Во-вторых, Тсета наверняка расценит это как пренебрежение своими интересами. Скорее всего, она не рассорится с Землей напрочь – слишком уж тесно они повязаны, проклятые грешники, – просто перестанет поддерживать её в войне. Вроде бы тсетианский флот на фоне земного – невеликая добавка, но это как сказать… Без боевых хакеров Тсеты операция, проведённая землянами у Чфе Вара, была бы невозможна. Так что поостережётся Земля сердить Тсету. Будет сидеть в яме и кусать локти.
Капитан Кор Левен, оставив за пультом помощника, подошёл к адмиралу. Вряд ли затем, чтобы получить удовольствие от его общества: свои побаивались грозного и неподкупного Ена Пирана немногим меньше врагов. Кор Левен хотел высказать наболевшее.
– Господин адмирал, земляне не уходят.
– Уйдут, никуда не денутся, – отмахнулся Ен Пиран. – Срок истечёт – уйдут.
Капитан помялся.
– Но, господин адмирал, прошло уже десять часов. Не может быть, чтобы они до сих пор не приняли решение. Если они решили уйти, почему бы не уйти прямо сейчас?
– Капитан, вы идиот. – Вот поэтому подчинённые обычно и избегали обращаться к адмиралу. – В постройке сортиров вы, должно быть, лучше разбираетесь, чем в психологии врага. Это же земляне! Гордые твари, хуже хантов. Они будут торчать здесь до последнего только для того, чтобы мы не подумали, будто они слишком торопятся выполнять наши условия. А потом уйдут с видом обосравшейся королевы – медленно, вальяжно, демонстративно морща нос: мол, кто это тут навонял? Уж точно не мы, мы вообще никогда не какаем. Наверняка специально опоздают, чтобы лишний раз показать, как им наплевать на нас. Но не более, чем на несколько минут: всерьёз рисковать тсетианскими штатскими они не решатся.
– Откуда вы всё это знаете, господин адмирал? – недоверчиво спросил Кор Левен.
Ен Пиран взглянул на капитана с ярко выраженным презрением.
– В отличие от вас, Кор, я умею думать. Попробуйте на досуге. Я не уверен, что у такого дебила, как вы, это получится, но попытки ещё никому не вредили.
Кор Левен отошёл с каменным лицом, мысленно желая своему адмиралу плюхнуться в глубокую лужу дерьма, впрочем, без особой веры в то, что это сбудется.
Ен Пиран кинул огрызок на пол – уборщики подберут – и снова принялся разглядывать земные корабли. Ближайший – «Меф Аганн», «Игорь Селезнев» чуть дальше и правее. Земляне называют свои крейсеры человеческими именами. От кого-то он слышал, что вымышленными. Ни один крейсер не назван именем реального, существовавшего когда-либо человека. Над этой загадкой он уже не раз ломал голову. Если уж вообще давать кораблю настоящее имя, то в честь великого полководца прошлого, не иначе. Вот как ханты, к примеру. Заносчивый и неприятный народец, но в высоком понимают. Почему земляне не делают так же? Может быть, варвары считают, что нельзя тревожить дух героя его неуместным именованием? Вот и придумывают идолов, чьи имена можно трепать безнаказанно. Или всё по-другому? Может, они полагают, что лишь идол способен накопить должную силу и вложить её в корабль, а мертвецам это не по плечу? Кто знает, о чём думают эти грешные дикари…
Ен Пиран внезапно ощутил потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Посмотрел на Кора Левена… и промолчал. Этот недалёкий служака не поймет. Адмирал вновь отвернулся к экранам. А не спросить ли у кого из земных капитанов? Всё равно время ожидания тратится впустую.
Он поискал глазами «Ийон Тихий». Далековато торчит, зараза. Из пушки не достать, хотя лазеры, наверное, добьют. Флагман и должен располагаться так, что его запросто не обстрелять. Не будь это враги, Ен Пиран бы их похвалил. Проклятый Гржельчик – ушлый греховодник. Адмирала неприятно поразило то, что он до сих пор жив. Колдовство давно уже должно было опутать его душу, увести во тьму и сгноить её там. Почему этот мерзавец никак не сдохнет? Хотя, быть может, колдун специально сделал так, чтобы именно он, Ен Пиран, окончательно отправил землянина во мрак? Свёл их пути, чтоб адмирал смог насладиться смертью врага в полной мере? Интересная мысль!
Ен Пиран взялся за второй фрукт. Эту мысль стоит обдумать. Нанести сокрушительный удар по «Ийону Тихому» чрезвычайно соблазнительно. Примерно так он и собирался поступить изначально, пока не подвернулся тсетианин. Из-за «БМ-65» он вместо стремительной атаки предъявил землянам ультиматум и тем самым в определённой степени связал себе руки. Теперь, пока назначенный срок не кончился, нападать нельзя, иначе окажешься в фекалиях по уши. А когда он кончится, земляне уйдут. Вот дерьмо!
Адмирал скрипуче рассмеялся. О чём он рассуждает? Жалеть, что не придётся схлестнуться с крейсерами? Ну уж нет! В бескровном разрешении ситуации заинтересованы отнюдь не только земляне. Ну его, этого Гржельчика, помрёт и сам. Качественно помрёт, в муках – не то, что в скоротечном бою. Чем хорошо колдовство – колдуны никогда не подведут, не схалтурят, ведь они питаются жизненными силами жертвы и её страданиями.
Фархад ёрзал в кресле второго, поглядывая на огоньки кораблей, скопившихся в пространстве у Нлакиса. Он мог даже различить несколько силуэтов – два эсминца и эасская трирема, находившиеся ближе всех, виднелись достаточно чётко. На сердце у него было муторно. Он верил в мощь земных крейсеров, но как противостоять этакой армаде, собранной по многим мирам? Однако не страх перед превосходящим противником терзал его, а ожидание. Как можно ждать? Весь адреналин успеет уйти. Предстоящий бой был уже не первым для Фархада, но он никак не мог относиться к этому спокойно, вот как Футболист, сидящий за первого пилота. Камалетдинов убивал время примитивным тетрисом – игры с виртуальной реальностью на бортовом компьютере запрещены. Вообще-то Фархад показывал неплохие результаты в этой незатейливой игре, но в нынешнем состоянии вряд ли продвинулся бы дальше пятого уровня.
Поодаль от пульта, рядом с голограммой, изображающей схему построения кораблей, расположился в кресле капитан Гржельчик. В последнее время он сильно сдал, но сейчас выглядел бодрым и решительным. Взял себя в руки перед лицом критической ситуации, сказал бы Фархад, если бы Камалетдинов не шепнул ему, заступившему на пост, что капитан принял сильный наркотик. Это не совсем укладывалось в голове. Фархад, конечно, был мальчиком из на редкость благополучной семьи, но людей, употребляющих наркотики, встречал. Он поверить не мог, что капитан добровольно ступил на эту тропу, ведущую вниз, к полному разрушению личности. Расплата за нынешнюю бодрость будет ужасной. Понимает ли капитан, что это его последний бой? Человека, сидящего на игле, не потерпят во флоте. Несоответствие должности, позорное увольнение, унизительные скитания по притонам… в лучшем случае – по больницам… Гржельчик – умный человек; разумеется, он всё это понимает. То, что он пошёл на такой шаг, может означать лишь одно: ему всё равно, что там, впереди. Потому что там, впереди, для него ничего нет. Его недомогание – не хроническое похмелье, не аллергическая реакция на препараты, способствующие срастанию переломов. Это – смертельная болезнь.
Гржельчик рассматривал вражеские корабли. Молча, без всякого выражения на лице. Казалось, его не трогает ни собственное будущее, ни ультиматум гъдеан. Просто решает какую-то задачу по комбинаторике, сугубо теоретическую. Вычисляет число перестановок из тридцати семи и четырёх…
– Связь с Центром, – раздался доклад связиста. – Капитана к микрофону, срочно.
Йозеф отвлёкся от размышлений, как лучше разбить всю эту, увы, многочисленную шушеру, оставаясь в целости, и, подрулив на кресле поближе к пульту, надел гарнитуру.
– Капитан Гржельчик слушает. Новые приказы?
Вряд ли что-то иное могло явиться причиной экстренной связи, но Центр его удивил.
– Лейтенант Натхармапутра, генштаб. Тут одна женщина чего-то от вас сильно хочет.
– Жена, что ли? – Марта настолько решительно от него отмежевалась, что он даже не знал, радоваться или тревожиться.
Пауза – видимо, лейтенант уточнял.
– Нет, не жена. Говорит, дочка у неё от вас.
– Бред! – отрезал Йозеф. – Гоните аферистку поганой метлой. Нет у меня никаких внебрачных детей и быть не может.
Двадцать лет он был верен Марте. И чем всё кончилось? Лучше бы гулял, хоть не так было бы обидно слушать её обвинения.
– А, нет, – поправился Натхармапутра. – Это у вас от неё дочка. То есть…
Йозеф начал сердиться.
– Прекратите нести чушь и дайте микрофон этой тётке, пусть сама скажет, что ей надо!
Судя по всему, тот так и сделал – в наушниках раздались женские всхлипы.
– Я Виктория Павловна.
– Йозеф Гржельчик, – сухо представился он.
– Да, я знаю. – Женщина шмыгнула носом. – Я воспитательница Ебургского специализированного учебно-научного центра. Там, где учится… училась ваша дочь Хелена, – пояснила она, не слыша никакого ответа.
– Что, деньги в родительский комитет? – обречённо спросил он.
– Н-нет. – Викторию немного шокировало, что в такой момент Гржельчик думает о деньгах, но тут же она сообразила, что он пока не знает, какой именно момент переживает прямо сейчас. – Господин Гржельчик, с вашей дочкой случилось страшное. – Она не удержалась и снова заплакала.
– Она завалила все контрольные? – понимающе спросил он. – Её выгоняют?
– Нет… да… гораздо хуже, господин Гржельчик!
Он вполголоса фыркнул. Куда уж хуже!
– Хелена, – Виктория опять шмыгнула носом, – она такая милая девочка, но очень эмоционально неустойчивая. Она… – Воспитательница набрала воздуха в грудь и всё-таки выговорила это: – Она пыталась покончить с собой. Выпрыгнула из окна.
– Боже, – вырвалось у Йозефа. Такого он даже в шутку предположить не мог.
Некоторое время в наушниках слышались лишь рыдания.
– Поломалась страшно, почти насмерть, – справившись с собой, выговорила воспитательница. – Врачи не уверены, что выживет.
– О Боже, – тупо повторил он.
– Господин Гржельчик, вам нужно приехать.
Он заскрипел зубами.
– Я не могу!
– Вы ведь отец! У бедной девочки нет никого, кроме вас.
– Боже мой…
– Возможно, это ваш последний шанс её увидеть. Вдруг она умрёт? Неужели вы допустите, чтобы её хоронили чужие люди за казённый счёт?
Йозеф застонал.
– Вы должны быть рядом. Вы должны поддержать её. Может, тогда она поверит в вашу любовь и выкарабкается.
– Чёрт, вы просто не понимаете, где я нахожусь и что тут вокруг, – слабо пробормотал он. – Двенадцать часов до начала боя, а потом…
– Господин Гржельчик, дорога каждая минута! – умоляюще воскликнула Виктория.
– Да, я понимаю…
– Хелена оставила для вас сообщение.
Виктория Павловна включила воспроизведение, и тонкий, срывающийся голосок Хелены, искажённый передачей, произнёс:
– Папа, я люблю тебя. Жаль, что я у тебя не получилась…
Йозеф стиснул челюсти. Да, не получилась Хеленка. Святая правда, именно у него не получилась. Разве она виновата в том, что такая бестолковая? Какую папа сострогал, такая и есть. Единственный родной человечек на всём свете.
– Я приеду, – выдавил он.
Он уделял дочери слишком мало внимания. Ему некогда было возиться с малышкой, он почти не бывал дома – да, работа такая, но ведь ребёнку от этого не легче. Его раздражала глупость подросшей Хеленки, он ругался из-за этого с женой. Откупался подарками, но разве подарки заменят общение? Когда дочка оказалась на его ответственности, он думал только о том, куда бы её сбагрить. А она всё ещё любит его. Она не предала, как Марта. Ну, хоть теперь он поступит, как надо. Попрощается с Хеленой и сделает всё, чтоб она жила и была счастлива. А после уже помрёт с чувством выполненного долга.
Йозеф стряхнул гарнитуру на пульт.
– Всем занять места согласно боевому расписанию. – Неподвижное лицо застыло в полугримасе. – Мы быстро разгоняем этих ублюдков и идём к Земле.
– Кэп? – изумленно оглянулся Футболист.
– Освободи место! – потребовал Гржельчик.
– Но вы же с ногой… то есть без ноги…
– На хрен мне тут ноги? Это не автомобиль с механической коробкой передач.
И верно, управление кораблём напоминает не езду на машине, а скорее игру на пианино.
– Капитан, – нерешительно вклинился Фархад, – наверное, вам не стоит управлять кораблём, находясь под воздействием наркотика.
– Мать твою! – на автомате рявкнул Йозеф. Тут же, как обычно, спохватился и сделал вид, что продолжает: – Не должны волновать такие мелочи.
Будь на месте Камалетдинова Бабаев, что с кэпом на «ты», или авторитетный и основательный Федотов – может, и отговорили бы. Но Футболист испытывал к капитану пиетет, а Принц – и вовсе стажёр, лицо без права слова. Гржельчик, помогая себе костылями, перевалился в пилотское кресло, пристегнул ремни.
– Орудия – в боевую готовность. Принц, расчёт прокола! Связь с эскадрой, живо!
– Кэп, у вас будут неприятности, – попытался образумить его Камалетдинов.
Он отрывисто рассмеялся – резко, без веселья. Он уже прошёл черту, за которой о неприятностях можно не беспокоиться.
– Это мои проблемы. Вас никто не обвинит. Вы обязаны исполнять приказы капитана.
– Кэп, я задал расчёт прокола для вектора 27-43-19, – доложил Принц.
– Отлично, – отозвался Гржельчик. Осталось всего ничего – встать на этот курс, предварительно разгромив гъдеан и их пристяжных. – Эскадра! – гаркнул он в микрофон. – Слушай мою команду. На счёт тридцать – залп по ближайшим врагам на поражение. Затем подходят четыре корабля резерва, берём эту толпу в клещи и мочим до готовности. А потом расчищаем мой вектор 27-43-19. Я ухожу, а вы добиваете уцелевших.
– Но, кэп… – заикнулся капитан «Игоря Селезнева».
– Исполнять! – оборвал его Йозеф. В положении командира эскадры есть свои преимущества. – Начинаю отсчёт.
На западе разливалось горизонтальными полосами зелёное золото. Захар до сих пор не привык к этой потрясающей красоте. К некоторым вещам нельзя привыкнуть, настолько они необычны. К прекрасному зелёному закату, к прекрасной красноглазой женщине, сидящей рядом в вездеходе на месте водителя. Эта поездка была так же иррациональна, как красота заката на необитаемой планете. В ней не имелось нужды. Просто так покататься по окрестностям, о чём-нибудь поговорить по дороге – или даже поболтать ни о чём, полюбоваться в окна на зеленоватые облака, песок и скалы, и на закат в первую очередь, конечно.
Красота временно свела его с ума, и он решился:
– Ортленна, вы ведь не будете против, если я вас поцелую?
Она посмотрела на него изумлённо – Боже, какая же она красивая, ни на кого не похожая, с яркими губами на белом лице, прозрачными радужками глаз, подвижными заострёнными ушками. Изящная, грациозная, словно молодая кошка. И удивление ей так идёт. И любое другое выражение лица – тоже.
– Захар, – промурлыкала она, – а вы больше не боитесь, что я вас укушу?
– Боюсь, – признался он. – Ужасно.
Она засмеялась. Когда она смеётся, то выглядит просто восхитительно!
– Так, может, не стоит рисковать, а?
Говорит всерьёз или дразнит? Он нерешительно потянулся к манящим губам. Сердце бешено колотилось. Укусит – полбеды. Он разное слыхал о вампирах. Если она разозлится, в священном безумии может и голову оторвать, в самом буквальном смысле.
Её губы двинулись навстречу, приоткрываясь. В закатных лучах ярко сверкнул тонкий белоснежный клык, и Захар покрылся холодным потом, но не остановился. Он сознавал, что фактически добровольно суёт голову в пасть хищнику, но это сознание не отвращало его, а напротив, придавало чувствам особую остроту, возбуждало до сумасшествия.
Капитан Кор Левен, оставив за пультом помощника, подошёл к адмиралу. Вряд ли затем, чтобы получить удовольствие от его общества: свои побаивались грозного и неподкупного Ена Пирана немногим меньше врагов. Кор Левен хотел высказать наболевшее.
– Господин адмирал, земляне не уходят.
– Уйдут, никуда не денутся, – отмахнулся Ен Пиран. – Срок истечёт – уйдут.
Капитан помялся.
– Но, господин адмирал, прошло уже десять часов. Не может быть, чтобы они до сих пор не приняли решение. Если они решили уйти, почему бы не уйти прямо сейчас?
– Капитан, вы идиот. – Вот поэтому подчинённые обычно и избегали обращаться к адмиралу. – В постройке сортиров вы, должно быть, лучше разбираетесь, чем в психологии врага. Это же земляне! Гордые твари, хуже хантов. Они будут торчать здесь до последнего только для того, чтобы мы не подумали, будто они слишком торопятся выполнять наши условия. А потом уйдут с видом обосравшейся королевы – медленно, вальяжно, демонстративно морща нос: мол, кто это тут навонял? Уж точно не мы, мы вообще никогда не какаем. Наверняка специально опоздают, чтобы лишний раз показать, как им наплевать на нас. Но не более, чем на несколько минут: всерьёз рисковать тсетианскими штатскими они не решатся.
– Откуда вы всё это знаете, господин адмирал? – недоверчиво спросил Кор Левен.
Ен Пиран взглянул на капитана с ярко выраженным презрением.
– В отличие от вас, Кор, я умею думать. Попробуйте на досуге. Я не уверен, что у такого дебила, как вы, это получится, но попытки ещё никому не вредили.
Кор Левен отошёл с каменным лицом, мысленно желая своему адмиралу плюхнуться в глубокую лужу дерьма, впрочем, без особой веры в то, что это сбудется.
Ен Пиран кинул огрызок на пол – уборщики подберут – и снова принялся разглядывать земные корабли. Ближайший – «Меф Аганн», «Игорь Селезнев» чуть дальше и правее. Земляне называют свои крейсеры человеческими именами. От кого-то он слышал, что вымышленными. Ни один крейсер не назван именем реального, существовавшего когда-либо человека. Над этой загадкой он уже не раз ломал голову. Если уж вообще давать кораблю настоящее имя, то в честь великого полководца прошлого, не иначе. Вот как ханты, к примеру. Заносчивый и неприятный народец, но в высоком понимают. Почему земляне не делают так же? Может быть, варвары считают, что нельзя тревожить дух героя его неуместным именованием? Вот и придумывают идолов, чьи имена можно трепать безнаказанно. Или всё по-другому? Может, они полагают, что лишь идол способен накопить должную силу и вложить её в корабль, а мертвецам это не по плечу? Кто знает, о чём думают эти грешные дикари…
Ен Пиран внезапно ощутил потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Посмотрел на Кора Левена… и промолчал. Этот недалёкий служака не поймет. Адмирал вновь отвернулся к экранам. А не спросить ли у кого из земных капитанов? Всё равно время ожидания тратится впустую.
Он поискал глазами «Ийон Тихий». Далековато торчит, зараза. Из пушки не достать, хотя лазеры, наверное, добьют. Флагман и должен располагаться так, что его запросто не обстрелять. Не будь это враги, Ен Пиран бы их похвалил. Проклятый Гржельчик – ушлый греховодник. Адмирала неприятно поразило то, что он до сих пор жив. Колдовство давно уже должно было опутать его душу, увести во тьму и сгноить её там. Почему этот мерзавец никак не сдохнет? Хотя, быть может, колдун специально сделал так, чтобы именно он, Ен Пиран, окончательно отправил землянина во мрак? Свёл их пути, чтоб адмирал смог насладиться смертью врага в полной мере? Интересная мысль!
Ен Пиран взялся за второй фрукт. Эту мысль стоит обдумать. Нанести сокрушительный удар по «Ийону Тихому» чрезвычайно соблазнительно. Примерно так он и собирался поступить изначально, пока не подвернулся тсетианин. Из-за «БМ-65» он вместо стремительной атаки предъявил землянам ультиматум и тем самым в определённой степени связал себе руки. Теперь, пока назначенный срок не кончился, нападать нельзя, иначе окажешься в фекалиях по уши. А когда он кончится, земляне уйдут. Вот дерьмо!
Адмирал скрипуче рассмеялся. О чём он рассуждает? Жалеть, что не придётся схлестнуться с крейсерами? Ну уж нет! В бескровном разрешении ситуации заинтересованы отнюдь не только земляне. Ну его, этого Гржельчика, помрёт и сам. Качественно помрёт, в муках – не то, что в скоротечном бою. Чем хорошо колдовство – колдуны никогда не подведут, не схалтурят, ведь они питаются жизненными силами жертвы и её страданиями.
Фархад ёрзал в кресле второго, поглядывая на огоньки кораблей, скопившихся в пространстве у Нлакиса. Он мог даже различить несколько силуэтов – два эсминца и эасская трирема, находившиеся ближе всех, виднелись достаточно чётко. На сердце у него было муторно. Он верил в мощь земных крейсеров, но как противостоять этакой армаде, собранной по многим мирам? Однако не страх перед превосходящим противником терзал его, а ожидание. Как можно ждать? Весь адреналин успеет уйти. Предстоящий бой был уже не первым для Фархада, но он никак не мог относиться к этому спокойно, вот как Футболист, сидящий за первого пилота. Камалетдинов убивал время примитивным тетрисом – игры с виртуальной реальностью на бортовом компьютере запрещены. Вообще-то Фархад показывал неплохие результаты в этой незатейливой игре, но в нынешнем состоянии вряд ли продвинулся бы дальше пятого уровня.
Поодаль от пульта, рядом с голограммой, изображающей схему построения кораблей, расположился в кресле капитан Гржельчик. В последнее время он сильно сдал, но сейчас выглядел бодрым и решительным. Взял себя в руки перед лицом критической ситуации, сказал бы Фархад, если бы Камалетдинов не шепнул ему, заступившему на пост, что капитан принял сильный наркотик. Это не совсем укладывалось в голове. Фархад, конечно, был мальчиком из на редкость благополучной семьи, но людей, употребляющих наркотики, встречал. Он поверить не мог, что капитан добровольно ступил на эту тропу, ведущую вниз, к полному разрушению личности. Расплата за нынешнюю бодрость будет ужасной. Понимает ли капитан, что это его последний бой? Человека, сидящего на игле, не потерпят во флоте. Несоответствие должности, позорное увольнение, унизительные скитания по притонам… в лучшем случае – по больницам… Гржельчик – умный человек; разумеется, он всё это понимает. То, что он пошёл на такой шаг, может означать лишь одно: ему всё равно, что там, впереди. Потому что там, впереди, для него ничего нет. Его недомогание – не хроническое похмелье, не аллергическая реакция на препараты, способствующие срастанию переломов. Это – смертельная болезнь.
Гржельчик рассматривал вражеские корабли. Молча, без всякого выражения на лице. Казалось, его не трогает ни собственное будущее, ни ультиматум гъдеан. Просто решает какую-то задачу по комбинаторике, сугубо теоретическую. Вычисляет число перестановок из тридцати семи и четырёх…
– Связь с Центром, – раздался доклад связиста. – Капитана к микрофону, срочно.
Йозеф отвлёкся от размышлений, как лучше разбить всю эту, увы, многочисленную шушеру, оставаясь в целости, и, подрулив на кресле поближе к пульту, надел гарнитуру.
– Капитан Гржельчик слушает. Новые приказы?
Вряд ли что-то иное могло явиться причиной экстренной связи, но Центр его удивил.
– Лейтенант Натхармапутра, генштаб. Тут одна женщина чего-то от вас сильно хочет.
– Жена, что ли? – Марта настолько решительно от него отмежевалась, что он даже не знал, радоваться или тревожиться.
Пауза – видимо, лейтенант уточнял.
– Нет, не жена. Говорит, дочка у неё от вас.
– Бред! – отрезал Йозеф. – Гоните аферистку поганой метлой. Нет у меня никаких внебрачных детей и быть не может.
Двадцать лет он был верен Марте. И чем всё кончилось? Лучше бы гулял, хоть не так было бы обидно слушать её обвинения.
– А, нет, – поправился Натхармапутра. – Это у вас от неё дочка. То есть…
Йозеф начал сердиться.
– Прекратите нести чушь и дайте микрофон этой тётке, пусть сама скажет, что ей надо!
Судя по всему, тот так и сделал – в наушниках раздались женские всхлипы.
– Я Виктория Павловна.
– Йозеф Гржельчик, – сухо представился он.
– Да, я знаю. – Женщина шмыгнула носом. – Я воспитательница Ебургского специализированного учебно-научного центра. Там, где учится… училась ваша дочь Хелена, – пояснила она, не слыша никакого ответа.
– Что, деньги в родительский комитет? – обречённо спросил он.
– Н-нет. – Викторию немного шокировало, что в такой момент Гржельчик думает о деньгах, но тут же она сообразила, что он пока не знает, какой именно момент переживает прямо сейчас. – Господин Гржельчик, с вашей дочкой случилось страшное. – Она не удержалась и снова заплакала.
– Она завалила все контрольные? – понимающе спросил он. – Её выгоняют?
– Нет… да… гораздо хуже, господин Гржельчик!
Он вполголоса фыркнул. Куда уж хуже!
– Хелена, – Виктория опять шмыгнула носом, – она такая милая девочка, но очень эмоционально неустойчивая. Она… – Воспитательница набрала воздуха в грудь и всё-таки выговорила это: – Она пыталась покончить с собой. Выпрыгнула из окна.
– Боже, – вырвалось у Йозефа. Такого он даже в шутку предположить не мог.
Некоторое время в наушниках слышались лишь рыдания.
– Поломалась страшно, почти насмерть, – справившись с собой, выговорила воспитательница. – Врачи не уверены, что выживет.
– О Боже, – тупо повторил он.
– Господин Гржельчик, вам нужно приехать.
Он заскрипел зубами.
– Я не могу!
– Вы ведь отец! У бедной девочки нет никого, кроме вас.
– Боже мой…
– Возможно, это ваш последний шанс её увидеть. Вдруг она умрёт? Неужели вы допустите, чтобы её хоронили чужие люди за казённый счёт?
Йозеф застонал.
– Вы должны быть рядом. Вы должны поддержать её. Может, тогда она поверит в вашу любовь и выкарабкается.
– Чёрт, вы просто не понимаете, где я нахожусь и что тут вокруг, – слабо пробормотал он. – Двенадцать часов до начала боя, а потом…
– Господин Гржельчик, дорога каждая минута! – умоляюще воскликнула Виктория.
– Да, я понимаю…
– Хелена оставила для вас сообщение.
Виктория Павловна включила воспроизведение, и тонкий, срывающийся голосок Хелены, искажённый передачей, произнёс:
– Папа, я люблю тебя. Жаль, что я у тебя не получилась…
Йозеф стиснул челюсти. Да, не получилась Хеленка. Святая правда, именно у него не получилась. Разве она виновата в том, что такая бестолковая? Какую папа сострогал, такая и есть. Единственный родной человечек на всём свете.
– Я приеду, – выдавил он.
Он уделял дочери слишком мало внимания. Ему некогда было возиться с малышкой, он почти не бывал дома – да, работа такая, но ведь ребёнку от этого не легче. Его раздражала глупость подросшей Хеленки, он ругался из-за этого с женой. Откупался подарками, но разве подарки заменят общение? Когда дочка оказалась на его ответственности, он думал только о том, куда бы её сбагрить. А она всё ещё любит его. Она не предала, как Марта. Ну, хоть теперь он поступит, как надо. Попрощается с Хеленой и сделает всё, чтоб она жила и была счастлива. А после уже помрёт с чувством выполненного долга.
Йозеф стряхнул гарнитуру на пульт.
– Всем занять места согласно боевому расписанию. – Неподвижное лицо застыло в полугримасе. – Мы быстро разгоняем этих ублюдков и идём к Земле.
– Кэп? – изумленно оглянулся Футболист.
– Освободи место! – потребовал Гржельчик.
– Но вы же с ногой… то есть без ноги…
– На хрен мне тут ноги? Это не автомобиль с механической коробкой передач.
И верно, управление кораблём напоминает не езду на машине, а скорее игру на пианино.
– Капитан, – нерешительно вклинился Фархад, – наверное, вам не стоит управлять кораблём, находясь под воздействием наркотика.
– Мать твою! – на автомате рявкнул Йозеф. Тут же, как обычно, спохватился и сделал вид, что продолжает: – Не должны волновать такие мелочи.
Будь на месте Камалетдинова Бабаев, что с кэпом на «ты», или авторитетный и основательный Федотов – может, и отговорили бы. Но Футболист испытывал к капитану пиетет, а Принц – и вовсе стажёр, лицо без права слова. Гржельчик, помогая себе костылями, перевалился в пилотское кресло, пристегнул ремни.
– Орудия – в боевую готовность. Принц, расчёт прокола! Связь с эскадрой, живо!
– Кэп, у вас будут неприятности, – попытался образумить его Камалетдинов.
Он отрывисто рассмеялся – резко, без веселья. Он уже прошёл черту, за которой о неприятностях можно не беспокоиться.
– Это мои проблемы. Вас никто не обвинит. Вы обязаны исполнять приказы капитана.
– Кэп, я задал расчёт прокола для вектора 27-43-19, – доложил Принц.
– Отлично, – отозвался Гржельчик. Осталось всего ничего – встать на этот курс, предварительно разгромив гъдеан и их пристяжных. – Эскадра! – гаркнул он в микрофон. – Слушай мою команду. На счёт тридцать – залп по ближайшим врагам на поражение. Затем подходят четыре корабля резерва, берём эту толпу в клещи и мочим до готовности. А потом расчищаем мой вектор 27-43-19. Я ухожу, а вы добиваете уцелевших.
– Но, кэп… – заикнулся капитан «Игоря Селезнева».
– Исполнять! – оборвал его Йозеф. В положении командира эскадры есть свои преимущества. – Начинаю отсчёт.
На западе разливалось горизонтальными полосами зелёное золото. Захар до сих пор не привык к этой потрясающей красоте. К некоторым вещам нельзя привыкнуть, настолько они необычны. К прекрасному зелёному закату, к прекрасной красноглазой женщине, сидящей рядом в вездеходе на месте водителя. Эта поездка была так же иррациональна, как красота заката на необитаемой планете. В ней не имелось нужды. Просто так покататься по окрестностям, о чём-нибудь поговорить по дороге – или даже поболтать ни о чём, полюбоваться в окна на зеленоватые облака, песок и скалы, и на закат в первую очередь, конечно.
Красота временно свела его с ума, и он решился:
– Ортленна, вы ведь не будете против, если я вас поцелую?
Она посмотрела на него изумлённо – Боже, какая же она красивая, ни на кого не похожая, с яркими губами на белом лице, прозрачными радужками глаз, подвижными заострёнными ушками. Изящная, грациозная, словно молодая кошка. И удивление ей так идёт. И любое другое выражение лица – тоже.
– Захар, – промурлыкала она, – а вы больше не боитесь, что я вас укушу?
– Боюсь, – признался он. – Ужасно.
Она засмеялась. Когда она смеётся, то выглядит просто восхитительно!
– Так, может, не стоит рисковать, а?
Говорит всерьёз или дразнит? Он нерешительно потянулся к манящим губам. Сердце бешено колотилось. Укусит – полбеды. Он разное слыхал о вампирах. Если она разозлится, в священном безумии может и голову оторвать, в самом буквальном смысле.
Её губы двинулись навстречу, приоткрываясь. В закатных лучах ярко сверкнул тонкий белоснежный клык, и Захар покрылся холодным потом, но не остановился. Он сознавал, что фактически добровольно суёт голову в пасть хищнику, но это сознание не отвращало его, а напротив, придавало чувствам особую остроту, возбуждало до сумасшествия.
