Пролог
У меня было ощущение, будто попала в фильм ужасов. Не знаю, как бы я отреагировала, если б в квартиру просто позвонили или нормально, громко постучали в дверь, но вот это – на грани слышимости – постукивание и поскребывание вызывали дрожь и заставляли волосы шевелиться на голове.
Ну хорошо. Фильм ужасов так фильм ужасов. Что там обычно делают? Ага, непременно идут посмотреть. Вдохнула-выдохнула, как пред прыжком в воду, и отправилась к входной двери.
В глазок ничего не увидела. Еще раз продышалась и отперла дверь.
На площадке навалившись левым боком на ограждение, подогнув ноги сидел мужчина. Безвольно лежащие на коленях руки и свесившаяся на грудь голова, скорее всего, говорили о том, что мужчина без сознания или близок к тому, но желания срочно броситься помогать я в себе не обнаружила. Ага. Я сейчас подойду к нему, а он… Что? Я не знала что, но боялась этого, казалось бы, безвредного мужика.
– Эй! – негромко окликнула. – Эй-эй! – громче.
Никакой реакции не последовало. Подойти так и не рискнула, однако дверь открыла шире, и… Одно его колено было выставлено вперед дальше, и в него толкнулась, открывающаяся дверь. И мужик начал заваливаться вперед, лицом вниз.
Ну Ева, она такая Ева. Хоть убей! Сердобольная, блин… Я быстро присела и поймала его голову к себе на колени. И тогда увидела, отчего он в таком не совсем живом состоянии. Вся спинка его длинной куртки была мелко изодрана. Ткань торчала множеством рваных клочков и набухла кровью, и довольно длинные, до плеч, волосы на его затылке тоже слиплись от крови.
Я не медик, так что понимаю в общих чертах только в своих болячках, и, тем более, совсем мало понимаю в открытых ранах. Единственное, могу предположить, что если все эти ранения не поверхностные, а проникающие, то мужик – не жилец.
Надо вызывать скорую. Значит, раненого нужно затащить внутрь квартиры. Это его голова уже в прихожей, а тело на лестничной площадке за дверью.
Придержала его голову и осторожно опустила на пол. А что? У меня пол чистый.
Из шкафа-купе, который занимал все шесть метров стены прихожей, достала старую льняную простыню и подумала, что, к счастью, не избавилась от старого постельного белья. Этим льняным простыням сноса нет. Простыню сложила по длине вдвое, кряхтя, пыхтя и бурча себе под нос, аккуратно, как смогла, повернула тушу незваного гостя на бок, стараясь, чтобы он не перевернулся на спину, подпихнула под него простыню и опять перевернула на живот.
Села передохнуть и выговорилась с отдышкой, усмиряя колотящееся от нагрузки сердце:
– Лучше быть мизантропом. Милосердие – зло. Проявляешь милосердие, а потом жертвуешь своими планами и спокойствием. Нужно было его на площадке оставить.
Бурча в том же духе дальше, я, наконец, полностью втянула тело на простыне в прихожую и закрыла дверь.
Ну, с Богом! Я взяла телефон, набрала скорую и уселась тут же рядом с болезным на пол. Меня потряхивало. Я не знала, как правильно вызывать скорую, себе вызывала только один раз. Как это было, не помню. У меня тогда давление зашкаливало.
– Я мужчину раненого подобрала. У него вся спина в крови. Пульс есть, он без сознания.
Я так разволновалась, что не особенно вслушивалась в то, о чем меня спрашивают, и почти не понимала, что от меня хотят услышать.
– Возраст? Шестьдесят с хвостиком. Как зовут? Евдокия Алексеевна… Не мое имя? Как зовут мужчину? Ну откуда же я знаю? Он без сознания, а я его первый раз вижу. Полис? Да нет у него полиса. Адрес?
Ну, наконец-то! Я сообщила адрес, глядя на лежащего неподвижно мужчину, и тут… Я решила, что у меня галлюцинация. Все его тело подернулось дымкой, которая становилась все более и более непрозрачной, пока полностью не скрыла его. Я сняла очки, потерла глаза: может, давление подскочило, и у меня зрение отказывает.
В общем, когда я надела очки и посмотрела снова, оказалось, что дымка исчезла, а вместе с ней исчез и мужик. Вместо него рядом со мной на полу лежал крупный, наверное, не многим мельче немецкой овчарки, очень меховой кот интересного окраса: на песочного цвета подшерстке – темные тонкие поперечные полосы. У него так же была изранена спина, и шерсть слиплась в окровавленные колтуны. От вида крови я в обморок, как некоторые, не падаю, но кот вместо мужчины… Это оказалось выше моих психических возможностей. Сознание помахало ручкой, и на меня опустилась тьма.
Дорогие читатели, вы мне очень дороги! Поэтому, чтобы не было разочарования и недопонимания, пожалуйста, посмотрите примечание.
_____
Это двухтомник.
Первая книга 18+, постепенное развитие отношений, откровенно, но без фанатизма.-)
Вторая книга 18+, очень откровенно, но без жести. Герои романтичны и нежны.
Это моя первая публикация (маленький рассказ не считается), потому буду очень рада комментариям (плиз, убивайте нежно xD), и звездочкам, и сердечкам, и подписчикам.-)
Ваша Ева.
Глава 1. Скорая. Приехали
– Женщина, очнитесь!
От резкого запаха вздрагиваю, пытаюсь отвернуться, приоткрываю глаза.
Ясное дело, передо мной маячит рука с ваткой, смоченной нашатырем. Фу-фу-фу, гадость!
– Все, все, я уже здесь. Что случилось? – еле ворочая языком, реагирую я.
Вот всегда верила, что нашатырь и мертвого поднимет. А еще, как всегда, бесит это обращение «женщина». Да, уже не девушка, конечно. Но где эти былые «мадам» или «сударыня»?
– Это я у вас должен спросить, что случилось? – раздражается молодой мужчина в белом халате.
– М-мм??? – пытаюсь сообразить, чего он от меня хочет и как попал в мой дом.
– Вы вызвали скорую, и хорошо, что не закрыли дверь. Мы нашли вас здесь без сознания.
Вот. Чувствую манжету манометра на руке. Значит АД измеряют. Ок.
У меня начала проясняться картина. Значит, все же был раненый мужик, и я вызывала ему скорую, но не помню, чтобы дверь им открывала. Вопрос: кто открыл дверь? А врач скорой продолжил меня просвещать, и я сразу же забыла про свой вопрос.
– И тут у вас этот кот растерзанный. Кто же так постарался?
Я скосила глаза в ту сторону, куда махнул рукой врач. Мой роскошный широкий диван. На диване крупная меховая тушка. Свалявшаяся от грязи и крови шерсть. Что? А где мужик?
Мужик, скорая, кошак...
Мелькнула мысль: «Никогда галлюцинациями не страдала, значит и сейчас не показалось», – а в глазах опять потемнело.
Как сквозь вату услышала:
– Нет, так дело не пойдет! – сердится доктор.
– Кота прямо на простыне на пол сгрузить, или ее перенести в соседнюю комнату? Там тоже спальня и есть кровать, – раздается еще один голос. Наверное, фельдшер. – Может, сразу в больницу?
Я женщина не то чтобы очень корпулентная, но килограмм семьдесят с лишним есть. Меня, пыхтя, выковыривают из кресла, подхватывают под мышки.
– Боря, бери за ноги. Понесли, – командует фельдшеру Боре доктор.
Сгружают на кровать в моей спальне. Опять нашатырь. Опять его запах иглами впивается в мозг. Я вяло отмахиваюсь. «Да что ж за издевательство, снова мне эту термоядерную дрянь суют!»
– Темновато, Боря, открой шторы.
И тут до меня доходит, что отдернут шторы, а за окном такое... В той комнате сквозь тюлевые занавеси, они издалека не разглядели, что там за окном. Здесь, пока будут раздергивать шторы, могут более внимательно посмотреть на улицу.
– Нет, нет, нет. Не надо шторы! Лучше свет включите! Я не выношу дневной свет.
– М-мм... Но в соседней комнате шторы раскрыты, и там яркий дневной свет, – вновь раздражается доктор.
– Но там южный, а здесь северный. Терпеть не могу северный. Мрачно. Очень.
На врача боюсь смотреть, могу себе представить, что он обо мне думает.
– Так, ладно. Боря, включи свет. Женщина, лежите спокойно. Мы сделаем кардиограмму.
Опять «женщина». Да что б вам, невежи!
Действительно, сделали кардиограмму, еще раз измерили артериальное давление, потыкали фонендоскопом, и укол какой-то приладили. Больно!
А я вспомнила! Все!
Вот мужик израненный, истекающий кровью, под дверью. Вся его спина будто чем-то острым часто посечена. Выдранная клочками, намокшая от крови одежда.
Вот я, отдуваясь и шипя ругательства себе под нос, рассуждаю вслух, что надо бы его оставить на площадке, но все равно затаскиваю в квартиру. Крови я не боюсь, разве что боюсь испачкаться: не отстираешься потом. Я даже помню свои неожиданные афилантропные* сентенции.
(* афилантропия, мизантропия - человеконенавистничество)
Вот я вызываю скорую. На нервах не сразу соображаю, что нужны данные мужика. Меня торопят, спрашивают адрес. Все это время я смотрю на него, не подающего признаков жизни.
А потом этот самый мужик покрывается дымкой, и вот вместо человека на полу прихожей лежит такой же израненный здоровенный кот. Здесь и наступила темнота. Мое сознание сделало ручкой, а дальше: нашатырь, врач скорой помощи, и еще кот на диване.
Надо как-то спасать ситуацию. Скорую вызывала раненому мужчине, а тут кот, и я без сознания. На самом деле кот?! Или это массовые глюки?
– Простите, что побеспокоила вас напрасно! Нашла у дверей израненное животное. Так много крови! Так много крови! – запричитала я, стараясь истерить натурально, что в сложившихся обстоятельствах, в общем, было нетрудно. – Растерялась, как-то не подумала хорошенько, вызвала скорую.
– Дамочка, хорошо, что у вас самой на нервной почве случился скачок давления... ой, то есть нехорошо, конечно, но вызов ложным уже нельзя считать, иначе пришлось бы оформить штраф. И вызов в полицию я отменил. Вы же сообщили, что у вас раненый мужчина.
Отметила про себя, что уже «дамочка» – все-таки не «женщина». Однако мне снова стало дурно, но я взяла себя в руки и спросила:
– Что же делать? Вы котику поможете?
– Везите кота к ветеринару. Я животных люблю, но не знаю, что с котами делают, уж извините. Вам самой полежать нужно, а не метаться, зовите родственников.
– Я одна, родственники далеко.
От бессилия на глаза набежали слезы. Не то чтобы себя или кота враз жалко стало, просто тело ощущалось, как без костей – слабость тотальная.
Доктор посмотрел на меня, что-то для себя решил, покопался в телефоне и начал писать на обратной стороне бланка счета за коммуналку, что лежал на тумбочке рядом с кроватью.
– Вот номера ветслужбы. Оказывается, у нас в городе целых три клиники для животных. Полежите хотя бы полчаса, потом звоните.
– Спасибо вам огромное!
На большее рассчитывать я не могла, если сам не впрягся, просить бесполезно.
– Я полежу, а вы дверь за собой захлопните, пожалуйста.
С трудом махнула рукой им вслед. Пусть уходят. Полежу и как-нибудь доползу до «кота: телефон-то остался в той комнате рядом с диваном.
Кстати, все же было искушение у бригады Скорой спросить, что они видят за окном, только, боюсь, тогда они вызвали бы бригаду из психушки. Для меня?.. Или для всех нас? Не заметили, и хорошо. Это на кухне у меня голые окна, а в комнатах улицу скрывают тюль и плотные шторы. Да и с чего им в окна смотреть? Чай, не покупатели недвижимости.
И, кстати. Я как-то не подумала. Может, надо было признаться и избавиться от кота? А то какая-то непонятная отвага. Вдруг этот кот-не кот опасен?
Подпихнув под спину вторую подушку, полулежа затихла, рассматривая потолок.
Сегодня третий день, как я … Даже не знаю, каким словом обозвать эту ситуацию. Очутилась? Осознала? Что осознала? Ничего я не осознала до сих пор. Понятия не имею, что происходит. По-честному и проще: обнаружила у себя за окном то, чего там быть не должно. Вот.
***
Три дня назад было утро понедельника. И да, Утро добрым бывает. Даже если это понедельник. Вообще мне глубоко безразлично, какой день недели, так как на работу просыпаться по будильнику не надо – я давно на пенсии. И утро доброе, потому что я выспалась и вполне себе бодра, что бывает не каждый день.
Возраст шестьдесят с хвостиком к кому-то бывает милосерден, только не ко мне. Анамнез таков, что проще обозначить относительно здоровые части организма, так как их существенно меньше.
Кофе теперь пью только раз в день, сразу после сна, да и тот жиденький, в гомеопатических дозах, лишь бы вкус почувствовать. За ним и пришла на кухню.
Поставила чайник на газ. Ждала, когда закипит, думала о своем.
Я не страдаю от одиночества, но стала – как бы это точнее назвать – пассивной что ли. Просто мне больше нечего делать.
Пока дети росли, я старалась, чтобы они ни в чем не нуждались. После смерти мужа рассчитывать было не на кого.
Мне повезло, что руки у меня растут из нужного места, и я могла ими создавать всякое-разное. Я увлеченно шила на заказ и обшивала себя и детей. Делала украшения из бисера, кожи и керамики на продажу, выращивала и продавала редкие растения-эндемики. Писала об этом статьи, как оказалось, очень востребованные. И радовалась, что мои многочисленные хобби удалось превратить в средство добычи денег на жизнь.
Дети выросли. Сын и дочь занимаются своими семьями, своей карьерой. И живут довольно далеко от меня. В других городах.
Хобби перестали приносить удовольствие. Ничего не хочу. Просто тихонько живу, пока живется.
Вот и этим погожим утром поставила чайник на газ. Ждала, когда закипит, задумчиво глянула в окно, а за окном…
Расслабленной задумчивости не вполне проснувшегося сознания как не бывало.
***
Я живу в Подмосковье, на самом краю области, в небольшом городе. Мой дом стоит на окраине у леса.
Лет пять назад через дорогу еще стояли двухэтажные бараки, из окон еще был виден горизонт и леса, к нему уходящие, но бараки снесли, и уже второй год окна в окна стоит длинный двенадцатиэтажный новый дом, за которым даже неба не видно с моего третьего этажа.
Так вот, никакого нового дома я не увидела. За окном домики, как в старинном европейском городке: одно-двухэтажные под черепичными, в основном красными, крышами, с каменным первым этажом и вторым в стиле похожем на фахверк, с высокими, узкими окнами, с цветами в горшках на внешних подоконниках. И очень много неба!
Я несколько раз сильно зажмурила глаза, почувствовала мышцы лица, напрягшиеся от этих усилий. Картина не изменилась. Если честно, не особенно на это надеялась. Я, конечно, – старая калоша, и память уже подводит временами, но сознание пока ясное.
Я точно знала, что не сплю, не брежу, не валяюсь в коме. И щипать себя не собиралась.
Со всей возможной скоростью рванула в южную комнату, окно которой выходит на другую сторону моего дома, где, по идее, должен быть большой двор между девятиэтажными корпусами.
Ого! Однако вид совсем другой! В общем, как я и предполагала.
Видимо, дома здесь, как в деревне, выстроены вдоль одной улицы, она изгибается и уходит в сторону довольно большого и тоже средневекового на вид города. Была видна крепостная стена с воротами, за ней двух-трехэтажные дома, поднимающиеся по крутому холму к невысокому, массивному зданию, похожему на Храм, которое лепилось к еще одной крепостной стене с огромным замком внутри, возвышавшимся надо всем городом.
Вероятно, место, где теперь приютился и мой дом, было предместьем.
У себя под окном обнаружила что-то вроде садика-огородика сотки на три.
Там, где должен быть двор нашего дома, за невысоким каменным заборчиком в конце участка начиналась широкая долина, разделенная на квадраты и прямоугольники, расчерченные бороздами каких-то посевов.
