глаза. И ей было тревожно.
«Они говорят о силе. Об уроках. Но я видела их лица, когда они смотрели на арену. В глазах Ирвуда — холодный лёд. В глазах Вайрэка — тёмный, пустой колодец. Они опять становятся другими. Жёсткими. Опасными. Я видела, как дерутся там, на арене. И я видела, как Каэлан подошёл ко мне. Он не был злым. Он просто… помог. Он увидел, что мне плохо, и помог. Мальчики этого не заметили. Они видят только врагов и цели. А мир, наверное… сложнее. Он не просто чёрный и белый. И это меня пугает. Я не хочу, чтобы они превратились в таких же, как те, на арене. Чтобы их не сломали. Я должна быть рядом. Чтобы напоминать им… что они не звери».
Глава 28. Шёпот в колбе
В своей аскетичной и функциональной комнате Последователь Каэлан Кестрал сидел за простым деревянным столом. Скрип его пера по плотному пергаменту был единственным звуком, нарушавшим мёртвую тишину. Перед ним лежала объёмная стопка листов — его официальный, подробный отчёт о проведённом «Отборе» и всех последующих событиях в Особом крыле для архива Ордена. Закончив, Каэлан свернул отчёт в тугой свиток и скрепил печатью с символом «Ока Света». Затем достал другой, меньший клочок пергамента, и вывел на нём несколько строк сложным шифром. Этот свиток он запечатал каплей простого воска без оттиска.
Он не стал ждать. Время было оговорено заранее. Взяв оба свитка, он вышел из своей комнаты и направился к главному выходу. Надзиратели дневной смены, видя его, лишь почтительно склоняли головы. За воротами приюта, на оживлённой улице, его уже ждал курьер Ордена в простом дорожном плаще. Они не обменялись ни словом. Каэлан протянул оба свитка; курьер принял их, коротко кивнув, и тут же шагнул обратно в людской поток. Каэлан так же молча вернулся в свою комнату. Он остался сидеть, глядя на закрытую дверь. Мышцы его лица были неподвижны, а взгляд, прямой и спокойный, казалось, смотрел сквозь дубовую доску.
В то же самое время в стерильной тишине кабинета Главного Смотрителя Феодора раздавался другой, куда менее уверенный голос. Смотритель Брок, переминаясь с ноги на ногу, докладывал об увиденном на турнире. Цвет до сих пор не вернулся к его лицу, а на лбу выступила испарина.
— ...он одолел лорда Крэйна, господин. Легко. Превратил его доспех в печь одним касанием. А потом бился с северянином... там такое началось... эти их колдовские штуки... — Брок нервно сглотнул. — Последователь проиграл, но держался достойно. Он очень силён. И хитёр.
Феодор молча слушал, сложив тонкие пальцы домиком. Его блёклые глаза не выражали ничего.
— Это всё неважно, Брок, — наконец произнёс он своим сухим, шелестящим голосом. — Сила — это предсказуемо. Меня интересует другое. Дети. Как он вёл себя с ними?
Брок нахмурился, вспоминая.
— Он держал их строго. Одного мальчишку, того, что с ледяным даром, прихватил за воровство. Жёстко, но без рукоприкладства. А вот с девчонкой... — смотритель запнулся. — Она выглядела больной от шума. Он подошёл к ней. Что-то сказал ей на ухо, и ей полегчало. Словно он... успокоил её.
В мёртвых глазах Феодора мелькнул холодный огонёк. «Вот оно, — пронеслась в его голове мысль. — Он не просто тренирует их силу. Он завоёвывает их доверие. Приручает. Превращает мои активы в своих личных псов. Этот щенок из Ордена решил, что может забрать то, что принадлежит Короне и... мне».
— Можешь идти, — бросил он, не глядя на надзирателя.
Когда за Броком закрылась дверь, Феодор остался сидеть в тишине. Ни один мускул не дрогнул на его лице, тонкие губы были плотно сжаты, а взгляд блёклых глаз устремлён в пустоту. Но решение уже созрело. Пора было напомнить и Последователю, и его подопечным, кто здесь настоящий хозяин.
Прошло несколько седмиц. Период «Жаркого Полдня» вошёл в свою самую знойную, ленивую фазу. День клонился к вечеру. В лаборатории Особого крыла царила сосредоточенная, почти медитативная тишина, наполненная запахами сушёных трав, толчёных минералов и едва уловимым, стерильным ароматом озона. Вайрэк стоял у своего рабочего стола, и его движения были лишены прежней ученической робости. Он не просто следовал рецепту. Он священнодействовал. Его пальцы, тонкие и уверенные, отмеряли порошки с аптекарской точностью, он добавлял реагенты в реторту не по инструкции, а по наитию, интуитивно чувствуя, когда смесь готова принять следующий компонент. Наставник Линус, стоявший поодаль, молча наблюдал за ним с неохотным, но явным профессиональным уважением.
Но мысли Вайрэка были далеко от колб и горелок. Турнир на площади стал для него уроком, жестоким и отрезвляющим.
«Грубая сила, как у лорда Крэйна, уязвима для тактики, — проносилось в его голове, пока он осторожно переливал дымящуюся жидкость в другую колбу.
