Но, похоже, всё пошло по плану Кайды. После выступления Эдит она довольно ухмыльнулась, пригладила белые волосы и сделала пару неторопливых шагов вперёд, ближе к слугам.
– Я только что вспомнила, что не сказала вам об одной детали, – проговорила она, улыбаясь, не спеша, будто специально растягивая слова, чтобы насладиться моментом.
Кульминация близко. Фрейя ощущала это всем телом – сердце заколотилось, ладони покрылись холодной влагой. Слуги, казалось, смотрели ей прямо в рот. Лорена, Гела… Фрейя бросила на них беглый взгляд, уловила их волнение и оттого слегка улыбнулась. Эдит ждала с непониманием, но похоже, тоже переживала и теребила рукав строгого платья. Даже сам герцог, кажется, навострил слух в ожидании.
– При осмотре тела убитой я заметила такую деталь, – ищейка назло всем сделала паузу, – Под ногтями Ромелии была кровь и, кажется, кусочки кожи. И царапала она отнюдь не себя. Стало быть, на ком царапины, тот и убийца. – радостно заключила та и посмотрела прямо на Эдит.
Только вот Эдит было не весело. Её глаза вмиг потемнели, а губы изогнулись в подобии улыбки.
– Не совсем понимаю, миледи, что это…
Не успела она договорить, Кайда взяла за худое запястье и подняла её руку. Рукав платья приспустился, и оттуда выглянул бинт. Тот самый, которым Эдит, по её словам, повязала ожог.
Вот, что в самом начале выискивала Кайда в толпе.
– Это ожог, миледи. Вы совсем не туда смотрите.
– Посмотрим. Развязывай. Чего тебе стоит доказать, что это ожог, а не следы, которые оставила Ромелия в попытках спастись?
Эдит ничего не оставалось. Она кинула обиженный взгляд и принялась медленно разматывать повязку. Все застыли в ожидании. Кайда, если бы там оказался и вправду ожог, была готова раздеть догола всех и каждого в этом помещении, лишь бы найти виновного.
Но не пришлось. На белой, сухой коже красовались четыре розовые полоски.
Рука палача остановилась в воздухе, а мир вокруг будто обрушился. Фрейя не сразу поверила своим глазам, потому и не поддалась волне всеобщего потрясения.
Эдит поспешно прикрыла царапины рукавом. Трудно было понять, что творилось у неё на душе: в глазах читались страх и искреннее недоумение, а губы поджались от злости.
Слуги, ставшие свидетелями неоспоримой вины старшей, обомлели. Кто-то громко выразил удивление, кто-то начал шептаться. Основная масса застыла в оцепенении, и несколько пар округлившихся глаз молча наблюдали за происходящим. Они просто не могли поверить, что та, кто проработала в поместье с десяток лет, оказалась убийцей, да ещё и смогла всех ввести в заблуждение, обвинив госпожу. Все ждали, что же будет дальше.
Кайда неспешно отошла к столу — свою работу она выполнила, остальное — за герцогом. Тот отлип, наконец, от стены и, звеня доспехами, двинулся вперёд. Поравнявшись со своей помощницей, он одобрительно похлопал её по плечу. Этой короткой молчаливой благодарности за проделанную работу Кайде было вполне достаточно, чтобы остаться довольной собой.
Убийца найдена. И ею оказалась управляющая по хозяйству поместья. В подобном случае другой господин начал бы расспрашивать экономку о причинах такого поведения, возможно, стал бы сокрушаться об утерянном доверии, но Хартманн, кажется, даже не взглянул на предательницу.
Всё то человеческое, за что люди цепляются, создавая в уме идеальные образы, а потом разочаровываются в реальности, было для него чуждо. Берхард не ощущал потребности в тесных, доверительных связях и преданности. Всё это казалось ему настолько хрупким, что ничего не значило. Хотя, сложись его детство по-другому, возможно, и он вырос бы иным человеком: его отстранённость — не врождённая черта, она воспиталась в нём за долгие годы. И предательство он считал не грехом, а естественным человеческим свойством.
— Взять её. — Его голос прозвучал ровно, но было слышно, что в эти слова герцог вложил накопившееся раздражение.
Стражники, стоявшие всё это время у двери, послушно шагнули вперёд.
Эдит, не дожидаясь, пока к ней подойдут, неуклюже упала на колени, упёршись ладонями в пол и склонив голову. Белой кожей рук и лица, посеребревшими от седины волосами, чёрным платьем на тёмном полу, она походила на раненую моль. Всегда холодная, собранная, сдержанная — даже сейчас, в момент краха, сидя на полу под взглядами ошеломлённой челяди, она цеплялась за остатки достоинства.
— Как жаль, — проронила Эдит, всё ещё глядя в пол. В её голосе не было и тени раскаяния. Было ясно: оправдываться, молить о прощении она не собиралась.
— Почему… — Неожиданно послышался тихий голос из толпы. — Эдит, почему!? — Громкость и напряжение нарастали.
Лорена стояла над павшей экономкой и в самом деле ждала ответов. Эдит не отвечала. Она, не поднимая головы, издала нервный смешок.
— Объяснись же! — голос Лорены сорвался в крик. — Почему ты так поступила?!
Фрейя, не отрывая взгляда от Эдит, с ужасом ловила каждое слово и пыталась понять, чем заслужила её ненависть. Девушка с ужасом понимала, что могла с легкостью лишиться жизни, и виновна в этом была бы Эдит. И тот страшный убийца, которого она, находясь в темнице, решила остерегаться… Им оказалась старшая служанка, экономка этого поместья.
Виновная вскинула голову. Её лицо не выражало ничего, кроме ненависти.
— У неё было всё. У Фрейи, этой соплячки, было всё! Хорошее детство, роскошная жизнь, любящие родители. Она даже не пыталась стать воительницей, не пошла даже в первый поход. И её наказание — замужество?! — Губы Эдит исказились в попытке улыбки. — А я… Я всё проклятое детство зубрила, тренировалась, а мои первые мозоли появились не от щётки с ведром, а от отцовского меча, который весил почти как я. И что же? Я оказалась никчёмным отродьем, опозорившим семью. Бесполезная. Бестолковая. Ничтожная. Вот что говорила обо мне матушка. Вот как отзывался обо мне отец. И я, восемнадцатилетняя, осталась ни с чем. То, к чему готовилась всю жизнь… Боги Далькхойна смеялись мне в лицо. Я заново строила себя, училась жить по-другому. Куда только меня не швыряли… А её… Выдали замуж. Это неправильно. Несправедливо. Она должна гнить в тюрьме как изменница. А она… Наслаждается жизнью. Как же тошно мне было за этим наблюдать…
Эдит усмехнулась, глядя на потрясённую признанием Фрейю. Та не чувствовала себя виновной в бедах служанки, но почему-то испытала к ней жалость.
Хартманн, позволивший экономке выговориться, резко наступил на её тень, схватил латной перчаткой за тонкое горло и поднял на вытянутой руке. Эдит захрипела, ноги её непроизвольно задергались.
— Не тебе решать, что в этом доме справедливо, а что — нет, — прорычал он сквозь зубы и ослабил хватку, позволив виновной упасть на каменный пол.
Затем, снова обратившись к стражникам, безмолвно наблюдавшим за происходящим, герцог скомандовал:
— Уведите. Вечером подготовьте место для казни.
Произнеся последние слова, Хартманн кинул беглый взгляд на Фрейю и покинул кабинет. Только по грохоту доспехов можно было определить, с какой скоростью он удалялся. Едва затих гул, как слух вновь встревожил шум: стражники повели в темницу на этот раз истинную убийцу. Эдит не плакала, не вырывалась, но её выражение лица ясно говорило о неприятии своей участи.
Кто-то зарыдал, но этот вой быстро заглушили громкие обсуждения произошедшего оставшихся в кабинете служанок. Фрейя застыла на месте — она, казалось, забыла и о статусе герцогини, и об ожидавших её уютных покоях. Девушка сидела и смотрела на окружившую кого-то толпу.
— Ну-ка за работу! — наконец вмешалась помощница герцога и звонким голосом вернула Фрейю в реальность, хоть слова и не были адресованы ей.
Беловолосая подошла к герцогине, присела на одно колено и жестом попросила её руку. Ошеломлённой Фрейе не оставалось выбора, как последовать просьбе. Ещё не успевшие разойтись по обязанностям служанки, затаив дыхание, наблюдали, как недавно холодная и твёрдая дознавательница с мягким и выражающим почтение лицом легонько коснулась губами тыльной стороны ладони изумлённой герцогини. Вслед за этим она приложила руку госпожи к своему лбу и, не поднимая глаз, произнесла:
— Герцогиня, мне жаль, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах. — Подняв голову и взглянув на Фрейю, она продолжила: — Я Кайда, личный рыцарь герцога Хартманна. То, что дорого господину, я буду защищать ценой своей жизни. Я всегда к вашим услугам, госпожа.
Не каждому в империи Далькхойн было позволено иметь личного рыцаря. Такое право мог иметь сам Император, Главнокомандующий армией или выдающийся человек, которого сам Император наделил этим правом в награду. Личного рыцаря всякий господин избирает себе сам — это должен быть человек, которому он всецело доверяет, человек, который выражает волю и действует исходя из принципов и желаний своего господина.
Кайда гордо носила своё звание. Герцог спас её жизнь, научил всему, сделал из неё настоящего сильного воина, и она была благодарна ему настолько, что в её словах не было и тени лукавства. Она пока не совсем понимала, какое значение имела для него Фрейя, но раз он не дал ей умереть от ложного обвинения, то и она должна оберегать её. Пока герцог не пожелает обратного.
— Благодарю… — Тихо сорвалось с губ герцогини.
Кайда сдержанно улыбнулась и поднялась с колена. Вблизи, выпрямившись в полный рост, она и впрямь походила на мужчину – высокая, широкоплечая, её тело было атлетически сложено. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы поразиться, как много сил и тренировок было вложено, чтобы добиться такой мощи. Было очевидно, что она упорно занималась с самого детства. При всём этом её движения оставались плавными и грациозными, а лицо сохраняло женственную утончённость черт.
— Госпожа, позвольте сопроводить вас до покоев.
Фрейя не могла ей возразить, да и не было причин этого делать: она так устала, что ей хотелось поскорее оказаться в тёплой ванне и на мягкой кровати. Ни Гелы, ни Лорены не было видно. Она поднялась и в сопровождении Кайды направилась в сторону своей комнаты.
Крупные капли воды стекали с волос по шее и исчезали в мягком халате, накинутом на голое тело. Пояс, обвивший тонкую талию Фрейи, служил единственной поддержкой её одеяния. Девушка устроилась в кресле у камина, держа в руках книгу, взятую из библиотеки до происшествия, и пыталась забыться в её строках. Не выходило. Мысли скакали одна за другой — она вспоминала признание Эдит, благородный жест Кайды и её слова.
«То, что дорого господину…» — мысленно повторяла она, пока слова не потеряли смысл.
В дверь постучали. Фрейя захлопнула книгу и пригласила войти. Она не беспокоилась о своём непристойном виде, зная, что кроме Лорены или Гелы никто не придёт.
В покои вошла Лорена. Её растрёпанный, измождённый вид встревожил и без того неспокойную герцогиню, она отложила книгу, вскочила с кресла, подошла к служанке и взяла её за плечи. Лорена молча смотрела заплаканными глазами на свою госпожу, не в силах вымолвить ни слова, пока та не потребовала объяснений:
— Лорена, милая, скажи же наконец, что стряслось? И куда ты пропала на весь день?
— Вечер близится, — проговорила та, и слёзы вновь выступили на глазах. — Госпожа, молю, спасите её!
— Кого спасти?
— Мою сестру. Мою дурацкую сестру!
— Так. Присядь сюда. — Фрейя подвела Лорену к дивану, затем налила воды из графина и протянула служанке. — Вот, выпей, успокойся. И расскажи всё по порядку. Ты же знаешь, я сделаю всё возможное.
Госпожа села рядом, пока служанка, подавляя всхлипы, пыталась как можно скорее покончить с водой, и нежно погладила её по спине. Немного успокоившись и собравшись с мыслями, Лорена призналась в том, о чём Фрейя уже сама начала догадываться.
— Эдит — моя сестра.
Однако это заявление всё равно поразило Фрейю, и она даже не попыталась сохранить невозмутимое выражение лица.
— Что? Эдит — твоя сестра? — повторила она, будто это помогло бы ей уложить столь неожиданный факт в голове. — Эдит… Твоя сестра, — проговорила она уже задумчиво, понимая, что эти две женщины так схожи внешне, что удивляться их родству даже глупо. Будто это всегда лежало на поверхности.
— Почему ты не сказала мне этого раньше?
— Да как-то… Не представилось случая, — виновато ответила Лорена.
Ей было невыносимо стыдно просить помощи у госпожи после того, как сестра оклеветала её, хотела подставить, да ещё и оказалась настоящей убийцей. Лорена сама не могла до конца поверить в это. Она не могла в полной мере понять, что ею двигало и откуда в её рассудительной старшей сестре взялась такая ненависть к госпоже.
— Она… поступила ужасно. Она бесконечно виновата перед вами. На ней страшный грех, и я не прошу оставить её, будто ничего не произошло, не прошу отменить наказание. Но молю вас, госпожа! Отмените… её казнь.
Фрейя притихла.
Нельзя сказать, что она не хотела помочь Лорене. Безусловно, тот факт, что родная сестра приближённой служанки пыталась подставить и погубить герцогиню, оставлял в душе неприятный осадок, но больше всего тревожило её собственное бессилие, а уж о влиянии на решение герцога не могло быть и речи.
— И как же я смогу тебе помочь? Ты же знаешь, с герцогом мы не близки… мягко говоря.
— Умоляю, госпожа моя! Я знаю, что прошу слишком много… Но попробуй уговорить его. Вдруг он смилуется, вдруг послушает. Не зря же он велел провести расследование, не казнил тебя — выходит, всё-таки он тобой дорожит.
Последние слова словно ударили молнией Фрейю, и та с недоумением взглянула на служанку.
«Да они что, сговорились все!?» — подумала она, слегка приподняв бровь.
Лорена в ужасе зажала рот ладонью.
— Простите меня, глупую! Не стоило мне лишнего болтать…
— Ничего. Успокойся. Я что-нибудь придумаю.
Лорена сразу воспрянула духом и, утерев слёзы, воскликнула:
— Правда!? Спасибо, госпожа моя!
— Я ничего не обещаю. Но попробую.
Неожиданно для себя обретя решимость, Фрейя поднялась с диванчика и устремилась к выходу из покоев. Нужно было действовать прямо сейчас — потом она уже могла не решиться, да и к тому же, близился вечер — как бы поздно не стало. Она уже взялась за ручку двери, но внезапно остановилась, осознав, что на ней всё ещё был один лишь халат.
Фрейя некоторое время собиралась с мыслями перед тем, как постучать в герцогские покои. И всё же она это сделала. Хозяин ответил не сразу.
— Входи.
Девушка отворила дверь и несмело сделала шаг вперёд.
Хартманн сидел за столом напротив двери, и когда она вошла, их взгляды моментально пересеклись. Шлем, неизменно сидящий на голове герцога, на этот раз не смог скрыть его удивления. Его глаза на миг расширились, а затем вернулись к привычному выражению. Исподлобья взглянув, герцог явно не ожидал визита собственной жены.
Он жестом указал ей на кресло напротив стола. Фрейя сделала несколько робких шагов, но не села, остановившись за спинкой.
Герцогиня уже не так боялась своего мужа, по крайней мере, она не считала, что тот мечтает убить её — он имел такую возможность, но не сделал этого.
Она не доверяла ему, не понимая его мотивов, не видя его лица. Фрейя помнила слухи о кровожадном монстре и теперь это не совсем перекликалось с её представлением о герцоге. Но всё же девушка осознавала, что слухи небеспочвенны, учитывая его дикий нрав и хладнокровие, свидетельницей которых она была на протяжении непродолжительного знакомства.
– Я только что вспомнила, что не сказала вам об одной детали, – проговорила она, улыбаясь, не спеша, будто специально растягивая слова, чтобы насладиться моментом.
Кульминация близко. Фрейя ощущала это всем телом – сердце заколотилось, ладони покрылись холодной влагой. Слуги, казалось, смотрели ей прямо в рот. Лорена, Гела… Фрейя бросила на них беглый взгляд, уловила их волнение и оттого слегка улыбнулась. Эдит ждала с непониманием, но похоже, тоже переживала и теребила рукав строгого платья. Даже сам герцог, кажется, навострил слух в ожидании.
– При осмотре тела убитой я заметила такую деталь, – ищейка назло всем сделала паузу, – Под ногтями Ромелии была кровь и, кажется, кусочки кожи. И царапала она отнюдь не себя. Стало быть, на ком царапины, тот и убийца. – радостно заключила та и посмотрела прямо на Эдит.
Только вот Эдит было не весело. Её глаза вмиг потемнели, а губы изогнулись в подобии улыбки.
– Не совсем понимаю, миледи, что это…
Не успела она договорить, Кайда взяла за худое запястье и подняла её руку. Рукав платья приспустился, и оттуда выглянул бинт. Тот самый, которым Эдит, по её словам, повязала ожог.
Вот, что в самом начале выискивала Кайда в толпе.
– Это ожог, миледи. Вы совсем не туда смотрите.
– Посмотрим. Развязывай. Чего тебе стоит доказать, что это ожог, а не следы, которые оставила Ромелия в попытках спастись?
Эдит ничего не оставалось. Она кинула обиженный взгляд и принялась медленно разматывать повязку. Все застыли в ожидании. Кайда, если бы там оказался и вправду ожог, была готова раздеть догола всех и каждого в этом помещении, лишь бы найти виновного.
Но не пришлось. На белой, сухой коже красовались четыре розовые полоски.
Глава 14. Удар без меча
Рука палача остановилась в воздухе, а мир вокруг будто обрушился. Фрейя не сразу поверила своим глазам, потому и не поддалась волне всеобщего потрясения.
Эдит поспешно прикрыла царапины рукавом. Трудно было понять, что творилось у неё на душе: в глазах читались страх и искреннее недоумение, а губы поджались от злости.
Слуги, ставшие свидетелями неоспоримой вины старшей, обомлели. Кто-то громко выразил удивление, кто-то начал шептаться. Основная масса застыла в оцепенении, и несколько пар округлившихся глаз молча наблюдали за происходящим. Они просто не могли поверить, что та, кто проработала в поместье с десяток лет, оказалась убийцей, да ещё и смогла всех ввести в заблуждение, обвинив госпожу. Все ждали, что же будет дальше.
Кайда неспешно отошла к столу — свою работу она выполнила, остальное — за герцогом. Тот отлип, наконец, от стены и, звеня доспехами, двинулся вперёд. Поравнявшись со своей помощницей, он одобрительно похлопал её по плечу. Этой короткой молчаливой благодарности за проделанную работу Кайде было вполне достаточно, чтобы остаться довольной собой.
Убийца найдена. И ею оказалась управляющая по хозяйству поместья. В подобном случае другой господин начал бы расспрашивать экономку о причинах такого поведения, возможно, стал бы сокрушаться об утерянном доверии, но Хартманн, кажется, даже не взглянул на предательницу.
Всё то человеческое, за что люди цепляются, создавая в уме идеальные образы, а потом разочаровываются в реальности, было для него чуждо. Берхард не ощущал потребности в тесных, доверительных связях и преданности. Всё это казалось ему настолько хрупким, что ничего не значило. Хотя, сложись его детство по-другому, возможно, и он вырос бы иным человеком: его отстранённость — не врождённая черта, она воспиталась в нём за долгие годы. И предательство он считал не грехом, а естественным человеческим свойством.
— Взять её. — Его голос прозвучал ровно, но было слышно, что в эти слова герцог вложил накопившееся раздражение.
Стражники, стоявшие всё это время у двери, послушно шагнули вперёд.
Эдит, не дожидаясь, пока к ней подойдут, неуклюже упала на колени, упёршись ладонями в пол и склонив голову. Белой кожей рук и лица, посеребревшими от седины волосами, чёрным платьем на тёмном полу, она походила на раненую моль. Всегда холодная, собранная, сдержанная — даже сейчас, в момент краха, сидя на полу под взглядами ошеломлённой челяди, она цеплялась за остатки достоинства.
— Как жаль, — проронила Эдит, всё ещё глядя в пол. В её голосе не было и тени раскаяния. Было ясно: оправдываться, молить о прощении она не собиралась.
— Почему… — Неожиданно послышался тихий голос из толпы. — Эдит, почему!? — Громкость и напряжение нарастали.
Лорена стояла над павшей экономкой и в самом деле ждала ответов. Эдит не отвечала. Она, не поднимая головы, издала нервный смешок.
— Объяснись же! — голос Лорены сорвался в крик. — Почему ты так поступила?!
Фрейя, не отрывая взгляда от Эдит, с ужасом ловила каждое слово и пыталась понять, чем заслужила её ненависть. Девушка с ужасом понимала, что могла с легкостью лишиться жизни, и виновна в этом была бы Эдит. И тот страшный убийца, которого она, находясь в темнице, решила остерегаться… Им оказалась старшая служанка, экономка этого поместья.
Виновная вскинула голову. Её лицо не выражало ничего, кроме ненависти.
— У неё было всё. У Фрейи, этой соплячки, было всё! Хорошее детство, роскошная жизнь, любящие родители. Она даже не пыталась стать воительницей, не пошла даже в первый поход. И её наказание — замужество?! — Губы Эдит исказились в попытке улыбки. — А я… Я всё проклятое детство зубрила, тренировалась, а мои первые мозоли появились не от щётки с ведром, а от отцовского меча, который весил почти как я. И что же? Я оказалась никчёмным отродьем, опозорившим семью. Бесполезная. Бестолковая. Ничтожная. Вот что говорила обо мне матушка. Вот как отзывался обо мне отец. И я, восемнадцатилетняя, осталась ни с чем. То, к чему готовилась всю жизнь… Боги Далькхойна смеялись мне в лицо. Я заново строила себя, училась жить по-другому. Куда только меня не швыряли… А её… Выдали замуж. Это неправильно. Несправедливо. Она должна гнить в тюрьме как изменница. А она… Наслаждается жизнью. Как же тошно мне было за этим наблюдать…
Эдит усмехнулась, глядя на потрясённую признанием Фрейю. Та не чувствовала себя виновной в бедах служанки, но почему-то испытала к ней жалость.
Хартманн, позволивший экономке выговориться, резко наступил на её тень, схватил латной перчаткой за тонкое горло и поднял на вытянутой руке. Эдит захрипела, ноги её непроизвольно задергались.
— Не тебе решать, что в этом доме справедливо, а что — нет, — прорычал он сквозь зубы и ослабил хватку, позволив виновной упасть на каменный пол.
Затем, снова обратившись к стражникам, безмолвно наблюдавшим за происходящим, герцог скомандовал:
— Уведите. Вечером подготовьте место для казни.
Произнеся последние слова, Хартманн кинул беглый взгляд на Фрейю и покинул кабинет. Только по грохоту доспехов можно было определить, с какой скоростью он удалялся. Едва затих гул, как слух вновь встревожил шум: стражники повели в темницу на этот раз истинную убийцу. Эдит не плакала, не вырывалась, но её выражение лица ясно говорило о неприятии своей участи.
Кто-то зарыдал, но этот вой быстро заглушили громкие обсуждения произошедшего оставшихся в кабинете служанок. Фрейя застыла на месте — она, казалось, забыла и о статусе герцогини, и об ожидавших её уютных покоях. Девушка сидела и смотрела на окружившую кого-то толпу.
— Ну-ка за работу! — наконец вмешалась помощница герцога и звонким голосом вернула Фрейю в реальность, хоть слова и не были адресованы ей.
Беловолосая подошла к герцогине, присела на одно колено и жестом попросила её руку. Ошеломлённой Фрейе не оставалось выбора, как последовать просьбе. Ещё не успевшие разойтись по обязанностям служанки, затаив дыхание, наблюдали, как недавно холодная и твёрдая дознавательница с мягким и выражающим почтение лицом легонько коснулась губами тыльной стороны ладони изумлённой герцогини. Вслед за этим она приложила руку госпожи к своему лбу и, не поднимая глаз, произнесла:
— Герцогиня, мне жаль, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах. — Подняв голову и взглянув на Фрейю, она продолжила: — Я Кайда, личный рыцарь герцога Хартманна. То, что дорого господину, я буду защищать ценой своей жизни. Я всегда к вашим услугам, госпожа.
Не каждому в империи Далькхойн было позволено иметь личного рыцаря. Такое право мог иметь сам Император, Главнокомандующий армией или выдающийся человек, которого сам Император наделил этим правом в награду. Личного рыцаря всякий господин избирает себе сам — это должен быть человек, которому он всецело доверяет, человек, который выражает волю и действует исходя из принципов и желаний своего господина.
Кайда гордо носила своё звание. Герцог спас её жизнь, научил всему, сделал из неё настоящего сильного воина, и она была благодарна ему настолько, что в её словах не было и тени лукавства. Она пока не совсем понимала, какое значение имела для него Фрейя, но раз он не дал ей умереть от ложного обвинения, то и она должна оберегать её. Пока герцог не пожелает обратного.
— Благодарю… — Тихо сорвалось с губ герцогини.
Кайда сдержанно улыбнулась и поднялась с колена. Вблизи, выпрямившись в полный рост, она и впрямь походила на мужчину – высокая, широкоплечая, её тело было атлетически сложено. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы поразиться, как много сил и тренировок было вложено, чтобы добиться такой мощи. Было очевидно, что она упорно занималась с самого детства. При всём этом её движения оставались плавными и грациозными, а лицо сохраняло женственную утончённость черт.
— Госпожа, позвольте сопроводить вас до покоев.
Фрейя не могла ей возразить, да и не было причин этого делать: она так устала, что ей хотелось поскорее оказаться в тёплой ванне и на мягкой кровати. Ни Гелы, ни Лорены не было видно. Она поднялась и в сопровождении Кайды направилась в сторону своей комнаты.
***
Крупные капли воды стекали с волос по шее и исчезали в мягком халате, накинутом на голое тело. Пояс, обвивший тонкую талию Фрейи, служил единственной поддержкой её одеяния. Девушка устроилась в кресле у камина, держа в руках книгу, взятую из библиотеки до происшествия, и пыталась забыться в её строках. Не выходило. Мысли скакали одна за другой — она вспоминала признание Эдит, благородный жест Кайды и её слова.
«То, что дорого господину…» — мысленно повторяла она, пока слова не потеряли смысл.
В дверь постучали. Фрейя захлопнула книгу и пригласила войти. Она не беспокоилась о своём непристойном виде, зная, что кроме Лорены или Гелы никто не придёт.
В покои вошла Лорена. Её растрёпанный, измождённый вид встревожил и без того неспокойную герцогиню, она отложила книгу, вскочила с кресла, подошла к служанке и взяла её за плечи. Лорена молча смотрела заплаканными глазами на свою госпожу, не в силах вымолвить ни слова, пока та не потребовала объяснений:
— Лорена, милая, скажи же наконец, что стряслось? И куда ты пропала на весь день?
— Вечер близится, — проговорила та, и слёзы вновь выступили на глазах. — Госпожа, молю, спасите её!
— Кого спасти?
— Мою сестру. Мою дурацкую сестру!
— Так. Присядь сюда. — Фрейя подвела Лорену к дивану, затем налила воды из графина и протянула служанке. — Вот, выпей, успокойся. И расскажи всё по порядку. Ты же знаешь, я сделаю всё возможное.
Госпожа села рядом, пока служанка, подавляя всхлипы, пыталась как можно скорее покончить с водой, и нежно погладила её по спине. Немного успокоившись и собравшись с мыслями, Лорена призналась в том, о чём Фрейя уже сама начала догадываться.
— Эдит — моя сестра.
Однако это заявление всё равно поразило Фрейю, и она даже не попыталась сохранить невозмутимое выражение лица.
— Что? Эдит — твоя сестра? — повторила она, будто это помогло бы ей уложить столь неожиданный факт в голове. — Эдит… Твоя сестра, — проговорила она уже задумчиво, понимая, что эти две женщины так схожи внешне, что удивляться их родству даже глупо. Будто это всегда лежало на поверхности.
— Почему ты не сказала мне этого раньше?
— Да как-то… Не представилось случая, — виновато ответила Лорена.
Ей было невыносимо стыдно просить помощи у госпожи после того, как сестра оклеветала её, хотела подставить, да ещё и оказалась настоящей убийцей. Лорена сама не могла до конца поверить в это. Она не могла в полной мере понять, что ею двигало и откуда в её рассудительной старшей сестре взялась такая ненависть к госпоже.
— Она… поступила ужасно. Она бесконечно виновата перед вами. На ней страшный грех, и я не прошу оставить её, будто ничего не произошло, не прошу отменить наказание. Но молю вас, госпожа! Отмените… её казнь.
Фрейя притихла.
Нельзя сказать, что она не хотела помочь Лорене. Безусловно, тот факт, что родная сестра приближённой служанки пыталась подставить и погубить герцогиню, оставлял в душе неприятный осадок, но больше всего тревожило её собственное бессилие, а уж о влиянии на решение герцога не могло быть и речи.
— И как же я смогу тебе помочь? Ты же знаешь, с герцогом мы не близки… мягко говоря.
— Умоляю, госпожа моя! Я знаю, что прошу слишком много… Но попробуй уговорить его. Вдруг он смилуется, вдруг послушает. Не зря же он велел провести расследование, не казнил тебя — выходит, всё-таки он тобой дорожит.
Последние слова словно ударили молнией Фрейю, и та с недоумением взглянула на служанку.
«Да они что, сговорились все!?» — подумала она, слегка приподняв бровь.
Лорена в ужасе зажала рот ладонью.
— Простите меня, глупую! Не стоило мне лишнего болтать…
— Ничего. Успокойся. Я что-нибудь придумаю.
Лорена сразу воспрянула духом и, утерев слёзы, воскликнула:
— Правда!? Спасибо, госпожа моя!
— Я ничего не обещаю. Но попробую.
Неожиданно для себя обретя решимость, Фрейя поднялась с диванчика и устремилась к выходу из покоев. Нужно было действовать прямо сейчас — потом она уже могла не решиться, да и к тому же, близился вечер — как бы поздно не стало. Она уже взялась за ручку двери, но внезапно остановилась, осознав, что на ней всё ещё был один лишь халат.
***
Фрейя некоторое время собиралась с мыслями перед тем, как постучать в герцогские покои. И всё же она это сделала. Хозяин ответил не сразу.
— Входи.
Девушка отворила дверь и несмело сделала шаг вперёд.
Хартманн сидел за столом напротив двери, и когда она вошла, их взгляды моментально пересеклись. Шлем, неизменно сидящий на голове герцога, на этот раз не смог скрыть его удивления. Его глаза на миг расширились, а затем вернулись к привычному выражению. Исподлобья взглянув, герцог явно не ожидал визита собственной жены.
Он жестом указал ей на кресло напротив стола. Фрейя сделала несколько робких шагов, но не села, остановившись за спинкой.
Герцогиня уже не так боялась своего мужа, по крайней мере, она не считала, что тот мечтает убить её — он имел такую возможность, но не сделал этого.
Она не доверяла ему, не понимая его мотивов, не видя его лица. Фрейя помнила слухи о кровожадном монстре и теперь это не совсем перекликалось с её представлением о герцоге. Но всё же девушка осознавала, что слухи небеспочвенны, учитывая его дикий нрав и хладнокровие, свидетельницей которых она была на протяжении непродолжительного знакомства.
