Чувствуя, как дрожат руки, Элис схватила брецель, и изломала его в мелкую крошку. Затем, не спуская взгляда с эсесовцев и женщины, допила кофе, заставляя себя делать все необходимые движения неторопливо и спокойно. Самообладание изменило ей, когда женщину, скрутив, заковали в наручники и толчками повели к выходу из парка: в эту минуту Эл, чувствуя, как на глаза выступают слезы, вскрикнула и зажала рот ладонью.
А Зофт, не упускавший Агну Кельнер из виду, только и ждал чего-то подобного, но сейчас он сам, сотрудник тайной полиции, был занят.
Ибо глупые собаки Гиббельса не придумали ничего умнее, чем обратиться к нему за помощью и испросить совета в своих дальнейших действиях. Агна, пользуясь тем, что Зофт занят, ушла из кафе так быстро, как это только могла позволить спокойная, легкая походка, которой она прошла по аллее парка. Где-то в мыслях Эл еще прыгал, требуя внимания, вопрос о том, каким образом эсесовцы узнали в Герхарде Зофте, одетом в штатское, сотрудника гестапо? Но ответ на этот вопрос Элис в ту минуту интересовал меньше всего.
Перейдя улицу, и пройдя несколько домов, Эл остановилась, чтобы прийти в себя: унять волнение и дрожь. Прислонившись к стене дома, она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, вспоминая, что так уже было… тогда, когда она узнала, сколько убитых в ночь погромов значилось в неофициальных, самых первых, сводках гестапо. Тогда Агна Кельнер едва успела выйти из дома клиентки, как ее вырвало. Элис зажала рот рукой, надеясь, что в этот раз тошнота отступит. Но судорога скрутила изнутри так сильно, что ее снова вырвало. «Так не было раньше… надо собраться, собраться…» — отрывисто думала Элис, с трудом втягивая в легкие холодный, разряженный воздух. Голова ужасно кружилась, а тело стало таким тяжелым, что Эл боялась: ей не будет лучше, и она не сможет закончить свою работу, — сделать ещё два визита к клиенткам: одна примерка и один новый заказ. «Сначала нужно вернуться к машине, забрать вещи…». Силы постепенно возвращались к Элис. Выждав, для верности, еще несколько минут, Агна Кельнер другим путем вернулась к своей новой машине.
— Все хорошо, — напряженно ответила Эл на вопрос Эдварда, выплывая из воспоминаний. Прочертив носком ботинка полосу по свежему снегу, она замолчала, размышляя о чем-то. А Милн, наблюдая за ней, никак не мог унять свою тревогу. Ему было ясно, что Эл о чем-то умалчивает, и от этого беспокойство Милна становилось только сильнее. Но он не спрашивал ее, только молчал. Потому что очень давно, после их долгого, мучительного раздала, когда, как он выразился, они измучили и едва не убили друг друга, он пообещал себе, что больше не станет давить на Эл, выпытывая у нее то, что она по каким-то причинам не хотела или не могла сказать. Выдерживать это обещание Милну было трудно, особенно в такие моменты, как этот: когда кожей чувствуешь опасность, обступившую со всех сторон, и снова, теряя нужные слова, немеешь, не зная, что сказать. Эдвард вздохнул и обнял Элис, крепко сжимая в своей теплой ладони ее дрожащую руку. Он был уверен, что ему самому не нужна никакая помощь, но, к удивлению Милна, ему стало легче, когда он почувствовал близость Эл, и ее руки, плотным кольцом обвившие его по кругу. Они долго молчали. Наконец, стряхнув крупные снежинки с волос Элис, — они скатились от его прикосновения вниз легко и невесомо, — Эдвард прошептал:
— Смотри, что у меня есть.
Взяв книжечку в руки, Элис не сразу поняла, что это — новый паспорт для Дану. Обернутый темно-красной, кожаной обложкой, он выглядел солидно и ничем не выдавал того, что на самом деле это — фальшивка, сделанная на заказ.
— Узнаю педантизм Эдварда Милна и Харри Кельнера, — с улыбкой, чуть хрипло, проговорила Элис, имея ввиду то, что Эд помнил даже про обложку.
Милн улыбнулся.
— Фоули передал сегодня.
— Думаешь, теперь ему можно верить? — с сомнением спросила Элис.
Эдвард не ответил. Он и сам бы хотел знать ответ на этот вопрос.
Так закончился второй из оставшихся пяти дней.
— Теперь все необходимое для вашего отъезда готово.
Харри посмотрел по очереди на Кайлу, Дану, Кете Розенхайм и сидевшего рядом с ней Фоули.
— Фрэнк, спасибо за паспорт. Отличная работа.
Фоули кивнул и покраснел, чувствуя на себе мимолетный взгляд Агны Кельнер.
— Что нам теперь делать? — негромко спросила Кете.
— Самое сложное, — Харри слегка улыбнулся, — ждать. Все, что было необходимо, мы сделали: документы готовы, договоренности подтверждены взятками…
— Багаж собран, — продолжил Дану. — Мы сделали все, как вы сказали: только самые необходимые вещи и одежда, что приготовила для нас фрау Агна.
Кельнер кивнул.
— Кете, как Мариус?
— Все хорошо. Но он с трудом дожидается дня отъезда, — помолчав, со взволнованной улыбкой, сказала Кете. — Мне самой до конца не верится, что все это правда, и что скоро…
— Все кончится… — прошептала Агна, внимательно рассматривая узор на скатерти.
Ее голос оборвался, и она сдернула руку со стола, спрятав ее на коленях.
— Простите.
В гостиной дома Кельнеров повисла тяжелая, вязкая тишина.
— Я тоже не могу в это поверить! Но все будет хорошо!
Кете подошла к Агне, и обняла ее за плечи.
— Да. Спасибо.
Девушка благодарно улыбнулась Кете.
Посмотрев на жену, Харри опустил руку и сжал ее холодные пальцы.
— Думаю, на этом сегодня закончим. Осталось три дня. Прошу всех успокоиться и отдохнуть, — насколько это возможно. Живите, как обычно, — как в любые другие дни, так, словно ничего не происходит. Кете, Фрэнк, пароль на случай непредвиденной, срочной встречи вы знаете.
Кайла, Дану и Кете закивали.
— Я хочу кое-что добавить, — прочистив горло, Фрэнк поднялся из-за стола, и обвел всех присутствующих взглядом. Ответом была абсолютная тишина.
— Как я уже говорил, дата праздника по случаю открытия дома мод Гиббельс по новому адресу была изменена. Теперь это 24 декабря, — день отъезда.
— Черт возьми! Это точно, ошибки быть не может?
— Ошибка исключена, Харри. Более того, к моему удивлению, я тоже приглашен на этот вечер. Думаю, они планируют очень большой прием, а с учетом напряженной международной обстановки…
— Приглашают послов и значимых чиновников «союзных» стран, чтобы продемонстрировать дружбу и следование общим интересам? — закончил Кельнер.
Фоули развел руками:
— Может, они свяжут этот праздник и со скорым Рождеством.
— Что скажешь, renardeau? — с теплотой в голосе спросил Харри, поглаживая Агну по спине.
— Мне об этом ничего не известно. Но сегодня Гиббельс ждет на общее собрание работниц модного дома. Может быть, там она объявит что-то из того, о чем сказал герр Фоули. На том очередное раннее собрание в доме Агны и Харри закончилось. Все приготовления к отъезду были завершены, и все, что оставалось делать Кайле, Дану и Мариусу — это сидеть на чемоданах. Очень тихо.
Разобрав документы много раньше, чем планировал, Харри с удивлением оглядел свой рабочий кабинет, и откинулся на спинку кресла. Два свободных часа, оставшиеся до поездки в Дахау, сбили его с толку. Закурив сигарету, он нажал на кнопку связи с приемной, и предупредил Софи, чтобы она никого к нему не пускала.
Два свободных часа! «Когда такое было в последний раз, герр Кельнер?» — мысленно спросил Эдвард, и усмехнулся, стряхивая пепел с сигареты. Харри удивленно молчал, ничего не отвечая. Потому что такого внезапного приступа отдыха он не помнил за все свое время работы в «Байер»: его рабочее время всегда было расписано по минутам, и никакой временной промежуток в громадном концерне «Фарбениндустри» не мог, не имел права быть потерян. Ошалев от внезапного свободного времени, Милн-Кельнер выкурил две сигареты подряд, но внутреннее напряжение не спадало. Мысли Эда крутились вокруг Эл и ее перманентного, тревожного состояния. Он гнал от себя эти мысли, но гнал безуспешно. Приходилось признать пугающий его факт, с которым он пока не знал, что делать: он боялся, что Эл не выдержит. После всего пройденного и пережитого, после всех перипетий их общего пути, она… не выдержит? Вот почему сегодня ночью Милн сторожил ее сон: он был напуган молчанием и замкнутостью Элис так сильно, что не мог уснуть.
Она тоже спала плохо: часто просыпалась от страшных снов, вздрагивала, говорила во сне. Резко поднимаясь в постели, Эл отбрасывала одеяло в сторону, собираясь куда-то идти, и, повернув голову, замечала Эдварда. Он держал Элис за руку, рассматривая ее лицо и фигуру задумчивым, блестящим в темноте взглядом. Его присутствие успокаивало Эл. Улыбнувшись ему, она возвращалась в постель, надеясь, что скоро уснет. И уже скоро, снова проваливаясь в сон, она шептала один и тот же вопрос:
— Почему ты не спишь?
— Спи, спи…
И она засыпала, убаюканная его присутствием и еще очень темной ночью за окном. А Милн продолжал сторожить ее сон и ночь, думая над тем, как помочь Эл.
«Нет, она не может сдаться! В ней много добра и много света!» — упрямо твердил себе Эдвард, чувствуя, что теперь это было правдой только наполовину: у его Элис еще был свет, и была доброта, но иногда, — особенно часто в последнее время, — он ловил себя на осознании того, что этого может быть недостаточно для противостояния тому, с чем они имели дело. Милн поддерживал Эл как только мог. И все равно боялся, что этого мало. «Что еще мне сделать?» — спрашивал он себя. Но ответа не было.
Вот и сейчас, сидя в кабинете Харри Кельнера, он, без особой надежды на удачу, спросил себя о том же. И едва не бросил хрустальную пепельницу в стену от радостного осознания: Хайде! «Начнем решать задачу со старины Эриха!». Ответ был так изумительно прост, так очевиден после вчерашней слежки Хайде за Агной, что Харри очень обрадовался тому, что его свободное время снова занято.
План Кельнера был прост: найти Хайде и выяснить, какого черта он следит за Агной. Он принялся за дело со всем возможным энтузиазмом и горящими недобрым блеском глазами, — как раз таким, какой подтверждал опасения сослуживцев и коллег Кельнера и Себастьяна Трюдо в том, что этот блондин, — как его ни назови, — был, остался, и, скорее всего будет и дальше Психом.
Позвонив по номеру внутренней связи в отдел контрразведки, Харри узнал, что Эриха фон дер Хайде нет на рабочем месте второй день.
— Он отбыл по своим служебным обязанностям, — равнодушным голосом сообщила Харри телефонная трубка и отключилась, вероятно, решив, что разговор завершен.
У Кельнера не было оснований не верить секретарше из ведомства контрразведки, но он все равно поехал в невзрачный офис, где располагался кабинет Хайде. Если старина Эрих исчез, Харри Кельнер хочет лично в этом убедиться, а еще лучше — узнать, когда и куда именно исчез Хайде.
Кабинет Эриха, маленький и полупустой, куда Кельнер попал исключительно благодаря своему обаянию и силе убеждения, обрушенным на секретаршу Хайде, не рассказал ему ничего особенного. По разбросанным на столе вещам было ясно, что Эрих собирался в большой спешке. Но куда? Ответа среди мятых бумаг, раскрытых папок для хранения документов, карманных фонарей со сменными батареями и мелким сором, состоявшим из сожженных спичек и золы, не было. Милн предположил, что Хайде взял из кабинета какие-то вещи и «отбыл по служебным обязанностям». Секретарша сказала, что это было после разговора с начальством. «Возможно, этот разговор состоялся после встречи с Сектом, на которой я тоже был. Если я прав, то сейчас Эрих, где бы он ни находился, наверняка очень зол». Жена Эриха, Мирта Хайде, посмотрела на Кельнера со страхом, когда он спросил ее о местонахождении мужа.
— Не волнуйтесь, прошу вас. Я коллега вашего мужа, мы работаем вместе, и я хотел бы кое-что у него уточнить.
— Три дня назад он уехал в командировку, больше я ничего не знаю.
Изобразив крайне рассеянного и потому забывчивого коллегу, Кельнер попрощался с фрау фон дер Хайде, и пошел обратно к «Хорьху», теперь совершенно не представляя, где ему искать Эриха.
— И еще одна новость, дамы. Самая важная.
Фрау Гиббельс, окруженная со всех сторон работницами своего модного дома, улыбнулась как можно радостнее.
— Праздничный вечер по случаю открытия нового дома мод на центральной Унтер-ден-Линден пройдет уже завтра! Сочельник станет радостным вдвойне!
Хлопнув в ладоши, Магда оглядела ледяными глазами присутствующих. Фрау и фройляйн, обрадованные новостями, смотрели на нее с удивлением, причина которого крылась в необычайном приступе дружелюбия главной блондинки рейха. Среди женщин поднялась волна ропота, которую Гиббельс остановила одним надменным изломом тонкой брови.
— Фрау Гиббельс, — робко начала одна из девушек, — мы не ожидали, что официальное открытие будет уже завтра. Как же мы успеем подготовиться к открытию?
— Успеете, — холодно ответила Гиббельс, переходя взглядом от одной женщины к другой. — Завтра я объявляю для вас выходной день. Никаких выездов по заказам и встреч с клиентками. Обязательное условие только одно: все вы, до единой, вечером должны быть на празднике в самом лучшем виде. Это будет грандиозный вечер, с множеством гостей, и ваша обязанность — быть на вечере и выглядеть великолепно. Грустные, усталые, печальные лица, — супруга министра пропаганды бросила на Агну Кельнер злой взгляд, — мне не нужны. Только радость, счастье, красота для мужчин и веселье!
Гиббельс снова хлопнула в ладоши, давая женщинам знак, что они могут идти, и неспешно удалилась, прикурив от сигареты, вставленной в золотой мундштук.
Агна вышла на улицу, поправила меховой воротник теплого пальто, и, осмотревшись по сторонам, медленно пошла по мостовой Кудамм. Сегодня она была без машины, потому что еще вечером решила, что после работы зайдет к Кете и Мариусу. Времени до их отъезда, — с учетом последних новостей от Гиббельс, — оставалось меньше, чем они планировали: четыре дня вместо пяти. Слова Фоули подтвердились. Элис сжала руки в кулаки и глубоко вздохнула, чувствуя, как глухо и пусто бьется в груди сердце. Уже завтра! Завтра! Кете, Дану и Мариус уедут, будут спасены!.. «Проведи с Мариусом больше хорошего времени», — вспомнила Эл слова Эдварда. Как он оказался прав!
Но сколько бы времени с Мариусом Агна не проводила, ей все казалось, что она не сказала, не сделала самое важное и нужное. Но что это? Ответа она не находила. Все было пустым, и таким останется… «не смей так думать! Вы с Эдом будете здесь, и, кто знает, может быть, сможете помочь и другим людям? И шифровки, передачу нужной информации никто не отменял!». С такими мыслями Агна Кельнер шла по улицам Берлина. Она подходила к светофору, когда позади нее раздался звук автомобильного клаксона.
Стекло со стороны места для пассажира опустилось, и мужчина на безупречном французском негромко спросил, может ли он подвезти такую красавицу по любому нужному ей адресу?
Зеленые глаза Агны зажглись смехом, и, спрятав улыбку за изящным жестом, она утвердительно кивнула.
— Можете, герр Кельнер. Вы — можете.
Эл и Эд рассмеялись, глядя друг на друга. За смехом последовал поцелуй и улыбки, а затем Элис попросила Эдварда съездить к Мариусу.
— Хочу попрощаться, — быстро прошептала она, но голос все равно сдавленно дрогнул.
А Зофт, не упускавший Агну Кельнер из виду, только и ждал чего-то подобного, но сейчас он сам, сотрудник тайной полиции, был занят.
Ибо глупые собаки Гиббельса не придумали ничего умнее, чем обратиться к нему за помощью и испросить совета в своих дальнейших действиях. Агна, пользуясь тем, что Зофт занят, ушла из кафе так быстро, как это только могла позволить спокойная, легкая походка, которой она прошла по аллее парка. Где-то в мыслях Эл еще прыгал, требуя внимания, вопрос о том, каким образом эсесовцы узнали в Герхарде Зофте, одетом в штатское, сотрудника гестапо? Но ответ на этот вопрос Элис в ту минуту интересовал меньше всего.
Перейдя улицу, и пройдя несколько домов, Эл остановилась, чтобы прийти в себя: унять волнение и дрожь. Прислонившись к стене дома, она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, вспоминая, что так уже было… тогда, когда она узнала, сколько убитых в ночь погромов значилось в неофициальных, самых первых, сводках гестапо. Тогда Агна Кельнер едва успела выйти из дома клиентки, как ее вырвало. Элис зажала рот рукой, надеясь, что в этот раз тошнота отступит. Но судорога скрутила изнутри так сильно, что ее снова вырвало. «Так не было раньше… надо собраться, собраться…» — отрывисто думала Элис, с трудом втягивая в легкие холодный, разряженный воздух. Голова ужасно кружилась, а тело стало таким тяжелым, что Эл боялась: ей не будет лучше, и она не сможет закончить свою работу, — сделать ещё два визита к клиенткам: одна примерка и один новый заказ. «Сначала нужно вернуться к машине, забрать вещи…». Силы постепенно возвращались к Элис. Выждав, для верности, еще несколько минут, Агна Кельнер другим путем вернулась к своей новой машине.
— Все хорошо, — напряженно ответила Эл на вопрос Эдварда, выплывая из воспоминаний. Прочертив носком ботинка полосу по свежему снегу, она замолчала, размышляя о чем-то. А Милн, наблюдая за ней, никак не мог унять свою тревогу. Ему было ясно, что Эл о чем-то умалчивает, и от этого беспокойство Милна становилось только сильнее. Но он не спрашивал ее, только молчал. Потому что очень давно, после их долгого, мучительного раздала, когда, как он выразился, они измучили и едва не убили друг друга, он пообещал себе, что больше не станет давить на Эл, выпытывая у нее то, что она по каким-то причинам не хотела или не могла сказать. Выдерживать это обещание Милну было трудно, особенно в такие моменты, как этот: когда кожей чувствуешь опасность, обступившую со всех сторон, и снова, теряя нужные слова, немеешь, не зная, что сказать. Эдвард вздохнул и обнял Элис, крепко сжимая в своей теплой ладони ее дрожащую руку. Он был уверен, что ему самому не нужна никакая помощь, но, к удивлению Милна, ему стало легче, когда он почувствовал близость Эл, и ее руки, плотным кольцом обвившие его по кругу. Они долго молчали. Наконец, стряхнув крупные снежинки с волос Элис, — они скатились от его прикосновения вниз легко и невесомо, — Эдвард прошептал:
— Смотри, что у меня есть.
Взяв книжечку в руки, Элис не сразу поняла, что это — новый паспорт для Дану. Обернутый темно-красной, кожаной обложкой, он выглядел солидно и ничем не выдавал того, что на самом деле это — фальшивка, сделанная на заказ.
— Узнаю педантизм Эдварда Милна и Харри Кельнера, — с улыбкой, чуть хрипло, проговорила Элис, имея ввиду то, что Эд помнил даже про обложку.
Милн улыбнулся.
— Фоули передал сегодня.
— Думаешь, теперь ему можно верить? — с сомнением спросила Элис.
Эдвард не ответил. Он и сам бы хотел знать ответ на этот вопрос.
Так закончился второй из оставшихся пяти дней.
***
— Теперь все необходимое для вашего отъезда готово.
Харри посмотрел по очереди на Кайлу, Дану, Кете Розенхайм и сидевшего рядом с ней Фоули.
— Фрэнк, спасибо за паспорт. Отличная работа.
Фоули кивнул и покраснел, чувствуя на себе мимолетный взгляд Агны Кельнер.
— Что нам теперь делать? — негромко спросила Кете.
— Самое сложное, — Харри слегка улыбнулся, — ждать. Все, что было необходимо, мы сделали: документы готовы, договоренности подтверждены взятками…
— Багаж собран, — продолжил Дану. — Мы сделали все, как вы сказали: только самые необходимые вещи и одежда, что приготовила для нас фрау Агна.
Кельнер кивнул.
— Кете, как Мариус?
— Все хорошо. Но он с трудом дожидается дня отъезда, — помолчав, со взволнованной улыбкой, сказала Кете. — Мне самой до конца не верится, что все это правда, и что скоро…
— Все кончится… — прошептала Агна, внимательно рассматривая узор на скатерти.
Ее голос оборвался, и она сдернула руку со стола, спрятав ее на коленях.
— Простите.
В гостиной дома Кельнеров повисла тяжелая, вязкая тишина.
— Я тоже не могу в это поверить! Но все будет хорошо!
Кете подошла к Агне, и обняла ее за плечи.
— Да. Спасибо.
Девушка благодарно улыбнулась Кете.
Посмотрев на жену, Харри опустил руку и сжал ее холодные пальцы.
— Думаю, на этом сегодня закончим. Осталось три дня. Прошу всех успокоиться и отдохнуть, — насколько это возможно. Живите, как обычно, — как в любые другие дни, так, словно ничего не происходит. Кете, Фрэнк, пароль на случай непредвиденной, срочной встречи вы знаете.
Кайла, Дану и Кете закивали.
— Я хочу кое-что добавить, — прочистив горло, Фрэнк поднялся из-за стола, и обвел всех присутствующих взглядом. Ответом была абсолютная тишина.
— Как я уже говорил, дата праздника по случаю открытия дома мод Гиббельс по новому адресу была изменена. Теперь это 24 декабря, — день отъезда.
— Черт возьми! Это точно, ошибки быть не может?
— Ошибка исключена, Харри. Более того, к моему удивлению, я тоже приглашен на этот вечер. Думаю, они планируют очень большой прием, а с учетом напряженной международной обстановки…
— Приглашают послов и значимых чиновников «союзных» стран, чтобы продемонстрировать дружбу и следование общим интересам? — закончил Кельнер.
Фоули развел руками:
— Может, они свяжут этот праздник и со скорым Рождеством.
— Что скажешь, renardeau? — с теплотой в голосе спросил Харри, поглаживая Агну по спине.
— Мне об этом ничего не известно. Но сегодня Гиббельс ждет на общее собрание работниц модного дома. Может быть, там она объявит что-то из того, о чем сказал герр Фоули. На том очередное раннее собрание в доме Агны и Харри закончилось. Все приготовления к отъезду были завершены, и все, что оставалось делать Кайле, Дану и Мариусу — это сидеть на чемоданах. Очень тихо.
***
Разобрав документы много раньше, чем планировал, Харри с удивлением оглядел свой рабочий кабинет, и откинулся на спинку кресла. Два свободных часа, оставшиеся до поездки в Дахау, сбили его с толку. Закурив сигарету, он нажал на кнопку связи с приемной, и предупредил Софи, чтобы она никого к нему не пускала.
Два свободных часа! «Когда такое было в последний раз, герр Кельнер?» — мысленно спросил Эдвард, и усмехнулся, стряхивая пепел с сигареты. Харри удивленно молчал, ничего не отвечая. Потому что такого внезапного приступа отдыха он не помнил за все свое время работы в «Байер»: его рабочее время всегда было расписано по минутам, и никакой временной промежуток в громадном концерне «Фарбениндустри» не мог, не имел права быть потерян. Ошалев от внезапного свободного времени, Милн-Кельнер выкурил две сигареты подряд, но внутреннее напряжение не спадало. Мысли Эда крутились вокруг Эл и ее перманентного, тревожного состояния. Он гнал от себя эти мысли, но гнал безуспешно. Приходилось признать пугающий его факт, с которым он пока не знал, что делать: он боялся, что Эл не выдержит. После всего пройденного и пережитого, после всех перипетий их общего пути, она… не выдержит? Вот почему сегодня ночью Милн сторожил ее сон: он был напуган молчанием и замкнутостью Элис так сильно, что не мог уснуть.
Она тоже спала плохо: часто просыпалась от страшных снов, вздрагивала, говорила во сне. Резко поднимаясь в постели, Эл отбрасывала одеяло в сторону, собираясь куда-то идти, и, повернув голову, замечала Эдварда. Он держал Элис за руку, рассматривая ее лицо и фигуру задумчивым, блестящим в темноте взглядом. Его присутствие успокаивало Эл. Улыбнувшись ему, она возвращалась в постель, надеясь, что скоро уснет. И уже скоро, снова проваливаясь в сон, она шептала один и тот же вопрос:
— Почему ты не спишь?
— Спи, спи…
И она засыпала, убаюканная его присутствием и еще очень темной ночью за окном. А Милн продолжал сторожить ее сон и ночь, думая над тем, как помочь Эл.
«Нет, она не может сдаться! В ней много добра и много света!» — упрямо твердил себе Эдвард, чувствуя, что теперь это было правдой только наполовину: у его Элис еще был свет, и была доброта, но иногда, — особенно часто в последнее время, — он ловил себя на осознании того, что этого может быть недостаточно для противостояния тому, с чем они имели дело. Милн поддерживал Эл как только мог. И все равно боялся, что этого мало. «Что еще мне сделать?» — спрашивал он себя. Но ответа не было.
Вот и сейчас, сидя в кабинете Харри Кельнера, он, без особой надежды на удачу, спросил себя о том же. И едва не бросил хрустальную пепельницу в стену от радостного осознания: Хайде! «Начнем решать задачу со старины Эриха!». Ответ был так изумительно прост, так очевиден после вчерашней слежки Хайде за Агной, что Харри очень обрадовался тому, что его свободное время снова занято.
План Кельнера был прост: найти Хайде и выяснить, какого черта он следит за Агной. Он принялся за дело со всем возможным энтузиазмом и горящими недобрым блеском глазами, — как раз таким, какой подтверждал опасения сослуживцев и коллег Кельнера и Себастьяна Трюдо в том, что этот блондин, — как его ни назови, — был, остался, и, скорее всего будет и дальше Психом.
Позвонив по номеру внутренней связи в отдел контрразведки, Харри узнал, что Эриха фон дер Хайде нет на рабочем месте второй день.
— Он отбыл по своим служебным обязанностям, — равнодушным голосом сообщила Харри телефонная трубка и отключилась, вероятно, решив, что разговор завершен.
У Кельнера не было оснований не верить секретарше из ведомства контрразведки, но он все равно поехал в невзрачный офис, где располагался кабинет Хайде. Если старина Эрих исчез, Харри Кельнер хочет лично в этом убедиться, а еще лучше — узнать, когда и куда именно исчез Хайде.
Кабинет Эриха, маленький и полупустой, куда Кельнер попал исключительно благодаря своему обаянию и силе убеждения, обрушенным на секретаршу Хайде, не рассказал ему ничего особенного. По разбросанным на столе вещам было ясно, что Эрих собирался в большой спешке. Но куда? Ответа среди мятых бумаг, раскрытых папок для хранения документов, карманных фонарей со сменными батареями и мелким сором, состоявшим из сожженных спичек и золы, не было. Милн предположил, что Хайде взял из кабинета какие-то вещи и «отбыл по служебным обязанностям». Секретарша сказала, что это было после разговора с начальством. «Возможно, этот разговор состоялся после встречи с Сектом, на которой я тоже был. Если я прав, то сейчас Эрих, где бы он ни находился, наверняка очень зол». Жена Эриха, Мирта Хайде, посмотрела на Кельнера со страхом, когда он спросил ее о местонахождении мужа.
— Не волнуйтесь, прошу вас. Я коллега вашего мужа, мы работаем вместе, и я хотел бы кое-что у него уточнить.
— Три дня назад он уехал в командировку, больше я ничего не знаю.
Изобразив крайне рассеянного и потому забывчивого коллегу, Кельнер попрощался с фрау фон дер Хайде, и пошел обратно к «Хорьху», теперь совершенно не представляя, где ему искать Эриха.
***
— И еще одна новость, дамы. Самая важная.
Фрау Гиббельс, окруженная со всех сторон работницами своего модного дома, улыбнулась как можно радостнее.
— Праздничный вечер по случаю открытия нового дома мод на центральной Унтер-ден-Линден пройдет уже завтра! Сочельник станет радостным вдвойне!
Хлопнув в ладоши, Магда оглядела ледяными глазами присутствующих. Фрау и фройляйн, обрадованные новостями, смотрели на нее с удивлением, причина которого крылась в необычайном приступе дружелюбия главной блондинки рейха. Среди женщин поднялась волна ропота, которую Гиббельс остановила одним надменным изломом тонкой брови.
— Фрау Гиббельс, — робко начала одна из девушек, — мы не ожидали, что официальное открытие будет уже завтра. Как же мы успеем подготовиться к открытию?
— Успеете, — холодно ответила Гиббельс, переходя взглядом от одной женщины к другой. — Завтра я объявляю для вас выходной день. Никаких выездов по заказам и встреч с клиентками. Обязательное условие только одно: все вы, до единой, вечером должны быть на празднике в самом лучшем виде. Это будет грандиозный вечер, с множеством гостей, и ваша обязанность — быть на вечере и выглядеть великолепно. Грустные, усталые, печальные лица, — супруга министра пропаганды бросила на Агну Кельнер злой взгляд, — мне не нужны. Только радость, счастье, красота для мужчин и веселье!
Гиббельс снова хлопнула в ладоши, давая женщинам знак, что они могут идти, и неспешно удалилась, прикурив от сигареты, вставленной в золотой мундштук.
Агна вышла на улицу, поправила меховой воротник теплого пальто, и, осмотревшись по сторонам, медленно пошла по мостовой Кудамм. Сегодня она была без машины, потому что еще вечером решила, что после работы зайдет к Кете и Мариусу. Времени до их отъезда, — с учетом последних новостей от Гиббельс, — оставалось меньше, чем они планировали: четыре дня вместо пяти. Слова Фоули подтвердились. Элис сжала руки в кулаки и глубоко вздохнула, чувствуя, как глухо и пусто бьется в груди сердце. Уже завтра! Завтра! Кете, Дану и Мариус уедут, будут спасены!.. «Проведи с Мариусом больше хорошего времени», — вспомнила Эл слова Эдварда. Как он оказался прав!
Но сколько бы времени с Мариусом Агна не проводила, ей все казалось, что она не сказала, не сделала самое важное и нужное. Но что это? Ответа она не находила. Все было пустым, и таким останется… «не смей так думать! Вы с Эдом будете здесь, и, кто знает, может быть, сможете помочь и другим людям? И шифровки, передачу нужной информации никто не отменял!». С такими мыслями Агна Кельнер шла по улицам Берлина. Она подходила к светофору, когда позади нее раздался звук автомобильного клаксона.
Стекло со стороны места для пассажира опустилось, и мужчина на безупречном французском негромко спросил, может ли он подвезти такую красавицу по любому нужному ей адресу?
Зеленые глаза Агны зажглись смехом, и, спрятав улыбку за изящным жестом, она утвердительно кивнула.
— Можете, герр Кельнер. Вы — можете.
Эл и Эд рассмеялись, глядя друг на друга. За смехом последовал поцелуй и улыбки, а затем Элис попросила Эдварда съездить к Мариусу.
— Хочу попрощаться, — быстро прошептала она, но голос все равно сдавленно дрогнул.
