Начало тысячи ли
Вместе весело шагать по просторам
Михаил Матусовский
— Вот скажи, — спросил человек в балахоне, намекающем на глубокие отношения своего владельца с высшим образованием, — как ты решаешь, куда поехать? Ты едешь же постоянно куда-то. Конца пути нет. Цели нет. Ничего нет вообще, кроме дороги и сражений.
— Меня ведёт Луна.
— Думаешь? Вас много у неё.
— Знаю, — здоровая пятерня поскребла щетину на скуле, — на всё Её воля. Смею надеяться, что свой долг перед Ней я исполняю, сила не оставила меня.
— Мы куда сейчас хоть путь держим?
— Мы? Я, например, туда, — всё та же пятерня указала вперёд, где дорога уходила за горизонт.
Вокруг стоял погожий летний день. Наверное, даже слишком погожий: жаркое солнце задалось целью что-нибудь на этой дороге расплавить, а облака решили ему не мешать. Деревья в этих землях, похоже, были редкостью, и вдоль дороги, по которой ехала пара всадников, раскинулись только широкие поля.
Ехали не торопясь, так же размеренно беседуя. Спешить не хотелось — хотелось вина, желательно из погреба. Вид задававшего вопросы давал определённый простор размышлениям о его роде занятий. Пальцы были усажены чернильными пятнами всех степеней бледности, наводя на мысль о кабинетной работе, а загар на доступной стороннему взгляду коже — что кабинетов этот человек уже давно не посещал.
С отвечающим всё было проще. Идущий следом мул с тихо погромыхивающим объёмным вьюком и расстёгнутый пурпуэн с орденской символикой — вышитой двойной лунницей у сердца — сразу задавали верное направление мыслей.
Книголюб обречённо вздохнул. Он следовал за этим паладином уже месяц, но до сих пор так и не научился его понимать. Временами ему начинало казаться, что голова у служителя божьего нужна только чтобы носить шлем, но потом случалось что-то, что это опровергало. С интонациями, которые обычно бывают в разговоре с ребёнком, он уточнил:
— А что нас ожидает там?
— Хороший город Талассин. Вчера же мимо путевого камня проехали.
— И мы туда изначально едем?
— Наверное.
— Меня превратно не пойми, я ничуть не против побывать в хорошем городе, но мне хотелось бы уточнить, в какой момент ты это решил?
— Я ехал на юг, город стоит на юге. Рано или поздно я бы до него доехал. Я просто понял, что нам надо в тот край.
— Раз понял, то оно, несомненно, надо, — спорить с паладином о божественном целеполагании не хотелось. Хотелось отмотать на несколько лет назад и приналечь на криомантию.
Спустя двое суток путешественники проехали через ворота со скучающими стражниками, совершенно беспардонно оттеснив конями купца, который никак не мог договориться о размере пошлины с его каравана. Копыта звонко зацокали по мостовой. Паладин ехал, оглядываясь по сторонам, словно высматривая что-то, отчего у его спутника возникло подозрение, что воин веры прибыл сюда не по воле небес, а просто вернулся домой на побывку. Наконец, после получасового кружения по улочкам города он остановился перед приземистым двухэтажным зданием, стоящим на небольшой площади. Ярко намалёванная вывеска гласила, что сие был трактир «Ночная утеха».
— Только не говори, что тебе этот кабак когда-то посоветовали, — спешиваясь, прокомментировал остановку ведомый.
— Не то, чтобы советовали, и не то, чтобы его… Впрочем, неважно, — оборвал паладин сам себя. — Я тебя с собой не тяну. Даже наоборот, настоятельно советую заняться уже своими делами.
Выдав подбежавшему пареньку указания и поводья, парочка ввалилась в двери. Их встретили трое караульных, обедающих в углу, зататуированный до бровей моряк, спящий на столе в винной луже, закопчённые факелами стены и недовольная, закопчённая не меньше стен рожа хозяина заведения. Это недовольство давало ощущение незыблемости: кто-то рождается красивым, кто-то — умным, а кто-то — недовольным.
Впрочем, этот вывод оказался преждевременным. Монета в пропитанных чернилами пальцах одного из вошедших заставила расплыться лицо хозяина в настолько широкой улыбке, что впечатлительные мамаши при виде его немедленно попрятали бы детей и вызвали стражу.
— Чего угодно почтеннейшим господам? — спросил он самым любезным тоном, который только смог изобразить. Получилось так себе.
— Отдельную комнату на неделю, хорошей еды и вина. Начать с еды. А лучше даже с вина.
— В комнате канделябр на три свечи, запас свечей и перьев и чернильницу. Пожалуйста, — добавил книгочей, обалдевший от возможности спать не в общем зале и решивший брать от жизни всё.
Не переставая улыбаться, трактирщик коротко кивнул и нырнул в проём, за которым начиналась кухня, чтобы лично руководить процессом, что дало незамедлительные и ощутимые успехи. Клиенты только успели выбрать стол, как на нём чудесным образом воплотились кувшин вина и пара тарелок с хлебом и сыром. Образ этот, снующий между столами, был не только чудесный, но и весьма миловидный. Лёгкая чумазость скорее добавляла шарма.
— Симпатичная, — констатировал герой номер один.
—Что, отдельная комната уже не нужна?
— Могу про подружку для тебя спросить.
Ответом были закаченные глаза. Если все паладины такие, то непонятно, как они друг друга переносят. Секундное размышление — и книгочей выбрал золото молчания, ведь спорить с дураком — опускаться до его уровня, а тут такая вкусная альтернатива. Тем более, что к хлебу и сыру подоспели овощи и даже бренные останки петуха. Его память почтили минутой жевания.
Молчание нарушил Ноктюрн:
— Давно хочу спросить у тебя две вещи: сколько ты ещё будешь со мной ходить, и что за имя у тебя такое дурацкое — Гладиолус?
Гладиолус медленно допил вино в кружке и потянулся к кувшину. Увы, тот оказался пуст, пришлось отвечать. Ответа на первый вопрос он не придумал, так что начал со второго:
— Нормальное у меня имя, это вопрос у тебя дурацкий. Ты же не задавал его в предыдущем городке, когда залез под юбку Розе?
— Ну, она женщина.
— Теперь-то да. А брата Розы, который ревел потом, как бык на случке, что убьёт того, кто соблазнил его сестрёнку, звали Нарцисс.
— А нарцисс — это разве цветок?
— Жизнь, Ноктюрн, полна сюрпризов. Пожалуйста, крикни ещё вина, я пока что слишком трезв для этого разговора.
Кричать не пришлось, в обеденном зале с кувшином вина и ещё одной кружкой появился трактирщик. Подойдя к их столу, он молча сел и так же молча разлил содержимое кувшина по кружкам.
— Первый тост всегда во имя Луны.
Паладин любил три вещи: веру, вино и когда они вместе. Но вино любили все, так что возражений не последовало. Лишь хозяин заведения, разливая «кровь земли» по стаканам, уточнил:
— А это нормально — её так славить?
И, разумеется, пьянство здесь и сейчас оказалось богинеугодно.
— В Полумесяцах сказано, что Луна заповедала чувствовать вкус жизни, ибо в любви создавала Она этот мир для счастья и радости живущих в нём. Поделитесь с нами, чем сейчас живут улицы этого города, почтенный..?
— Мехнар моё имя, — правильно понял заминку трактирщик. Ноктюрн удовлетворённо кивнул.
— Рассказывайте, почтенный Мехнар.
— А рассказать мне вам особо и нечего. Не думаю, что вам нужны новости про контрабандистов, или какая банда сейчас в порту сильнее всех.
— Банды тоже могут прибегать к заёмным силам.
— Не эти. Все сплошь старожилы, всех текущая ситуация устраивает. Всё, как обычно.
— Ну не зря же мы тащились сюда столько дней! — Гладиолус недоумённо взглянул на Мехнара. Тот в ответ только пожал плечами.
— Кто знает. Кто знает...
— Но что-то же здесь происходит?
— Это крупный порт, здесь постоянно что-то происходит. Достаточно выглянуть в окно, как тебе предложат купить запретный артефакт или посмотреть на демона, а на ушах повиснет не менее трёх проповедников самого сомнительного толка, зазывая к себе в церковь. Только артефакт окажется медной висюлькой с криво нацарапанной руной, а демоном будет уродец с рогами от дохлой коровы. И это в лучшем случае.
— А проповедники?
— А проповедники делятся на жуликов, которые не верят в то, что говорят, и идиотов, которые верят. Впрочем, последние бывают весьма убедительными. Вон, Шанти теперь дюже верующей стала, — трактирщик увидел недоумение на лицах слушателей и пояснил, — подавальщица моя, вы её должны были видеть.
— Это та чумазая? — уточнил Гладиолус.
— Угу. Как попала в какую-то общину, так теперь постоянно лицо хоть чутка, но измазано. Я спрашивал, но там такая чушь в объяснениях. То ли кто-то велит, то ли кто-то не велит... Хотите подробностей, спрашивайте сами, она у меня говорливая.
Послеобеденный отчёт о происходящем в городе продолжался ещё минут сорок, но ничего, кроме сказанного в самом его начале, толком не принёс. Если в Талассине и его окрестностях что-то эдакое и было, то вело оно себя прилично и никак свою несомненно тёмную сущность не проявляло.
Зато порадовала комната. Чистая и светлая, с окном во двор и новым тюфяком на кровати, она воплощала собой всё то, о чём мечтают путешественники во время ночёвок под открытым небом.
— Столько места, и всё одному мне!
— Вообще-то мне, ты здесь пользуешься моей добротой, — Ноктюрн покосился на наглеца.
— По тому, как я узнал тебя за этот месяц, ты будешь уже сегодня обрабатывать Шанти ради информации и более низменных интересов. А так как помощь тебе не нужна, то увидимся мы за завтраком. И, коль мы уже одни, скажи на милость, с чего это трактирщик вывалил тебе кучу информации, как ученик, отвечающий урок?
Ноктюрн на несколько секунд задумался, на одних ему известных весах взвешивая своё доверие к собеседнику:
— Ты слишком много спрашиваешь для человека, который игнорирует половину вопросов.
— Например?
— Например, сколько мы будем вместе?
Интонация поменялась так резко, что Гладиолус поперхнулся заготовленной шуткой. А потом неожиданно для себя понял, что непривычно серьёзный паладин стоит между ним и дверью. Некстати вспомнился теологический факультатив — «опытный служитель Луны побеждает боевого мага-лиценциата в четырёх случаях из пяти». Этот был ещё неопытный, но и сам маг не был ни боевым, ни лиценциатом.
— Ну-у?
Молчать в ответ почему-то совсем не было желания. Маг прерывисто вздохнул, пытаясь собрать себя в кучку:
— Я... Я не знаю. А можно, я всё время с тобой буду? С тобой интересно.
— Че-е-во, /цензура/?!
— Интересно. И безопасно при этом, — Гладиолус говорил быстро, запинаясь, пытаясь объяснить, что чувствует. — Любопытство, что отличает разум от рассудка, его нужно питать. Оно придаёт смысл жизни. Разве ты не понимаешь, насколько этот мир наполнен загадками и чудесами?! Можно потратить хоть три жизни, и не увидеть и четверти. На меня эти чудеса, скорее, набрасываются, а ты... вы... в общем, вместе безопаснее.
— А, те магоеды. Забавно с ними вышло.
— Угу...
— Значит, ты за мой счёт развлекаешься.
— Да… В смысле, нет! Я полезный!
— Не кричи, не поможет. А ты знаешь истории про смертельное любопытство?
— Нет.
— И я нет, а жаль. Ну ладно, колдун, будешь колдовать на благо Ордена, считай это своей личной десятиной. Что-то ещё?
— Так, а трактирщик почему?
— Потому что.
Попрощавшись таким образом, Ноктюрн отправился по своим делам, неведомым настолько, насколько в принципе могли быть таковыми дела человека, любящего вино, женщин и их сочетание.
Выкладки Гладиолуса оправдались полностью — Ноктюрн не появлялся в комнате до самого утра, оставив его распоряжаться жильём на своё усмотрение. Посему на окно было наброшено новое, ещё не опробованное плетение, которое уже давно хотелось испытать в жизни, а для подстраховки на пол под окном легла испытанная «красная клякса». Увы, почему-то именно в ту ночь, когда это было нужно, постояльцев никто не тревожил. А жаль.
Ноктюрн появился, когда его теперь уже товарищ приканчивал свой завтрак, и вид при этом имел такой, что вылезающий из погреба со сметаной кот показался бы рядом с ним монашкой.
— Здорово, колдун. Скажи что-нибудь хорошее.
— Вот покажи тебя сейчас набожным мамашам, и молящихся Луне в этом мире станет изрядно меньше. На вот, лимон съешь.
— Зависть — тяжкий грех. Что на завтрак?
— Всё тот же петух-долгожитель. Никогда бы не подумал, что одну птицу можно есть несколько дней.
— В вашей академии слишком хорошо кормят, раз ты до сих пор харчами перебираешь.
Судя по энтузиазму в еде, Орден послушников и вовсе не кормил.
— И каков результат ночи, кроме нагулянного аппетита? — уточнил чародей, глядя на исчезающую в Ноктюрне еду.
— Прекрасный результат, — промычал тот, пытаясь одновременно поддерживать беседу и засунуть в себя всё, что было на столе, — всем понравилось. Ты не хочешь добавить к своим молитвам ещё одного бога?
— Каким моим молитвам?.. Чего?! Ты с кровати упал особо удачно?!
— Размечтался, — отмахнулся Ноктюрн, — видишь ли, милашка Шанти молится Луне, вот только я впервые услышал большую часть из того, что она говорила. Да она даже не поняла, кто я! Так что придётся тебе вместе со мной стать восторженным неофитом этой церкви.
— Она рассказывала тебе основы вероучения прямо в процессе? Что-то не хочется мне такого заряда религии в мозг.
— Не умничай. Собрание общины этим вечером, так что потренируйся делать восторженный взгляд, тебе это понадобится.
День Гладиолус потратил на поиски чего-либо полезного или хотя бы занимательного на местном рынке и с небольшим огорчением был вынужден констатировать, что трактирщик в описании города был убийственно точен. Небольшой компенсацией за потраченное время послужило зрелище карманника, поплатившегося за опрометчивую попытку срезать у мага кошель. Увы, почему-то остальных вид человека, бьющего рукоятью ножа по собственным пальцам, только испугал, поэтому насладиться этим чудесным представлением сполна не удалось.
Комната встретила запахом масла и железа. Паладин полировал одному ему видимые пятна, смазывая доспех, пол и временами себя.
— Советую свиной жир использовать, тогда ещё и пальцы можно будет облизывать в процессе.
— А я как раз начал забывать, почему вас, колдунишек, не любят, — ответное приветствие не заставило себя ждать.
— Ты решил устроить богословские прения огнём и железом? Заявка серьёзная, я точно нужен?
— Ещё как нужен. Если бы я чистил доспех только перед использованием, он бы уже проржавел насквозь, мой хлипкий друг. А без доспеха как-то совсем грустно, скажу я тебе, — промасленная ладонь задумчиво потёрла бок и живот, смазав ещё и камизу, — впрочем, пора уже собираться.
— И у меня просьба. Ты, конечно, главный, но я ни за что не поверю, что паладин Луны не знает разницу между магом и колдуном. Ты бы ещё чернокнижником меня назвал.
— Ишь ты, обидчивый какой чародей попался.
На чародея Гладиолус согласился. Спустя ещё полчаса он осмотрел переодевшегося товарища:
— Впервые не вижу на тебе ни единой вещи с орденской символикой.
— Мало ли кто там будет, вдруг есть люди пообразованнее в учении Луны, нежели Шанти. Буду изображать благородного дурачка, который о теологии не знает даже такого слова.
— Да, это получается у тебя хорошо, — рассеянно пробормотал Гладиолус, — из роли можешь не выходить неделями. И чего я не уплыл сегодня гребцом на галере? Предлагали же.
И тут он произнёс слова, которыми начинались и начинаются все самые страшные и безумные события во многих мирах:
Вместе весело шагать по просторам
Михаил Матусовский
— Вот скажи, — спросил человек в балахоне, намекающем на глубокие отношения своего владельца с высшим образованием, — как ты решаешь, куда поехать? Ты едешь же постоянно куда-то. Конца пути нет. Цели нет. Ничего нет вообще, кроме дороги и сражений.
— Меня ведёт Луна.
— Думаешь? Вас много у неё.
— Знаю, — здоровая пятерня поскребла щетину на скуле, — на всё Её воля. Смею надеяться, что свой долг перед Ней я исполняю, сила не оставила меня.
— Мы куда сейчас хоть путь держим?
— Мы? Я, например, туда, — всё та же пятерня указала вперёд, где дорога уходила за горизонт.
Вокруг стоял погожий летний день. Наверное, даже слишком погожий: жаркое солнце задалось целью что-нибудь на этой дороге расплавить, а облака решили ему не мешать. Деревья в этих землях, похоже, были редкостью, и вдоль дороги, по которой ехала пара всадников, раскинулись только широкие поля.
Ехали не торопясь, так же размеренно беседуя. Спешить не хотелось — хотелось вина, желательно из погреба. Вид задававшего вопросы давал определённый простор размышлениям о его роде занятий. Пальцы были усажены чернильными пятнами всех степеней бледности, наводя на мысль о кабинетной работе, а загар на доступной стороннему взгляду коже — что кабинетов этот человек уже давно не посещал.
С отвечающим всё было проще. Идущий следом мул с тихо погромыхивающим объёмным вьюком и расстёгнутый пурпуэн с орденской символикой — вышитой двойной лунницей у сердца — сразу задавали верное направление мыслей.
Книголюб обречённо вздохнул. Он следовал за этим паладином уже месяц, но до сих пор так и не научился его понимать. Временами ему начинало казаться, что голова у служителя божьего нужна только чтобы носить шлем, но потом случалось что-то, что это опровергало. С интонациями, которые обычно бывают в разговоре с ребёнком, он уточнил:
— А что нас ожидает там?
— Хороший город Талассин. Вчера же мимо путевого камня проехали.
— И мы туда изначально едем?
— Наверное.
— Меня превратно не пойми, я ничуть не против побывать в хорошем городе, но мне хотелось бы уточнить, в какой момент ты это решил?
— Я ехал на юг, город стоит на юге. Рано или поздно я бы до него доехал. Я просто понял, что нам надо в тот край.
— Раз понял, то оно, несомненно, надо, — спорить с паладином о божественном целеполагании не хотелось. Хотелось отмотать на несколько лет назад и приналечь на криомантию.
Спустя двое суток путешественники проехали через ворота со скучающими стражниками, совершенно беспардонно оттеснив конями купца, который никак не мог договориться о размере пошлины с его каравана. Копыта звонко зацокали по мостовой. Паладин ехал, оглядываясь по сторонам, словно высматривая что-то, отчего у его спутника возникло подозрение, что воин веры прибыл сюда не по воле небес, а просто вернулся домой на побывку. Наконец, после получасового кружения по улочкам города он остановился перед приземистым двухэтажным зданием, стоящим на небольшой площади. Ярко намалёванная вывеска гласила, что сие был трактир «Ночная утеха».
— Только не говори, что тебе этот кабак когда-то посоветовали, — спешиваясь, прокомментировал остановку ведомый.
— Не то, чтобы советовали, и не то, чтобы его… Впрочем, неважно, — оборвал паладин сам себя. — Я тебя с собой не тяну. Даже наоборот, настоятельно советую заняться уже своими делами.
Выдав подбежавшему пареньку указания и поводья, парочка ввалилась в двери. Их встретили трое караульных, обедающих в углу, зататуированный до бровей моряк, спящий на столе в винной луже, закопчённые факелами стены и недовольная, закопчённая не меньше стен рожа хозяина заведения. Это недовольство давало ощущение незыблемости: кто-то рождается красивым, кто-то — умным, а кто-то — недовольным.
Впрочем, этот вывод оказался преждевременным. Монета в пропитанных чернилами пальцах одного из вошедших заставила расплыться лицо хозяина в настолько широкой улыбке, что впечатлительные мамаши при виде его немедленно попрятали бы детей и вызвали стражу.
— Чего угодно почтеннейшим господам? — спросил он самым любезным тоном, который только смог изобразить. Получилось так себе.
— Отдельную комнату на неделю, хорошей еды и вина. Начать с еды. А лучше даже с вина.
— В комнате канделябр на три свечи, запас свечей и перьев и чернильницу. Пожалуйста, — добавил книгочей, обалдевший от возможности спать не в общем зале и решивший брать от жизни всё.
Не переставая улыбаться, трактирщик коротко кивнул и нырнул в проём, за которым начиналась кухня, чтобы лично руководить процессом, что дало незамедлительные и ощутимые успехи. Клиенты только успели выбрать стол, как на нём чудесным образом воплотились кувшин вина и пара тарелок с хлебом и сыром. Образ этот, снующий между столами, был не только чудесный, но и весьма миловидный. Лёгкая чумазость скорее добавляла шарма.
— Симпатичная, — констатировал герой номер один.
—Что, отдельная комната уже не нужна?
— Могу про подружку для тебя спросить.
Ответом были закаченные глаза. Если все паладины такие, то непонятно, как они друг друга переносят. Секундное размышление — и книгочей выбрал золото молчания, ведь спорить с дураком — опускаться до его уровня, а тут такая вкусная альтернатива. Тем более, что к хлебу и сыру подоспели овощи и даже бренные останки петуха. Его память почтили минутой жевания.
Молчание нарушил Ноктюрн:
— Давно хочу спросить у тебя две вещи: сколько ты ещё будешь со мной ходить, и что за имя у тебя такое дурацкое — Гладиолус?
Гладиолус медленно допил вино в кружке и потянулся к кувшину. Увы, тот оказался пуст, пришлось отвечать. Ответа на первый вопрос он не придумал, так что начал со второго:
— Нормальное у меня имя, это вопрос у тебя дурацкий. Ты же не задавал его в предыдущем городке, когда залез под юбку Розе?
— Ну, она женщина.
— Теперь-то да. А брата Розы, который ревел потом, как бык на случке, что убьёт того, кто соблазнил его сестрёнку, звали Нарцисс.
— А нарцисс — это разве цветок?
— Жизнь, Ноктюрн, полна сюрпризов. Пожалуйста, крикни ещё вина, я пока что слишком трезв для этого разговора.
Кричать не пришлось, в обеденном зале с кувшином вина и ещё одной кружкой появился трактирщик. Подойдя к их столу, он молча сел и так же молча разлил содержимое кувшина по кружкам.
— Первый тост всегда во имя Луны.
Паладин любил три вещи: веру, вино и когда они вместе. Но вино любили все, так что возражений не последовало. Лишь хозяин заведения, разливая «кровь земли» по стаканам, уточнил:
— А это нормально — её так славить?
И, разумеется, пьянство здесь и сейчас оказалось богинеугодно.
— В Полумесяцах сказано, что Луна заповедала чувствовать вкус жизни, ибо в любви создавала Она этот мир для счастья и радости живущих в нём. Поделитесь с нами, чем сейчас живут улицы этого города, почтенный..?
— Мехнар моё имя, — правильно понял заминку трактирщик. Ноктюрн удовлетворённо кивнул.
— Рассказывайте, почтенный Мехнар.
— А рассказать мне вам особо и нечего. Не думаю, что вам нужны новости про контрабандистов, или какая банда сейчас в порту сильнее всех.
— Банды тоже могут прибегать к заёмным силам.
— Не эти. Все сплошь старожилы, всех текущая ситуация устраивает. Всё, как обычно.
— Ну не зря же мы тащились сюда столько дней! — Гладиолус недоумённо взглянул на Мехнара. Тот в ответ только пожал плечами.
— Кто знает. Кто знает...
— Но что-то же здесь происходит?
— Это крупный порт, здесь постоянно что-то происходит. Достаточно выглянуть в окно, как тебе предложат купить запретный артефакт или посмотреть на демона, а на ушах повиснет не менее трёх проповедников самого сомнительного толка, зазывая к себе в церковь. Только артефакт окажется медной висюлькой с криво нацарапанной руной, а демоном будет уродец с рогами от дохлой коровы. И это в лучшем случае.
— А проповедники?
— А проповедники делятся на жуликов, которые не верят в то, что говорят, и идиотов, которые верят. Впрочем, последние бывают весьма убедительными. Вон, Шанти теперь дюже верующей стала, — трактирщик увидел недоумение на лицах слушателей и пояснил, — подавальщица моя, вы её должны были видеть.
— Это та чумазая? — уточнил Гладиолус.
— Угу. Как попала в какую-то общину, так теперь постоянно лицо хоть чутка, но измазано. Я спрашивал, но там такая чушь в объяснениях. То ли кто-то велит, то ли кто-то не велит... Хотите подробностей, спрашивайте сами, она у меня говорливая.
Послеобеденный отчёт о происходящем в городе продолжался ещё минут сорок, но ничего, кроме сказанного в самом его начале, толком не принёс. Если в Талассине и его окрестностях что-то эдакое и было, то вело оно себя прилично и никак свою несомненно тёмную сущность не проявляло.
Зато порадовала комната. Чистая и светлая, с окном во двор и новым тюфяком на кровати, она воплощала собой всё то, о чём мечтают путешественники во время ночёвок под открытым небом.
— Столько места, и всё одному мне!
— Вообще-то мне, ты здесь пользуешься моей добротой, — Ноктюрн покосился на наглеца.
— По тому, как я узнал тебя за этот месяц, ты будешь уже сегодня обрабатывать Шанти ради информации и более низменных интересов. А так как помощь тебе не нужна, то увидимся мы за завтраком. И, коль мы уже одни, скажи на милость, с чего это трактирщик вывалил тебе кучу информации, как ученик, отвечающий урок?
Ноктюрн на несколько секунд задумался, на одних ему известных весах взвешивая своё доверие к собеседнику:
— Ты слишком много спрашиваешь для человека, который игнорирует половину вопросов.
— Например?
— Например, сколько мы будем вместе?
Интонация поменялась так резко, что Гладиолус поперхнулся заготовленной шуткой. А потом неожиданно для себя понял, что непривычно серьёзный паладин стоит между ним и дверью. Некстати вспомнился теологический факультатив — «опытный служитель Луны побеждает боевого мага-лиценциата в четырёх случаях из пяти». Этот был ещё неопытный, но и сам маг не был ни боевым, ни лиценциатом.
— Ну-у?
Молчать в ответ почему-то совсем не было желания. Маг прерывисто вздохнул, пытаясь собрать себя в кучку:
— Я... Я не знаю. А можно, я всё время с тобой буду? С тобой интересно.
— Че-е-во, /цензура/?!
— Интересно. И безопасно при этом, — Гладиолус говорил быстро, запинаясь, пытаясь объяснить, что чувствует. — Любопытство, что отличает разум от рассудка, его нужно питать. Оно придаёт смысл жизни. Разве ты не понимаешь, насколько этот мир наполнен загадками и чудесами?! Можно потратить хоть три жизни, и не увидеть и четверти. На меня эти чудеса, скорее, набрасываются, а ты... вы... в общем, вместе безопаснее.
— А, те магоеды. Забавно с ними вышло.
— Угу...
— Значит, ты за мой счёт развлекаешься.
— Да… В смысле, нет! Я полезный!
— Не кричи, не поможет. А ты знаешь истории про смертельное любопытство?
— Нет.
— И я нет, а жаль. Ну ладно, колдун, будешь колдовать на благо Ордена, считай это своей личной десятиной. Что-то ещё?
— Так, а трактирщик почему?
— Потому что.
Попрощавшись таким образом, Ноктюрн отправился по своим делам, неведомым настолько, насколько в принципе могли быть таковыми дела человека, любящего вино, женщин и их сочетание.
Выкладки Гладиолуса оправдались полностью — Ноктюрн не появлялся в комнате до самого утра, оставив его распоряжаться жильём на своё усмотрение. Посему на окно было наброшено новое, ещё не опробованное плетение, которое уже давно хотелось испытать в жизни, а для подстраховки на пол под окном легла испытанная «красная клякса». Увы, почему-то именно в ту ночь, когда это было нужно, постояльцев никто не тревожил. А жаль.
Ноктюрн появился, когда его теперь уже товарищ приканчивал свой завтрак, и вид при этом имел такой, что вылезающий из погреба со сметаной кот показался бы рядом с ним монашкой.
— Здорово, колдун. Скажи что-нибудь хорошее.
— Вот покажи тебя сейчас набожным мамашам, и молящихся Луне в этом мире станет изрядно меньше. На вот, лимон съешь.
— Зависть — тяжкий грех. Что на завтрак?
— Всё тот же петух-долгожитель. Никогда бы не подумал, что одну птицу можно есть несколько дней.
— В вашей академии слишком хорошо кормят, раз ты до сих пор харчами перебираешь.
Судя по энтузиазму в еде, Орден послушников и вовсе не кормил.
— И каков результат ночи, кроме нагулянного аппетита? — уточнил чародей, глядя на исчезающую в Ноктюрне еду.
— Прекрасный результат, — промычал тот, пытаясь одновременно поддерживать беседу и засунуть в себя всё, что было на столе, — всем понравилось. Ты не хочешь добавить к своим молитвам ещё одного бога?
— Каким моим молитвам?.. Чего?! Ты с кровати упал особо удачно?!
— Размечтался, — отмахнулся Ноктюрн, — видишь ли, милашка Шанти молится Луне, вот только я впервые услышал большую часть из того, что она говорила. Да она даже не поняла, кто я! Так что придётся тебе вместе со мной стать восторженным неофитом этой церкви.
— Она рассказывала тебе основы вероучения прямо в процессе? Что-то не хочется мне такого заряда религии в мозг.
— Не умничай. Собрание общины этим вечером, так что потренируйся делать восторженный взгляд, тебе это понадобится.
День Гладиолус потратил на поиски чего-либо полезного или хотя бы занимательного на местном рынке и с небольшим огорчением был вынужден констатировать, что трактирщик в описании города был убийственно точен. Небольшой компенсацией за потраченное время послужило зрелище карманника, поплатившегося за опрометчивую попытку срезать у мага кошель. Увы, почему-то остальных вид человека, бьющего рукоятью ножа по собственным пальцам, только испугал, поэтому насладиться этим чудесным представлением сполна не удалось.
Комната встретила запахом масла и железа. Паладин полировал одному ему видимые пятна, смазывая доспех, пол и временами себя.
— Советую свиной жир использовать, тогда ещё и пальцы можно будет облизывать в процессе.
— А я как раз начал забывать, почему вас, колдунишек, не любят, — ответное приветствие не заставило себя ждать.
— Ты решил устроить богословские прения огнём и железом? Заявка серьёзная, я точно нужен?
— Ещё как нужен. Если бы я чистил доспех только перед использованием, он бы уже проржавел насквозь, мой хлипкий друг. А без доспеха как-то совсем грустно, скажу я тебе, — промасленная ладонь задумчиво потёрла бок и живот, смазав ещё и камизу, — впрочем, пора уже собираться.
— И у меня просьба. Ты, конечно, главный, но я ни за что не поверю, что паладин Луны не знает разницу между магом и колдуном. Ты бы ещё чернокнижником меня назвал.
— Ишь ты, обидчивый какой чародей попался.
На чародея Гладиолус согласился. Спустя ещё полчаса он осмотрел переодевшегося товарища:
— Впервые не вижу на тебе ни единой вещи с орденской символикой.
— Мало ли кто там будет, вдруг есть люди пообразованнее в учении Луны, нежели Шанти. Буду изображать благородного дурачка, который о теологии не знает даже такого слова.
— Да, это получается у тебя хорошо, — рассеянно пробормотал Гладиолус, — из роли можешь не выходить неделями. И чего я не уплыл сегодня гребцом на галере? Предлагали же.
И тут он произнёс слова, которыми начинались и начинаются все самые страшные и безумные события во многих мирах:
