В темнице Фрейя пробыла совсем не долго, но и этого хватило, чтобы заиметь поистине измученный, уставший вид. В этом сейчас с ней могла посоревноваться только Кайда.
Герцогиня была в том же платье, в котором была заключена в темницу. Кожа её была лишена привычного румянца, взгляд был пустой, поникший, готовый принять смерть. Волосы были собраны совсем небрежно – с затылка свисал лохматый пучок, а лицо обрамляли выбившиеся волнистые пряди. Она не поднимала глаз, не имея желания столкнуться с кем-либо взглядом. Её одолевало желание уткнуться в мягкую грудь Лорены, которая до этого уже укрывала её от тревог. Но сейчас ей это было недоступно.
Лорена пришла одной из первых. Она надеялась успеть обменяться хоть парой слов со своей госпожой до разбирательства. Потерпевшая в этом желании неудачу, служанка безотрывно глядела на Фрейю, пытаясь поймать хотя бы её взгляд.
«Я здесь, госпожа моя, я рядом!» – мысленно твердила Лорена, сжимая у сердца кулачки.
Но Фрейя не искала с ней встречи. Она была погружена в свои мысли.
Вся сложившаяся ситуация казалась неудачной шуткой, таким абсурдом… Суд за убийство, которого она не совершала, ещё и в присутствии слуг – какое унижение. Но даже за него она должна была быть благодарна. Такой, как герцог, мог преспокойно её казнить, и она до сих пор не могла понять, почему он этого не сделал. Зачем он всё это устроил? Чтобы помучить напоследок? Фрейя не искала глазами Берхарда. Она знала, где он стоит – чувствовала всем нутром, он ощущался как тёмное пятно на пёстрой картине.
По нему нельзя было сказать, что он был хоть сколько-нибудь взволнован, будто уже знал, кто будет казнён, и терпеливо ждал, когда наступит этот момент.
– Начинаем, – эхом раздался его голос и остался звоном в ушах обвиняемой.
Кайда, прочистив горло, заговорила.
– Приветствую всех собравшихся. Думаю, не стоит объявлять повод, по которому я всех вас сюда пригласила. Совсем недавно произошло убийство служанки, и убийца до сих пор не понёс наказания. Более того – он до сих пор не пойман. Есть лишь подозреваемая, коей является герцогиня. Она убила или нет, в любом случае, убийца сейчас находится в этом помещении, и никто его не покинет, пока мы не разберёмся. – после этих слов она бросила взгляд на стражу, устроившуюся по обе стороны двери.
Зал молчал. Все ждали, что будет дальше, и казалось, если прислушаться, можно услышать дыхание каждого присутствующего здесь человека. Герцогская помощница, выдержав паузу, продолжила.
– Вчера я опросила слуг, которые могли что-то знать о произошедшем. Они не очень-то и хотели говорить, будто никто ничего не знает или смерть так сильно напугала их, что всё вылетело из головы. Или, может быть, кто-то из запугал. – ищейка пробежала глазами по лицам, и слуги опустили головы. – Но кое-что я всё-таки выяснила. Однако, мне бы хотелось закончить с опросом. Единственный человек, имеющий отношение к этому делу, с которым я не говорила – госпожа.
Фрейя вздрогнула, услышав эти слова. Она и не думала, что ей могут дать слово, будто была готова, что её судьба решится без её участия.
– Госпожа, – произнесла Кайда, смягчив голос, – теперь Ваша очередь поведать мне о случившемся. Расскажите сейчас всё, что знаете, всё, что видели и слышали. А потом можете поделиться, если на то будет Ваша воля, что Вы думаете обо всём этом. Может, Вы сами кого-то подозреваете? Пусть Вы сейчас в таком невыгодном положении – Ваше слово по-прежнему имеет вес.
Кайда обладала отличным качеством как для судьи, так и просто для человека – сохранять нейтралитет тогда, когда это было необходимо. По её вступлению нельзя было понять, знает ли она имя убийцы или всё ещё пытается его вычислить. Один только герцог знал, что всё уже решено, но по своим соображениям, неведомым даже помощнице, он не прерывал этот спектакль и спокойно наблюдал.
– Я… Ничего не знаю. Днём я зашла в библиотеку и провела там весь день. Покинула её только тогда, когда услышала крик. Ромелия уже была мертва.
– Кто-то может подтвердить Ваши слова? Может, кто-то был с Вами в библиотеке?
– Нет. Только Лорена знает, что я туда пошла, но я её отпустила, – Фрейя быстро отыскала взглядом свою служанку, – Мне нравится читать в одиночестве.
Кайда покачала головой. Значит, никто не мог подтвердить то, что госпожа в момент убийства находилась в библиотеке. Лорена, разумеется, подтвердила бы всё, что скажет госпожа, а никто больше её и не видел.
Фрейя заметила реакцию герцогской помощницы и поняла, что ничем себе не помогла. Она снова перевела свой взгляд на Лорену в поисках хотя бы мысленной поддержки. Та глядела на неё глазами, полными веры и надежды на то, что всё закончится хорошо, и на миг эта уверенность передалась и ей самой. И в этот момент она зачем-то метнула взор на герцога – возможно, чтобы попытаться понять, верит ли он её словам. Фрейя глянула на него всего секунду, но их взгляды сразу же пересеклись. Всё это время он смотрел на неё.
Его взгляд всегда вызывал у Фрейи непонятные чувства. В первое время то был ужас, если вспомнить дорогу до поместья после свадьбы. Потом – страх, как тогда, когда она неожиданно встретила его в библиотеке в первый раз. Потом – странное, ближе к неприятному чувство, когда тот застал её за упражнениями в самообороне. Его взгляд она пока не могла ощущать иначе – этот ясный янтарный оттенок одного глаза завораживал, а второй глаз, помутнённый, тусклый, как сегодняшнее утреннее солнце, которое не в силах пробиться сквозь пелену облаков, – отталкивал тем, что без зрачка смотрел будто в самую душу.
Фрейя потупила свой взор, но не смогла отделаться от чувства, что герцог всё ещё смотрит. А он и в самом деле не отводил от неё глаз.
– До меня дошла информация, что Вы были близко знакомы с убитой, и похоже, это правда, учитывая то, что Вы называете её по имени. Расскажите, что вас связывало, – продолжила Кайда свой допрос.
– Ромелия, – имя убитой прозвучало неестественным голосом, будто что-то соскользнуло с гортани, – Она мне… нравилась. Добрая девушка. Я ни за что не причинила бы ей зла, – а затем, выдержав небольшую паузу, добавила: – Да вообще никому.
Оправдываться было тошно. Но нужно. Надо же было хотя бы попробовать заявить о своей невиновности. Вдруг этот суд и правда на что-то мог повлиять, действительно мог что-то изменить. Фрейя хотела смыть с себя это позорное клеймо убийцы.
– Это понятно. Что Вас с ней связывало?
– Сорелёз.
– Что, простите?
– Недуг, поражающий кожу. Эта напасть покрыла все её ладони. Проявляется в виде сильных шелушений, покраснений, а также язвочек и корочек, развивается медленно, но если игнорировать лечение, может разрастись и перебраться на другие конечности, – задумчиво и монотонно, словно увлекшись пересказом учебника и забыв о суде, рассказывала Фрейя, – … часто является побочным эффектом неблагоприятного воздействия ручного труда: продолжительная стирка, средства для уборки. Но развивается только при длительном нахождении с источником проклятья.
Зал ахнул. Герцог непроизвольно сжал пальцы в кулаки и тут же снова их расслабил. Слова о проклятье вывели его из равновесия. Ненадолго. Слуги этого не заметили. Тут же раздался рой перешёптываний, а головы завертелись. Кайда шикнула и, вернув тишину, задала вопрос, на который уже знала ответ. Она спросила скорее для того, чтобы ответ услышали находящиеся в помещении.
– Так Вас связывал этот недуг, о котором Вы так много знаете. Вы тоже от него пострадали?
– Нет, не так. Я нашла в книге запись – рецепт целебной мази. Мне повезло, все компоненты у меня были. Я привезла кое-какие травы из дома, – осекшись, девушка поспешно исправилась, чтобы совсем не провалиться в немилость, – из прошлого дома, герцогства Гатберт.
– Я правильно понимаю, что вы выследили служанку и всучили ей мазь из добрых побуждений? – Кайда вновь задала вопрос, на который знала ответ.
Герцогская ищейка, казалось, развлекалась подобным образом, следя, как слуги не устают переглядываться после каждого нелепого вопроса. Фрейя, будучи смышлёной девушкой, даже в такой ситуации головой понимала, что дознавательница играет на публику. Она догадывалась, что Гела ей всё рассказала, и для чего сейчас разыгрывается этот спектакль – неизвестно. Проверить, сойдутся ли показания? Возможно. Повеселить публику и себя? Скорее всего.
Она сделала глубокий вдох, но решила продолжать играть свою роль. Ведь от этого зависела сейчас её судьба.
– Гела часто помогала мне: утром приносила одежду, а вечером набирала ванну. Я сперва заметила этот недуг у неё. Потом решила опробовать рецепт мази, и всё получилось. Мазь помогла. Тогда Гела сама привела Ромелию, служанку с той же проблемой, ко мне.
Зал вновь зашелестел тихими голосами. Фрейя слов не слышала, но догадывалась, о чём они перешёптывались. Никто не знал о том, что герцогиня умеет исцелять, и чем дольше они перекидывались недоумениями, тем более глупой казалась им мысль о том, что герцогиня убила служанку, которую прежде спасла от недуга.
Среди взволнованных голов одна осталась неподвижной – темноволосая, аккуратно прибранная. Гела чуть подняла подбородок, будто гордилась тем, что все это услышали, что все теперь знали, госпожа – добродетельница и никак не может быть убийцей.
Она смотрела на герцогиню большими карими глазами, которые выражали волнение и вместе с тем внутреннее удовлетворение.
Служанка довольно быстро привыкла к своей госпоже, как привыкает светолюбивый цветок к теплым лучам солнца. Приносить одежду, набирать ванну – эти обязанности закрепились за ней ещё с первого дня появления Фрейи в поместье. И хоть личной служанкой герцогини была Лорена, Гела часто находилась подле неё.
– Тишина. – раздался голос Кайды.
Она сказала это негромко, но все вмиг замолчали.
У Фрейи пока дела шли не так плохо, как она предполагала: ей не только дали право говорить, теперь вдобавок она начала замечать на себе сочувствующие взгляды служанок, которых тронул тот факт, что она, герцогиня, помогла одной из них. Однако, обвиняемая не спешила успокоиться: впереди её ждал один неприятный вопрос, который просто не мог быть не задан. Она вздрогнула, услышав его.
– Теперь давайте поговорим про нож, – Кайда прокрутила в руке важную улику, – Мисс Эдит утверждает, что этот нож нашли в Ваших покоях, когда прибирались вскоре после случившегося. Вы узнаёте его?
– Да. – тихо проговорила Фрейя.
– Откуда он у Вас и для чего понадобился?
– Я… Украла. – последнее слово вышло почти беззвучным, но те, кто сидел ближе, всё же уловили его.
Но на сей раз тишина не покинула помещение, а стала более тяжёлой, выжидающей, напряжённой. Кто-то громко ахнул, не сдержав своего изумления. Все взгляды были устремлены к Фрейе, они же пригвоздили к ней чувство вины, будто украв нож, она призналась во всех грехах.
Этель, сидевшая ближе к выходу, потупила свой взор. Она чувствовала и свою долю ответственности за случившееся – если бы госпожа не увлекла их тогда разговором, если бы они доглядели, не допустили бы… Марианна, устроившаяся рядом, не оборачиваясь на подругу, угадала её мысли и положила пухлую ладонь на её коленку.
– Так для чего Вам нужен был нож, госпожа?
Берхард, наизусть знавший интонации Кайды и то, как она может допрашивать, уловил, что этот вопрос был задан больше из любопытства, чем из желания найти виновного в преступлении. Но ищейка продолжила, будто действительно сейчас искала правду:
– Для убийства, не так ли? Получилось отлично, учитывая Вашу неопытность.
Фрейя машинально подняла взгляд на герцога. В её памяти до боли отчётливо всплыл тот момент, как он застал её в библиотеке, одну, с этим самым ножом. Он видел, что она упражнялась. Подумал ли он, что та репетировала убийство? Считал ли виновной? Поведал ли Кайде о том странном эпизоде? Фрейя пыталась отыскать ответы в его взгляде, реакции, позе. Но Хартманн не дал ей ничего. Шлем предательски скрывал всё лицо, а взгляд оставался таким же спокойным, холодным, до жути открытым. Он будто сверлил её, смотрел в её суть. От этого стало ещё мучительнее.
Надо было что-то ответить. Но что говорить кроме правды? Фрейя не привыкла лгать, изворачиваться – не в её правилах. Она с детства имела привычку пробираться тайком туда, куда хотела, могла взять без спросу то, что ей было нужно, но если была поймана, то принимала своё наказание и не пыталась юлить.
Здесь же правда была бы совсем не к месту. Не могла же она сказать, что страшилась герцога, боялась его расправы, считала его зверем, способным спокойно пролить её кровь. Нет, она и сейчас ему не доверяла и безобидным уж точно не считала, но было в нем что-то… Человечное? По крайней мере, сейчас она не желала обидеть его словами о том, что нож предназначен для защиты от его светлости. Говорить такое при слугах тем более недопустимо.
Поэтому Фрейя молчала. Хотя понимала, назови она истинную причину желания иметь при себе оружие, мало кто её осудил бы. Напротив, многие смогли бы понять. Возможно, она вернула бы себе утраченное сочувствие публики. Зловещий вид герцога, его хладнокровное поведение не её одну приводили в дрожь.
Кайда поднялась, обошла стол и остановилась рядом, небрежно присев на край. Герцогиня подняла на неё свой взгляд. Она понимала, что чем дольше молчит, тем сильнее зарывает себя. Наконец, герцогская помощница нарушила тишину, слушать которую уже становилось невыносимо.
– Я одного только не могу понять, – вдумчиво начала она, – Как же так вышло, что нож был найден после убийства в покоях госпожи, а не рядом с убитой? Когда опрашивала слуг, ни одна душа не видела ножа там, на месте преступления.
Она оглядела слуг и почесала свои светлые волосы, взъерошила их, а затем продолжила размышление:
– Получается, герцогиня убила служанку и не бросила нож там, а отнесла в свои же покои, вымыла его и оставила у себя. Разве не должен убийца избавляться от таких улик? Самым верным решением было бы бросить нож рядом с трупом, ну или, на худой конец, попытаться от него избавиться: спрятать в особняке или подкинуть кому-то другому. Но оставлять оружие у себя – просто верх глупости и самонадеянности. Или я не права?
Слуги дружно переглянулись. Лорена с Гелой взялись за руки, понадеявшись, что герцогская помощница всё же на стороне госпожи. Фрейя с недоверием, но и не без надежды слушала размышления Кайды. Та не оправдывала её, но и не торопилась осудить. Она всего лишь вслух рассуждала – хладнокровно и последовательно. В её словах не было обвинения, в них была… логика. Такая простая логика, которую прежде никто не решился озвучить.
Это ещё ничего не решало. Но и не давало толпе поспешно её казнить.
– Пустые думы. – вмешалась Эдит, до этого никак не обозначавшая своё присутствие. – У герцогини нож, который она украла. Она даже не может ответить, зачем. Вывод сам напрашивается! Человеку, которому нечего скрывать, не составит труда ответить на простой вопрос, а она молчит. Значит, что-то скрывает.
Видимо, что-то пошло не по её плану – иначе зачем было вмешиваться? Только вот Фрейя никак не могла понять, за какие проступки заслужила такое недоверие со стороны экономки. Почему та так отчаянно желала наказать свою госпожу?
Герцогиня была в том же платье, в котором была заключена в темницу. Кожа её была лишена привычного румянца, взгляд был пустой, поникший, готовый принять смерть. Волосы были собраны совсем небрежно – с затылка свисал лохматый пучок, а лицо обрамляли выбившиеся волнистые пряди. Она не поднимала глаз, не имея желания столкнуться с кем-либо взглядом. Её одолевало желание уткнуться в мягкую грудь Лорены, которая до этого уже укрывала её от тревог. Но сейчас ей это было недоступно.
Лорена пришла одной из первых. Она надеялась успеть обменяться хоть парой слов со своей госпожой до разбирательства. Потерпевшая в этом желании неудачу, служанка безотрывно глядела на Фрейю, пытаясь поймать хотя бы её взгляд.
«Я здесь, госпожа моя, я рядом!» – мысленно твердила Лорена, сжимая у сердца кулачки.
Но Фрейя не искала с ней встречи. Она была погружена в свои мысли.
Вся сложившаяся ситуация казалась неудачной шуткой, таким абсурдом… Суд за убийство, которого она не совершала, ещё и в присутствии слуг – какое унижение. Но даже за него она должна была быть благодарна. Такой, как герцог, мог преспокойно её казнить, и она до сих пор не могла понять, почему он этого не сделал. Зачем он всё это устроил? Чтобы помучить напоследок? Фрейя не искала глазами Берхарда. Она знала, где он стоит – чувствовала всем нутром, он ощущался как тёмное пятно на пёстрой картине.
По нему нельзя было сказать, что он был хоть сколько-нибудь взволнован, будто уже знал, кто будет казнён, и терпеливо ждал, когда наступит этот момент.
– Начинаем, – эхом раздался его голос и остался звоном в ушах обвиняемой.
Кайда, прочистив горло, заговорила.
– Приветствую всех собравшихся. Думаю, не стоит объявлять повод, по которому я всех вас сюда пригласила. Совсем недавно произошло убийство служанки, и убийца до сих пор не понёс наказания. Более того – он до сих пор не пойман. Есть лишь подозреваемая, коей является герцогиня. Она убила или нет, в любом случае, убийца сейчас находится в этом помещении, и никто его не покинет, пока мы не разберёмся. – после этих слов она бросила взгляд на стражу, устроившуюся по обе стороны двери.
Зал молчал. Все ждали, что будет дальше, и казалось, если прислушаться, можно услышать дыхание каждого присутствующего здесь человека. Герцогская помощница, выдержав паузу, продолжила.
– Вчера я опросила слуг, которые могли что-то знать о произошедшем. Они не очень-то и хотели говорить, будто никто ничего не знает или смерть так сильно напугала их, что всё вылетело из головы. Или, может быть, кто-то из запугал. – ищейка пробежала глазами по лицам, и слуги опустили головы. – Но кое-что я всё-таки выяснила. Однако, мне бы хотелось закончить с опросом. Единственный человек, имеющий отношение к этому делу, с которым я не говорила – госпожа.
Фрейя вздрогнула, услышав эти слова. Она и не думала, что ей могут дать слово, будто была готова, что её судьба решится без её участия.
– Госпожа, – произнесла Кайда, смягчив голос, – теперь Ваша очередь поведать мне о случившемся. Расскажите сейчас всё, что знаете, всё, что видели и слышали. А потом можете поделиться, если на то будет Ваша воля, что Вы думаете обо всём этом. Может, Вы сами кого-то подозреваете? Пусть Вы сейчас в таком невыгодном положении – Ваше слово по-прежнему имеет вес.
Кайда обладала отличным качеством как для судьи, так и просто для человека – сохранять нейтралитет тогда, когда это было необходимо. По её вступлению нельзя было понять, знает ли она имя убийцы или всё ещё пытается его вычислить. Один только герцог знал, что всё уже решено, но по своим соображениям, неведомым даже помощнице, он не прерывал этот спектакль и спокойно наблюдал.
– Я… Ничего не знаю. Днём я зашла в библиотеку и провела там весь день. Покинула её только тогда, когда услышала крик. Ромелия уже была мертва.
– Кто-то может подтвердить Ваши слова? Может, кто-то был с Вами в библиотеке?
– Нет. Только Лорена знает, что я туда пошла, но я её отпустила, – Фрейя быстро отыскала взглядом свою служанку, – Мне нравится читать в одиночестве.
Кайда покачала головой. Значит, никто не мог подтвердить то, что госпожа в момент убийства находилась в библиотеке. Лорена, разумеется, подтвердила бы всё, что скажет госпожа, а никто больше её и не видел.
Фрейя заметила реакцию герцогской помощницы и поняла, что ничем себе не помогла. Она снова перевела свой взгляд на Лорену в поисках хотя бы мысленной поддержки. Та глядела на неё глазами, полными веры и надежды на то, что всё закончится хорошо, и на миг эта уверенность передалась и ей самой. И в этот момент она зачем-то метнула взор на герцога – возможно, чтобы попытаться понять, верит ли он её словам. Фрейя глянула на него всего секунду, но их взгляды сразу же пересеклись. Всё это время он смотрел на неё.
Его взгляд всегда вызывал у Фрейи непонятные чувства. В первое время то был ужас, если вспомнить дорогу до поместья после свадьбы. Потом – страх, как тогда, когда она неожиданно встретила его в библиотеке в первый раз. Потом – странное, ближе к неприятному чувство, когда тот застал её за упражнениями в самообороне. Его взгляд она пока не могла ощущать иначе – этот ясный янтарный оттенок одного глаза завораживал, а второй глаз, помутнённый, тусклый, как сегодняшнее утреннее солнце, которое не в силах пробиться сквозь пелену облаков, – отталкивал тем, что без зрачка смотрел будто в самую душу.
Фрейя потупила свой взор, но не смогла отделаться от чувства, что герцог всё ещё смотрит. А он и в самом деле не отводил от неё глаз.
– До меня дошла информация, что Вы были близко знакомы с убитой, и похоже, это правда, учитывая то, что Вы называете её по имени. Расскажите, что вас связывало, – продолжила Кайда свой допрос.
– Ромелия, – имя убитой прозвучало неестественным голосом, будто что-то соскользнуло с гортани, – Она мне… нравилась. Добрая девушка. Я ни за что не причинила бы ей зла, – а затем, выдержав небольшую паузу, добавила: – Да вообще никому.
Оправдываться было тошно. Но нужно. Надо же было хотя бы попробовать заявить о своей невиновности. Вдруг этот суд и правда на что-то мог повлиять, действительно мог что-то изменить. Фрейя хотела смыть с себя это позорное клеймо убийцы.
– Это понятно. Что Вас с ней связывало?
– Сорелёз.
– Что, простите?
– Недуг, поражающий кожу. Эта напасть покрыла все её ладони. Проявляется в виде сильных шелушений, покраснений, а также язвочек и корочек, развивается медленно, но если игнорировать лечение, может разрастись и перебраться на другие конечности, – задумчиво и монотонно, словно увлекшись пересказом учебника и забыв о суде, рассказывала Фрейя, – … часто является побочным эффектом неблагоприятного воздействия ручного труда: продолжительная стирка, средства для уборки. Но развивается только при длительном нахождении с источником проклятья.
Зал ахнул. Герцог непроизвольно сжал пальцы в кулаки и тут же снова их расслабил. Слова о проклятье вывели его из равновесия. Ненадолго. Слуги этого не заметили. Тут же раздался рой перешёптываний, а головы завертелись. Кайда шикнула и, вернув тишину, задала вопрос, на который уже знала ответ. Она спросила скорее для того, чтобы ответ услышали находящиеся в помещении.
– Так Вас связывал этот недуг, о котором Вы так много знаете. Вы тоже от него пострадали?
– Нет, не так. Я нашла в книге запись – рецепт целебной мази. Мне повезло, все компоненты у меня были. Я привезла кое-какие травы из дома, – осекшись, девушка поспешно исправилась, чтобы совсем не провалиться в немилость, – из прошлого дома, герцогства Гатберт.
– Я правильно понимаю, что вы выследили служанку и всучили ей мазь из добрых побуждений? – Кайда вновь задала вопрос, на который знала ответ.
Герцогская ищейка, казалось, развлекалась подобным образом, следя, как слуги не устают переглядываться после каждого нелепого вопроса. Фрейя, будучи смышлёной девушкой, даже в такой ситуации головой понимала, что дознавательница играет на публику. Она догадывалась, что Гела ей всё рассказала, и для чего сейчас разыгрывается этот спектакль – неизвестно. Проверить, сойдутся ли показания? Возможно. Повеселить публику и себя? Скорее всего.
Она сделала глубокий вдох, но решила продолжать играть свою роль. Ведь от этого зависела сейчас её судьба.
– Гела часто помогала мне: утром приносила одежду, а вечером набирала ванну. Я сперва заметила этот недуг у неё. Потом решила опробовать рецепт мази, и всё получилось. Мазь помогла. Тогда Гела сама привела Ромелию, служанку с той же проблемой, ко мне.
Зал вновь зашелестел тихими голосами. Фрейя слов не слышала, но догадывалась, о чём они перешёптывались. Никто не знал о том, что герцогиня умеет исцелять, и чем дольше они перекидывались недоумениями, тем более глупой казалась им мысль о том, что герцогиня убила служанку, которую прежде спасла от недуга.
Среди взволнованных голов одна осталась неподвижной – темноволосая, аккуратно прибранная. Гела чуть подняла подбородок, будто гордилась тем, что все это услышали, что все теперь знали, госпожа – добродетельница и никак не может быть убийцей.
Она смотрела на герцогиню большими карими глазами, которые выражали волнение и вместе с тем внутреннее удовлетворение.
Служанка довольно быстро привыкла к своей госпоже, как привыкает светолюбивый цветок к теплым лучам солнца. Приносить одежду, набирать ванну – эти обязанности закрепились за ней ещё с первого дня появления Фрейи в поместье. И хоть личной служанкой герцогини была Лорена, Гела часто находилась подле неё.
– Тишина. – раздался голос Кайды.
Она сказала это негромко, но все вмиг замолчали.
У Фрейи пока дела шли не так плохо, как она предполагала: ей не только дали право говорить, теперь вдобавок она начала замечать на себе сочувствующие взгляды служанок, которых тронул тот факт, что она, герцогиня, помогла одной из них. Однако, обвиняемая не спешила успокоиться: впереди её ждал один неприятный вопрос, который просто не мог быть не задан. Она вздрогнула, услышав его.
– Теперь давайте поговорим про нож, – Кайда прокрутила в руке важную улику, – Мисс Эдит утверждает, что этот нож нашли в Ваших покоях, когда прибирались вскоре после случившегося. Вы узнаёте его?
– Да. – тихо проговорила Фрейя.
– Откуда он у Вас и для чего понадобился?
– Я… Украла. – последнее слово вышло почти беззвучным, но те, кто сидел ближе, всё же уловили его.
Но на сей раз тишина не покинула помещение, а стала более тяжёлой, выжидающей, напряжённой. Кто-то громко ахнул, не сдержав своего изумления. Все взгляды были устремлены к Фрейе, они же пригвоздили к ней чувство вины, будто украв нож, она призналась во всех грехах.
Этель, сидевшая ближе к выходу, потупила свой взор. Она чувствовала и свою долю ответственности за случившееся – если бы госпожа не увлекла их тогда разговором, если бы они доглядели, не допустили бы… Марианна, устроившаяся рядом, не оборачиваясь на подругу, угадала её мысли и положила пухлую ладонь на её коленку.
– Так для чего Вам нужен был нож, госпожа?
Берхард, наизусть знавший интонации Кайды и то, как она может допрашивать, уловил, что этот вопрос был задан больше из любопытства, чем из желания найти виновного в преступлении. Но ищейка продолжила, будто действительно сейчас искала правду:
– Для убийства, не так ли? Получилось отлично, учитывая Вашу неопытность.
Фрейя машинально подняла взгляд на герцога. В её памяти до боли отчётливо всплыл тот момент, как он застал её в библиотеке, одну, с этим самым ножом. Он видел, что она упражнялась. Подумал ли он, что та репетировала убийство? Считал ли виновной? Поведал ли Кайде о том странном эпизоде? Фрейя пыталась отыскать ответы в его взгляде, реакции, позе. Но Хартманн не дал ей ничего. Шлем предательски скрывал всё лицо, а взгляд оставался таким же спокойным, холодным, до жути открытым. Он будто сверлил её, смотрел в её суть. От этого стало ещё мучительнее.
Надо было что-то ответить. Но что говорить кроме правды? Фрейя не привыкла лгать, изворачиваться – не в её правилах. Она с детства имела привычку пробираться тайком туда, куда хотела, могла взять без спросу то, что ей было нужно, но если была поймана, то принимала своё наказание и не пыталась юлить.
Здесь же правда была бы совсем не к месту. Не могла же она сказать, что страшилась герцога, боялась его расправы, считала его зверем, способным спокойно пролить её кровь. Нет, она и сейчас ему не доверяла и безобидным уж точно не считала, но было в нем что-то… Человечное? По крайней мере, сейчас она не желала обидеть его словами о том, что нож предназначен для защиты от его светлости. Говорить такое при слугах тем более недопустимо.
Поэтому Фрейя молчала. Хотя понимала, назови она истинную причину желания иметь при себе оружие, мало кто её осудил бы. Напротив, многие смогли бы понять. Возможно, она вернула бы себе утраченное сочувствие публики. Зловещий вид герцога, его хладнокровное поведение не её одну приводили в дрожь.
Кайда поднялась, обошла стол и остановилась рядом, небрежно присев на край. Герцогиня подняла на неё свой взгляд. Она понимала, что чем дольше молчит, тем сильнее зарывает себя. Наконец, герцогская помощница нарушила тишину, слушать которую уже становилось невыносимо.
– Я одного только не могу понять, – вдумчиво начала она, – Как же так вышло, что нож был найден после убийства в покоях госпожи, а не рядом с убитой? Когда опрашивала слуг, ни одна душа не видела ножа там, на месте преступления.
Она оглядела слуг и почесала свои светлые волосы, взъерошила их, а затем продолжила размышление:
– Получается, герцогиня убила служанку и не бросила нож там, а отнесла в свои же покои, вымыла его и оставила у себя. Разве не должен убийца избавляться от таких улик? Самым верным решением было бы бросить нож рядом с трупом, ну или, на худой конец, попытаться от него избавиться: спрятать в особняке или подкинуть кому-то другому. Но оставлять оружие у себя – просто верх глупости и самонадеянности. Или я не права?
Слуги дружно переглянулись. Лорена с Гелой взялись за руки, понадеявшись, что герцогская помощница всё же на стороне госпожи. Фрейя с недоверием, но и не без надежды слушала размышления Кайды. Та не оправдывала её, но и не торопилась осудить. Она всего лишь вслух рассуждала – хладнокровно и последовательно. В её словах не было обвинения, в них была… логика. Такая простая логика, которую прежде никто не решился озвучить.
Это ещё ничего не решало. Но и не давало толпе поспешно её казнить.
– Пустые думы. – вмешалась Эдит, до этого никак не обозначавшая своё присутствие. – У герцогини нож, который она украла. Она даже не может ответить, зачем. Вывод сам напрашивается! Человеку, которому нечего скрывать, не составит труда ответить на простой вопрос, а она молчит. Значит, что-то скрывает.
Видимо, что-то пошло не по её плану – иначе зачем было вмешиваться? Только вот Фрейя никак не могла понять, за какие проступки заслужила такое недоверие со стороны экономки. Почему та так отчаянно желала наказать свою госпожу?
