— У меня плохое предчувствие.
Или не начинаются.
Впрочем, если что-то и начиналось сейчас, то очень неторопливо. Реальность напомнила о себе, их проводница в лоно истинной веры была занята до самой темноты. Веротерпимость Мехнара заканчивалась в том месте, где работники хотели уйти пораньше на храмовую службу. По заверению Ноктюрна, пост у лунопоклонников был делом сугубо добровольным, поэтому идея продолжительного ужина была поддержана единогласно в четыре челюсти. В какой-то момент волшебник, позабыв о ночной сути богини, вообще понадеялся, что из-за позднего времени поход не состоится. Где культ, там и культисты, а эти никогда не бывают здоровыми на голову.
Увы, не всем чаяниям суждено сбыться. Примерно так Гладиолус размышлял, идя по темнеющим улочкам и умудряясь при этом поддерживать достаточно активную беседу. Занятие магией развивает мозг достаточно изощрённым образом, чтобы распараллеливание мыслей превратилось из причины для мигрени в полезный жизненный навык. Что насторожило в болтовне девицы паладина, он не понимал. Религии в его жизни время выделялось по остаточному принципу, а праздники запоминались в основном обрядовыми угощениями, так что поток слов Шанти для него ничем не отличался от такого же потока из уст любого священнослужителя.
Из этого удалось понять, что Ноктюрн представил своего спутника как странствующего волшебника-звездочёта. Пришлось по-быстрому сочинить историю о том, как он решил проверить гипотезу об изменениях в звёздной карте при перемещении наблюдателя. Бред, конечно, но девчонке хватило.
С апломбом вещая ахинею о сложностях ориентирования по звёздам при дальних путешествиях, Гладиолус внезапно осознал, что понятия не имеет, в какой части города они идут. Немного успокоил взгляд, брошенный на паладина, — тот излучал даже некоторое веселье. И веселье это было иного толка, нежели когда он разбрызгивал своих противников по их же капищу, планомерно превращая место тёмных ритуалов в скотобойню. Те ещё воспоминания. И то, что это были воспоминания об их с Ноктюрном знакомстве, всё только ухудшало. Мало кому приятна мысль, что его спасли, как принцессу из баллады, примотанного к каменной плите.
— Сюда, — звонко возвестил девичий голосок.
— Кому-то придётся, кажется, подождать снаружи. Я готов пойти на эту жертву ради своего товарища, — маг смотрел на стоящую перед ним непонятную халупу, за дверью которой больше десятка человек поместятся, только если они будут дышать по очереди.
— Зачем? — непонимающе хлопнули пушистые ресницы.
— Он иногда шутит неудачно, — Ноктюрн дёрнул дверь на себя и теперь смотрел на вырванный с внутренней стороны запор, — надо же, не заперто.
— Вы кто такие? — раздался откуда-то изнутри озадаченный голос.
— Эти достойные люди со мной! Они прибыли в наш город только вчера, но уже хотят припасть к истинной вере, — протараторила Шанти, заходя внутрь. — Проповедь уже началась?
В ответ что-то неразборчиво пробурчали, девушку бурчание удовлетворило, и она исчезла в дверном проёме. Товарищи переглянулись и шагнули следом. Опасения сменились удивлением: почти половину лачуги занимала лестница, ведущая куда-то вниз.
— Я думал, так только у менестрелей в балладах бывает.
— Зря думал. Попробуй не думать, и всё тут же станет понятнее, — донёсся голос Ноктюрна из темноты внизу, — а сейчас мы опаздываем на знакомство с истинной верой.
Извилистый, как речь бродячего философа, путь закончился через пять минут. За очередным поворотом неожиданно блеснул отсвет огня. Покосившись на очередной боковой ход, Гладиолус расслабился: они не потерялись в темноте подземелий. Заблудиться в здешнем сплетении тоннелей мог бы даже Никкел [1]
Вместе со светом до идущих донеслись песнопения. Мечущееся от стены к стене эхо не давало разобрать в них ни слова, впрочем, для Гладиолуса все они были одинаковые. Как всякий уважающий себя маг, он верил в первую очередь в себя и заучивал слова, которые давали силу ему, а не кому-то ещё, даже если этот кто-то сотворил мир и людей в нем. По его словам.
Уже уверенно идя на свет, компания из потенциальных неофитов и начинающей проповедницы дошла до его источника. Большая пещера, обработанная людьми под свои нужды, амфитеатром спускалась вниз, к тщательно расчищенной широкой площадке. Тут и там были разбросаны огоньки лампад, в которых при толике фантазии можно было увидеть какие-то узоры оккультного толка. На нижних ступенях расположилась пара дюжин участников, тянувших вслед за моложавой жрицей какой-то псалом. Похоже, уже далеко не первый культ угнездился под этим сводом.
— Мы как раз успели к проповеди, — прошептала Шанти, — это приветственная песнь, она всегда поётся в самом начале.
И, словно буксир, потянула за собой спутников, увлекая их ближе к поющим. А через секунду в песнопение гармонично влился и её голос.
Ноктюрн прислушался к тексту и озадаченно посмотрел на товарища. Товарищ вернул взгляд, добавив к нему демонстративно глупое лицо. Пантомима паладина не удовлетворила, но другой он не дождался, а начинать разборки здесь и сейчас посчитал неуместным. После секундной борьбы с собой Ноктюрн смог придать лицу выражение, соответствующее избранной роли, и смотрел и слушал уже со слегка наивным интересом, а не с недоумением и желанием наставить окружающих на путь истинный добрым словом и быстрым делом.
Песня закончилась, и жрец обратил внимание паствы на вновь прибывших:
— Я вижу, что к нам присоединились новые лица. Братья и сёстры, давайте поприветствуем тех, кто, как и вы, решил прийти к свету истин, сияющих во тьме. Ещё две души открылись перед Госпожой и готовы впустить в себя благодать Её. Возрадуемся же!
Со всех сторон волнами накатило нестройное, но радостное приветствие.
— Поведайте нам, как вы пришли к истинной богине, как решили стать возлюбленными детьми Её.
— Э-э-э… Нас она привела, — слегка ошарашенный таким напором Ноктюрн сделал в меру изящный жест в сторону Шанти. От этой интонации Гладиолусу до стиснутых зубов захотелось добавить: «Мы только спросить», уж больно она была похожа на ту, с которой его товарищи по боли и унижениям ходили к декану.
— Так возблагодарим же нашу сестру, что с нами так недолго, но уже спасла две души! — экзальтации в жреце хватило бы на троих. Впрочем, никому, кроме «неофитов», это уши не резало, паства исторгла из себя ещё одну волну, теперь уже похвалы.
Следующие часы слились в голове мага в один тяжёлый липкий ком. Улыбающиеся лица, приторные разговоры, экзальтированные крики, непонятные песни и пламенные проповеди — к концу хотелось соглашаться со всем, только бы прекратить это церебральное надругательство. И ведь даже нельзя было придраться к чему-то, всё просто лучилось добрым отношением, да только давало ощущение, словно тонешь в сиропе. Может, это только у него так? Взгляды, бросаемые на паладина, однозначного ответа не дали.
Половина лампад успела погаснуть, когда Ноктюрн решил, что для одного вечера впечатлений хватит.
— Спасибо, что открыли мне глаза, люди. Ваши слова воспламенили моё сердце огнём веры и дали новую цель в жизни.
— Спалить тут всё, — пробормотал маг себе под нос, — да и не сердце это воспламенилось, оно выше на локоть будет.
— Благодаря вам я решил посвятить свою дальнейшую жизнь Луне. Я слышал раньше, что где-то в горах есть благородный орден, служащий Ей. В ближайшее же время я отправлюсь туда и приложу все свои силы, дабы вступить в него и служить с тем же усердием, что и вы, наставившие меня на путь истинный.
За подмогой, что ли? После удара доброжелательным фанатизмом в мозг Гладиолус непозволительно туго соображал и надеялся, что его предыдущую реплику никто не услышал. Ну а обращение в истинную веру развивалось своим чередом.
— Не стоит спешить, наш новый брат по вере, здесь ты сможешь принести пользу нашей Госпоже не меньше, а то и больше, нежели в том ордене, о котором ты говоришь. Они погрязли в косности и исказили учение, лишь у нас ты сможешь припасть к истине в изначальном её проявлении и получить ответы на все вопросы.
— В изначальном проявлении, говоришь? — Ноктюрн заинтересованно покрутил пальцами, — Это как?
— Пойдём с нами, брат, и ты увидишь всё своими глазами и отринешь все сомнения. Твой друг тоже пусть присоединяется. Истина доступна каждому, стоит только захотеть, — жрец протянул руку к Ноктюрну. Сидящая всё это время рядом тихой мышкой Шанти едва ли не подпрыгнула на месте и просяще заглянула в глаза.
— Тогда, разумеется. Веди меня, — говорить «нет» женщинам, с которыми он спал, паладин не умел, если только речь не шла о смене конфессии.
С радостным писком девушка потянула его в неприметный боковой проход, где едва могли разойтись двое. Судя по количеству людей, устремившихся следом, таинство приобщения к истине было неплохим зрелищем. Впереди процессии вышагивал жрец.
Второго товарища тоже не минула подобная судьба: окружённый хороводом из уговаривающих, просящих и тянущих прихожан и прихожанок, обладатель пустой от происходящего головы был увлечён следом. Правда, в другой проход, расположенный чуть правее, но он этого не заметил.
Идя по постоянно ветвящемуся коридору, Ноктюрн смотрел в сколиозную жреческую спину и пытался понять, что именно тут происходит. То есть, что происходит нечто, он понял, но вот с конкретикой пока не складывалось, хорошо хоть бойцами здесь никто не выглядел. Как-то незаметно исчезли светильники на стенах, и темноту разгоняли только несколько факелов, взятых с собой. Ну как разгоняли, немного светили и много коптили, иная гнилушка даёт больше света. Тем временем пол становился всё менее ровным.
Споткнувшись третий раз за минуту, он в очередной раз ругнулся про себя и мысленно потянулся к двойной луннице из серебра, висевшей на шее под одеждой. Символ его Госпожи, амулет, хранящий в себе крохотную частицу Её силы после Великого бдения.
Возможно, ночное зрение не было самым важным даром богини своему воинству, но уж точно наиболее ценимым. Неважно, куда под покровом темноты устремлялся доблестный воин веры: в подземелье с нечистью, в погреб с закусками или в дом с хорошенькой девицей, он одинаково возносил в сердце своём хвалу Госпоже своей за Её щедрость. Вот и сейчас, стоило только коснуться разумом висящего на шее символа веры, как темнота перестала прятать бытие за пологом тайны. Слуги одной госпожи никогда не мешали друг другу.
Идти, не опасаясь отшлифовать лицо о пол, стало гораздо легче, жаль только, что не понятнее, куда. Если с этого момента Ноктюрн мог отследить, куда его ведут, то пройденный до того путь оставался сокрыт в скачущих тенях и плохом освещении. И сколько уже можно идти? Скоро город наверху кончится.
Когда уже паладин решил, что они заблудились, и жрец просто не хочет в этом признаваться, процессия вывернула в небольшой зал идеально круглой формы. Бассейн в его центре выступал из пола на три пальца, заполненный маслянисто поблёскивающей водой, казавшейся в отсветах факелов непрозрачно-чёрной.
— Ты стоишь у источника нашей веры, брат, — патетично поднял руки священнослужитель, — взгляни в него и впусти в себя его мудрость.
Ноктюрн покосился на Шанти, которая до сих пор держала его руку. Та поймала его взгляд и радостно улыбнулась, ободряюще кивнув. Руку, правда, так и не выпустила. Сделав два шага к центру, Ноктюрн резко остановился и едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Говорил же ему учитель, не уверен — посмотри, и для лучшего усвоения отвешивал хорошего леща. Незримым светом полыхнули глаза, ища чуждую для этого мира силу. Взгляд не подвёл: по воде ровным слоем разлилась энергия из-за Кромки. А потом кто-то выключил окружающий мир.
Чёрный-пречёрный Гладиолус шёл по чёрному-пречёрному коридору в окружении назойливых-преназойливых людей. По крайней мере, такая формулировка происходящего ему нравилась больше, чем «толпа фанатиков тащит ошалевшего мага неведомо куда во тьму». Наконец, ему удалось остановиться и спросить у окружающих:
— Куда вы меня тащите?
И, оценив диспозицию, начал наговаривать про себя заклинание шокового кольца — запас карман не тянет.
Давление на спину снизилось, давление на уши возросло. Гладиолус пожалел, что он не чернокнижник и не убивает всех, кто ему не нравится. Мысль о том, что глупо обладать могуществом и оставлять в живых раздражающих идиотов, настолько его захватила, что он даже не сразу понял, что снова куда-то идёт.
— Эй, остолопы, — вне досягаемости хитрых планов паладина изображать религиозное рвение Гладиолус даже не пытался, — мы где, и почему это «где» не рядом с выходом? И куда вы дели моего друга?
— Мы никуда его не девали, он тут, недалеко, сам пошёл к чёрной чаше, — переглянулись сопровождающие, — на ваших глазах и пошёл.
— Куда?
— К чёрной чаше, — терпеливо повторил самовыдвинувшийся лидер, — туда все в первый раз ходят.
— А потом не пускают, что ли?
— Э… Нет, кажется. То есть, пускают, только зачем?
«Вот так и ломаешь людям картину мира одним вопросом», подумал маг.
— А меня куда определили?
— Вы же колдун, господин?
— Я маг, — вздохнул Гладиолус. Опять начинается. Надо жезл под трость замаскировать, что ли. Клинки, вон, маскируют, чем он хуже? — Чего надо-то?
— Мы же говорим, Асав уже неделю болеет… Две… Сидит… Смотрит… Не ест… — снова загалдели со всех сторон.
— Мне его покормить и уложить? Вы, смерды, совсем уже от рук отбились в своих пещерах?! — глаза мага недобро прищурились, по сжавшимся пальцам побежали тёмно-красные искры.
Резко наступила тишина.
— Хворь у него тайная, знахарю не под силу. Мы заплатим, — несколько неуверенно сказал кто-то из-за спины.
— Я не святой вам, чтобы возложением рук лечить, — впрочем, искры исчезли, — пять тестонов. Оплата вперёд. Гарантий никаких.
— Вот, — блеснули у самовыдвиженца серебром пять кругляшков — цена крестьянской лошадки.
План заломить цену побольше и гордо уйти, когда нужной суммы не окажется, провалился. «Надо было требовать сразу десять!» — пронеслось у Гладиолуса в голове, когда он подставил кошель. Уйти после выполнения его условий, не сделав своей части, было против его принципов.
— Веди, — вздох удалось подавить.
— Так, эта, вот, — махнул ещё один рукой, — пришли почти.
И действительно, буквально через полсотни шагов тоннель закончился тряпкой, завешивающей вход в келью. В келье, для разнообразия ярко освещённой, на лавке напротив входа с напряжённой спиной сидел измождённый человек с закрытым волосами лицом. Маг аж крякнул, увидев такую причёску.
— Вы зачем его так?
—Уж больно страшный взгляд у него стал, как заболел, — проводники все вместе толпились за спиной у мага, словно прячась за ним.
— Повязку не пробовали?
— Кричит он от неё, да страшно так.
Перед Гладиолусом сидела загадка. Загадки он любил больше всего, по крайней мере, пока они не пытались его убить. Эта сидела тихо и не шевелилась, а значит, была хорошей, годной, практически образцовой загадкой. Всё-таки не зря он дал Ноктюрну себя уговорить.
Взмахом руки он указал подтащить из угла табурет и сел напротив пациента:
Или не начинаются.
Впрочем, если что-то и начиналось сейчас, то очень неторопливо. Реальность напомнила о себе, их проводница в лоно истинной веры была занята до самой темноты. Веротерпимость Мехнара заканчивалась в том месте, где работники хотели уйти пораньше на храмовую службу. По заверению Ноктюрна, пост у лунопоклонников был делом сугубо добровольным, поэтому идея продолжительного ужина была поддержана единогласно в четыре челюсти. В какой-то момент волшебник, позабыв о ночной сути богини, вообще понадеялся, что из-за позднего времени поход не состоится. Где культ, там и культисты, а эти никогда не бывают здоровыми на голову.
Увы, не всем чаяниям суждено сбыться. Примерно так Гладиолус размышлял, идя по темнеющим улочкам и умудряясь при этом поддерживать достаточно активную беседу. Занятие магией развивает мозг достаточно изощрённым образом, чтобы распараллеливание мыслей превратилось из причины для мигрени в полезный жизненный навык. Что насторожило в болтовне девицы паладина, он не понимал. Религии в его жизни время выделялось по остаточному принципу, а праздники запоминались в основном обрядовыми угощениями, так что поток слов Шанти для него ничем не отличался от такого же потока из уст любого священнослужителя.
Из этого удалось понять, что Ноктюрн представил своего спутника как странствующего волшебника-звездочёта. Пришлось по-быстрому сочинить историю о том, как он решил проверить гипотезу об изменениях в звёздной карте при перемещении наблюдателя. Бред, конечно, но девчонке хватило.
С апломбом вещая ахинею о сложностях ориентирования по звёздам при дальних путешествиях, Гладиолус внезапно осознал, что понятия не имеет, в какой части города они идут. Немного успокоил взгляд, брошенный на паладина, — тот излучал даже некоторое веселье. И веселье это было иного толка, нежели когда он разбрызгивал своих противников по их же капищу, планомерно превращая место тёмных ритуалов в скотобойню. Те ещё воспоминания. И то, что это были воспоминания об их с Ноктюрном знакомстве, всё только ухудшало. Мало кому приятна мысль, что его спасли, как принцессу из баллады, примотанного к каменной плите.
— Сюда, — звонко возвестил девичий голосок.
— Кому-то придётся, кажется, подождать снаружи. Я готов пойти на эту жертву ради своего товарища, — маг смотрел на стоящую перед ним непонятную халупу, за дверью которой больше десятка человек поместятся, только если они будут дышать по очереди.
— Зачем? — непонимающе хлопнули пушистые ресницы.
— Он иногда шутит неудачно, — Ноктюрн дёрнул дверь на себя и теперь смотрел на вырванный с внутренней стороны запор, — надо же, не заперто.
— Вы кто такие? — раздался откуда-то изнутри озадаченный голос.
— Эти достойные люди со мной! Они прибыли в наш город только вчера, но уже хотят припасть к истинной вере, — протараторила Шанти, заходя внутрь. — Проповедь уже началась?
В ответ что-то неразборчиво пробурчали, девушку бурчание удовлетворило, и она исчезла в дверном проёме. Товарищи переглянулись и шагнули следом. Опасения сменились удивлением: почти половину лачуги занимала лестница, ведущая куда-то вниз.
— Я думал, так только у менестрелей в балладах бывает.
— Зря думал. Попробуй не думать, и всё тут же станет понятнее, — донёсся голос Ноктюрна из темноты внизу, — а сейчас мы опаздываем на знакомство с истинной верой.
Извилистый, как речь бродячего философа, путь закончился через пять минут. За очередным поворотом неожиданно блеснул отсвет огня. Покосившись на очередной боковой ход, Гладиолус расслабился: они не потерялись в темноте подземелий. Заблудиться в здешнем сплетении тоннелей мог бы даже Никкел [1]
Закрыть
, а умереть, свернув не туда, было бы совсем глупо.Дух гор, склонный к проказам. Работники шахт в марках валят на него всё неприятное, что происходит под землёй.
Вместе со светом до идущих донеслись песнопения. Мечущееся от стены к стене эхо не давало разобрать в них ни слова, впрочем, для Гладиолуса все они были одинаковые. Как всякий уважающий себя маг, он верил в первую очередь в себя и заучивал слова, которые давали силу ему, а не кому-то ещё, даже если этот кто-то сотворил мир и людей в нем. По его словам.
Уже уверенно идя на свет, компания из потенциальных неофитов и начинающей проповедницы дошла до его источника. Большая пещера, обработанная людьми под свои нужды, амфитеатром спускалась вниз, к тщательно расчищенной широкой площадке. Тут и там были разбросаны огоньки лампад, в которых при толике фантазии можно было увидеть какие-то узоры оккультного толка. На нижних ступенях расположилась пара дюжин участников, тянувших вслед за моложавой жрицей какой-то псалом. Похоже, уже далеко не первый культ угнездился под этим сводом.
— Мы как раз успели к проповеди, — прошептала Шанти, — это приветственная песнь, она всегда поётся в самом начале.
И, словно буксир, потянула за собой спутников, увлекая их ближе к поющим. А через секунду в песнопение гармонично влился и её голос.
Ноктюрн прислушался к тексту и озадаченно посмотрел на товарища. Товарищ вернул взгляд, добавив к нему демонстративно глупое лицо. Пантомима паладина не удовлетворила, но другой он не дождался, а начинать разборки здесь и сейчас посчитал неуместным. После секундной борьбы с собой Ноктюрн смог придать лицу выражение, соответствующее избранной роли, и смотрел и слушал уже со слегка наивным интересом, а не с недоумением и желанием наставить окружающих на путь истинный добрым словом и быстрым делом.
Песня закончилась, и жрец обратил внимание паствы на вновь прибывших:
— Я вижу, что к нам присоединились новые лица. Братья и сёстры, давайте поприветствуем тех, кто, как и вы, решил прийти к свету истин, сияющих во тьме. Ещё две души открылись перед Госпожой и готовы впустить в себя благодать Её. Возрадуемся же!
Со всех сторон волнами накатило нестройное, но радостное приветствие.
— Поведайте нам, как вы пришли к истинной богине, как решили стать возлюбленными детьми Её.
— Э-э-э… Нас она привела, — слегка ошарашенный таким напором Ноктюрн сделал в меру изящный жест в сторону Шанти. От этой интонации Гладиолусу до стиснутых зубов захотелось добавить: «Мы только спросить», уж больно она была похожа на ту, с которой его товарищи по боли и унижениям ходили к декану.
— Так возблагодарим же нашу сестру, что с нами так недолго, но уже спасла две души! — экзальтации в жреце хватило бы на троих. Впрочем, никому, кроме «неофитов», это уши не резало, паства исторгла из себя ещё одну волну, теперь уже похвалы.
Следующие часы слились в голове мага в один тяжёлый липкий ком. Улыбающиеся лица, приторные разговоры, экзальтированные крики, непонятные песни и пламенные проповеди — к концу хотелось соглашаться со всем, только бы прекратить это церебральное надругательство. И ведь даже нельзя было придраться к чему-то, всё просто лучилось добрым отношением, да только давало ощущение, словно тонешь в сиропе. Может, это только у него так? Взгляды, бросаемые на паладина, однозначного ответа не дали.
Половина лампад успела погаснуть, когда Ноктюрн решил, что для одного вечера впечатлений хватит.
— Спасибо, что открыли мне глаза, люди. Ваши слова воспламенили моё сердце огнём веры и дали новую цель в жизни.
— Спалить тут всё, — пробормотал маг себе под нос, — да и не сердце это воспламенилось, оно выше на локоть будет.
— Благодаря вам я решил посвятить свою дальнейшую жизнь Луне. Я слышал раньше, что где-то в горах есть благородный орден, служащий Ей. В ближайшее же время я отправлюсь туда и приложу все свои силы, дабы вступить в него и служить с тем же усердием, что и вы, наставившие меня на путь истинный.
За подмогой, что ли? После удара доброжелательным фанатизмом в мозг Гладиолус непозволительно туго соображал и надеялся, что его предыдущую реплику никто не услышал. Ну а обращение в истинную веру развивалось своим чередом.
— Не стоит спешить, наш новый брат по вере, здесь ты сможешь принести пользу нашей Госпоже не меньше, а то и больше, нежели в том ордене, о котором ты говоришь. Они погрязли в косности и исказили учение, лишь у нас ты сможешь припасть к истине в изначальном её проявлении и получить ответы на все вопросы.
— В изначальном проявлении, говоришь? — Ноктюрн заинтересованно покрутил пальцами, — Это как?
— Пойдём с нами, брат, и ты увидишь всё своими глазами и отринешь все сомнения. Твой друг тоже пусть присоединяется. Истина доступна каждому, стоит только захотеть, — жрец протянул руку к Ноктюрну. Сидящая всё это время рядом тихой мышкой Шанти едва ли не подпрыгнула на месте и просяще заглянула в глаза.
— Тогда, разумеется. Веди меня, — говорить «нет» женщинам, с которыми он спал, паладин не умел, если только речь не шла о смене конфессии.
С радостным писком девушка потянула его в неприметный боковой проход, где едва могли разойтись двое. Судя по количеству людей, устремившихся следом, таинство приобщения к истине было неплохим зрелищем. Впереди процессии вышагивал жрец.
Второго товарища тоже не минула подобная судьба: окружённый хороводом из уговаривающих, просящих и тянущих прихожан и прихожанок, обладатель пустой от происходящего головы был увлечён следом. Правда, в другой проход, расположенный чуть правее, но он этого не заметил.
Идя по постоянно ветвящемуся коридору, Ноктюрн смотрел в сколиозную жреческую спину и пытался понять, что именно тут происходит. То есть, что происходит нечто, он понял, но вот с конкретикой пока не складывалось, хорошо хоть бойцами здесь никто не выглядел. Как-то незаметно исчезли светильники на стенах, и темноту разгоняли только несколько факелов, взятых с собой. Ну как разгоняли, немного светили и много коптили, иная гнилушка даёт больше света. Тем временем пол становился всё менее ровным.
Споткнувшись третий раз за минуту, он в очередной раз ругнулся про себя и мысленно потянулся к двойной луннице из серебра, висевшей на шее под одеждой. Символ его Госпожи, амулет, хранящий в себе крохотную частицу Её силы после Великого бдения.
Возможно, ночное зрение не было самым важным даром богини своему воинству, но уж точно наиболее ценимым. Неважно, куда под покровом темноты устремлялся доблестный воин веры: в подземелье с нечистью, в погреб с закусками или в дом с хорошенькой девицей, он одинаково возносил в сердце своём хвалу Госпоже своей за Её щедрость. Вот и сейчас, стоило только коснуться разумом висящего на шее символа веры, как темнота перестала прятать бытие за пологом тайны. Слуги одной госпожи никогда не мешали друг другу.
Идти, не опасаясь отшлифовать лицо о пол, стало гораздо легче, жаль только, что не понятнее, куда. Если с этого момента Ноктюрн мог отследить, куда его ведут, то пройденный до того путь оставался сокрыт в скачущих тенях и плохом освещении. И сколько уже можно идти? Скоро город наверху кончится.
Когда уже паладин решил, что они заблудились, и жрец просто не хочет в этом признаваться, процессия вывернула в небольшой зал идеально круглой формы. Бассейн в его центре выступал из пола на три пальца, заполненный маслянисто поблёскивающей водой, казавшейся в отсветах факелов непрозрачно-чёрной.
— Ты стоишь у источника нашей веры, брат, — патетично поднял руки священнослужитель, — взгляни в него и впусти в себя его мудрость.
Ноктюрн покосился на Шанти, которая до сих пор держала его руку. Та поймала его взгляд и радостно улыбнулась, ободряюще кивнув. Руку, правда, так и не выпустила. Сделав два шага к центру, Ноктюрн резко остановился и едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Говорил же ему учитель, не уверен — посмотри, и для лучшего усвоения отвешивал хорошего леща. Незримым светом полыхнули глаза, ища чуждую для этого мира силу. Взгляд не подвёл: по воде ровным слоем разлилась энергия из-за Кромки. А потом кто-то выключил окружающий мир.
Чёрный-пречёрный Гладиолус шёл по чёрному-пречёрному коридору в окружении назойливых-преназойливых людей. По крайней мере, такая формулировка происходящего ему нравилась больше, чем «толпа фанатиков тащит ошалевшего мага неведомо куда во тьму». Наконец, ему удалось остановиться и спросить у окружающих:
— Куда вы меня тащите?
И, оценив диспозицию, начал наговаривать про себя заклинание шокового кольца — запас карман не тянет.
Давление на спину снизилось, давление на уши возросло. Гладиолус пожалел, что он не чернокнижник и не убивает всех, кто ему не нравится. Мысль о том, что глупо обладать могуществом и оставлять в живых раздражающих идиотов, настолько его захватила, что он даже не сразу понял, что снова куда-то идёт.
— Эй, остолопы, — вне досягаемости хитрых планов паладина изображать религиозное рвение Гладиолус даже не пытался, — мы где, и почему это «где» не рядом с выходом? И куда вы дели моего друга?
— Мы никуда его не девали, он тут, недалеко, сам пошёл к чёрной чаше, — переглянулись сопровождающие, — на ваших глазах и пошёл.
— Куда?
— К чёрной чаше, — терпеливо повторил самовыдвинувшийся лидер, — туда все в первый раз ходят.
— А потом не пускают, что ли?
— Э… Нет, кажется. То есть, пускают, только зачем?
«Вот так и ломаешь людям картину мира одним вопросом», подумал маг.
— А меня куда определили?
— Вы же колдун, господин?
— Я маг, — вздохнул Гладиолус. Опять начинается. Надо жезл под трость замаскировать, что ли. Клинки, вон, маскируют, чем он хуже? — Чего надо-то?
— Мы же говорим, Асав уже неделю болеет… Две… Сидит… Смотрит… Не ест… — снова загалдели со всех сторон.
— Мне его покормить и уложить? Вы, смерды, совсем уже от рук отбились в своих пещерах?! — глаза мага недобро прищурились, по сжавшимся пальцам побежали тёмно-красные искры.
Резко наступила тишина.
— Хворь у него тайная, знахарю не под силу. Мы заплатим, — несколько неуверенно сказал кто-то из-за спины.
— Я не святой вам, чтобы возложением рук лечить, — впрочем, искры исчезли, — пять тестонов. Оплата вперёд. Гарантий никаких.
— Вот, — блеснули у самовыдвиженца серебром пять кругляшков — цена крестьянской лошадки.
План заломить цену побольше и гордо уйти, когда нужной суммы не окажется, провалился. «Надо было требовать сразу десять!» — пронеслось у Гладиолуса в голове, когда он подставил кошель. Уйти после выполнения его условий, не сделав своей части, было против его принципов.
— Веди, — вздох удалось подавить.
— Так, эта, вот, — махнул ещё один рукой, — пришли почти.
И действительно, буквально через полсотни шагов тоннель закончился тряпкой, завешивающей вход в келью. В келье, для разнообразия ярко освещённой, на лавке напротив входа с напряжённой спиной сидел измождённый человек с закрытым волосами лицом. Маг аж крякнул, увидев такую причёску.
— Вы зачем его так?
—Уж больно страшный взгляд у него стал, как заболел, — проводники все вместе толпились за спиной у мага, словно прячась за ним.
— Повязку не пробовали?
— Кричит он от неё, да страшно так.
Перед Гладиолусом сидела загадка. Загадки он любил больше всего, по крайней мере, пока они не пытались его убить. Эта сидела тихо и не шевелилась, а значит, была хорошей, годной, практически образцовой загадкой. Всё-таки не зря он дал Ноктюрну себя уговорить.
Взмахом руки он указал подтащить из угла табурет и сел напротив пациента:
