Открыв дверь, женщина широко заулыбалась и прижала платок к груди, кидая взгляды то на Мойру, то на Филипа.
— Добрый вечер, уважаемый.
В дверях стоял статный молодой человек. Он широко улыбался, держа в руках букет красных роз и бутылку вина.
— Проходите, проходите, что вы же стоите в дверях, — она практически затащила парня внутрь, — давайте я вам помогу.
— О, благодарю, — он снял свой пиджак, цилиндр и подошёл к хозяевам дома. — Добрый вечер, мистер Кроуфорд, — его глаза блестели. То ли от яркой люстры, висевшей прямо над его головой, то ли от непонятного счастья, которое с ним произошло. — Добрый вечер, мисс… — он сдержал паузу. Ему захотелось назвать её по имени, но поняв, что он совсем не ведает тем, как зовут дочь доктора, запнувшись, обратился по фамилии, — мисс Кроуфорд.
— Оу, Мойра, — девушка слегка опешила и протянула ему белоснежную руку, скрытую тонкой тканью
— Очень приятно, я Тенн, — заведя одну руку за спину, молодой человек склонился и поцеловал ладонь девушки, слегка придерживая её своей. На её щеках тут же проступил лёгкий румянец, а внутри родилось смущение. — Тенн Тёрнер. О, это вам, — молодой человек протянул ей букет хорошеньких роз, а бутылку вина – её отцу.
— Пройдёмте же к столу, скоро всё остынет! — воодушевленная приходом Тенна, Патриция побежала вперёд, приглашая всех за собой. — Прошу садитесь.
Как только все сели, Филип принялся знакомить свою дочь с новым гостем.
— Ну что же, Мойра, это, — он указал рукой на него, — Тенн Тёрнер. Гений.
На этих словах гость заметно смутился.
— Гений современной медицины, и просто хороший и порядочный человек. Я собираюсь взять его себе в помощники.
— В помощники? — девушка посмотрела удивлёнными глазами на врача.
Филип не хотел ни с кем сотрудничать. По этой причине он отказался от работы в больнице и расположился у себя дома, оборудовав две комнаты: одну под приемный кабинет, вторую под операционную.
— Это правда?
— Да. Первый месяц Тенн будет посещать нас четыре раза в неделю.
Молодой человек оторвался от еды и быстро вытащил у себя из кармана небольшой блокнот с карандашом, начав быстро записывать новую информацию.
— Расскажу ему о тонкостях моего дела. Кстати, — Кроуфорд аккуратно вытер губы салфеткой, — следующая наша встреча в понедельник, в четыре часа дня. Запиши.
— Интересно, — Мойра аналогично приложила пару раз салфетку ко рту и, сложив руки на коленях, взглянула в глаза Тёрнеру. — Ну что же, мистер Тёрнер, расскажите немного о себе.
Парень убрал блокнот на место и, глубоко вздохнув, улыбнулся.
— Я родом из Бирмингема, прекрасного города. Жил в большой самодостаточной семье, имею двоих братьев и сестру. В семье я самый младший. Приехал сюда, чтобы в будущем стать хорошим врачом и как-то реализовать себя в этой жизни. Это моя заветная мечта — лечить людей, помогать больным, но…
— Но что? — Мойра была им очень заинтересована и совершенно этого не скрывала.
— Но к моему великому сожалению, я не оправдал своих надежд и надежд родителей. Меня выгнали из института.
— И бедный парень почти спился с горя, — сказал это себе под нос, Филип покачал головой. — К счастью, я успел его вытащить из быстрозасасывающего болота безнадёжности и страданий. Дал ему второй шанс.
— И я вам за это очень благодарен, мистер Кроуфорд. Для меня большая честь — быть коллегой самого гениального врачевателя современности.
— Будем надеяться, что ученик превзойдет своего учителя.
— Позвольте, я налью вино, — с этими словами молодой человек поднялся и взял рядом стоящую бутылку.
Он начал медленно изучать ее, поворачивая в руках и что-то бормоча себе под нос. Справившись с этикеткой, Тенн начал доставать пробку из бедной бутылки.
— Сейчас принесу штопор! — Патриция быстренько удалилась из столовой.
— Давайте я вам помогу. — Девушка поднялась и потянулась за напитком.
Было видно, что парень никогда не работал с такими вещами сам. Ему, по всей видимости, только подносили готовое.
Мойра попыталась взяться за горлышко, но Тенн всячески отказывал ей, приговаривая: «Сейчас все будет, главное, не волнуйтесь».
Через множество количеств попыток, он резко выдернул пробку, пролив содержимое прямо на девушку.
— Подождите, несу инструмент! — Патриция прибежала в руках со штопором, но было поздно. На белоснежном платье растекалось алое пятно, которое медленно впитывалось в ткань. Ахнув, Мойра приоткрыла рот, быстро схватив салфетку со стола, и принялась очищать платье.
— О, боже, прошу, простите, — Тёрнер поставил бутылку на стол и наклонился вперёд в надежде помочь ей, но опрокинул своим телом вино, тем самым безнадежно испортив платье. — Вот же… Мойра, я не хотел. Правда, честное слово, это было так неловко, прошу, простите.
Патриция озадаченно кружилась вокруг девушки, уговаривая её как можно быстрее сменить наряд.
— Тихо! — повысив голос, Мойра поднялась, направилась к двери и скрылась в тени коридора.
Тенн медленно опустился на свое место, всё еще держа в обеих руках по салфетке.
Филип, который всё это время сидел, прислонив ладонь к щеке, решил, что пора завершать представление:
— Думаю, на этом стоит закончить наш ужин.
Приглашенный гость почувствовал себя еще более неловко. Ему не доводилось раньше портить вечер или настроение девушкам. А тем более чужие вещи. Лицо его побагровело подобно вину, ладони покрылись испариной.
— Ещё раз простите, думаю, вы правы, мне стоит удалиться.
Филип проводил его до двери, приняв ещё несколько извинений, попрощался с неловким гением и удалился в свой кабинет.
Сумрачный странник
10 или более лет назад
Филип присел в кресло, закидывая одну ногу на другую.
— Устраивайся поудобнее, это будет долгая история.
Ингрид села за стол отца, предварительно приготовив себе большую стопку бумаг и перо с чернильницей.
— Ты будешь задавать вопросы или мне рассказывать все самому с самого начала?
— Давай, ты начнёшь, а там, где у меня будут вопросы, я спрошу, — она заправила выпавший локон за ухо и взяла перо, аккуратно макнув его в чернила.
— Итак, — Кроуфорд закурил ароматную сигару, — я родился в 1618 году. Не самое лучшее время для английского народа и самой Англии в целом. Происходило вытеснение крестьян по стране, поэтому мы запросто могли попасть под горячую руку. У лендлорда были огромные права, поэтому во всех селах царил голод, смерть, разбой и насилие. Я был первым и последним ребенком в нашей семье, так как мать умерла сразу же после родов, оставив меня на отца. Он никогда не говорил мне, что я был обузой для него, мешал жить, не давал работать. Твой дед был добрым и хорошим человеком. Джон научил меня с возрастом всему, что умел сам. С ранних лет я ходил помогать ему в поле, торговал едой. Наша жизнь никогда не была связана с медициной, — Филип слегка улыбнулся. — Я даже не знал такого слова в то время. Но зато очень часто слышал о знахарях, лекарях, ведьмах, — на последнее слово врач сделал ударение и сдержал паузу, дав возможность дочери всё записать. — Жизнь шла, я рос. Всё как у самых обычных бедных людей Англии, ничего особенного, — Кроуфорд выпустил клуб дыма, прикрыв глаза. — Жизнь перевернулась с ног на голову на шестнадцатом году моей жизни. Это произошло восьмого мая 1634 года. После тяжелого дня мы с отцом, как обычно, поздно легли спать с большими планами на следующий день. Как бы странно это не звучало, но меня тогда в последние дни тревожили непонятные чувства. Начались переживания. Я ждал чего-то, очень ждал.
— Подожди, пожалуйста, — Ингрид быстро писала, тихо шурша бумагой. Она повторяла себе под нос предложения, чтобы ничего не забыть и не упустить. — Угу.
— В эту ночь я плохо спал, но, когда сон наконец взял своё, меня разбудил ужасный шум. Как будто все полки в доме разом упали. Схватив первую попавшуюся палку, я быстро кинулся к Джону, но его нигде не было. В доме абсолютно никого не было. Никого.
— Ты ходил во двор?
— Конечно, — Филип стряхнул пепел. — Я обошёл весь дом, побежал в сторону леса, но почти сразу же вернулся обратно. В округе было пусто. Страх окутал тело, и я потерял дар речи. Тот страх, которого я ждал в последние дни, пришёл. Можно было добежать до соседней деревни, но я испугался, без чувств опустился на лавку и пробыл в одном положении до самого утра.
— Может... — девушка остановилась, бегая глазами по листку. — Тут стоит рассказать подробнее?
— Здесь нет ничего важного или интересного. Всё будет впереди.
— Хорошо. Так, как ты там сказал?
— Я сидел в беспамятстве, прокручивая в голове лишь отдельные обрывки ночи, но, когда увидел на небе утренние просветы, вновь стал обыскивать дом. Я ведь упоминал, что было весьма странное ощущение, будто все полки разом свалились? Так вот. Всё стояло на своих местах. У меня промелькнула в голове мысль, что отец бросил меня, но нет. Это, конечно же, не так. И я знал об этом, потому все последующие месяцы искал его. Расспрашивал знакомых, ходил по барам, просто спрашивал людей, но никто ничего не знал и не слышал. Это длилось около года, я почти опустил руки, но... — он щёлкнул пальцами и указал одним из них на Ингрид. — Кое-кто нашептал мне на ухо об одной, так сказать, ведьме, — Филип посмеялся. — Ты бы видела моё лицо, когда я узнал, что кроме неё мне никто не поможет. Ведьмы в те времена — порождение зла и хаоса на земле, но желание найти отца перебороло страх. И я, страстно желая узнать, что же случилось год назад, отправился на поиски местной колдуньи.
— Не торопись, — девушка складывала уже четвертый по счёту лист бумаги в стопочку и, снова макнув перо в чернила, продолжила писать.
— Чем тебе не нравятся печатные машинки, я же подарил тебе одну на новый год? — Филип поднялся с кресла и подошёл к небольшому столику с различными напитками.
— От них один шум. После долгого вечера за ней голова разваливается на части.
Кроуфорд пожал плечами и налил себе в стакан алкоголя, растворяя в нем таблетку.
— Так вот, — врач быстро осушил стакан и повторно взял в руки бутылку. — Я нашёл гадалку практически в самой чаще леса. Она жила в очень маленьком, заросшим мхом домике с крошечными окнами. Во дворе висели разные веники, сушёные овощи, её тряпье, на привязи ходил старый козел. Все признаки того, что в доме живёт больная на голову и очень одинокая женщина. Мне было невероятно страшно. В спину словно дышал холод смерти. Липкий и мерзкий, как щупальца. Страх сковывал, но отступать было нельзя...
Он подошёл к тяжёлой деревянной двери и несколько раз постучал по ней. После минутного молчания Филип со скрипом отворил её и вошёл внутрь. Вокруг всё было хуже, чем на улице: помимо тряпок и зловонных веников везде стояли грязные банки, флаконы с непонятным содержанием и много всего прочего. Если бы он не знал, что здесь кто-то живёт, то непременно подумал, что забрёл в заброшенный сарай, покинутый очень давно. Впечатление усиливали так же паутина, колебавшаяся на стенах и потолке, и останки неизвестных юноше животных. Больше всего удивляло то, что во всём доме была лишь эта комната. Никаких других разветвлений, лестниц, даже кровати не было. Только огромный стол с большой лавкой, стоявший слева, подле стены.
— М-м, у нас гости, — из-за веников вышла очень низкая, старая женщина с припухшим лицом. Она напомнила ему продавщицу молока и сыра на рынке, вот только та немного выше ростом и без одного глаза. На хозяйке была непонятная разноцветная одежда, много украшений и платков, что выцвели в угоду времени. Старушка загадочно улыбнулась золотыми зубами и села за стол, сцепив руки в замок. На жухлых пальцах блестели кольца из ржавого металла. — Что же тебя привело сюда, мой дорогой и юный друг, — она взяла за шкирку чёрного кота и, положив его на стол, стала усердно гладить. — Отец, значит, — не дождавшись ответа юноши, она начала говорить, щуря глаза. — Нет, больше твоего отца здесь. Увели его.
— Что? — Филип опустился на скамью напротив неё. — Как ты узнала? И что это вообще значит?
— А то и значит. Увёл его сумрачный странник. Душа у твоего отца хорошая, вот и увели его.
— Издеваешься? Шутишь надо мной?! — голос гостя стал ломким и предательски подрагивал от отчаяния. — Тебе деньги нужны?
— Не нужны мне твои деньги. Тем более, у тебя их нет, — старуха лукаво улыбнулась, поглядывая на собеседника.
— Нет или есть, без тебя знаю.
— Нет твоего отца тут. Я могу подсказать тебе путь в другой мир, но не уверена, что ты готов платить. Да я даже не уверена, готов ли ты к перемещению.
— Какое ещё перемещение?! Старуха, что ты несёшь?! Я еле добрался до твоего логова, а ты тут шутки со мной шутишь! — парень с возмущением посмотрел на неё. — Говори правду, ты можешь мне помочь или нет?
Женщина тяжело вздохнула и, выпустив чёрного кота из своих крепких рук, двинулась к склянкам.
— Устал ты с дороги. Пока не примешь всю правду, не найдешь своего отца. Неужели не странно, что человек, который забрал Джона, совсем не оставил следов? Неужели не странно, что после ужасного шума и грохота в доме, всё осталось на своих местах? И тебя не смущает, что в доме ничего не украли, а тебя оставили жить? — она достала с дальней полки чашу с ягодами и протянула Филипу. — Держи. Тебе в дорогу. Ешь по ягоде в день, и голод будет отпадать.
— Ты и правда владеешь этим? — он неохотно взял стакан. — Ну, всё видишь?
— Ха-ха, мой дорогой мальчик, — женщина весело подпрыгнула на месте и снова ушла вглубь мётел и тряпок. — Конечно. Наш мир не такой, каким ты его себе раньше представлял! Он опаснее и ужаснее!
Филип сидел, не понимая, что происходит. Он настолько потерялся в себе, настолько устал от поисков, что просто поверил этой старухе на слово и принял от неё скромный дар.
— Хорошо, — вытирая со лба пот и вставая с места, он решил пройти за занавесу тряпья к старухе. — Допустим, что его украл какой-то сумрачный странник, но... куда?
Она быстро выскочила к нему навстречу.
— В другой мир, сынок, — женщина держала в руках чёрную ткань и высокие сапоги. — Держи, — стягивая с парня его мешок, гадалка начала надевать на него пыльную мантию. — Здесь она не действует, но когда попадешь туда, то сможешь некоторое время укрываться ею от Стражей. А это сапоги. А то простудишься ещё. Обувай давай.
Филип неохотно надел кожаные сапоги.
— Так, ладно-ладно, так всё же, как я туда попаду?
— Тебе нужен чёрный человек. Он живёт на другом конце города. Ты найдешь около бара. Только не заходи туда.
— А что будет?
— Не выйдешь оттуда никогда. Так вот. Там стоит его карета. Увидишь, других просто-напросто там не будет. Подойдёшь и передашь вот этот листок. — она вытащила из кармана пожелтевший лист и вложила в ладонь Филипа. — Смотри, не потеряй. Доведёт тебя до туда Грим.
— Грим? Кто это вообще?
— Я, — в темноте, в том самом углу, где совсем недавно находился кот, сидел молодой человек. — Я отведу тебя к нему.
Парень поднялся и вышел на тусклый свет, который исходил от большой вонючей свечи. Он оказался очень высоким и худым. Чёрные как зола волосы были растрёпаны в разные стороны, одежда сильно висела на нём, оголяя белые, как фарфор, расцарапанные плечи. Он выглядел не старше двадцати лет, но лицо говорило обратное: чёрные густые брови сильно наседали на глаза, делая взгляд суровее.
— Добрый вечер, уважаемый.
В дверях стоял статный молодой человек. Он широко улыбался, держа в руках букет красных роз и бутылку вина.
— Проходите, проходите, что вы же стоите в дверях, — она практически затащила парня внутрь, — давайте я вам помогу.
— О, благодарю, — он снял свой пиджак, цилиндр и подошёл к хозяевам дома. — Добрый вечер, мистер Кроуфорд, — его глаза блестели. То ли от яркой люстры, висевшей прямо над его головой, то ли от непонятного счастья, которое с ним произошло. — Добрый вечер, мисс… — он сдержал паузу. Ему захотелось назвать её по имени, но поняв, что он совсем не ведает тем, как зовут дочь доктора, запнувшись, обратился по фамилии, — мисс Кроуфорд.
— Оу, Мойра, — девушка слегка опешила и протянула ему белоснежную руку, скрытую тонкой тканью
— Очень приятно, я Тенн, — заведя одну руку за спину, молодой человек склонился и поцеловал ладонь девушки, слегка придерживая её своей. На её щеках тут же проступил лёгкий румянец, а внутри родилось смущение. — Тенн Тёрнер. О, это вам, — молодой человек протянул ей букет хорошеньких роз, а бутылку вина – её отцу.
— Пройдёмте же к столу, скоро всё остынет! — воодушевленная приходом Тенна, Патриция побежала вперёд, приглашая всех за собой. — Прошу садитесь.
Как только все сели, Филип принялся знакомить свою дочь с новым гостем.
— Ну что же, Мойра, это, — он указал рукой на него, — Тенн Тёрнер. Гений.
На этих словах гость заметно смутился.
— Гений современной медицины, и просто хороший и порядочный человек. Я собираюсь взять его себе в помощники.
— В помощники? — девушка посмотрела удивлёнными глазами на врача.
Филип не хотел ни с кем сотрудничать. По этой причине он отказался от работы в больнице и расположился у себя дома, оборудовав две комнаты: одну под приемный кабинет, вторую под операционную.
— Это правда?
— Да. Первый месяц Тенн будет посещать нас четыре раза в неделю.
Молодой человек оторвался от еды и быстро вытащил у себя из кармана небольшой блокнот с карандашом, начав быстро записывать новую информацию.
— Расскажу ему о тонкостях моего дела. Кстати, — Кроуфорд аккуратно вытер губы салфеткой, — следующая наша встреча в понедельник, в четыре часа дня. Запиши.
— Интересно, — Мойра аналогично приложила пару раз салфетку ко рту и, сложив руки на коленях, взглянула в глаза Тёрнеру. — Ну что же, мистер Тёрнер, расскажите немного о себе.
Парень убрал блокнот на место и, глубоко вздохнув, улыбнулся.
— Я родом из Бирмингема, прекрасного города. Жил в большой самодостаточной семье, имею двоих братьев и сестру. В семье я самый младший. Приехал сюда, чтобы в будущем стать хорошим врачом и как-то реализовать себя в этой жизни. Это моя заветная мечта — лечить людей, помогать больным, но…
— Но что? — Мойра была им очень заинтересована и совершенно этого не скрывала.
— Но к моему великому сожалению, я не оправдал своих надежд и надежд родителей. Меня выгнали из института.
— И бедный парень почти спился с горя, — сказал это себе под нос, Филип покачал головой. — К счастью, я успел его вытащить из быстрозасасывающего болота безнадёжности и страданий. Дал ему второй шанс.
— И я вам за это очень благодарен, мистер Кроуфорд. Для меня большая честь — быть коллегой самого гениального врачевателя современности.
— Будем надеяться, что ученик превзойдет своего учителя.
— Позвольте, я налью вино, — с этими словами молодой человек поднялся и взял рядом стоящую бутылку.
Он начал медленно изучать ее, поворачивая в руках и что-то бормоча себе под нос. Справившись с этикеткой, Тенн начал доставать пробку из бедной бутылки.
— Сейчас принесу штопор! — Патриция быстренько удалилась из столовой.
— Давайте я вам помогу. — Девушка поднялась и потянулась за напитком.
Было видно, что парень никогда не работал с такими вещами сам. Ему, по всей видимости, только подносили готовое.
Мойра попыталась взяться за горлышко, но Тенн всячески отказывал ей, приговаривая: «Сейчас все будет, главное, не волнуйтесь».
Через множество количеств попыток, он резко выдернул пробку, пролив содержимое прямо на девушку.
— Подождите, несу инструмент! — Патриция прибежала в руках со штопором, но было поздно. На белоснежном платье растекалось алое пятно, которое медленно впитывалось в ткань. Ахнув, Мойра приоткрыла рот, быстро схватив салфетку со стола, и принялась очищать платье.
— О, боже, прошу, простите, — Тёрнер поставил бутылку на стол и наклонился вперёд в надежде помочь ей, но опрокинул своим телом вино, тем самым безнадежно испортив платье. — Вот же… Мойра, я не хотел. Правда, честное слово, это было так неловко, прошу, простите.
Патриция озадаченно кружилась вокруг девушки, уговаривая её как можно быстрее сменить наряд.
— Тихо! — повысив голос, Мойра поднялась, направилась к двери и скрылась в тени коридора.
Тенн медленно опустился на свое место, всё еще держа в обеих руках по салфетке.
Филип, который всё это время сидел, прислонив ладонь к щеке, решил, что пора завершать представление:
— Думаю, на этом стоит закончить наш ужин.
Приглашенный гость почувствовал себя еще более неловко. Ему не доводилось раньше портить вечер или настроение девушкам. А тем более чужие вещи. Лицо его побагровело подобно вину, ладони покрылись испариной.
— Ещё раз простите, думаю, вы правы, мне стоит удалиться.
Филип проводил его до двери, приняв ещё несколько извинений, попрощался с неловким гением и удалился в свой кабинет.
Сумрачный странник
10 или более лет назад
Филип присел в кресло, закидывая одну ногу на другую.
— Устраивайся поудобнее, это будет долгая история.
Ингрид села за стол отца, предварительно приготовив себе большую стопку бумаг и перо с чернильницей.
— Ты будешь задавать вопросы или мне рассказывать все самому с самого начала?
— Давай, ты начнёшь, а там, где у меня будут вопросы, я спрошу, — она заправила выпавший локон за ухо и взяла перо, аккуратно макнув его в чернила.
— Итак, — Кроуфорд закурил ароматную сигару, — я родился в 1618 году. Не самое лучшее время для английского народа и самой Англии в целом. Происходило вытеснение крестьян по стране, поэтому мы запросто могли попасть под горячую руку. У лендлорда были огромные права, поэтому во всех селах царил голод, смерть, разбой и насилие. Я был первым и последним ребенком в нашей семье, так как мать умерла сразу же после родов, оставив меня на отца. Он никогда не говорил мне, что я был обузой для него, мешал жить, не давал работать. Твой дед был добрым и хорошим человеком. Джон научил меня с возрастом всему, что умел сам. С ранних лет я ходил помогать ему в поле, торговал едой. Наша жизнь никогда не была связана с медициной, — Филип слегка улыбнулся. — Я даже не знал такого слова в то время. Но зато очень часто слышал о знахарях, лекарях, ведьмах, — на последнее слово врач сделал ударение и сдержал паузу, дав возможность дочери всё записать. — Жизнь шла, я рос. Всё как у самых обычных бедных людей Англии, ничего особенного, — Кроуфорд выпустил клуб дыма, прикрыв глаза. — Жизнь перевернулась с ног на голову на шестнадцатом году моей жизни. Это произошло восьмого мая 1634 года. После тяжелого дня мы с отцом, как обычно, поздно легли спать с большими планами на следующий день. Как бы странно это не звучало, но меня тогда в последние дни тревожили непонятные чувства. Начались переживания. Я ждал чего-то, очень ждал.
— Подожди, пожалуйста, — Ингрид быстро писала, тихо шурша бумагой. Она повторяла себе под нос предложения, чтобы ничего не забыть и не упустить. — Угу.
— В эту ночь я плохо спал, но, когда сон наконец взял своё, меня разбудил ужасный шум. Как будто все полки в доме разом упали. Схватив первую попавшуюся палку, я быстро кинулся к Джону, но его нигде не было. В доме абсолютно никого не было. Никого.
— Ты ходил во двор?
— Конечно, — Филип стряхнул пепел. — Я обошёл весь дом, побежал в сторону леса, но почти сразу же вернулся обратно. В округе было пусто. Страх окутал тело, и я потерял дар речи. Тот страх, которого я ждал в последние дни, пришёл. Можно было добежать до соседней деревни, но я испугался, без чувств опустился на лавку и пробыл в одном положении до самого утра.
— Может... — девушка остановилась, бегая глазами по листку. — Тут стоит рассказать подробнее?
— Здесь нет ничего важного или интересного. Всё будет впереди.
— Хорошо. Так, как ты там сказал?
— Я сидел в беспамятстве, прокручивая в голове лишь отдельные обрывки ночи, но, когда увидел на небе утренние просветы, вновь стал обыскивать дом. Я ведь упоминал, что было весьма странное ощущение, будто все полки разом свалились? Так вот. Всё стояло на своих местах. У меня промелькнула в голове мысль, что отец бросил меня, но нет. Это, конечно же, не так. И я знал об этом, потому все последующие месяцы искал его. Расспрашивал знакомых, ходил по барам, просто спрашивал людей, но никто ничего не знал и не слышал. Это длилось около года, я почти опустил руки, но... — он щёлкнул пальцами и указал одним из них на Ингрид. — Кое-кто нашептал мне на ухо об одной, так сказать, ведьме, — Филип посмеялся. — Ты бы видела моё лицо, когда я узнал, что кроме неё мне никто не поможет. Ведьмы в те времена — порождение зла и хаоса на земле, но желание найти отца перебороло страх. И я, страстно желая узнать, что же случилось год назад, отправился на поиски местной колдуньи.
— Не торопись, — девушка складывала уже четвертый по счёту лист бумаги в стопочку и, снова макнув перо в чернила, продолжила писать.
— Чем тебе не нравятся печатные машинки, я же подарил тебе одну на новый год? — Филип поднялся с кресла и подошёл к небольшому столику с различными напитками.
— От них один шум. После долгого вечера за ней голова разваливается на части.
Кроуфорд пожал плечами и налил себе в стакан алкоголя, растворяя в нем таблетку.
— Так вот, — врач быстро осушил стакан и повторно взял в руки бутылку. — Я нашёл гадалку практически в самой чаще леса. Она жила в очень маленьком, заросшим мхом домике с крошечными окнами. Во дворе висели разные веники, сушёные овощи, её тряпье, на привязи ходил старый козел. Все признаки того, что в доме живёт больная на голову и очень одинокая женщина. Мне было невероятно страшно. В спину словно дышал холод смерти. Липкий и мерзкий, как щупальца. Страх сковывал, но отступать было нельзя...
Он подошёл к тяжёлой деревянной двери и несколько раз постучал по ней. После минутного молчания Филип со скрипом отворил её и вошёл внутрь. Вокруг всё было хуже, чем на улице: помимо тряпок и зловонных веников везде стояли грязные банки, флаконы с непонятным содержанием и много всего прочего. Если бы он не знал, что здесь кто-то живёт, то непременно подумал, что забрёл в заброшенный сарай, покинутый очень давно. Впечатление усиливали так же паутина, колебавшаяся на стенах и потолке, и останки неизвестных юноше животных. Больше всего удивляло то, что во всём доме была лишь эта комната. Никаких других разветвлений, лестниц, даже кровати не было. Только огромный стол с большой лавкой, стоявший слева, подле стены.
— М-м, у нас гости, — из-за веников вышла очень низкая, старая женщина с припухшим лицом. Она напомнила ему продавщицу молока и сыра на рынке, вот только та немного выше ростом и без одного глаза. На хозяйке была непонятная разноцветная одежда, много украшений и платков, что выцвели в угоду времени. Старушка загадочно улыбнулась золотыми зубами и села за стол, сцепив руки в замок. На жухлых пальцах блестели кольца из ржавого металла. — Что же тебя привело сюда, мой дорогой и юный друг, — она взяла за шкирку чёрного кота и, положив его на стол, стала усердно гладить. — Отец, значит, — не дождавшись ответа юноши, она начала говорить, щуря глаза. — Нет, больше твоего отца здесь. Увели его.
— Что? — Филип опустился на скамью напротив неё. — Как ты узнала? И что это вообще значит?
— А то и значит. Увёл его сумрачный странник. Душа у твоего отца хорошая, вот и увели его.
— Издеваешься? Шутишь надо мной?! — голос гостя стал ломким и предательски подрагивал от отчаяния. — Тебе деньги нужны?
— Не нужны мне твои деньги. Тем более, у тебя их нет, — старуха лукаво улыбнулась, поглядывая на собеседника.
— Нет или есть, без тебя знаю.
— Нет твоего отца тут. Я могу подсказать тебе путь в другой мир, но не уверена, что ты готов платить. Да я даже не уверена, готов ли ты к перемещению.
— Какое ещё перемещение?! Старуха, что ты несёшь?! Я еле добрался до твоего логова, а ты тут шутки со мной шутишь! — парень с возмущением посмотрел на неё. — Говори правду, ты можешь мне помочь или нет?
Женщина тяжело вздохнула и, выпустив чёрного кота из своих крепких рук, двинулась к склянкам.
— Устал ты с дороги. Пока не примешь всю правду, не найдешь своего отца. Неужели не странно, что человек, который забрал Джона, совсем не оставил следов? Неужели не странно, что после ужасного шума и грохота в доме, всё осталось на своих местах? И тебя не смущает, что в доме ничего не украли, а тебя оставили жить? — она достала с дальней полки чашу с ягодами и протянула Филипу. — Держи. Тебе в дорогу. Ешь по ягоде в день, и голод будет отпадать.
— Ты и правда владеешь этим? — он неохотно взял стакан. — Ну, всё видишь?
— Ха-ха, мой дорогой мальчик, — женщина весело подпрыгнула на месте и снова ушла вглубь мётел и тряпок. — Конечно. Наш мир не такой, каким ты его себе раньше представлял! Он опаснее и ужаснее!
Филип сидел, не понимая, что происходит. Он настолько потерялся в себе, настолько устал от поисков, что просто поверил этой старухе на слово и принял от неё скромный дар.
— Хорошо, — вытирая со лба пот и вставая с места, он решил пройти за занавесу тряпья к старухе. — Допустим, что его украл какой-то сумрачный странник, но... куда?
Она быстро выскочила к нему навстречу.
— В другой мир, сынок, — женщина держала в руках чёрную ткань и высокие сапоги. — Держи, — стягивая с парня его мешок, гадалка начала надевать на него пыльную мантию. — Здесь она не действует, но когда попадешь туда, то сможешь некоторое время укрываться ею от Стражей. А это сапоги. А то простудишься ещё. Обувай давай.
Филип неохотно надел кожаные сапоги.
— Так, ладно-ладно, так всё же, как я туда попаду?
— Тебе нужен чёрный человек. Он живёт на другом конце города. Ты найдешь около бара. Только не заходи туда.
— А что будет?
— Не выйдешь оттуда никогда. Так вот. Там стоит его карета. Увидишь, других просто-напросто там не будет. Подойдёшь и передашь вот этот листок. — она вытащила из кармана пожелтевший лист и вложила в ладонь Филипа. — Смотри, не потеряй. Доведёт тебя до туда Грим.
— Грим? Кто это вообще?
— Я, — в темноте, в том самом углу, где совсем недавно находился кот, сидел молодой человек. — Я отведу тебя к нему.
Парень поднялся и вышел на тусклый свет, который исходил от большой вонючей свечи. Он оказался очень высоким и худым. Чёрные как зола волосы были растрёпаны в разные стороны, одежда сильно висела на нём, оголяя белые, как фарфор, расцарапанные плечи. Он выглядел не старше двадцати лет, но лицо говорило обратное: чёрные густые брови сильно наседали на глаза, делая взгляд суровее.
