Она нагнулась, пытаясь нашарить край тазика. Так было лучше – кровь прилила к голове, темные вихри перед глазами немного прояснились. Но пальцы не слушались.
– Сиди спокойно! – шикнул Хэнк.
Она почувствовала, как горячие руки растирают ей ступню и окунают в обжигающую воду, а потом – вторую.
– Водку будешь? – Хорошее средство при переохлаждении; когда доисторическое чудище, названное позже терезией гигантской, перевернуло их лодку, они грелись именно таким образом.
– Нет. – Тереза, не разгибаясь, держалась за виски, словно боясь: отпустит – и изображение в глазах опять пропадет. – Надо поднять давление. Чай, кофе…
Перед губами очутилась кружка крепкого черного чая. Она отпила. Сладкий до невозможности, но это правильно.
– Ты бледная, как смерть. Давай кисти разотру.
Хэнку давно уже было жарко. То машину толкай, то Терезу носи туда-сюда – волей-неволей взмокнешь. Почему она не может согреться? Он сделал еще чаю, подлил в таз горячей воды. Тереза наконец села почти без поддержки, но здоровый румянец никак не возвращался.
– Мне нужно лечь, – проговорила она.
Хэнк снова поднял ее на руки. Вдруг вспомнилось: Анджей до сих пор был единственным, кто носил ее в постель на руках. Она обхватила Хэнка за шею. Силы на нуле, захочет – вывернется. Не захотел, конечно, не совсем дурак же. Рухнул на кровать вместе с ней, освободившейся рукой расстегивая так и не просохшие брюки и раздвигая ей бедра. Быстро стало тепло, и кровь в висках застучала резвее. А силу она опять упустила. Ну никакой возможности избежать наслаждения, когда тебя жестко фиксируют и не дают отползти. Ни с одним из прежних мужчин Тереза не чувствовала себя такой беспомощной. И вроде бы обидно, но, похоже, именно в беспомощности крылась невыносимая сладость. Вот только сил совсем не было. Она уснула прямо в объятиях, не дожидаясь окончания процесса.
– Полдень уже, – сказал Хэнк.
В окне белел дневной свет – не солнце, но и не мрачные грозовые тучи. Хэнк стоял рядом в халате, выбритый и отвратительно бодрый.
– Ты вставать будешь?
– Нет. – Она уткнулась лицом в подушку, облапив ее обеими руками. Теплое тяжелое одеяло заботливо обнимало ее, и вылезать из-под него не было решительно никаких причин и – что полностью с этим гармонировало – абсолютно никакого желания.
– Ну и лежи тогда.
Одеяло было сдернуто, а возмущенный вопль задавлен, причем в буквальном смысле. Возмущение, правда, быстро прошло – вместе с приходом осознания, что она полный бездарь в сборе энергии. Ну, или Хэнк – идеально подходящий для нее мужчина, вопреки отрицательному вердикту квалифицированного специалиста Ильтена и ее собственному мнению.
Потом пришлось все-таки сползти с кровати и облачиться в серый халат, брошенный Хэнком: настоятельно требовалось в туалет и ванную. И жутко хотелось есть. Целительный сон пошел на пользу: Тереза уже могла самостоятельно передвигаться, хоть и пошатываясь. На столе в кухне лежало несколько толстых бутербродов – здорово, что Хэнк их сделал, ей было бы сложно управляться с ножом. Она включила чайник и потихоньку заточила все бутерброды, глядя в окно на то, как Хэнк возится с машиной. Легковушка при свете дня оказалась в красно-зеленую полоску, ужас дальтоника. Чайник вскипел, Тереза выпила чашку, другую – и почувствовала себя сносно.
Хэнк вошел, вытирая руки ветошью.
– Не понял. Где мои бутеры?
– Они теперь мои. – Тереза погладила живот через пояс халата.
– А новые сделать? – В интонации ощущалось серьезное недовольство.
Она вяло махнула рукой:
– Сил нет.
Вот у тебя сил полно, добавила она про себя обиженно, только фиг заберешь.
Он хмуро зыркнул и принялся резать колбасу. Тереза ухватила первый бутерброд, откусила…
– Хватит жрать! – Раздражение прорвалось. – Иди переоденься в какое-нибудь платье, они где-то в шкафах. Надо ехать в город, и медлить уже нельзя.
– Я не собираюсь в город.
– С ума сошла? Там уже, небось, легавые с ног сбились, куда ты пропала. Тебе надо готовиться к новому браку.
– Вот как? – едко переспросила она. – Значит, попользовался и решил сдать меня?
Он развел руками, не понимая, что тут неправильного.
– Но так положено. Тебя будут искать. И найдут, что характерно. А виноватым окажусь я.
– Болван, – припечатала она.
Хэнк вспыхнул, но она не дала ему вымолвить ни слова.
– Конечно, они найдут! Найдут мой обгоревший труп. Ты вообще понял, что произошло ночью?
Зохен! Его настигло внезапное озарение.
– Они примут то тело за настоящее, да? Это я понял. – Пусть поздно, но в словах неправды нет. – А вот как ты это сделала – не понимаю.
Не понимал, но не стал немедленно докапываться. Умение вовремя помолчать и не мешать она ценила.
– Я и сама не понимаю, – усмехнулась она. – Меня научила одна колдунья. Но все, что я могу – это повторить заклинание, не зная, как оно устроено. Важно, что меня не будут искать, Хэнк. Меня нет, я умерла.
Она потянулась за вторым бутербродом, но он не дал. Перехватил и надкусил.
– И что ты будешь делать? – спросил он после паузы.
Она дернула плечом.
– Останусь пока здесь.
– Я не могу оставаться. У меня служба, отпуск кончился.
– Ты и не нужен. Мне надо побыть одной.
– Одной? А если что-то случится?
– Что со мной может случиться? – Она скривилась. – Я уже мертва.
– Но мы ведь знаем, что это не так.
После долгого молчания он встал, открыл комод.
– Тебе могут понадобиться деньги. – На стол шлепнулась расчетная карта. – Или связь. – Старый телефон. – Аккумулятор, наверное, совсем сдох, но ты разберешься. И документы. – Сложенная вчетверо бумага.
Тереза развернула бумагу. Справка о браке Лики Хэнк. Единственный документ женщины, без фотографии.
– В базу внесена запись о смерти, – предупредил он. – Но справку почему-то не забрали. Я забыл сдать: сперва по больницам валялся, потом заливал горе… А легавые не вспомнили.
В горле встал комок. Тереза сглотнула.
– Хэнк… спасибо.
В деньгах она не нуждалась, наличных было достаточно. Хотя карта часто удобнее. Но самое ценное – документ.
– Да чего там. Ты меня столько раз выручала! Я тебе жизнь должен… Так что пользуйся. Возьми, кстати, ключи.
– Спасибо, – повторила она, теребя справку по сгибам. – И за то, что помог мне ночью. И еще за то, что согрел. – Он непонимающе поднял бровь, и она тихо засмеялась: – Аж трижды.
Он покрылся легким румянцем.
– Я и не ожидала, что с тобой будет хорошо, Хэнк.
Он покраснел сильнее и проворчал:
– Могла бы уже звать меня Билле.
Она еще некоторое время вертела в руках справку.
– Я подумаю.
Руки все еще дрожали при попытке их напрячь, и ремонт телефона Тереза отложила на потом. Но чайник рискнула достать, заварила найденный в кухонном шкафу чай и пила его весь день, закутавшись в халат, с перерывами на горячие ванны. На правой руке чего-то не хватало. Она поняла не сразу, отчего дискомфорт – на пальце больше не было привычного брачного кольца, которое пришлось оставить голему. Там, на дороге, Тереза не смогла сама стащить его, с трудом удерживаясь в сознании. Попросила Хэнка, и тот едва ей палец не оторвал, кольцо никак не хотело сниматься. Она проносила его двадцать три года подряд, еще с тех пор, как стала представляться госпожой Ильтен посторонним, на деле не считая Рино своим мужем.
Нужно новое кольцо. Взрослая женщина без брачного кольца – нонсенс. На старуху, освобожденную от замужества, Тереза пока не тянет. Впрочем, она знала, где его достать. Несколько колец, найденных в тайнике маньяка, она не стала сдавать ментам. Как чувствовала, что могут пригодиться, и снова спрятала в подвале. Одно она подарила Эраш, когда та стала Алисантой.
К вечеру дрожь унялась, холод, проникший в самые кости, отступил на дальние позиции. Да и на улице потеплело. Тереза вышла на крыльцо, замотавшись в шерстяной плед поверх халата, и чуть не упала, наступив на длинную полу. Нет, так жить нельзя. В этом доме вещи двух размеров: один в полтора раза больше, чем нужно, другой меньше. Она уже попыталась примерить Ликино платьице, только расстроилась. Можно присвоить чужие документы, однако чужую одежду не натянешь так же просто. Вероятно, шмотки Дени подошли бы, но он в последние годы приезжал лишь на краткий срок отпуска и забирал все пожитки с собой. А в этом году и Тюль уехал учиться в строительный институт. В прихожей валялись его забытые штаны, да толку от них мало: почти такие же огромные, как папины. Вырос теленочек, стал быком.
Тереза все же надела их, закатав штанины и завязав на поясе ремень, будто веревку: дырок не хватало. В чем-то же надо дойти до дачи. До бывшей ее дачи. Теперь, когда в саду нет привидений, такой чудесный просторный дом не останется надолго без хозяев. Кинув халат на кровати – от греха подальше, а то еще навернется в нем, запутавшись, – она задрапировалась сверху пледом и отправилась к себе. То есть уже не к себе, надо отвыкать.
Поселок был тих и покинут. Борозда в грязи от машины Хэнка, съехавшей с дороги, нетронута. Лужи высыхали медленно, в них отражалось серое небо, заслоненное нависшими ветками. Тереза прошла от четвертой дачи к двенадцатой – ни человека, ни звука, лишь шорох собственных шагов по ноздреватому асфальту. Она толкнула кованые ворота, пошла по засыпанной кирпичом дорожке к дому. Пушок радостно засверкал красными глазами – датчик уловил движение. Грустно улыбнувшись, Тереза приветственно помахала скульптуре. Легко забрать из дома одежду и памятные вещички, сложнее – мебель, но тоже возможно. А Пушка с собой не утащишь.
Войдя внутрь, Тереза скинула плед и безразмерные штаны. Дом пока не потерял уюта, он все еще был ее домом. Рино не стало всего лишь вчера, стены не успели его забыть. Тереза прошлепала босиком по ковру к гардеробу. Обычно, когда они уезжали с дачи в город, она увозила большую часть одежды. Там барахло и осталось – в квартире, которую конфискуют за отсутствием наследников. Что же она, бестолковая, не взяла ничего с собой? Казалось, что есть вещи поважнее: набор инструментов, например… Однако вряд ли от пары тряпок саквояж стал бы существенно тяжелее. Ладно, глупо теперь жалеть! Жалеть стоит только о муже, но его не вернешь. А одёжка какая-нибудь найдется. В шкафу висело платье из тех, что считаются тут приличными – для гостей, как называла его Тереза, конструкция из бирюзового шелка и капрона. А кроме того, блузка с юбкой для работы – достаточно пристойно, чтобы не шокировать клиентов, но без всяких излишеств, на грани скромности и бедности. И самое дорогое для Терезы, сложенное стопкой в углу – брезентовые брюки, свитер и пачка запасных носков.
Она переоделась в брюки и свитер. С обувью проблема: на даче оставались одни охотничьи сапоги. Ну, сойдет для сельской местности. Она достала из кладовки большую клеенчатую сумку, сложила туда платье, юбку и блузку, походила по дому, собирая всякие мелочи. Спустилась в подвал, открыла тайник с кольцами, подобрала подходящее по размеру и надела на палец. Загрузила в сумку банки с припасами, попыталась после этого поднять ее – и чуть не расплакалась. Слабость еще давала о себе знать. Надо было Хэнка заставить все перетаскать, пока не уехал. А то хорошо устроился: получил удовольствие и свалил. Но ворчала она без аффекта, сознавая, что с Хэнком ей на самом деле сильно повезло.
Не привыкшая отступать, она отыскала старый трехколесный велосипед Аннет, устроила на нем сумку, заполнила ее по частям и аккуратно покатила к даче номер 4. Впереди розовел закат сквозь серую дымку облаков, силуэты деревьев на его фоне казались черными. Быстро наступившая темнота не помешала Терезе сделать новый рейс: эту дорогу она знала, как свои пять пальцев. Забрала еще несколько банок, скатала в рулон синий ворсистый ковер, взяла любимую подушку. Если вдруг придется бежать дальше, пусть лучше Хэнку достанется, чем незнакомым людям.
На третий день ее приехали хоронить. Зарыли в яму рядом с Пушком и опечатали дом. С одной стороны, приятно, что о ней помнят и сожалеют. Ортнер, тот даже всплакнул. И Руани выглядел совершенно потерянным. У Гьюла по лицу ничего не прочтешь, но не просто так же он приехал, за компанию.
С другой стороны, хорошо, что она не попалась им на глаза! Этакую жестокую шутку над собой менты не поймут и не оценят. Тогда останется единственный шанс – бежать, потому что сдаваться она не намерена. Если уж она решит снова выйти замуж, то не по чужому выбору и не по произволу компьютерной программы, а за того, кого сама захочет.
Хочет ли она Хэнка – вот вопрос.
Один из очень немногих, кому она доверяет. Теперь, когда Ильтена нет, Маэдо на Т1, дочери разъехались – практически единственный. Тот, с кем у нее общие интересы, взаимовыручка, а временами – даже взаимопонимание. Она никогда всерьез не рассматривала его, как сексуального партнера – но тут, выходит, дура была. А ведь Лика давно от чистого сердца предлагала его соблазнить. И чего жена его не любила? Такая мысль мелькала уже несколько раз.
Проблема в том, что ответ на эту мысль существовал. Билле Хэнк – вовсе не романтический герой девичьих грез. Грубый, непрошибаемый домашний тиран. В семье он вел себя отнюдь не так, как с чужой женой, когда его сковывал этикет. Есть его мнение и неправильное. И только его желание. Лика и с синяками ходила, и по ночам плакала. Мужа она откровенно боялась, особенно поначалу, пока до него не дошло, что жену надо беречь – умные люди объяснили, Тереза в том числе. И вообще – то, что Терезе нравилось в постели, для Лики могло быть сущей бедой, все женщины разные. А попробуй вякнуть, когда ты в стальном захвате и шевельнуться не можешь. Хэнк ее, небось, и не спрашивал, нравится ей или нет.
Конечно, с годами он малость поумнел. Но характер есть характер. Готова ли Тереза с ним жить? Не просто предаваться любви ко взаимному удовлетворению, а жить вместе, в одном доме. У нее тоже характер. Свыкся Хэнк с ним за прошедшие годы или, войдя в роль мужа, начнет командовать и распускать руки? Терпеть такое она не собирается.
Хотя предложение ее, само собой, растрогало. Ибо как расценивать его последнюю фразу? Решительный мужик, этого не отнять. Не испугался, что становится на другую сторону закона. И неожиданный подарок, справка о браке – лучший свадебный дар из всех, которые она могла бы пожелать.
Несколько дней Тереза обустраивалась. Прибралась в доме, небольшом по сравнению с дачей номер 12: всего один этаж, кухня и три комнаты. Ванная тесновата, зеркало маленькое. Вместо подвала – сарай, в нем лодка и велосипеды парней. Она навела порядок в шкафах, убрала Ликины платья на антресоли, разложила свои, увы, немногочисленные вещи. Синий ковер разместила в спальне, подушку из кожи дракона – в кресле на кухне, где сиживала, попивая чай с вареньем. Эх, знала бы, что копы вычистят ее подвал, принесла бы побольше.
Закончив уборку, она занялась починкой. Заменила аккумулятор в стареньком телефоне – Ликин, наверное: сыновья свои увезли. Очистила контакты, зарядила, и аппарат заработал. Осталось оплатить связь, только кому ей звонить? Как-нибудь потом.
Затем привела в чувство барахлящую лампочку на крыльце. Прикрутила к табуретке разболтавшуюся ножку, хоть это и не по ее профилю. И в конце концов затосковала.
Что делать на даче в сезон дождей? Только есть и спать, чтобы восстанавливать силы, да тренироваться, чтобы прийти в форму.
– Сиди спокойно! – шикнул Хэнк.
Она почувствовала, как горячие руки растирают ей ступню и окунают в обжигающую воду, а потом – вторую.
– Водку будешь? – Хорошее средство при переохлаждении; когда доисторическое чудище, названное позже терезией гигантской, перевернуло их лодку, они грелись именно таким образом.
– Нет. – Тереза, не разгибаясь, держалась за виски, словно боясь: отпустит – и изображение в глазах опять пропадет. – Надо поднять давление. Чай, кофе…
Перед губами очутилась кружка крепкого черного чая. Она отпила. Сладкий до невозможности, но это правильно.
– Ты бледная, как смерть. Давай кисти разотру.
Хэнку давно уже было жарко. То машину толкай, то Терезу носи туда-сюда – волей-неволей взмокнешь. Почему она не может согреться? Он сделал еще чаю, подлил в таз горячей воды. Тереза наконец села почти без поддержки, но здоровый румянец никак не возвращался.
– Мне нужно лечь, – проговорила она.
Хэнк снова поднял ее на руки. Вдруг вспомнилось: Анджей до сих пор был единственным, кто носил ее в постель на руках. Она обхватила Хэнка за шею. Силы на нуле, захочет – вывернется. Не захотел, конечно, не совсем дурак же. Рухнул на кровать вместе с ней, освободившейся рукой расстегивая так и не просохшие брюки и раздвигая ей бедра. Быстро стало тепло, и кровь в висках застучала резвее. А силу она опять упустила. Ну никакой возможности избежать наслаждения, когда тебя жестко фиксируют и не дают отползти. Ни с одним из прежних мужчин Тереза не чувствовала себя такой беспомощной. И вроде бы обидно, но, похоже, именно в беспомощности крылась невыносимая сладость. Вот только сил совсем не было. Она уснула прямо в объятиях, не дожидаясь окончания процесса.
– Полдень уже, – сказал Хэнк.
В окне белел дневной свет – не солнце, но и не мрачные грозовые тучи. Хэнк стоял рядом в халате, выбритый и отвратительно бодрый.
– Ты вставать будешь?
– Нет. – Она уткнулась лицом в подушку, облапив ее обеими руками. Теплое тяжелое одеяло заботливо обнимало ее, и вылезать из-под него не было решительно никаких причин и – что полностью с этим гармонировало – абсолютно никакого желания.
– Ну и лежи тогда.
Одеяло было сдернуто, а возмущенный вопль задавлен, причем в буквальном смысле. Возмущение, правда, быстро прошло – вместе с приходом осознания, что она полный бездарь в сборе энергии. Ну, или Хэнк – идеально подходящий для нее мужчина, вопреки отрицательному вердикту квалифицированного специалиста Ильтена и ее собственному мнению.
Потом пришлось все-таки сползти с кровати и облачиться в серый халат, брошенный Хэнком: настоятельно требовалось в туалет и ванную. И жутко хотелось есть. Целительный сон пошел на пользу: Тереза уже могла самостоятельно передвигаться, хоть и пошатываясь. На столе в кухне лежало несколько толстых бутербродов – здорово, что Хэнк их сделал, ей было бы сложно управляться с ножом. Она включила чайник и потихоньку заточила все бутерброды, глядя в окно на то, как Хэнк возится с машиной. Легковушка при свете дня оказалась в красно-зеленую полоску, ужас дальтоника. Чайник вскипел, Тереза выпила чашку, другую – и почувствовала себя сносно.
Хэнк вошел, вытирая руки ветошью.
– Не понял. Где мои бутеры?
– Они теперь мои. – Тереза погладила живот через пояс халата.
– А новые сделать? – В интонации ощущалось серьезное недовольство.
Она вяло махнула рукой:
– Сил нет.
Вот у тебя сил полно, добавила она про себя обиженно, только фиг заберешь.
Он хмуро зыркнул и принялся резать колбасу. Тереза ухватила первый бутерброд, откусила…
– Хватит жрать! – Раздражение прорвалось. – Иди переоденься в какое-нибудь платье, они где-то в шкафах. Надо ехать в город, и медлить уже нельзя.
– Я не собираюсь в город.
– С ума сошла? Там уже, небось, легавые с ног сбились, куда ты пропала. Тебе надо готовиться к новому браку.
– Вот как? – едко переспросила она. – Значит, попользовался и решил сдать меня?
Он развел руками, не понимая, что тут неправильного.
– Но так положено. Тебя будут искать. И найдут, что характерно. А виноватым окажусь я.
– Болван, – припечатала она.
Хэнк вспыхнул, но она не дала ему вымолвить ни слова.
– Конечно, они найдут! Найдут мой обгоревший труп. Ты вообще понял, что произошло ночью?
Зохен! Его настигло внезапное озарение.
– Они примут то тело за настоящее, да? Это я понял. – Пусть поздно, но в словах неправды нет. – А вот как ты это сделала – не понимаю.
Не понимал, но не стал немедленно докапываться. Умение вовремя помолчать и не мешать она ценила.
– Я и сама не понимаю, – усмехнулась она. – Меня научила одна колдунья. Но все, что я могу – это повторить заклинание, не зная, как оно устроено. Важно, что меня не будут искать, Хэнк. Меня нет, я умерла.
Она потянулась за вторым бутербродом, но он не дал. Перехватил и надкусил.
– И что ты будешь делать? – спросил он после паузы.
Она дернула плечом.
– Останусь пока здесь.
– Я не могу оставаться. У меня служба, отпуск кончился.
– Ты и не нужен. Мне надо побыть одной.
– Одной? А если что-то случится?
– Что со мной может случиться? – Она скривилась. – Я уже мертва.
– Но мы ведь знаем, что это не так.
После долгого молчания он встал, открыл комод.
– Тебе могут понадобиться деньги. – На стол шлепнулась расчетная карта. – Или связь. – Старый телефон. – Аккумулятор, наверное, совсем сдох, но ты разберешься. И документы. – Сложенная вчетверо бумага.
Тереза развернула бумагу. Справка о браке Лики Хэнк. Единственный документ женщины, без фотографии.
– В базу внесена запись о смерти, – предупредил он. – Но справку почему-то не забрали. Я забыл сдать: сперва по больницам валялся, потом заливал горе… А легавые не вспомнили.
В горле встал комок. Тереза сглотнула.
– Хэнк… спасибо.
В деньгах она не нуждалась, наличных было достаточно. Хотя карта часто удобнее. Но самое ценное – документ.
– Да чего там. Ты меня столько раз выручала! Я тебе жизнь должен… Так что пользуйся. Возьми, кстати, ключи.
– Спасибо, – повторила она, теребя справку по сгибам. – И за то, что помог мне ночью. И еще за то, что согрел. – Он непонимающе поднял бровь, и она тихо засмеялась: – Аж трижды.
Он покрылся легким румянцем.
– Я и не ожидала, что с тобой будет хорошо, Хэнк.
Он покраснел сильнее и проворчал:
– Могла бы уже звать меня Билле.
Она еще некоторое время вертела в руках справку.
– Я подумаю.
Руки все еще дрожали при попытке их напрячь, и ремонт телефона Тереза отложила на потом. Но чайник рискнула достать, заварила найденный в кухонном шкафу чай и пила его весь день, закутавшись в халат, с перерывами на горячие ванны. На правой руке чего-то не хватало. Она поняла не сразу, отчего дискомфорт – на пальце больше не было привычного брачного кольца, которое пришлось оставить голему. Там, на дороге, Тереза не смогла сама стащить его, с трудом удерживаясь в сознании. Попросила Хэнка, и тот едва ей палец не оторвал, кольцо никак не хотело сниматься. Она проносила его двадцать три года подряд, еще с тех пор, как стала представляться госпожой Ильтен посторонним, на деле не считая Рино своим мужем.
Нужно новое кольцо. Взрослая женщина без брачного кольца – нонсенс. На старуху, освобожденную от замужества, Тереза пока не тянет. Впрочем, она знала, где его достать. Несколько колец, найденных в тайнике маньяка, она не стала сдавать ментам. Как чувствовала, что могут пригодиться, и снова спрятала в подвале. Одно она подарила Эраш, когда та стала Алисантой.
К вечеру дрожь унялась, холод, проникший в самые кости, отступил на дальние позиции. Да и на улице потеплело. Тереза вышла на крыльцо, замотавшись в шерстяной плед поверх халата, и чуть не упала, наступив на длинную полу. Нет, так жить нельзя. В этом доме вещи двух размеров: один в полтора раза больше, чем нужно, другой меньше. Она уже попыталась примерить Ликино платьице, только расстроилась. Можно присвоить чужие документы, однако чужую одежду не натянешь так же просто. Вероятно, шмотки Дени подошли бы, но он в последние годы приезжал лишь на краткий срок отпуска и забирал все пожитки с собой. А в этом году и Тюль уехал учиться в строительный институт. В прихожей валялись его забытые штаны, да толку от них мало: почти такие же огромные, как папины. Вырос теленочек, стал быком.
Тереза все же надела их, закатав штанины и завязав на поясе ремень, будто веревку: дырок не хватало. В чем-то же надо дойти до дачи. До бывшей ее дачи. Теперь, когда в саду нет привидений, такой чудесный просторный дом не останется надолго без хозяев. Кинув халат на кровати – от греха подальше, а то еще навернется в нем, запутавшись, – она задрапировалась сверху пледом и отправилась к себе. То есть уже не к себе, надо отвыкать.
Поселок был тих и покинут. Борозда в грязи от машины Хэнка, съехавшей с дороги, нетронута. Лужи высыхали медленно, в них отражалось серое небо, заслоненное нависшими ветками. Тереза прошла от четвертой дачи к двенадцатой – ни человека, ни звука, лишь шорох собственных шагов по ноздреватому асфальту. Она толкнула кованые ворота, пошла по засыпанной кирпичом дорожке к дому. Пушок радостно засверкал красными глазами – датчик уловил движение. Грустно улыбнувшись, Тереза приветственно помахала скульптуре. Легко забрать из дома одежду и памятные вещички, сложнее – мебель, но тоже возможно. А Пушка с собой не утащишь.
Войдя внутрь, Тереза скинула плед и безразмерные штаны. Дом пока не потерял уюта, он все еще был ее домом. Рино не стало всего лишь вчера, стены не успели его забыть. Тереза прошлепала босиком по ковру к гардеробу. Обычно, когда они уезжали с дачи в город, она увозила большую часть одежды. Там барахло и осталось – в квартире, которую конфискуют за отсутствием наследников. Что же она, бестолковая, не взяла ничего с собой? Казалось, что есть вещи поважнее: набор инструментов, например… Однако вряд ли от пары тряпок саквояж стал бы существенно тяжелее. Ладно, глупо теперь жалеть! Жалеть стоит только о муже, но его не вернешь. А одёжка какая-нибудь найдется. В шкафу висело платье из тех, что считаются тут приличными – для гостей, как называла его Тереза, конструкция из бирюзового шелка и капрона. А кроме того, блузка с юбкой для работы – достаточно пристойно, чтобы не шокировать клиентов, но без всяких излишеств, на грани скромности и бедности. И самое дорогое для Терезы, сложенное стопкой в углу – брезентовые брюки, свитер и пачка запасных носков.
Она переоделась в брюки и свитер. С обувью проблема: на даче оставались одни охотничьи сапоги. Ну, сойдет для сельской местности. Она достала из кладовки большую клеенчатую сумку, сложила туда платье, юбку и блузку, походила по дому, собирая всякие мелочи. Спустилась в подвал, открыла тайник с кольцами, подобрала подходящее по размеру и надела на палец. Загрузила в сумку банки с припасами, попыталась после этого поднять ее – и чуть не расплакалась. Слабость еще давала о себе знать. Надо было Хэнка заставить все перетаскать, пока не уехал. А то хорошо устроился: получил удовольствие и свалил. Но ворчала она без аффекта, сознавая, что с Хэнком ей на самом деле сильно повезло.
Не привыкшая отступать, она отыскала старый трехколесный велосипед Аннет, устроила на нем сумку, заполнила ее по частям и аккуратно покатила к даче номер 4. Впереди розовел закат сквозь серую дымку облаков, силуэты деревьев на его фоне казались черными. Быстро наступившая темнота не помешала Терезе сделать новый рейс: эту дорогу она знала, как свои пять пальцев. Забрала еще несколько банок, скатала в рулон синий ворсистый ковер, взяла любимую подушку. Если вдруг придется бежать дальше, пусть лучше Хэнку достанется, чем незнакомым людям.
На третий день ее приехали хоронить. Зарыли в яму рядом с Пушком и опечатали дом. С одной стороны, приятно, что о ней помнят и сожалеют. Ортнер, тот даже всплакнул. И Руани выглядел совершенно потерянным. У Гьюла по лицу ничего не прочтешь, но не просто так же он приехал, за компанию.
С другой стороны, хорошо, что она не попалась им на глаза! Этакую жестокую шутку над собой менты не поймут и не оценят. Тогда останется единственный шанс – бежать, потому что сдаваться она не намерена. Если уж она решит снова выйти замуж, то не по чужому выбору и не по произволу компьютерной программы, а за того, кого сама захочет.
Хочет ли она Хэнка – вот вопрос.
Один из очень немногих, кому она доверяет. Теперь, когда Ильтена нет, Маэдо на Т1, дочери разъехались – практически единственный. Тот, с кем у нее общие интересы, взаимовыручка, а временами – даже взаимопонимание. Она никогда всерьез не рассматривала его, как сексуального партнера – но тут, выходит, дура была. А ведь Лика давно от чистого сердца предлагала его соблазнить. И чего жена его не любила? Такая мысль мелькала уже несколько раз.
Проблема в том, что ответ на эту мысль существовал. Билле Хэнк – вовсе не романтический герой девичьих грез. Грубый, непрошибаемый домашний тиран. В семье он вел себя отнюдь не так, как с чужой женой, когда его сковывал этикет. Есть его мнение и неправильное. И только его желание. Лика и с синяками ходила, и по ночам плакала. Мужа она откровенно боялась, особенно поначалу, пока до него не дошло, что жену надо беречь – умные люди объяснили, Тереза в том числе. И вообще – то, что Терезе нравилось в постели, для Лики могло быть сущей бедой, все женщины разные. А попробуй вякнуть, когда ты в стальном захвате и шевельнуться не можешь. Хэнк ее, небось, и не спрашивал, нравится ей или нет.
Конечно, с годами он малость поумнел. Но характер есть характер. Готова ли Тереза с ним жить? Не просто предаваться любви ко взаимному удовлетворению, а жить вместе, в одном доме. У нее тоже характер. Свыкся Хэнк с ним за прошедшие годы или, войдя в роль мужа, начнет командовать и распускать руки? Терпеть такое она не собирается.
Хотя предложение ее, само собой, растрогало. Ибо как расценивать его последнюю фразу? Решительный мужик, этого не отнять. Не испугался, что становится на другую сторону закона. И неожиданный подарок, справка о браке – лучший свадебный дар из всех, которые она могла бы пожелать.
Несколько дней Тереза обустраивалась. Прибралась в доме, небольшом по сравнению с дачей номер 12: всего один этаж, кухня и три комнаты. Ванная тесновата, зеркало маленькое. Вместо подвала – сарай, в нем лодка и велосипеды парней. Она навела порядок в шкафах, убрала Ликины платья на антресоли, разложила свои, увы, немногочисленные вещи. Синий ковер разместила в спальне, подушку из кожи дракона – в кресле на кухне, где сиживала, попивая чай с вареньем. Эх, знала бы, что копы вычистят ее подвал, принесла бы побольше.
Закончив уборку, она занялась починкой. Заменила аккумулятор в стареньком телефоне – Ликин, наверное: сыновья свои увезли. Очистила контакты, зарядила, и аппарат заработал. Осталось оплатить связь, только кому ей звонить? Как-нибудь потом.
Затем привела в чувство барахлящую лампочку на крыльце. Прикрутила к табуретке разболтавшуюся ножку, хоть это и не по ее профилю. И в конце концов затосковала.
Что делать на даче в сезон дождей? Только есть и спать, чтобы восстанавливать силы, да тренироваться, чтобы прийти в форму.
