На следующий день граф уведомил своих домашних, что не имеет возможности более задерживаться дома и должен немедленно отбыть на место службы. Он назначил дату отъезда на следующий день, чем опечалил и без того печальную дочь. Тем не менее он, казалось, пребывал в бодром настроении и, кажется, совсем забыл о произошедшем казусе.
Вечером после ужина он уединился в своем кабинете с тетушкой Элизабет для разговора, в это время Ровена как раз писала письмо Виктору. Что до тетушки Элизабет, то та уже знала, о чем пойдет речь.
— Вы видите, мадам, какие многообещающие отношения и встречи разворачиваются под этой крышей.
Тетушка с горячностью согласилась с графом.
— Тогда прошу вас не препятствовать им, и с божьей помощью мы очень скоро сыграем свадьбу. Правда я, к сожалению, не имел времени, чтобы узнать у Ровены ее мысли в отношении этого юноши и очень сожалею об этом, все-таки я не совсем внимательный отец. Но у меня есть вы, Элизабет, вы женщина и лучше знаете толк во всех этих женских беседах, поэтому я оставляю всю работу на вас и надеюсь на посильную помощь.
— Не переживайте, ваша милость, я сама бы рада выдать нашу красавицу замуж. Уж я-то займусь тем, чтобы создать в ее глазах нужный нам образ жениха. И даже если ее мысли не лежат в нужную нам сторону, будьте спокойны, я уж найду способ их туда направить.
Граф вздохнул, успокоенный, немного помолчал и добавил:
— Если у вас возникнут какие-то сложные ситуации, понадобятся деньги или вам необходим будет совет, пишите мне не задумываясь как можно быстрее, я тут же отвечу вам. И в целом прошу вас, держите меня в курсе всего. Несмотря на дистанцию между нами, мне хотелось бы получать новости так часто и в подробном виде, словно я все еще дома.
Граф отбыл рано утром. Уезжая, он весь пребывал в надеждах, а его лицо озаряла улыбка, которой он не отдавал отчета.
После обеда Виктор уже стоял в гостиной графского особняка, ожидая Ровену. Юноша был свеж, весел и румян, как то полагается влюбленному. В то время как Ровена хотя и старалась обозначить на лице улыбку нет-нет да впадала в задумчивость и грусть, а непривычная бледность ее лица взволновала Виктора. Но она сообщила ему, что прошедший светский вечер поздно закончился и был довольно изматывающим, посему она, непривычная к подобным мероприятиям, слишком устала. Впрочем, томность и задумчивость ей так шли, что Виктор вскоре и вовсе перестал беспокоиться.
Они прошли в крытую галерею, где хранились картины. Виктор сперва осмотрел все работы, стараясь проявить весь вкус и все познания в живописи, чтобы показаться недурно разбирающимся в искусстве человеком. Впрочем, он чаще хвалил ее работы, чем критиковал, влюбленные глаза могли видеть лишь достоинства творений Ровены. Он подмечал легкость ее кисти и нежность цветов, опуская то, что форма и пропорции были часто нарушены. И, войдя в раж, он взял очередную работу, признанную неудачной даже Ровеной, и подметил необычность композиции и новизну в выборе цветовой палитры.
К счастью, Ровена была так рассеяна и задумчива, что то и дело погружалась в свои мысли. Поэтому неуместные похвалы либо проходили мимо ее ушей, либо оставались где-то на задворках сознания.
День прошел довольно непринужденно, молодые люди провели вместе чудесное время. Ровене удалось все же немного отвлечься, а Виктор получил истинное удовольствие видеть ее рядом с собой почти пять часов. Его тонкое чувство юмора, внимательность и заботливость заставляли трепетать ее сердце. Ведь никто еще из молодых людей не уделял ей столько внимания, чему она радовалась в глубине души и была благодарна Виктору за столь нежную дружбу.
Целую неделю Виктор навещал Ровену в графском особняке каждый день, а в один из них молодые люди договорились съездить в деревню навестить Максима и его прелестных сестер, что и было исполнено. И так вся компания провела время на открытом воздухе, прогуливаясь по лугам и отдыхая на берегу речки под сенью раскидистых вязов. Максим был несказанно польщен визитом своего старого друга, а еще более он обрадовался, когда узнал, что Виктор собирается провести в этих краях некоторое время. Он так же весь просиял от радости, когда узнал, что у Виктора здесь почти нет знакомых, и теперь сын фермера оказался ему единственным другом. Для Виктора это общение являлось еще одним предлогом, чтобы чаще видеться с Ровеной, так как он подметил, насколько близка девушка с детьми фермера.
Так пролетело еще две недели. Встречи из галереи то и дело перемещались в сады и луга Беркшира.
Кстати сказать, одна из дочек мистера Бэрроу приглянулась некоему барону и теперь добросовестные родители хлопотали на всех фронтах одновременно: не отпускали из внимания Максима, угождали знатным гостям, обхаживали барона, желая приобрести первый дворянский титул для своей, к слову сказать, небедной семьи. Тем более они были рады неожиданно начавшимся частым визитам Ровены и Виктора, что эти встречи вскоре дошли и до ушей знатного семейства претендента на руку Маргарет и как следует подсобили в решимости этого семейства согласиться на брак их сына и фермерской дочери. Они понимали всю взаимовыгодность обмена: баронская семья нуждалась в деньгах, а семья Бэрроу в титуле.
Так что, как видно, вся знакомая компания получала множество преимуществ, помимо прекрасного времяпрепровождения в обществе друг друга.
Как-то в один из вечеров Ровена примостилась на подоконнике, выглядывая в окно. Она очутилась в тишине засыпающего особняка наедине со своими мыслями и думала о приятных встречах с Виктором и детьми фермера, а также поймала себя на мысли, что в компании фермерских детей чувствует себя гораздо более свободной и счастливой, нежели чем в компании с Одилией и Валентиной и уж тем более на светских вечерах, где царили правила, продиктованные строгим этикетом и тонкий юмор, который она имела склонность не всегда понимать. Она предпочитала простые, иногда громоздкие шутки Максима и его сестер, над которыми можно было смеяться так, как того желала душа, каламбурам светских салонов и сдержанным улыбкам дам. Так Ровена приходила к мысли, что предпочла бы родиться в семье фермера и вести вольную жизнь и едва ли когда-нибудь пожалела бы об этом.
Затем ее мысли перенеслись к воспоминаниям о вечере у герцогини Беррийской, а точнее к моментам, когда она находилась в компании маркизы де Бриссак и вдруг увидела герцога, а затем его лицо, когда он посмотрел на нее в момент знакомства, потом в памяти ярким светом вспыхнул весь инцидент за карточным столом. Ровена вспоминала свои чувства в тот момент, где-то глубоко в душе отдавая себе отчет в том, что при виде Виктора ее не кидало в жар и она не теряла дар речи, между тем испытывая к юноше самую нежную привязанность. Тогда она удивлялась и спрашивала себя, неужели таинственность герцога Оттавского, его странный взгляд и манера поведения могли так влиять на нее. Ужели это ее чувствительное воображение дорисовывало картину, добавляя туда свои совершенно сумасшедшие штрихи?
Не зная какой ответ на этот вопрос мог бы оказаться справедливым, она предпочла, в конце концов, вернуться в мыслях к своим подругам: Одилии и Валентине, решив на следующий день написать им и пригласить прогуляться в Сауфхилл Парке. И так, успокоенная и уставшая, она легла в постель.
На следующий день Одилия и Ровена прогуливались по парку. Валентины с ними не оказалось, потому что та должна была сопровождать своих родителей на источники в Бакстон, где семья планировала провести около двух месяцев.
— Кстати, чуть было не забыла! — оживилась Одилия, лишь только Ровена закончила свой рассказ о Викторе. — Моя матушка желает, чтобы я почаще появлялась в свете. Ты же знаешь, она организовывает вечера. Так как мой жених, Джонатан, выходец из очень знатной семьи и знаком с большинством английских аристократов. Она не желала бы, чтобы я отставала от него и могла бы постепенно привыкать появляться на светских вечерах и отточить изящность и изысканность манер и речи. Но ты знаешь, ее вечера такие скучные, там нет никого нашего с тобой возраста, поэтому я всегда старалась избегать их. Так вот, моя дорогая, я попросила матушку, что приму с удовольствием участие хоть во всех ее салонах, если она позволит мне пригласить моих ненаглядных подруг. Я сразу же подумала о тебе и Валентине. Скажи мне, ты рада? Это ведь такая радость!
Одилия вся сияла от счастья и улыбалась той улыбкой, которая служит признаком скорее собственного удовольствия, нежели чем искренней радости разделить пару вечерних часов с близким другом. Но делала она это так невинно и ребячливо, что Ровена вовсе не заметила данного нюанса, сама являясь еще более невинной и ребячливой.
— Скажи, ты рада, дорогая моя?! — нетерпеливо вымолвила Одилия, желая услышать только лишь бурные восторги подруги. — Я ведь подумала о тебе в первую очередь! А ты знаешь, моя матушка мастерица собирать самый цвет общества у себя в салоне.
— Мне было бы приятно составить тебе компанию. Так, у нас будет возможность чаще видеться и болтать о разном.
Одилия, не совсем удовлетворенная реакцией подруги подчеркнула:
— Это, конечно, да, мне тоже не терпится. Но ты знаешь, ведь надо будет следить за собой и тщательно подбирать гардероб.
— О, это я могу. Хотя для кого бы стоило так прихорашиваться? Ведь ты говорила, в салоне твоей матушки совсем нет людей нашего возраста. Так что мы сможем общаться скорее только между собой, не правда ли? — осведомилась Ровена, наивно приподняв брови. Одилия недовольно повела плечами и ответила:
— Ох, боже мой, какое ты еще дитя! Была бы здесь Валентина, она бы мигом преподала тебе пример.
— Какой пример?
— Такой, что в первую очередь ты должна была обратить внимание на следующие слова: салон моей матушки пестрит знатными дамами и господами. И, знаешь ли, иногда было бы неплохо завести дружбу, которая потом может оказаться очень полезной, кто знает.
— Ах, это! Ты же знаешь, я не преследую подобных целей.
Одилия закатила глаза и вздохнула.
— Иногда ты меня утомляешь, моя милая, надо быть знакомым с тобой поистине глубоко и подробно, чтобы не подумать, будто ты не в своем уме. Ужели тебе не хочется обзавестись парой-тройкой высочайших знакомых?
Ровена замолчала, ровно как и Одилия. И так бывало довольно часто. Этой паре очень не хватало Валентины, которая умела всегда сгладить меркантильную расчетливость и тягу к изысканной жизни Одилии и наивную простоту Ровены. Валентина умела превращать эти черты в нечто среднее и часто выступала посредником, передавая речи от Одилии к Ровене и наоборот так, чтобы все острые углы оказывались в итоге сглаженными.
Через некоторое время Ровена соизволила заговорить, найдя предмет для разговора в предстоящей помолвке Одилии. Тема пришлась как нельзя кстати, поэтому Одилия, быстро перестав хмуриться, устремилась описывать предстоящее празднество, семью жениха, его достоинства и процесс ухаживания.
Когда девушки оказались у ворот, где их ожидали коляски, Одилия, прежде чем попрощаться, осведомилась у своей подруги:
— Так мне ждать вас на днях в салоне матушки?
— Если ты все еще желаешь видеть меня, то я с удовольствием, — смутившись ответила Ровена.
— Какие глупости! Как я могу не желать этого, если я сама лично два часа назад предложила тебе составить мне компанию. Только я была бы несказанно счастлива, если бы ты посоветовалась со мной в выборе наряда. Твое муслиновое платье кремового цвета, например, было бы очень даже кстати.
День, о котором говорила Одилия, настал достаточно быстро, но, впрочем, не так быстро, чтобы Ровена не успела уведомить тетушку и не спросить ее разрешения на посещение вечеров у мадам Уитклиф. Тетушке до этого не было особо дела, так как речь шла о достойном и уважаемом лице и опасаться за племянницу не имело смысла. Но она попросила Ровену проявить больше мудрости и вести себя как можно скромнее, чтобы не вызвать никаких поводов для беспокойства у семьи Виктора.
При этих словах Ровена вспыхнула и выпалила:
— Но какое же отношение сюда имеет семья Виктора?
— Самое прямое, моя дорогая. Вы хотите, чтобы вас считали ветреной?
— Вовсе нет. Но отношение Виктора ко мне не изменится. Между нами очень теплая и искренняя дружба.
— Тем оно лучше, раз вы так прекрасно ладите. Но я бы посоветовала ему держать вас на поводу, так как неизвестно чего вам может взбрести в голову.
— Но он точно не будет считать меня ветреной. Ветра во мне значительно поубавилось с той поры, когда я впервые была представлена ко Двору. И почему это вам вдруг стало так важно мнение Виктора?
Тетушка удивленно приподняла брови и ответила двусмысленно:
— Оно важно мне постольку, поскольку вы проводите с ним так много времени, что у меня складывается впечатление, будто он часть нашей семьи.
Ровена вновь покраснела и вымолвила:
— Вы вовсе не то подумали.
Тетушка Элизабет изобразила на своем лице гримасу скептичности, а Ровена, быстро поклонившись, унеслась в свою комнату.
В день визита к Одилии Ровена с аккуратностью подобрала платье, учитывая пожелания подруги. То же не избегло и прически.
Так как она не желала привлекать к себе лишнего внимания, то постаралась приехать на вечер как можно раньше. К ней тут же подлетела Одилия, словно фея, в платье из тонкого кружева кремового цвета, вся изящная и счастливая. Она, поприветствовав подругу, тут же взяла ее под руку и повела к камину, даже не позволив поздороваться с остальными гостями:
— Как я рада твоему приходу! Ну вот, теперь мне уже не так скучно. Ты даже не представляешь, как скучно мне было весь этот час, что я тебя ждала!
— Как?! — испугалась Ровена. — Ты ждала меня целый час?! Но ужин же назначен в семь тридцать…
— Ах, какая разница! В общем, я ждала тебя и ожидание мое длилось целую вечность.
— Как хорошо, что ты послушалась моего совета по поводу гардероба, только вот все равно не хватает изящности. Надо чтобы ты попросила у своего отца оплатить тебе хорошего парикмахера из Франции. И кстати, надеюсь, ты же не будешь делать таких глупостей, как у герцогини Беррийской?
Ровена хлопала глазами и никак не могла взять в толк, почему вдруг Одилии взбрело в голову рассуждать о таких странных вещах.
— Чтобы ты была в курсе, — продолжала Одилия как ни в чем ни бывало, — сегодня у нас аперитив, потом ужин, а потом мы играем в карты. За игрой в карты будут поданы напитки, постарайся ничего не уронить…
— Но ведь я ничего и не роняла!
— Неважно. Просто веди себя как леди и смотри время от времени на меня, я буду давать тебе знаки.
В конце концов Ровена не выдержала и негодующе осведомилась:
— Но к чему все это? Разве здесь будут настолько важные господа? Или если тебе так неловко за меня, то зачем было отправлять мне приглашение?
— Ох, прости, моя милая, я и не думала отчитывать тебя. Напротив, желаю тебе добра. И вот увидишь, потом станешь меня благодарить!
Одилия загадочно улыбалась, глядя на Ровену.
— Это почему?
Одилия открыла было рот, но тут подошла ее матушка, чтобы поприветствовать гостью.
Мадам произнесла лишь только то, что обычно произносили при приветствии гостей, но сделала она это с той теплотой и искренностью, с которой обычно приветствуют действительно дорогих гостей. Она тут же отошла от девушек, потому что в гостиную пожаловали другие лица.
Вечером после ужина он уединился в своем кабинете с тетушкой Элизабет для разговора, в это время Ровена как раз писала письмо Виктору. Что до тетушки Элизабет, то та уже знала, о чем пойдет речь.
— Вы видите, мадам, какие многообещающие отношения и встречи разворачиваются под этой крышей.
Тетушка с горячностью согласилась с графом.
— Тогда прошу вас не препятствовать им, и с божьей помощью мы очень скоро сыграем свадьбу. Правда я, к сожалению, не имел времени, чтобы узнать у Ровены ее мысли в отношении этого юноши и очень сожалею об этом, все-таки я не совсем внимательный отец. Но у меня есть вы, Элизабет, вы женщина и лучше знаете толк во всех этих женских беседах, поэтому я оставляю всю работу на вас и надеюсь на посильную помощь.
— Не переживайте, ваша милость, я сама бы рада выдать нашу красавицу замуж. Уж я-то займусь тем, чтобы создать в ее глазах нужный нам образ жениха. И даже если ее мысли не лежат в нужную нам сторону, будьте спокойны, я уж найду способ их туда направить.
Граф вздохнул, успокоенный, немного помолчал и добавил:
— Если у вас возникнут какие-то сложные ситуации, понадобятся деньги или вам необходим будет совет, пишите мне не задумываясь как можно быстрее, я тут же отвечу вам. И в целом прошу вас, держите меня в курсе всего. Несмотря на дистанцию между нами, мне хотелось бы получать новости так часто и в подробном виде, словно я все еще дома.
Граф отбыл рано утром. Уезжая, он весь пребывал в надеждах, а его лицо озаряла улыбка, которой он не отдавал отчета.
После обеда Виктор уже стоял в гостиной графского особняка, ожидая Ровену. Юноша был свеж, весел и румян, как то полагается влюбленному. В то время как Ровена хотя и старалась обозначить на лице улыбку нет-нет да впадала в задумчивость и грусть, а непривычная бледность ее лица взволновала Виктора. Но она сообщила ему, что прошедший светский вечер поздно закончился и был довольно изматывающим, посему она, непривычная к подобным мероприятиям, слишком устала. Впрочем, томность и задумчивость ей так шли, что Виктор вскоре и вовсе перестал беспокоиться.
Они прошли в крытую галерею, где хранились картины. Виктор сперва осмотрел все работы, стараясь проявить весь вкус и все познания в живописи, чтобы показаться недурно разбирающимся в искусстве человеком. Впрочем, он чаще хвалил ее работы, чем критиковал, влюбленные глаза могли видеть лишь достоинства творений Ровены. Он подмечал легкость ее кисти и нежность цветов, опуская то, что форма и пропорции были часто нарушены. И, войдя в раж, он взял очередную работу, признанную неудачной даже Ровеной, и подметил необычность композиции и новизну в выборе цветовой палитры.
К счастью, Ровена была так рассеяна и задумчива, что то и дело погружалась в свои мысли. Поэтому неуместные похвалы либо проходили мимо ее ушей, либо оставались где-то на задворках сознания.
День прошел довольно непринужденно, молодые люди провели вместе чудесное время. Ровене удалось все же немного отвлечься, а Виктор получил истинное удовольствие видеть ее рядом с собой почти пять часов. Его тонкое чувство юмора, внимательность и заботливость заставляли трепетать ее сердце. Ведь никто еще из молодых людей не уделял ей столько внимания, чему она радовалась в глубине души и была благодарна Виктору за столь нежную дружбу.
Целую неделю Виктор навещал Ровену в графском особняке каждый день, а в один из них молодые люди договорились съездить в деревню навестить Максима и его прелестных сестер, что и было исполнено. И так вся компания провела время на открытом воздухе, прогуливаясь по лугам и отдыхая на берегу речки под сенью раскидистых вязов. Максим был несказанно польщен визитом своего старого друга, а еще более он обрадовался, когда узнал, что Виктор собирается провести в этих краях некоторое время. Он так же весь просиял от радости, когда узнал, что у Виктора здесь почти нет знакомых, и теперь сын фермера оказался ему единственным другом. Для Виктора это общение являлось еще одним предлогом, чтобы чаще видеться с Ровеной, так как он подметил, насколько близка девушка с детьми фермера.
Так пролетело еще две недели. Встречи из галереи то и дело перемещались в сады и луга Беркшира.
Кстати сказать, одна из дочек мистера Бэрроу приглянулась некоему барону и теперь добросовестные родители хлопотали на всех фронтах одновременно: не отпускали из внимания Максима, угождали знатным гостям, обхаживали барона, желая приобрести первый дворянский титул для своей, к слову сказать, небедной семьи. Тем более они были рады неожиданно начавшимся частым визитам Ровены и Виктора, что эти встречи вскоре дошли и до ушей знатного семейства претендента на руку Маргарет и как следует подсобили в решимости этого семейства согласиться на брак их сына и фермерской дочери. Они понимали всю взаимовыгодность обмена: баронская семья нуждалась в деньгах, а семья Бэрроу в титуле.
Так что, как видно, вся знакомая компания получала множество преимуществ, помимо прекрасного времяпрепровождения в обществе друг друга.
Как-то в один из вечеров Ровена примостилась на подоконнике, выглядывая в окно. Она очутилась в тишине засыпающего особняка наедине со своими мыслями и думала о приятных встречах с Виктором и детьми фермера, а также поймала себя на мысли, что в компании фермерских детей чувствует себя гораздо более свободной и счастливой, нежели чем в компании с Одилией и Валентиной и уж тем более на светских вечерах, где царили правила, продиктованные строгим этикетом и тонкий юмор, который она имела склонность не всегда понимать. Она предпочитала простые, иногда громоздкие шутки Максима и его сестер, над которыми можно было смеяться так, как того желала душа, каламбурам светских салонов и сдержанным улыбкам дам. Так Ровена приходила к мысли, что предпочла бы родиться в семье фермера и вести вольную жизнь и едва ли когда-нибудь пожалела бы об этом.
Затем ее мысли перенеслись к воспоминаниям о вечере у герцогини Беррийской, а точнее к моментам, когда она находилась в компании маркизы де Бриссак и вдруг увидела герцога, а затем его лицо, когда он посмотрел на нее в момент знакомства, потом в памяти ярким светом вспыхнул весь инцидент за карточным столом. Ровена вспоминала свои чувства в тот момент, где-то глубоко в душе отдавая себе отчет в том, что при виде Виктора ее не кидало в жар и она не теряла дар речи, между тем испытывая к юноше самую нежную привязанность. Тогда она удивлялась и спрашивала себя, неужели таинственность герцога Оттавского, его странный взгляд и манера поведения могли так влиять на нее. Ужели это ее чувствительное воображение дорисовывало картину, добавляя туда свои совершенно сумасшедшие штрихи?
Не зная какой ответ на этот вопрос мог бы оказаться справедливым, она предпочла, в конце концов, вернуться в мыслях к своим подругам: Одилии и Валентине, решив на следующий день написать им и пригласить прогуляться в Сауфхилл Парке. И так, успокоенная и уставшая, она легла в постель.
Глава 9
На следующий день Одилия и Ровена прогуливались по парку. Валентины с ними не оказалось, потому что та должна была сопровождать своих родителей на источники в Бакстон, где семья планировала провести около двух месяцев.
— Кстати, чуть было не забыла! — оживилась Одилия, лишь только Ровена закончила свой рассказ о Викторе. — Моя матушка желает, чтобы я почаще появлялась в свете. Ты же знаешь, она организовывает вечера. Так как мой жених, Джонатан, выходец из очень знатной семьи и знаком с большинством английских аристократов. Она не желала бы, чтобы я отставала от него и могла бы постепенно привыкать появляться на светских вечерах и отточить изящность и изысканность манер и речи. Но ты знаешь, ее вечера такие скучные, там нет никого нашего с тобой возраста, поэтому я всегда старалась избегать их. Так вот, моя дорогая, я попросила матушку, что приму с удовольствием участие хоть во всех ее салонах, если она позволит мне пригласить моих ненаглядных подруг. Я сразу же подумала о тебе и Валентине. Скажи мне, ты рада? Это ведь такая радость!
Одилия вся сияла от счастья и улыбалась той улыбкой, которая служит признаком скорее собственного удовольствия, нежели чем искренней радости разделить пару вечерних часов с близким другом. Но делала она это так невинно и ребячливо, что Ровена вовсе не заметила данного нюанса, сама являясь еще более невинной и ребячливой.
— Скажи, ты рада, дорогая моя?! — нетерпеливо вымолвила Одилия, желая услышать только лишь бурные восторги подруги. — Я ведь подумала о тебе в первую очередь! А ты знаешь, моя матушка мастерица собирать самый цвет общества у себя в салоне.
— Мне было бы приятно составить тебе компанию. Так, у нас будет возможность чаще видеться и болтать о разном.
Одилия, не совсем удовлетворенная реакцией подруги подчеркнула:
— Это, конечно, да, мне тоже не терпится. Но ты знаешь, ведь надо будет следить за собой и тщательно подбирать гардероб.
— О, это я могу. Хотя для кого бы стоило так прихорашиваться? Ведь ты говорила, в салоне твоей матушки совсем нет людей нашего возраста. Так что мы сможем общаться скорее только между собой, не правда ли? — осведомилась Ровена, наивно приподняв брови. Одилия недовольно повела плечами и ответила:
— Ох, боже мой, какое ты еще дитя! Была бы здесь Валентина, она бы мигом преподала тебе пример.
— Какой пример?
— Такой, что в первую очередь ты должна была обратить внимание на следующие слова: салон моей матушки пестрит знатными дамами и господами. И, знаешь ли, иногда было бы неплохо завести дружбу, которая потом может оказаться очень полезной, кто знает.
— Ах, это! Ты же знаешь, я не преследую подобных целей.
Одилия закатила глаза и вздохнула.
— Иногда ты меня утомляешь, моя милая, надо быть знакомым с тобой поистине глубоко и подробно, чтобы не подумать, будто ты не в своем уме. Ужели тебе не хочется обзавестись парой-тройкой высочайших знакомых?
Ровена замолчала, ровно как и Одилия. И так бывало довольно часто. Этой паре очень не хватало Валентины, которая умела всегда сгладить меркантильную расчетливость и тягу к изысканной жизни Одилии и наивную простоту Ровены. Валентина умела превращать эти черты в нечто среднее и часто выступала посредником, передавая речи от Одилии к Ровене и наоборот так, чтобы все острые углы оказывались в итоге сглаженными.
Через некоторое время Ровена соизволила заговорить, найдя предмет для разговора в предстоящей помолвке Одилии. Тема пришлась как нельзя кстати, поэтому Одилия, быстро перестав хмуриться, устремилась описывать предстоящее празднество, семью жениха, его достоинства и процесс ухаживания.
Когда девушки оказались у ворот, где их ожидали коляски, Одилия, прежде чем попрощаться, осведомилась у своей подруги:
— Так мне ждать вас на днях в салоне матушки?
— Если ты все еще желаешь видеть меня, то я с удовольствием, — смутившись ответила Ровена.
— Какие глупости! Как я могу не желать этого, если я сама лично два часа назад предложила тебе составить мне компанию. Только я была бы несказанно счастлива, если бы ты посоветовалась со мной в выборе наряда. Твое муслиновое платье кремового цвета, например, было бы очень даже кстати.
День, о котором говорила Одилия, настал достаточно быстро, но, впрочем, не так быстро, чтобы Ровена не успела уведомить тетушку и не спросить ее разрешения на посещение вечеров у мадам Уитклиф. Тетушке до этого не было особо дела, так как речь шла о достойном и уважаемом лице и опасаться за племянницу не имело смысла. Но она попросила Ровену проявить больше мудрости и вести себя как можно скромнее, чтобы не вызвать никаких поводов для беспокойства у семьи Виктора.
При этих словах Ровена вспыхнула и выпалила:
— Но какое же отношение сюда имеет семья Виктора?
— Самое прямое, моя дорогая. Вы хотите, чтобы вас считали ветреной?
— Вовсе нет. Но отношение Виктора ко мне не изменится. Между нами очень теплая и искренняя дружба.
— Тем оно лучше, раз вы так прекрасно ладите. Но я бы посоветовала ему держать вас на поводу, так как неизвестно чего вам может взбрести в голову.
— Но он точно не будет считать меня ветреной. Ветра во мне значительно поубавилось с той поры, когда я впервые была представлена ко Двору. И почему это вам вдруг стало так важно мнение Виктора?
Тетушка удивленно приподняла брови и ответила двусмысленно:
— Оно важно мне постольку, поскольку вы проводите с ним так много времени, что у меня складывается впечатление, будто он часть нашей семьи.
Ровена вновь покраснела и вымолвила:
— Вы вовсе не то подумали.
Тетушка Элизабет изобразила на своем лице гримасу скептичности, а Ровена, быстро поклонившись, унеслась в свою комнату.
В день визита к Одилии Ровена с аккуратностью подобрала платье, учитывая пожелания подруги. То же не избегло и прически.
Так как она не желала привлекать к себе лишнего внимания, то постаралась приехать на вечер как можно раньше. К ней тут же подлетела Одилия, словно фея, в платье из тонкого кружева кремового цвета, вся изящная и счастливая. Она, поприветствовав подругу, тут же взяла ее под руку и повела к камину, даже не позволив поздороваться с остальными гостями:
— Как я рада твоему приходу! Ну вот, теперь мне уже не так скучно. Ты даже не представляешь, как скучно мне было весь этот час, что я тебя ждала!
— Как?! — испугалась Ровена. — Ты ждала меня целый час?! Но ужин же назначен в семь тридцать…
— Ах, какая разница! В общем, я ждала тебя и ожидание мое длилось целую вечность.
— Как хорошо, что ты послушалась моего совета по поводу гардероба, только вот все равно не хватает изящности. Надо чтобы ты попросила у своего отца оплатить тебе хорошего парикмахера из Франции. И кстати, надеюсь, ты же не будешь делать таких глупостей, как у герцогини Беррийской?
Ровена хлопала глазами и никак не могла взять в толк, почему вдруг Одилии взбрело в голову рассуждать о таких странных вещах.
— Чтобы ты была в курсе, — продолжала Одилия как ни в чем ни бывало, — сегодня у нас аперитив, потом ужин, а потом мы играем в карты. За игрой в карты будут поданы напитки, постарайся ничего не уронить…
— Но ведь я ничего и не роняла!
— Неважно. Просто веди себя как леди и смотри время от времени на меня, я буду давать тебе знаки.
В конце концов Ровена не выдержала и негодующе осведомилась:
— Но к чему все это? Разве здесь будут настолько важные господа? Или если тебе так неловко за меня, то зачем было отправлять мне приглашение?
— Ох, прости, моя милая, я и не думала отчитывать тебя. Напротив, желаю тебе добра. И вот увидишь, потом станешь меня благодарить!
Одилия загадочно улыбалась, глядя на Ровену.
— Это почему?
Одилия открыла было рот, но тут подошла ее матушка, чтобы поприветствовать гостью.
Мадам произнесла лишь только то, что обычно произносили при приветствии гостей, но сделала она это с той теплотой и искренностью, с которой обычно приветствуют действительно дорогих гостей. Она тут же отошла от девушек, потому что в гостиную пожаловали другие лица.
