Так Ровена приходила к мысли, что предпочла бы родиться в семье фермера и вести вольную жизнь и едва ли когда-нибудь пожалела бы об этом.
Затем ее мысли перенеслись к воспоминаниям о вечере у герцогини Беррийской, а точнее к моментам, когда она находилась в компании маркизы де Бриссак и вдруг увидела герцога, а затем его лицо, когда он посмотрел на нее в момент знакомства, потом в памяти ярким светом вспыхнул весь инцидент за карточным столом. Ровена вспоминала свои чувства в тот момент, где-то глубоко в душе отдавая себе отчет в том, что при виде Виктора ее не кидало в жар и она не теряла дар речи, между тем испытывая к юноше самую нежную привязанность. Тогда она удивлялась и спрашивала себя, неужели таинственность герцога Оттавского, его странный взгляд и манера поведения могли так влиять на нее. Ужели это ее чувствительное воображение дорисовывало картину, добавляя туда свои совершенно сумасшедшие штрихи?
Не зная какой ответ на этот вопрос мог бы оказаться справедливым, она предпочла, в конце концов, вернуться в мыслях к своим подругам: Одилии и Валентине, решив на следующий день написать им и пригласить прогуляться в Сауфхилл Парке. И так, успокоенная и уставшая, она легла в постель.
На следующий день Одилия и Ровена прогуливались по парку. Валентины с ними не оказалось, потому что та должна была сопровождать своих родителей на источники в Бакстон, где семья планировала провести около двух месяцев.
— Кстати, чуть было не забыла! — оживилась Одилия, лишь только Ровена закончила свой рассказ о Викторе. — Моя матушка желает, чтобы я почаще появлялась в свете. Ты же знаешь, она организовывает вечера. Так как мой жених, Джонатан, выходец из очень знатной семьи и знаком с большинством английских аристократов. Она не желала бы, чтобы я отставала от него и могла бы постепенно привыкать появляться на светских вечерах и отточить изящность и изысканность манер и речи. Но ты знаешь, ее вечера такие скучные, там нет никого нашего с тобой возраста, поэтому я всегда старалась избегать их. Так вот, моя дорогая, я попросила матушку, что приму с удовольствием участие хоть во всех ее салонах, если она позволит мне пригласить моих ненаглядных подруг. Я сразу же подумала о тебе и Валентине. Скажи мне, ты рада? Это ведь такая радость!
Одилия вся сияла от счастья и улыбалась той улыбкой, которая служит признаком скорее собственного удовольствия, нежели чем искренней радости разделить пару вечерних часов с близким другом. Но делала она это так невинно и ребячливо, что Ровена вовсе не заметила данного нюанса, сама являясь еще более невинной и ребячливой.
— Скажи, ты рада, дорогая моя?! — нетерпеливо вымолвила Одилия, желая услышать только лишь бурные восторги подруги. — Я ведь подумала о тебе в первую очередь! А ты знаешь, моя матушка мастерица собирать самый цвет общества у себя в салоне.
— Мне было бы приятно составить тебе компанию. Так, у нас будет возможность чаще видеться и болтать о разном.
Одилия, не совсем удовлетворенная реакцией подруги подчеркнула:
— Это, конечно, да, мне тоже не терпится. Но ты знаешь, ведь надо будет следить за собой и тщательно подбирать гардероб.
— О, это я могу. Хотя для кого бы стоило так прихорашиваться? Ведь ты говорила, в салоне твоей матушки совсем нет людей нашего возраста. Так что мы сможем общаться скорее только между собой, не правда ли? — осведомилась Ровена, наивно приподняв брови. Одилия недовольно повела плечами и ответила:
— Ох, боже мой, какое ты еще дитя! Была бы здесь Валентина, она бы мигом преподала тебе пример.
— Какой пример?
— Такой, что в первую очередь ты должна была обратить внимание на следующие слова: салон моей матушки пестрит знатными дамами и господами. И, знаешь ли, иногда было бы неплохо завести дружбу, которая потом может оказаться очень полезной, кто знает.
— Ах, это! Ты же знаешь, я не преследую подобных целей.
Одилия закатила глаза и вздохнула.
— Иногда ты меня утомляешь, моя милая, надо быть знакомым с тобой поистине глубоко и подробно, чтобы не подумать, будто ты не в своем уме. Ужели тебе не хочется обзавестись парой-тройкой высочайших знакомых?
Ровена замолчала, ровно как и Одилия. И так бывало довольно часто. Этой паре очень не хватало Валентины, которая умела всегда сгладить меркантильную расчетливость и тягу к изысканной жизни Одилии и наивную простоту Ровены. Валентина умела превращать эти черты в нечто среднее и часто выступала посредником, передавая речи от Одилии к Ровене и наоборот так, чтобы все острые углы оказывались в итоге сглаженными.
Через некоторое время Ровена соизволила заговорить, найдя предмет для разговора в предстоящей помолвке Одилии. Тема пришлась как нельзя кстати, поэтому Одилия, быстро перестав хмуриться, устремилась описывать предстоящее празднество, семью жениха, его достоинства и процесс ухаживания.
Когда девушки оказались у ворот, где их ожидали коляски, Одилия, прежде чем попрощаться, осведомилась у своей подруги:
— Так мне ждать вас на днях в салоне матушки?
— Если ты все еще желаешь видеть меня, то я с удовольствием, — смутившись ответила Ровена.
— Какие глупости! Как я могу не желать этого, если я сама лично два часа назад предложила тебе составить мне компанию. Только я была бы несказанно счастлива, если бы ты посоветовалась со мной в выборе наряда. Твое муслиновое платье кремового цвета, например, было бы очень даже кстати.
День, о котором говорила Одилия, настал достаточно быстро, но, впрочем, не так быстро, чтобы Ровена не успела уведомить тетушку и не спросить ее разрешения на посещение вечеров у мадам Уитклиф. Тетушке до этого не было особо дела, так как речь шла о достойном и уважаемом лице и опасаться за племянницу не имело смысла. Но она попросила Ровену проявить больше мудрости и вести себя как можно скромнее, чтобы не вызвать никаких поводов для беспокойства у семьи Виктора.
При этих словах Ровена вспыхнула и выпалила:
— Но какое же отношение сюда имеет семья Виктора?
— Самое прямое, моя дорогая. Вы хотите, чтобы вас считали ветреной?
— Вовсе нет. Но отношение Виктора ко мне не изменится. Между нами очень теплая и искренняя дружба.
— Тем оно лучше, раз вы так прекрасно ладите. Но я бы посоветовала ему держать вас на поводу, так как неизвестно чего вам может взбрести в голову.
— Но он точно не будет считать меня ветреной. Ветра во мне значительно поубавилось с той поры, когда я впервые была представлена ко Двору. И почему это вам вдруг стало так важно мнение Виктора?
Тетушка удивленно приподняла брови и ответила двусмысленно:
— Оно важно мне постольку, поскольку вы проводите с ним так много времени, что у меня складывается впечатление, будто он часть нашей семьи.
Ровена вновь покраснела и вымолвила:
— Вы вовсе не то подумали.
Тетушка Элизабет изобразила на своем лице гримасу скептичности, а Ровена, быстро поклонившись, унеслась в свою комнату.
В день визита к Одилии Ровена с аккуратностью подобрала платье, учитывая пожелания подруги. То же не избегло и прически.
Так как она не желала привлекать к себе лишнего внимания, то постаралась приехать на вечер как можно раньше. К ней тут же подлетела Одилия, словно фея, в платье из тонкого кружева кремового цвета, вся изящная и счастливая. Она, поприветствовав подругу, тут же взяла ее под руку и повела к камину, даже не позволив поздороваться с остальными гостями:
— Как я рада твоему приходу! Ну вот, теперь мне уже не так скучно. Ты даже не представляешь, как скучно мне было весь этот час, что я тебя ждала!
— Как?! — испугалась Ровена. — Ты ждала меня целый час?! Но ужин же назначен в семь тридцать…
— Ах, какая разница! В общем, я ждала тебя и ожидание мое длилось целую вечность.
— Как хорошо, что ты послушалась моего совета по поводу гардероба, только вот все равно не хватает изящности. Надо чтобы ты попросила у своего отца оплатить тебе хорошего парикмахера из Франции. И кстати, надеюсь, ты же не будешь делать таких глупостей, как у герцогини Беррийской?
Ровена хлопала глазами и никак не могла взять в толк, почему вдруг Одилии взбрело в голову рассуждать о таких странных вещах.
— Чтобы ты была в курсе, — продолжала Одилия как ни в чем ни бывало, — сегодня у нас аперитив, потом ужин, а потом мы играем в карты. За игрой в карты будут поданы напитки, постарайся ничего не уронить…
— Но ведь я ничего и не роняла!
— Неважно. Просто веди себя как леди и смотри время от времени на меня, я буду давать тебе знаки.
В конце концов Ровена не выдержала и негодующе осведомилась:
— Но к чему все это? Разве здесь будут настолько важные господа? Или если тебе так неловко за меня, то зачем было отправлять мне приглашение?
— Ох, прости, моя милая, я и не думала отчитывать тебя. Напротив, желаю тебе добра. И вот увидишь, потом станешь меня благодарить!
Одилия загадочно улыбалась, глядя на Ровену.
— Это почему?
Одилия открыла было рот, но тут подошла ее матушка, чтобы поприветствовать гостью.
Мадам произнесла лишь только то, что обычно произносили при приветствии гостей, но сделала она это с той теплотой и искренностью, с которой обычно приветствуют действительно дорогих гостей. Она тут же отошла от девушек, потому что в гостиную пожаловали другие лица.
— Вы спрашивали меня почему? — протараторила с жаром на ухо подруге Одилия. — А вот посмотрите сами.
В это время слуга произнес имя, услышав которое Ровена вздрогнула. Она обернулась лицом к пришедшим и увидела профиль Франца-Ульриха, а рядом с ним мадам де Бриссак.
Впрочем, она не потеряла ни дар речи, ни даже не побледнела, так как предполагала, что в салоне мадам Уитклиф рано или поздно вполне может столкнуться с герцогом. Тот был одет в бархатный костюм темно-синего цвета с бордовой подкладкой. Пошитый изумительно искусно, костюм сидел на нем как влитой. Темные волосы свободно ниспадали на плечи, обрамляя словно выточенное из мрамора лицо, мужественные скулы и подбородок. Глаза его острые и выразительные блистали, словно в них отражалось звездное небо.
Ровена застыла, глядя на герцога, но пришла в себя от шепота подруги:
— Знайте, я категорически не одобряю ваше увлечение. Не забывайте, вас с ним разделяют горы!
Ровена сдержала досадный вздох и вымолвила:
— Может быть, не горы, а пропасть? Зачем тогда ты так усердно наставляла меня пару минут до этого?
Одилия растерялась, она и сама не знала, чем были продиктованы ее действия. Любопытство? Желание позабавиться?
Она небрежно пожала плечами и бросила:
— Почему бы нет? Пара-тройка полезных советов никогда не бывают лишними, мне думается.
В это время герцог, оглядывая залу на предмет знакомых лиц, встретился взглядом с Ровеной.
Она заметила, как он вдруг напрягся и губы его вытянулись в тонкую струну. Взгляд дрогнул. Он сначала отвел его, но потом, скорее всего, подумал, что нелепо избегать человека, если уже представлен ему. За этот промежуток времени в девушке всколыхнулся огонек страха, так как ей подумалось, будто герцог сердится на нее и вот-вот сделает вид, что они незнакомы. Однако страх ее рассеялся, когда он вновь взглянул на нее и слегка кивнул, она поприветствовала его в свою очередь. Тут же подоспела и Луиза, подметив, что спутник ее кого-то приветствовал, она увидела Ровену. Та снова почувствовала внутри напряжение, ожидая реакции маркизы, она даже задержала дыхание.
Маркиза улыбнулась довольно любезно и даже по-дружески. От чего в груди у девушки значительно потеплело и только сейчас она почувствовала, как огромный камень свалился с ее души.
Гости, словно сговорившись, все прибывали в одно и то же время. Зала сильно оживилась и круговорот новых лиц спрятал от глаз Ровены герцога и его спутницу. Она тут вдруг подумала, что неплохо было бы извиниться перед ним за неловкость на ужине у герцогини Беррийской. Тем самым она также желала окончательно рассеять свои подозрения по поводу отношения к ней этой представительной пары.
Подали аперитив. Гости перемещались по залу беседуя друг с другом. Одилия держала Ровену под руку, словно пленницу, не выпуская руку подруги ни на минуту. Она лила на нее тонны всяких ничего особо незначащих фраз. Ровена старалась по возможности найти взглядом герцога, незаметно от Одилии и поэтому почти не слушала ее, лишь только поддакивала той постоянно во время пауз. Она все ждала удобного момента, чтобы подойти к герцогу и маркизе, но удобный момент все не наступал.
Вот ударили в гонг и гости отправились в зал, где их ожидал ужин. За ужином подруги вынуждены были расстаться, потому что их рассадили по разные стороны стола. А Ровена облегченно вздохнула, надеясь провести время ужина в спокойствии.
Украдкой наблюдая за герцогом Оттавским, она подметила почти полное отсутствие у него аппетита. Ту же странность она заметила и у герцогини. Не в первый раз уже она наблюдала болезненную бледность его лица.
“Наверное, он крайне слаб здоровьем, если бы у меня была возможность, я бы посоветовала ему больше бывать на солнце, есть больше овощей и съездить на источники. Я бы занялась его здоровьем как следует. О чем только думает де Бриссак?” — в таких мыслях прошел ужин. Вскоре хозяйка вечера поднялась со своего места и похлопала в ладоши, призывая всех к вниманию.
— Прежде чем мы продолжим наш вечер за карточным столом, предлагаю маленькое развлечение: игру в слова! Ее мне показала мадам де Бриссак. Она очень популярна во Франции и, надеюсь, приживется здесь, за моим столом. Так как вы все мудрые и остроумные люди, так почему бы нам не блеснуть своими талантами?
Мадам Уитклиф объяснила правила: она называет слово и выбирает себе противника, а он должен придумать на это слово либо афоризм, либо остроту, либо любую остроумную фразу. После полного круга выбывает тот, чье заявление оказалось наименее удачным.
— Итак, приступим. Я начну: "жизнь". — и обращаясь уже к господину, возле нее мадам Уитклиф продолжила. — Мой вызов вам.
— Не бойтесь, что ваша жизнь закончится. Бойтесь, что она никогда не начнется.
Гости зааплодировали. Господин же, довольный своей фразой выбрал другого противника, предоставив ему разобраться со словом “болезнь”. Тот помолчал минуту, сосредоточенно нахмурившись, и выдал вскоре:
— Анекдот: приходит больной к врачу и говорит тому, что ушиб руку в нескольких местах. Врач ему отвечает: тогда не ходите больше в эти места!
За столом снова послышался смех и так гости передавали друг другу слова, увлеченные игрой и упоенные собственным остроумием.
В конце концов очередь дошла и до герцога Оттавского. Его противник передал ему слово “благородство”. Воцарилась тишина, впрочем, как и перед каждым словесным поединком.
— Когда сильный помогает слабому — это эгоизм, когда слабый помогает сильному — это услужливость, когда равный помогает равному — это благородство.
В зале возникла тишина. Каждый старался переварить ответ герцога.
Наконец хозяйка вечера заговорила:
— Значит, вы считаете, раз мы жертвуем деньги беднякам, то проявляем эгоизм? Когда мы даем помощь церкви, это тоже из личного эгоизма?
— Простите, если я не совсем правильно сформулировал фразу, из-за чего вы меня неверно поняли. Я имел в виду, что каждый в глубине своей души всегда преследует личные корыстные мотивы. И даже если он их не осознает, то осознает хотя бы желание выслужиться перед богом.
Затем ее мысли перенеслись к воспоминаниям о вечере у герцогини Беррийской, а точнее к моментам, когда она находилась в компании маркизы де Бриссак и вдруг увидела герцога, а затем его лицо, когда он посмотрел на нее в момент знакомства, потом в памяти ярким светом вспыхнул весь инцидент за карточным столом. Ровена вспоминала свои чувства в тот момент, где-то глубоко в душе отдавая себе отчет в том, что при виде Виктора ее не кидало в жар и она не теряла дар речи, между тем испытывая к юноше самую нежную привязанность. Тогда она удивлялась и спрашивала себя, неужели таинственность герцога Оттавского, его странный взгляд и манера поведения могли так влиять на нее. Ужели это ее чувствительное воображение дорисовывало картину, добавляя туда свои совершенно сумасшедшие штрихи?
Не зная какой ответ на этот вопрос мог бы оказаться справедливым, она предпочла, в конце концов, вернуться в мыслях к своим подругам: Одилии и Валентине, решив на следующий день написать им и пригласить прогуляться в Сауфхилл Парке. И так, успокоенная и уставшая, она легла в постель.
На следующий день Одилия и Ровена прогуливались по парку. Валентины с ними не оказалось, потому что та должна была сопровождать своих родителей на источники в Бакстон, где семья планировала провести около двух месяцев.
— Кстати, чуть было не забыла! — оживилась Одилия, лишь только Ровена закончила свой рассказ о Викторе. — Моя матушка желает, чтобы я почаще появлялась в свете. Ты же знаешь, она организовывает вечера. Так как мой жених, Джонатан, выходец из очень знатной семьи и знаком с большинством английских аристократов. Она не желала бы, чтобы я отставала от него и могла бы постепенно привыкать появляться на светских вечерах и отточить изящность и изысканность манер и речи. Но ты знаешь, ее вечера такие скучные, там нет никого нашего с тобой возраста, поэтому я всегда старалась избегать их. Так вот, моя дорогая, я попросила матушку, что приму с удовольствием участие хоть во всех ее салонах, если она позволит мне пригласить моих ненаглядных подруг. Я сразу же подумала о тебе и Валентине. Скажи мне, ты рада? Это ведь такая радость!
Одилия вся сияла от счастья и улыбалась той улыбкой, которая служит признаком скорее собственного удовольствия, нежели чем искренней радости разделить пару вечерних часов с близким другом. Но делала она это так невинно и ребячливо, что Ровена вовсе не заметила данного нюанса, сама являясь еще более невинной и ребячливой.
— Скажи, ты рада, дорогая моя?! — нетерпеливо вымолвила Одилия, желая услышать только лишь бурные восторги подруги. — Я ведь подумала о тебе в первую очередь! А ты знаешь, моя матушка мастерица собирать самый цвет общества у себя в салоне.
— Мне было бы приятно составить тебе компанию. Так, у нас будет возможность чаще видеться и болтать о разном.
Одилия, не совсем удовлетворенная реакцией подруги подчеркнула:
— Это, конечно, да, мне тоже не терпится. Но ты знаешь, ведь надо будет следить за собой и тщательно подбирать гардероб.
— О, это я могу. Хотя для кого бы стоило так прихорашиваться? Ведь ты говорила, в салоне твоей матушки совсем нет людей нашего возраста. Так что мы сможем общаться скорее только между собой, не правда ли? — осведомилась Ровена, наивно приподняв брови. Одилия недовольно повела плечами и ответила:
— Ох, боже мой, какое ты еще дитя! Была бы здесь Валентина, она бы мигом преподала тебе пример.
— Какой пример?
— Такой, что в первую очередь ты должна была обратить внимание на следующие слова: салон моей матушки пестрит знатными дамами и господами. И, знаешь ли, иногда было бы неплохо завести дружбу, которая потом может оказаться очень полезной, кто знает.
— Ах, это! Ты же знаешь, я не преследую подобных целей.
Одилия закатила глаза и вздохнула.
— Иногда ты меня утомляешь, моя милая, надо быть знакомым с тобой поистине глубоко и подробно, чтобы не подумать, будто ты не в своем уме. Ужели тебе не хочется обзавестись парой-тройкой высочайших знакомых?
Ровена замолчала, ровно как и Одилия. И так бывало довольно часто. Этой паре очень не хватало Валентины, которая умела всегда сгладить меркантильную расчетливость и тягу к изысканной жизни Одилии и наивную простоту Ровены. Валентина умела превращать эти черты в нечто среднее и часто выступала посредником, передавая речи от Одилии к Ровене и наоборот так, чтобы все острые углы оказывались в итоге сглаженными.
Через некоторое время Ровена соизволила заговорить, найдя предмет для разговора в предстоящей помолвке Одилии. Тема пришлась как нельзя кстати, поэтому Одилия, быстро перестав хмуриться, устремилась описывать предстоящее празднество, семью жениха, его достоинства и процесс ухаживания.
Когда девушки оказались у ворот, где их ожидали коляски, Одилия, прежде чем попрощаться, осведомилась у своей подруги:
— Так мне ждать вас на днях в салоне матушки?
— Если ты все еще желаешь видеть меня, то я с удовольствием, — смутившись ответила Ровена.
— Какие глупости! Как я могу не желать этого, если я сама лично два часа назад предложила тебе составить мне компанию. Только я была бы несказанно счастлива, если бы ты посоветовалась со мной в выборе наряда. Твое муслиновое платье кремового цвета, например, было бы очень даже кстати.
День, о котором говорила Одилия, настал достаточно быстро, но, впрочем, не так быстро, чтобы Ровена не успела уведомить тетушку и не спросить ее разрешения на посещение вечеров у мадам Уитклиф. Тетушке до этого не было особо дела, так как речь шла о достойном и уважаемом лице и опасаться за племянницу не имело смысла. Но она попросила Ровену проявить больше мудрости и вести себя как можно скромнее, чтобы не вызвать никаких поводов для беспокойства у семьи Виктора.
При этих словах Ровена вспыхнула и выпалила:
— Но какое же отношение сюда имеет семья Виктора?
— Самое прямое, моя дорогая. Вы хотите, чтобы вас считали ветреной?
— Вовсе нет. Но отношение Виктора ко мне не изменится. Между нами очень теплая и искренняя дружба.
— Тем оно лучше, раз вы так прекрасно ладите. Но я бы посоветовала ему держать вас на поводу, так как неизвестно чего вам может взбрести в голову.
— Но он точно не будет считать меня ветреной. Ветра во мне значительно поубавилось с той поры, когда я впервые была представлена ко Двору. И почему это вам вдруг стало так важно мнение Виктора?
Тетушка удивленно приподняла брови и ответила двусмысленно:
— Оно важно мне постольку, поскольку вы проводите с ним так много времени, что у меня складывается впечатление, будто он часть нашей семьи.
Ровена вновь покраснела и вымолвила:
— Вы вовсе не то подумали.
Тетушка Элизабет изобразила на своем лице гримасу скептичности, а Ровена, быстро поклонившись, унеслась в свою комнату.
В день визита к Одилии Ровена с аккуратностью подобрала платье, учитывая пожелания подруги. То же не избегло и прически.
Так как она не желала привлекать к себе лишнего внимания, то постаралась приехать на вечер как можно раньше. К ней тут же подлетела Одилия, словно фея, в платье из тонкого кружева кремового цвета, вся изящная и счастливая. Она, поприветствовав подругу, тут же взяла ее под руку и повела к камину, даже не позволив поздороваться с остальными гостями:
— Как я рада твоему приходу! Ну вот, теперь мне уже не так скучно. Ты даже не представляешь, как скучно мне было весь этот час, что я тебя ждала!
— Как?! — испугалась Ровена. — Ты ждала меня целый час?! Но ужин же назначен в семь тридцать…
— Ах, какая разница! В общем, я ждала тебя и ожидание мое длилось целую вечность.
— Как хорошо, что ты послушалась моего совета по поводу гардероба, только вот все равно не хватает изящности. Надо чтобы ты попросила у своего отца оплатить тебе хорошего парикмахера из Франции. И кстати, надеюсь, ты же не будешь делать таких глупостей, как у герцогини Беррийской?
Ровена хлопала глазами и никак не могла взять в толк, почему вдруг Одилии взбрело в голову рассуждать о таких странных вещах.
— Чтобы ты была в курсе, — продолжала Одилия как ни в чем ни бывало, — сегодня у нас аперитив, потом ужин, а потом мы играем в карты. За игрой в карты будут поданы напитки, постарайся ничего не уронить…
— Но ведь я ничего и не роняла!
— Неважно. Просто веди себя как леди и смотри время от времени на меня, я буду давать тебе знаки.
В конце концов Ровена не выдержала и негодующе осведомилась:
— Но к чему все это? Разве здесь будут настолько важные господа? Или если тебе так неловко за меня, то зачем было отправлять мне приглашение?
— Ох, прости, моя милая, я и не думала отчитывать тебя. Напротив, желаю тебе добра. И вот увидишь, потом станешь меня благодарить!
Одилия загадочно улыбалась, глядя на Ровену.
— Это почему?
Одилия открыла было рот, но тут подошла ее матушка, чтобы поприветствовать гостью.
Мадам произнесла лишь только то, что обычно произносили при приветствии гостей, но сделала она это с той теплотой и искренностью, с которой обычно приветствуют действительно дорогих гостей. Она тут же отошла от девушек, потому что в гостиную пожаловали другие лица.
— Вы спрашивали меня почему? — протараторила с жаром на ухо подруге Одилия. — А вот посмотрите сами.
В это время слуга произнес имя, услышав которое Ровена вздрогнула. Она обернулась лицом к пришедшим и увидела профиль Франца-Ульриха, а рядом с ним мадам де Бриссак.
Впрочем, она не потеряла ни дар речи, ни даже не побледнела, так как предполагала, что в салоне мадам Уитклиф рано или поздно вполне может столкнуться с герцогом. Тот был одет в бархатный костюм темно-синего цвета с бордовой подкладкой. Пошитый изумительно искусно, костюм сидел на нем как влитой. Темные волосы свободно ниспадали на плечи, обрамляя словно выточенное из мрамора лицо, мужественные скулы и подбородок. Глаза его острые и выразительные блистали, словно в них отражалось звездное небо.
Ровена застыла, глядя на герцога, но пришла в себя от шепота подруги:
— Знайте, я категорически не одобряю ваше увлечение. Не забывайте, вас с ним разделяют горы!
Ровена сдержала досадный вздох и вымолвила:
— Может быть, не горы, а пропасть? Зачем тогда ты так усердно наставляла меня пару минут до этого?
Одилия растерялась, она и сама не знала, чем были продиктованы ее действия. Любопытство? Желание позабавиться?
Она небрежно пожала плечами и бросила:
— Почему бы нет? Пара-тройка полезных советов никогда не бывают лишними, мне думается.
В это время герцог, оглядывая залу на предмет знакомых лиц, встретился взглядом с Ровеной.
Она заметила, как он вдруг напрягся и губы его вытянулись в тонкую струну. Взгляд дрогнул. Он сначала отвел его, но потом, скорее всего, подумал, что нелепо избегать человека, если уже представлен ему. За этот промежуток времени в девушке всколыхнулся огонек страха, так как ей подумалось, будто герцог сердится на нее и вот-вот сделает вид, что они незнакомы. Однако страх ее рассеялся, когда он вновь взглянул на нее и слегка кивнул, она поприветствовала его в свою очередь. Тут же подоспела и Луиза, подметив, что спутник ее кого-то приветствовал, она увидела Ровену. Та снова почувствовала внутри напряжение, ожидая реакции маркизы, она даже задержала дыхание.
Маркиза улыбнулась довольно любезно и даже по-дружески. От чего в груди у девушки значительно потеплело и только сейчас она почувствовала, как огромный камень свалился с ее души.
Гости, словно сговорившись, все прибывали в одно и то же время. Зала сильно оживилась и круговорот новых лиц спрятал от глаз Ровены герцога и его спутницу. Она тут вдруг подумала, что неплохо было бы извиниться перед ним за неловкость на ужине у герцогини Беррийской. Тем самым она также желала окончательно рассеять свои подозрения по поводу отношения к ней этой представительной пары.
Подали аперитив. Гости перемещались по залу беседуя друг с другом. Одилия держала Ровену под руку, словно пленницу, не выпуская руку подруги ни на минуту. Она лила на нее тонны всяких ничего особо незначащих фраз. Ровена старалась по возможности найти взглядом герцога, незаметно от Одилии и поэтому почти не слушала ее, лишь только поддакивала той постоянно во время пауз. Она все ждала удобного момента, чтобы подойти к герцогу и маркизе, но удобный момент все не наступал.
Вот ударили в гонг и гости отправились в зал, где их ожидал ужин. За ужином подруги вынуждены были расстаться, потому что их рассадили по разные стороны стола. А Ровена облегченно вздохнула, надеясь провести время ужина в спокойствии.
Украдкой наблюдая за герцогом Оттавским, она подметила почти полное отсутствие у него аппетита. Ту же странность она заметила и у герцогини. Не в первый раз уже она наблюдала болезненную бледность его лица.
“Наверное, он крайне слаб здоровьем, если бы у меня была возможность, я бы посоветовала ему больше бывать на солнце, есть больше овощей и съездить на источники. Я бы занялась его здоровьем как следует. О чем только думает де Бриссак?” — в таких мыслях прошел ужин. Вскоре хозяйка вечера поднялась со своего места и похлопала в ладоши, призывая всех к вниманию.
— Прежде чем мы продолжим наш вечер за карточным столом, предлагаю маленькое развлечение: игру в слова! Ее мне показала мадам де Бриссак. Она очень популярна во Франции и, надеюсь, приживется здесь, за моим столом. Так как вы все мудрые и остроумные люди, так почему бы нам не блеснуть своими талантами?
Мадам Уитклиф объяснила правила: она называет слово и выбирает себе противника, а он должен придумать на это слово либо афоризм, либо остроту, либо любую остроумную фразу. После полного круга выбывает тот, чье заявление оказалось наименее удачным.
— Итак, приступим. Я начну: "жизнь". — и обращаясь уже к господину, возле нее мадам Уитклиф продолжила. — Мой вызов вам.
— Не бойтесь, что ваша жизнь закончится. Бойтесь, что она никогда не начнется.
Гости зааплодировали. Господин же, довольный своей фразой выбрал другого противника, предоставив ему разобраться со словом “болезнь”. Тот помолчал минуту, сосредоточенно нахмурившись, и выдал вскоре:
— Анекдот: приходит больной к врачу и говорит тому, что ушиб руку в нескольких местах. Врач ему отвечает: тогда не ходите больше в эти места!
За столом снова послышался смех и так гости передавали друг другу слова, увлеченные игрой и упоенные собственным остроумием.
В конце концов очередь дошла и до герцога Оттавского. Его противник передал ему слово “благородство”. Воцарилась тишина, впрочем, как и перед каждым словесным поединком.
— Когда сильный помогает слабому — это эгоизм, когда слабый помогает сильному — это услужливость, когда равный помогает равному — это благородство.
В зале возникла тишина. Каждый старался переварить ответ герцога.
Наконец хозяйка вечера заговорила:
— Значит, вы считаете, раз мы жертвуем деньги беднякам, то проявляем эгоизм? Когда мы даем помощь церкви, это тоже из личного эгоизма?
— Простите, если я не совсем правильно сформулировал фразу, из-за чего вы меня неверно поняли. Я имел в виду, что каждый в глубине своей души всегда преследует личные корыстные мотивы. И даже если он их не осознает, то осознает хотя бы желание выслужиться перед богом.
