--Ну, барон у меня сейчас получит и ответит за все свои злодеяния!—угрожающе грудным голосом проговорила ирландская герцогиня, стоящему рядом соплеменнику, одетому в, хорошо наглаженную и отпаренную форму официанта. Корделла намеревалась немедленно отправиться следом за Браэртоном для того, чтобы где-нибудь в коридоре разорвать его в клочья. Она даже коснулась руками юбки бархатного платья яркого аквамаринового цвета с золотой тесьмой и манжетами. Оно было выполнено, в скандинавском стиле. Её роскошные длинные белоснежные волосы были заплетены в толстую косу и перевязаны парчовой тесьмой.
Только планам Корделлы по убийству барона не суждено было осуществиться, так как в эту самую минуту до её музыкального слуха донеслись откуда-то издалека весёлый смех и душевный разговор, проходящий между капитаном и Их Императорскими Высочествами. Они уже плавно и грациозно вошли в, выполненный в стиле загородной дворянской беседки и обставленный многочисленной зеленью, просторный зал кафе, облачённые в изящные светлые одеяния. При этом приятная компания выглядела беззаботной, счастливой и приятной глазу, не говоря уже о том, что излучающей открытую душевную теплоту, искреннюю любезность и лёгкость. Из этого Корделла сделала вывод, что они, даже и не догадываются о том, какая смертельная опасность грозит одному из них. Она печально вздохнула и внимательно проследила за тем, как те удобно разместились за главным столом, озаряемым лучами яркого солнца, льющимися с арочных окон. Они окутывали их своим ласковым тёплым золотым покрывалом. Из этого Корделла поняла, что расправа над Браэртоном может подождать и до позднего вечера, ведь сейчас для неё делом номер один стало, во что бы то ни стало, помешать самому главному офицеру великолепного «Титаника» выпить, приготовленный для него злодеем, яд и спасти от ужасной смерти. Она решила пойти на это ради спокойствия души Великой княжны Ольги Фёдоровны, смыслом жизни и счастьем которой тот являлся.
Вот только как это сделать, герцогиня пока не знала. Случай представился сам по себе, спонтанно. Она случайно посмотрела в сторону кухни, откуда отошёл тот самый итальянец, неся в руках серебряный поднос с хрустальными бокалами, заполненными до краёв, золотистым шампанским. Только внезапно молодой человек остановился на половине пути к капитанскому столу и влил что-то прозрачное в один из них. Это послужило сигналом для прекрасной ирландки, понимающей, что счёт идёт на секунды. Медлить было нельзя. Ведь от неё зависела жизнь почтенного капитана, которая висела на очень тонком волоске, готовом в любую секунду, лопнуть.
--Обслужи капитанский стол, Мирослав, а я займусь этим итальяшкой!—быстро распорядилась Корделла, обращаясь к соплеменнику, и, не теряя драгоценного времени, стремительно подошла к подозрительному официанту и, как бы случайно, выбив из его рук поднос с бокалами, внимательно проследила за тем, как они, ударившись о мягкий ковёр с длинным ворсом, имеющий цвет свежей зелени, разбились вдребезги, расплескав содержимое. Оно мгновенно выжгло на нём приличного размера дыру, края которой, тут же, обуглились.
Наблюдающий за всем этим молодой официант-итальянец, вздохнул с глубоким облегчением и даже искренне поблагодарил молодую белокурую красавицу, выбившую у него из рук бокалы с ядом, тем самым помешав ему, свершить смертный грех. Услыхавшая его благодарственные слова, Корделла одобрительно кивнула и приказала ему вернуться к своим обязанностям, пообещав, подумать над тем, как спасти его от гнева Браэртона. Она не могла заниматься этим сейчас из-за того, что, в эту минуту её больше интересовало другое, что происходит за капитанским столом и всё ли там в порядке. Герцогиня даже принялась внимательно смотреть в их сторону. Какого, же было её удивление, когда до неё донёсся беззаботный весёлый звонкий смех юной Великой княжны Ольги Фёдоровны, отреагировавшей на добродушные шутки капитана Эдварда Смита. При этом в красивых глазах её отчётливо читалась такая всепоглощающая страсть, что ему даже стало немного не по себе. Он смутился, мысленно признавая, что искренне желает, трепетно и нежно воссоединиться с юной возлюбленной, но вынужден придерживаться великосветским условностям.
Понимая это, почтенный капитан, внезапно перестав шутить и приобретя необычайную серьёзность миловидного лица, печально вздохнул, что ни укрылось от внимания его прекрасной юной возлюбленной. Она мельком глянула на, занятых обедом, Их Императорских Высочеств и убедившись, что им нет до них никакого дела, заботливо обратилась к избраннику, погрузившемуся в свои мрачные мысли:
--Эдвард, душа моя, пожалуйста, скажи мне! С тобой всё хорошо? Что гложет и не даёт покоя твоей милосердной душе?
Из мужественной груди почтенного морского офицера вырвался очередной печальный вздох, во время которого он постепенно вышел из мрачной задумчивости, и, одарив юную возлюбленную ласковой улыбкой, заверил её в том, что с ним всё в порядке и ей не о чем беспокоиться.
Девушка сделала вид, что поверила, хотя, для полного успокоения своей души, решила душевно, осторожно и крайне деликатно у него всё выяснить после обеда, а точнее, при первой возможности, когда они уединяться в каком-нибудь укромном уголке, где им никто не помешает пламенно любить друг друга. Пока, же она нежно вздохнула и, взглянув на, находящуюся немного в стороне от них, ирландскую подругу-волчицу, увидела в её глубоком изумрудном взгляде непонятную напряжённость, которую непреодолимо захотела выяснить.
Для этого, она любезно извинилась перед Их Императорскими Высочествами и сердечным избранником, после чего грациозно вышла из-за стола и, слегка придерживая изящными руками в белоснежных лайковых перчатках юбку великолепного яркого сиреневого вечернего платья, выполненного из парчи, дополненное, золотыми шёлком и органзой, величественно приблизилась к ней.
--Ну и, что всё это значит, Делла? Почему испорчен ковёр? Случайно это ни твоих волчьих рук дело?—испытывающим взглядом смотря на подругу, с оттенком лёгкого юмора осведомилась у неё Великая княжна, успев заметить дыру в ковре, которую старательно пытались замаскировать официанты, общими усилиями принеся из зимнего сада, посаженный в фарфоровую вазу, пышный декоративный папоротник, идеально вписавшийся в воздушный, как невесомое облако, интерьер, напоминающий по обстановке, тропический сад, озаряемый ласковыми тёплыми лучами весеннего солнца. Они окрашивали всё вокруг в яркие золотые тона.
Внимательно проследившая за направлением пристального взгляда венценосной подруги, которая, хотя и находилась в добром расположении духа, но плавно приобрела чрезвычайную серьёзность. Делла тяжело вздохнула, но не желая, ничего скрывать от Великой княжны, честно ответила:
--Это очередная жестокая выходка нашего общего знакомого, барона Джона Браэртона, Ваше Императорское Высочество! Он никак не угомонится и собирался отравить нашего дорого адмирала. Мы с моими соплеменниками-официантами узнали об этом пару минут тому назад, случайно подслушав его разговор с одним из служащих, кому предстояло осуществить коварное злодеяние. Поэтому нам пришлось импровизировать и жертвовать ковром.
Говоря эти слова, Корделла внимательно посмотрела на прекрасную юную госпожу и увидела то, как та внезапно побледнела от, испытываемого ужаса. При этом в её глубоких глазах вспыхнул такой праведный гнев, который никто не мог унять. Эта выходка ненавистного отчима стала для неё последней каплей в её терпении. Ольга не могла, да и не хотела больше молчать. Она желала немедленной расправы над ним. Для того, чтобы, хоть как-то унять, рвущийся наружу, гнев, ей пришлось сжать руки в кулак. Из трепетной груди юной девушки вырвался измождённый вздох, после которого она снова посмотрела на ирландскую подругу, из-за чего та замерла в терпеливом ожидании распоряжений.
--Хорошенько припугните моего ненавистного отчима, Корделла! Пусть он дрожит так, как это делали перед своей смертью его несчастные жертвы! Только постарайтесь это сделать так, чтобы никто из пассажиров, офицеров и обслуживающего персонала ни о чём не заподозрил и не увидел!—наконец, уверенным голосом, в котором отчётливо ощущались металлические и жёсткие нотки, приказала ирландской подруге юная девушка, что ту обрадовало до глубины души. Вот, что значит задеть чувства, пылко любящей женщины, угрожая жизни её возлюбленному, родным и всем, плывущим на борту прекрасного «Титаника», людей.
Корделла почтительно поклонилась Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне и летящей походкой ушла к своим соплеменникам для того, чтобы поставить их в известность о том, что у них сегодня ночью состоится охота на барона Джона Браэртона с его скользкими подчинёнными, одобренная Великой княжной, являющейся спутницей Российского Государя.
Ольга проводила подругу мягким взглядом, и, не обращая никакого внимания на, проигрываемый корабельными музыкантами, вальс композитора Арчибальта Джойса «Осень», тяжело вздохнула и собралась было уже вернуться к своей семье и возлюбленному, успевшим, истосковаться по ней, как в эту самую минуту к троюродной племяннице царственной походкой бесшумно подошёл Император Николай, уверенный в том, что девушка не торопится идти к главному столу из-за того, что ждёт своего Государя. Он даже напрямую спросил её об этом, предварительно одарив, чарующей доброжелательной улыбкой:
--Надеюсь, ты ждёшь меня, Оленька?
От его тихого мягкого приветливого голоса юная девушка, мгновенно выйдя из своей романтической, но немного мрачной задумчивости, тяжело вздохнула и, присев в грациозном почтительном реверансе, лукаво ему улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
--А кого мне ещё ждать, как ни моего Государя?
Глубоко тронутый искренностью юной девушки, которая успешно смогла перевести свои слова в добродушную шутку, Император Николай галантно взял её себе под руку и вместе с ней чинно прошёл к капитанскому столу, где перед тем, как занять своё законное место, обменялся приветственными рукопожатиями и весёлыми фразами с капитаном и мистером Томасом Эндрюсом, принёс им всем искренние извинения за длительное отсутствие, объясняя его тем, что, во время прогулки по палубе, встретился с соотечественниками и увлёкся душевной беседой с ними на столько, что совершенно забыл про семейный обед в «парижском кафе».
Чуть позже, ласковое солнце уже начало постепенно клониться к закату и тонуть в линии горизонта, окрашивая всё вокруг в яркие розовые, оранжевые, фиолетовые и голубые тона. Так плавно и медленно вступал в свои законные права вечер. Стало заметно прохладнее, но по-прежнему безветренно. Тронутый лёгкой и еле заметной рябью, океан был спокойным, словно деревенский пруд, по гладкой поверхности которого с царственной уверенностью и грацией скользил великолепный «Титаник». В его помещениях и залах, обслуживающий персонал, как бы по негласной команде кого-то сверху, одновременно включил свет. Пассажиры и команда занимались своими обычными делами: кто-то праздно проводил время в кругу друзей и знакомых, другие успешно и ответственно вели службу, третьи отдыхали в приятном обществе родных, близких, либо возлюбленных.
Так и Российская Императорская семья. Они, собравшись в просторной гостиной главных апартаментов, проводили вечер в своём приятном обществе, внимательно слушая Государя Императора, который вдумчиво и очень выразительно читал, удобно расположившимся в мягких креслах, детям увлекательный приключенческий роман о пиратах. В мраморном камине тихо потрескивали дрова, плавно распространяя по всем комнатам приятное тепло и еловый аромат. Мягкое освещение им составляли, включенные в золотых и серебряных канделябрах, лампы, имеющие форму пламени свечей. Оно было таким спокойным и навязчивым, что совсем не раздражало глаза. В эту самую минуту барочные золотые настенные часы пробили пять вечера.
Царская семья так увлеклась занимательным чтением, что даже и не заметила отсутствия Великой княжны Ольги Фёдоровны, ушедшей на капитанский мостик по какому-то поручению Государя, о котором тот уже и думать забыл. Именно по этой причине они и не потеряли её, уверенные, что она занята решением важных вопросов, связанных с их прекрасным кораблём. Конечно, им хотелось надеяться на то, что их дорогая Ольга находится сейчас в кают-компании на очередном вечернем и, подводящем итоги этого, уже уходящего в историю, дня, собрании администраторов, представляя их интересы и выступая от имени себя и Российского Государя.
Чутьё не подвело Императорскую семью в том, что так и было на самом деле. Только собрание продлилось всего минут пятнадцать-двадцать. Ольга действительно присутствовала на нём и принимала непосредственное, очень активное участие, но потом ушла на вечерний променад по палубе. При этом, приятную компанию ей составлял сам капитан. Они плавно и под руку друг с другом проходили по шлюпочной палубе, обвеваемые приятным лёгким вечерним ветерком, затейливо играющим складками их одежд, и вели душевную беседу, пока юная девушка внезапно ни остановилась возле металлического леера. Её красивое лицо приобрело чрезвычайную серьёзность, с которой она пристально принялась смотреть на предмет своего глубокого, но по воле роковой судьбы, запретного обожания. Беззаботная улыбка медленно сошла с её соблазнительных алых губ. Молчание затянулось и уже начало нервировать обоих. Понимая это, юная девушка, наконец, решилась нарушить его первой. Она тяжело вздохнула и заговорила:
--Эдвард, пожалуйста, прости меня за то, что разозлила моего ненавистного отчима тем, что в порыве гнева, сказала ему о том…
Далее Ольга из искреннего нежелания того, чтобы её случайно услышал кто-нибудь из, проходящих мимо, чопорных пассажиров, мягко подошла к своему, немного растерянному галантному спутнику и на ухо ему принялась пересказывать деликатный и, касающийся лишь их обоих, разговор.
Внимательно слушающий её слова, капитан Эдвард Смит, поначалу оказался до глубины души восхищён смелостью юной возлюбленной в её словесном противостоянии с похотливым деспотичным бароном, из-за чего его даже взяла гордость за неё, затем он едва сдержал, подступивший к нему, ироничный смех, но, а потом всё закончилось тем, что капитан покраснел от смущения из-за порочности слов юной девушки, касающихся их, весьма близких отношений. Он даже почувствовал то, с какой учащённостью забилось в груди его доброе, горячо любящее её, милосердное сердце. Только собравшись, наконец, с мыслями, хотя это и было крайне нелегко, капитан умилённо вздохнул и легонько пожурил её и, добродушно смеясь, сказал лишь одно:
--Ах, Ольга, ну, что Вы за испорченная девчонка!?
Юная девушка с гордым выражением на красивом лице отошла от избранника на шаг назад, и, почтительно, но с оттенком лёгкой театральности, ему поклонившись, игриво повинилась:
--Ну, вы уж меня простите за то, что никак не смогла сдержаться! Просто мой ненавистный отчим, да будь он трижды проклят, вывел меня из себя!
Только планам Корделлы по убийству барона не суждено было осуществиться, так как в эту самую минуту до её музыкального слуха донеслись откуда-то издалека весёлый смех и душевный разговор, проходящий между капитаном и Их Императорскими Высочествами. Они уже плавно и грациозно вошли в, выполненный в стиле загородной дворянской беседки и обставленный многочисленной зеленью, просторный зал кафе, облачённые в изящные светлые одеяния. При этом приятная компания выглядела беззаботной, счастливой и приятной глазу, не говоря уже о том, что излучающей открытую душевную теплоту, искреннюю любезность и лёгкость. Из этого Корделла сделала вывод, что они, даже и не догадываются о том, какая смертельная опасность грозит одному из них. Она печально вздохнула и внимательно проследила за тем, как те удобно разместились за главным столом, озаряемым лучами яркого солнца, льющимися с арочных окон. Они окутывали их своим ласковым тёплым золотым покрывалом. Из этого Корделла поняла, что расправа над Браэртоном может подождать и до позднего вечера, ведь сейчас для неё делом номер один стало, во что бы то ни стало, помешать самому главному офицеру великолепного «Титаника» выпить, приготовленный для него злодеем, яд и спасти от ужасной смерти. Она решила пойти на это ради спокойствия души Великой княжны Ольги Фёдоровны, смыслом жизни и счастьем которой тот являлся.
Вот только как это сделать, герцогиня пока не знала. Случай представился сам по себе, спонтанно. Она случайно посмотрела в сторону кухни, откуда отошёл тот самый итальянец, неся в руках серебряный поднос с хрустальными бокалами, заполненными до краёв, золотистым шампанским. Только внезапно молодой человек остановился на половине пути к капитанскому столу и влил что-то прозрачное в один из них. Это послужило сигналом для прекрасной ирландки, понимающей, что счёт идёт на секунды. Медлить было нельзя. Ведь от неё зависела жизнь почтенного капитана, которая висела на очень тонком волоске, готовом в любую секунду, лопнуть.
--Обслужи капитанский стол, Мирослав, а я займусь этим итальяшкой!—быстро распорядилась Корделла, обращаясь к соплеменнику, и, не теряя драгоценного времени, стремительно подошла к подозрительному официанту и, как бы случайно, выбив из его рук поднос с бокалами, внимательно проследила за тем, как они, ударившись о мягкий ковёр с длинным ворсом, имеющий цвет свежей зелени, разбились вдребезги, расплескав содержимое. Оно мгновенно выжгло на нём приличного размера дыру, края которой, тут же, обуглились.
Наблюдающий за всем этим молодой официант-итальянец, вздохнул с глубоким облегчением и даже искренне поблагодарил молодую белокурую красавицу, выбившую у него из рук бокалы с ядом, тем самым помешав ему, свершить смертный грех. Услыхавшая его благодарственные слова, Корделла одобрительно кивнула и приказала ему вернуться к своим обязанностям, пообещав, подумать над тем, как спасти его от гнева Браэртона. Она не могла заниматься этим сейчас из-за того, что, в эту минуту её больше интересовало другое, что происходит за капитанским столом и всё ли там в порядке. Герцогиня даже принялась внимательно смотреть в их сторону. Какого, же было её удивление, когда до неё донёсся беззаботный весёлый звонкий смех юной Великой княжны Ольги Фёдоровны, отреагировавшей на добродушные шутки капитана Эдварда Смита. При этом в красивых глазах её отчётливо читалась такая всепоглощающая страсть, что ему даже стало немного не по себе. Он смутился, мысленно признавая, что искренне желает, трепетно и нежно воссоединиться с юной возлюбленной, но вынужден придерживаться великосветским условностям.
Понимая это, почтенный капитан, внезапно перестав шутить и приобретя необычайную серьёзность миловидного лица, печально вздохнул, что ни укрылось от внимания его прекрасной юной возлюбленной. Она мельком глянула на, занятых обедом, Их Императорских Высочеств и убедившись, что им нет до них никакого дела, заботливо обратилась к избраннику, погрузившемуся в свои мрачные мысли:
--Эдвард, душа моя, пожалуйста, скажи мне! С тобой всё хорошо? Что гложет и не даёт покоя твоей милосердной душе?
Из мужественной груди почтенного морского офицера вырвался очередной печальный вздох, во время которого он постепенно вышел из мрачной задумчивости, и, одарив юную возлюбленную ласковой улыбкой, заверил её в том, что с ним всё в порядке и ей не о чем беспокоиться.
Девушка сделала вид, что поверила, хотя, для полного успокоения своей души, решила душевно, осторожно и крайне деликатно у него всё выяснить после обеда, а точнее, при первой возможности, когда они уединяться в каком-нибудь укромном уголке, где им никто не помешает пламенно любить друг друга. Пока, же она нежно вздохнула и, взглянув на, находящуюся немного в стороне от них, ирландскую подругу-волчицу, увидела в её глубоком изумрудном взгляде непонятную напряжённость, которую непреодолимо захотела выяснить.
Для этого, она любезно извинилась перед Их Императорскими Высочествами и сердечным избранником, после чего грациозно вышла из-за стола и, слегка придерживая изящными руками в белоснежных лайковых перчатках юбку великолепного яркого сиреневого вечернего платья, выполненного из парчи, дополненное, золотыми шёлком и органзой, величественно приблизилась к ней.
--Ну и, что всё это значит, Делла? Почему испорчен ковёр? Случайно это ни твоих волчьих рук дело?—испытывающим взглядом смотря на подругу, с оттенком лёгкого юмора осведомилась у неё Великая княжна, успев заметить дыру в ковре, которую старательно пытались замаскировать официанты, общими усилиями принеся из зимнего сада, посаженный в фарфоровую вазу, пышный декоративный папоротник, идеально вписавшийся в воздушный, как невесомое облако, интерьер, напоминающий по обстановке, тропический сад, озаряемый ласковыми тёплыми лучами весеннего солнца. Они окрашивали всё вокруг в яркие золотые тона.
Внимательно проследившая за направлением пристального взгляда венценосной подруги, которая, хотя и находилась в добром расположении духа, но плавно приобрела чрезвычайную серьёзность. Делла тяжело вздохнула, но не желая, ничего скрывать от Великой княжны, честно ответила:
--Это очередная жестокая выходка нашего общего знакомого, барона Джона Браэртона, Ваше Императорское Высочество! Он никак не угомонится и собирался отравить нашего дорого адмирала. Мы с моими соплеменниками-официантами узнали об этом пару минут тому назад, случайно подслушав его разговор с одним из служащих, кому предстояло осуществить коварное злодеяние. Поэтому нам пришлось импровизировать и жертвовать ковром.
Говоря эти слова, Корделла внимательно посмотрела на прекрасную юную госпожу и увидела то, как та внезапно побледнела от, испытываемого ужаса. При этом в её глубоких глазах вспыхнул такой праведный гнев, который никто не мог унять. Эта выходка ненавистного отчима стала для неё последней каплей в её терпении. Ольга не могла, да и не хотела больше молчать. Она желала немедленной расправы над ним. Для того, чтобы, хоть как-то унять, рвущийся наружу, гнев, ей пришлось сжать руки в кулак. Из трепетной груди юной девушки вырвался измождённый вздох, после которого она снова посмотрела на ирландскую подругу, из-за чего та замерла в терпеливом ожидании распоряжений.
--Хорошенько припугните моего ненавистного отчима, Корделла! Пусть он дрожит так, как это делали перед своей смертью его несчастные жертвы! Только постарайтесь это сделать так, чтобы никто из пассажиров, офицеров и обслуживающего персонала ни о чём не заподозрил и не увидел!—наконец, уверенным голосом, в котором отчётливо ощущались металлические и жёсткие нотки, приказала ирландской подруге юная девушка, что ту обрадовало до глубины души. Вот, что значит задеть чувства, пылко любящей женщины, угрожая жизни её возлюбленному, родным и всем, плывущим на борту прекрасного «Титаника», людей.
Корделла почтительно поклонилась Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне и летящей походкой ушла к своим соплеменникам для того, чтобы поставить их в известность о том, что у них сегодня ночью состоится охота на барона Джона Браэртона с его скользкими подчинёнными, одобренная Великой княжной, являющейся спутницей Российского Государя.
Ольга проводила подругу мягким взглядом, и, не обращая никакого внимания на, проигрываемый корабельными музыкантами, вальс композитора Арчибальта Джойса «Осень», тяжело вздохнула и собралась было уже вернуться к своей семье и возлюбленному, успевшим, истосковаться по ней, как в эту самую минуту к троюродной племяннице царственной походкой бесшумно подошёл Император Николай, уверенный в том, что девушка не торопится идти к главному столу из-за того, что ждёт своего Государя. Он даже напрямую спросил её об этом, предварительно одарив, чарующей доброжелательной улыбкой:
--Надеюсь, ты ждёшь меня, Оленька?
От его тихого мягкого приветливого голоса юная девушка, мгновенно выйдя из своей романтической, но немного мрачной задумчивости, тяжело вздохнула и, присев в грациозном почтительном реверансе, лукаво ему улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
--А кого мне ещё ждать, как ни моего Государя?
Глубоко тронутый искренностью юной девушки, которая успешно смогла перевести свои слова в добродушную шутку, Император Николай галантно взял её себе под руку и вместе с ней чинно прошёл к капитанскому столу, где перед тем, как занять своё законное место, обменялся приветственными рукопожатиями и весёлыми фразами с капитаном и мистером Томасом Эндрюсом, принёс им всем искренние извинения за длительное отсутствие, объясняя его тем, что, во время прогулки по палубе, встретился с соотечественниками и увлёкся душевной беседой с ними на столько, что совершенно забыл про семейный обед в «парижском кафе».
Чуть позже, ласковое солнце уже начало постепенно клониться к закату и тонуть в линии горизонта, окрашивая всё вокруг в яркие розовые, оранжевые, фиолетовые и голубые тона. Так плавно и медленно вступал в свои законные права вечер. Стало заметно прохладнее, но по-прежнему безветренно. Тронутый лёгкой и еле заметной рябью, океан был спокойным, словно деревенский пруд, по гладкой поверхности которого с царственной уверенностью и грацией скользил великолепный «Титаник». В его помещениях и залах, обслуживающий персонал, как бы по негласной команде кого-то сверху, одновременно включил свет. Пассажиры и команда занимались своими обычными делами: кто-то праздно проводил время в кругу друзей и знакомых, другие успешно и ответственно вели службу, третьи отдыхали в приятном обществе родных, близких, либо возлюбленных.
Так и Российская Императорская семья. Они, собравшись в просторной гостиной главных апартаментов, проводили вечер в своём приятном обществе, внимательно слушая Государя Императора, который вдумчиво и очень выразительно читал, удобно расположившимся в мягких креслах, детям увлекательный приключенческий роман о пиратах. В мраморном камине тихо потрескивали дрова, плавно распространяя по всем комнатам приятное тепло и еловый аромат. Мягкое освещение им составляли, включенные в золотых и серебряных канделябрах, лампы, имеющие форму пламени свечей. Оно было таким спокойным и навязчивым, что совсем не раздражало глаза. В эту самую минуту барочные золотые настенные часы пробили пять вечера.
Царская семья так увлеклась занимательным чтением, что даже и не заметила отсутствия Великой княжны Ольги Фёдоровны, ушедшей на капитанский мостик по какому-то поручению Государя, о котором тот уже и думать забыл. Именно по этой причине они и не потеряли её, уверенные, что она занята решением важных вопросов, связанных с их прекрасным кораблём. Конечно, им хотелось надеяться на то, что их дорогая Ольга находится сейчас в кают-компании на очередном вечернем и, подводящем итоги этого, уже уходящего в историю, дня, собрании администраторов, представляя их интересы и выступая от имени себя и Российского Государя.
Чутьё не подвело Императорскую семью в том, что так и было на самом деле. Только собрание продлилось всего минут пятнадцать-двадцать. Ольга действительно присутствовала на нём и принимала непосредственное, очень активное участие, но потом ушла на вечерний променад по палубе. При этом, приятную компанию ей составлял сам капитан. Они плавно и под руку друг с другом проходили по шлюпочной палубе, обвеваемые приятным лёгким вечерним ветерком, затейливо играющим складками их одежд, и вели душевную беседу, пока юная девушка внезапно ни остановилась возле металлического леера. Её красивое лицо приобрело чрезвычайную серьёзность, с которой она пристально принялась смотреть на предмет своего глубокого, но по воле роковой судьбы, запретного обожания. Беззаботная улыбка медленно сошла с её соблазнительных алых губ. Молчание затянулось и уже начало нервировать обоих. Понимая это, юная девушка, наконец, решилась нарушить его первой. Она тяжело вздохнула и заговорила:
--Эдвард, пожалуйста, прости меня за то, что разозлила моего ненавистного отчима тем, что в порыве гнева, сказала ему о том…
Далее Ольга из искреннего нежелания того, чтобы её случайно услышал кто-нибудь из, проходящих мимо, чопорных пассажиров, мягко подошла к своему, немного растерянному галантному спутнику и на ухо ему принялась пересказывать деликатный и, касающийся лишь их обоих, разговор.
Внимательно слушающий её слова, капитан Эдвард Смит, поначалу оказался до глубины души восхищён смелостью юной возлюбленной в её словесном противостоянии с похотливым деспотичным бароном, из-за чего его даже взяла гордость за неё, затем он едва сдержал, подступивший к нему, ироничный смех, но, а потом всё закончилось тем, что капитан покраснел от смущения из-за порочности слов юной девушки, касающихся их, весьма близких отношений. Он даже почувствовал то, с какой учащённостью забилось в груди его доброе, горячо любящее её, милосердное сердце. Только собравшись, наконец, с мыслями, хотя это и было крайне нелегко, капитан умилённо вздохнул и легонько пожурил её и, добродушно смеясь, сказал лишь одно:
--Ах, Ольга, ну, что Вы за испорченная девчонка!?
Юная девушка с гордым выражением на красивом лице отошла от избранника на шаг назад, и, почтительно, но с оттенком лёгкой театральности, ему поклонившись, игриво повинилась:
--Ну, вы уж меня простите за то, что никак не смогла сдержаться! Просто мой ненавистный отчим, да будь он трижды проклят, вывел меня из себя!
