— Что ж Вы так меня пугаете, — покачала Юленька головой, продолжая между тем улыбаться. Я сделал виноватый вид и исподлобья посмотрел на неё. На многих дам этот взгляд действовал безотказно. Вот и Юленька перестала качать головой и даже хихикнула, чем ещё больше подняла мне настроение.
— Я в детстве тоже иногда вот так могла притаиться и наблюдать за мамой или папой, а потом как выскочу из засады! Ой, ну и крику стояло, когда я пугала маму, а у папы были такие большие глаза будто он приведение увидел.
Небольшие шалости присущи всем детям и Юленька исключением не была.
— Значит ты была озорным ребенком? — Спросил я, подходя к ней, вставая рядом и глядя в окно. Дождь совсем прекратился и наконец, выглянуло солнце. Мне безумно захотелось пройтись по саду.
— Я никогда не делала со зла, Вы не подумайте, — начала оправдываться девушка. Я махнул рукой в сторону сада.
— Я уверен, что ты сама доброта. Я и не думаю, что ты со злого умысла пугала родителей. Хочешь прогуляться по саду?
Юленька взглянула на часы. Она ждала кого-то?
— Скоро ужин. А к ужину должны приехать дядя и тетя. Но мы можем прогуляться. Раз уж солнышко вышло ненадолго.
Мы отправились в сад.
— Ты думаешь ненадолго?
Погода была довольно ясная, хоть и плыли по небу темные облака. Я прислушался к пению птиц. Мы шли вдоль дорожки, по краям которой были рассажены деревья рябины. Целая аллея простиралась перед нами. А дальше липы, яблони, величественный дуб, груши, березы, стояли маленьким обособленным островком, будто приглашая укрыться под тенью их сочной зелёной листвы. Несколько клёнов склонили ветви, словно зовя нас пройти мимо них и насладиться свежестью ароматов, а дальше клумбы и гряды цветов, благоухающих после дождя ещё сильнее, чем при сухой погоде.
Я вдохнул полной грудью. Юленька наконец ответила мне:
— Дождь будет. После ужина, когда стемнеет. Точно будет.
В её голосе звучала такая уверенность, что я поверил ей. Если она сказала, что будет дождь, значит он снова будет тогда, когда она сказала.
— И не просто дождь, гроза…
— Откуда ты знаешь?
— Я чувствую. Меня ещё в детстве научили чувствовать грозу. Одна старая женщина, жившая у нас в деревне. Она потом умерла, но я уже умела предсказывать погоду. Ну, — она покраснела, щёки зарделись. Юленьке стало немного стыдно, что она похвалила сама себя. Я лишь улыбнулся ей.
— Ароматы какие стоят в саду! — Воскликнул я, чтобы сменить тему разговора и не заставлять её смущаться.
— Пахнет медовыми яблоками, липой и мятой, — засмеялась Юленька и её звонкий молодой смех разнёсся по всем окрестностям красивой и живой мелодией. Я восхищался ею. Её молодость, свежесть, тонкий аромат жасмина, исходящий от розовых щёк и нежной кожи, вскружили мне голову словно мальчишке. Я сделал к ней лишь шаг, что отделял нас, и сам того не ожидая, обвил руками её стройную фигурку, такую хрупкую и желанную. Но, как мне казалось даже сейчас, совершенно недосягаемую. Теперь она в моих объятиях и нет ничего желаннее, чем касаться её и гладить мягкий шёлк её светлых волос. Между тем, в душе я страшился, что она сейчас испугано отпрянет от меня и убежит, скроется, и я больше её не увижу до самого моего отъезда, а может и вообще не увижу. Я стоял, прижимая её к себе, а душа дрожала в страхе.
Вдруг я почувствовал, что моя щека стала влажной. Юленька касалась своею щекой о мою. Я опустил взгляд и увидел, что несколько слезинок скатилось по её лицу и, конечно, по моему тоже.
— Простите… — Пролепетала она, пытаясь отстраниться.
— Тебе неприятно?
Я решил сразу расставить все точки между нами. Если я ей безразличен, то оставлю свои желания при себе, если же в ней горит симпатия, то… Тогда я буду счастлив. Я никогда не принуждал женщин. Они сами хотели быть со мной. И Юленьку я принуждать не буду. Эта чистая душа пусть признается сама, хочет или нет нашего сближения. Или мы просто будем держаться на расстоянии во все дни пребывания моего у Анистова. Наверное с моей стороны эгоистично так рассуждать, ведь Юленька совсем не такая как все те женщины, которых я встречал ранее. И всё же я всегда хочу ясности. Если женщина хочет стать моей в самом прямом смысле этого слова, то я её делаю своей. Если она противится, то и мне такая особа ни к чему. Зачем тратить время на пустой флирт?
И всё же я рассуждал неправильно. Знал это в глубине своей развратной души, но ничего не мог с собой поделать. Таков я есть. Таким и останусь. Я не верю в добродетель. Разве только Юленька и осталась. Но несмотря на это, я исключения решил не делать. Дурак. Вот слово, которое иногда подходит мне на ум. Я отбросил терзания и глянул в её большие голубые глаза, из которых выкатилась ещё одна слезинка. Почему она плачет?
— Я знаю Вас так недолго, но…
Она пыталась отвернуть заплаканное лицо, но я взял её за подбородок двумя пальцами и осторожно поднял к себе.
— Если я тебе противен, скажи, я не буду больше делать таких смелых попыток. Не буду делать никаких попыток. Я уйду сейчас и мы будем встречаться лишь за обедом и ужином, не более. Ничем не потревожу твою бесценную душу.
Я смотрел в эти огромные, бездонные глаза и понимал, что она слаба так же как и я. Я могу разжать объятия, могу уйти из сада, но точно знаю, она пойдет за мной. Мужчине и женщине не нужно много времени, чтобы понять влечет их друг к другу или нет. Мне, например, хватило одного мгновения, чтобы знать, чего я хочу. Ей понадобилось чуть больше времени. Но меньше, чем другим женщинам, что я встречал. Одна единственная встреча в каком-нибудь клубе и… Не важно. Юленька совершенно другая, но и у неё есть слабости. Я стану её слабостью. Уверен в этом. Пусть она воспитана совсем иначе, чем многие женщины, но зов, этот внутренний зов всегда манит и ломает даже самых стойких и непорочных.
— Я не хочу, чтобы Вы уходили, — робко ответила она, и я понял, что прав. Я прижал её хрупкую фигурку крепче к себе. Мы медленно двинулись в самую дальнюю часть сада, туда, где стояла беседка, скрытая ото всех густой зеленью деревьев. До ужина мы просидели в объятиях друг друга. Юленька была смущена, вздыхала и даже ахала. Я чувствовал её волнение, чувствовал её робость и сопротивление, но она всё равно не убирала мои руки со своей талии и сама держала мою руку, время от времени сжимая мои пальцы. Мы сидели в беседке пока не закапал дождь, а в отдалении не послышался звук автомобиля.
— Дядя Серёжа и тетя Ада приехали. Нам пора.
Зачем? Я бы и дальше сидел вот так, сжимая Юленьку в объятиях и представляя её поцелуи. Но мой приятель вернулся домой и было бы невежливо затеряться в саду, не выйдя к нему навстречу. Всё-таки я приехал погостить именно к нему. И ещё мне было интересно, куда же-таки он ездил. Ада сказала, что им нужно решить дело. Не касается ли это дело Юленьки? Мне безумно захотелось убедиться, что я и в этом прав: Анистов хочет забрать у племянницы наследство.
Что ж, пора так пора. Пока мы добрались до дома, дождь стал чуть сильнее, обещая настоящее ненастье и грозу. Прогрохотал оглушительный гром и в этот момент Анистов и его жена показались на пороге.
Глава 5
Несмотря на надвигающуюся грозу, в этот вечер ужин накрыли на веранде, распахнув все окна и наслаждаясь (по крайней мере я) сумеречной прохладой. Ещё не сильный ветерок, а даже довольно приятный, шевелил лёгкие локоны Юленьки, собранные в хвост и закреплённые маленькой золотистой заколочкой.
Анистов хотел казаться весёлым. Рассказывал о поездке и о большом рынке, где приключилась с ним комичная ситуация. Я слушал в пол уха, поэтому не могу пересказать его историю. Я больше наблюдал за его взглядом. Усталый, беспокойный, почти отсутствующий. Что так волновало моего старого приятеля, что он ни разу не взглянул ни на меня, ни на племянницу? Ответ крутился у меня в голове.
Ада же напротив молчала и наблюдала за мной и Юленькой исподлобья. Она была совершенно недовольна поездкой. Будто ожидала от неё большего, чем случилось. Юленька, казалось, и не замечала взгляды тётки. Она была слишком невинной, чтобы заметить злость, и тем более понять смысл острого, колючего ревностного взгляда.
— Через десять дней состоится конная ярмарка, будет праздник в деревне. На этой ярмарке я представлю своего жеребца, — проговорил Анистов и Ада удивлённо воззрилась на него.
— Но Серёжа, ты же знаешь, что он уже…
— Это мой жеребец! И плевать, что там говорят, ясно?! — Повысил голос Анистов, и мы с Юленькой быстро глянули на него. При мне Сергей никогда не повышал голос, я ни разу не слышал от него и намёка на крик. Свидетелем такого тона я был впервые. Юленька даже немного испугалась, но тут же выдохнула и успокоилась, спрятала руки под стол. Наверное они у неё дрожали.
Что имела ввиду Ада, я, конечно, не понял, но знал из рассказа кухарки, что Сергей в долгах, и, возможно, жеребец его часть этого долга. Вряд ли разумно продавать то, что тебе уже не принадлежит. Это не моё дело, но любопытство всё же раздирало меня.
— Прости, — сказала Ада так кротко, что я невольно глянул на неё. Если она виновата в том, что дом их разорен, то ей бы вообще больше молчать. Игра до добра не доводит! Несмотря на мои пороки, игрой я не увлекался. Хотя встречал людей играющих. Видел как один проигрался и застрелился. Я не успел помешать. Если честно, я своими словами на его счёт мог подлить масло в огонь. А он был очень эмоциональной личностью.
Ада встала из-за стола и, кинув на меня быстрый взгляд, вышла из комнаты. Анистов после ужина не дал мне и шанса с ним поговорить. Он сослался на сильную усталость после поездки, когда я спросил может ли он уделить мне внимание. Он ушёл, как и Ада, лишь поцеловал племянницу на прощание. Мне этот жест показался искренним, но я не хотел обманываться.
Мы остались с Юленькой наедине. Она предложила посидеть в гостиной, там выпить чаю. Я с радостью согласился.
Кухарка принесла большой поднос с чашками, заварочным чайником и разными сладостями.
— Юленька, съешь вот эти пирожные, — я указал на маленькие медовые кружочки, которые показались мне ужасно аппетитными. Я и сам взял одно. Юленька скромно улыбнулась и покачала головой.
— Я не очень люблю сладкое. Но Вы обязательно съешьте этот замечательный десерт. Знаете, моя мама часто пекла такие пирожные, и когда я по приезде сюда увидела его на обеде, десерт то есть, то расплакалась. Но на следующий день обошлось уже без слёз.
Я перехватил её руку и прижался губами к тыльной стороне. Аромат жасмина напомнил мне о нашей прогулке в саду. О беседке и объятиях. Мне вновь захотелось заключить её в свои объятия и не отпускать всю ночь. У неё были такие печальные глаза пока она рассказывала о матери и её десерте, что я ни за что решил не пробовать его! Убрать с глаз долой, вот что мне захотелось сделать с чертовыми пирожными.
Юленька сжала мою руку в ответ и с благодарностью посмотрела на меня. Мне безумно хотелось её утешить. Близость этой девушки творила со мной поистине что-то невообразимое. Тепло разлилось по телу при мысли, что она мне доверяет и позволяет обнимать. А значит может доверить и большее.
Кажется я замечтался или просто задумался. Я услышал её милый голос, такой женственный и таинственный, тихий, у самого моего уха.
— Как много разных людей в мире, — говорила она, грустно глядя на картину, что висела на стене напротив того места, где мы с ней сидели. — И никогда не знаешь, кто настоящий… А кто просто притворяется. Мама и папа были настоящими. И дядя Серёжа тоже настоящий.
Если насчёт первых я ничего не знал, то о втором мог бы поспорить. Но я не хотел раньше времени тревожить душу Юленьки. Сначала я должен поговорить с Сергеем и понять, правда ли он замышляет злодейство против племянницы, как я думаю, или я ошибаюсь. И всё же странно, что она вдруг заговорила о характерах людей. Неужели думала о ком-то конкретном.
— Не так трудно разглядеть человека, если хорошо в людях разбираешься, — немного самодовольно произнёс я. Юленька воззрилась на меня с интересом. Спросила:
— Вы хорошо разбираетесь в людях, Алексей?
Я готов говорить с ней о чём угодно, лишь бы подольше. Пусть она меня узнает лучше, тогда, быть может, не будет так дрожать при моих прикосновениях. Я улыбнулся и ответил с удовольствием:
— В силу моей прошлой профессии, мне приходилось сталкиваться с разными людьми и уж поверь, Юленька, я могу судить о характере человека. Вот ты, например, кроткая и добрая, совершенно бесхитростная и поэтому столь чистая душа манит к себе непреодолимо.
— Вы так интересно выразились, в силу прошлой профессии, — отозвалась Юленька, чуть зардевшись от моих последних слов. — Кем Вы работали и почему оставили это в прошлом?
— Я был редактором журнала, где люди печатают свои стихи и рассказы.
— Дядя Серёжа пишет стихи.
Дурацкая мысль пришла мне в голову: человек, который пишет стихи не может быть низким, совершать гадкие поступки. Ведь пишут стихи только люди с возвышенной, светлой душой. Я говорю именно о хороших стихах, таких, какие пишет Анистов, а не о тех поэтах, творчество которых вызывает отвращение и неприязнь.
— Я печатал его стихи. Так мы познакомились.
— А почему ушли из журнала?
Я заметил, что Юленька упорно называла меня на Вы. Это упрямство или просто вежливость? В её случае, думаю, вежливость, а вот в случае с, например, Адой, было бы упрямство. Причём ослиное.
— Я получил наследство. Денег стало много, а я всегда жаждал приключений, путешествий.
Я бросил журнал и пошёл во все тяжкие, одним словом. Мне больше не нужно было работать. Я мог свободно делать, что душа пожелает. И я делал…
Юленька слабо улыбнулась. Она хотела придвинуться ко мне ближе, но что-то её остановило. Наверное воспитание.
— Так что я праздный, ленивый и…беспутный человек.
Я не стал говорить слово порочный, но подразумевал это. Юленька долго смотрела на меня, серьёзно, сдвинув брови, а потом вдруг рассмеялась своим звонким смехом, что наполнял трепетом моё сердце уже три дня подряд.
— Что такое? Почему ты смеёшься? — Я и сам улыбнулся, видя её такую весёлую. Мне было приятно, что я мог чем-то Юленьку рассмешить. Позволить её горю рассеяться хоть ненадолго. В тот момент я осознал как сильно ошибся в своём убеждении в первую нашу встречу. Я подумал тогда, что улыбка её не омрачена ещё никакими тяготами жизни или несчастливыми событиями. Но это было не так! Горе скрывалось за этим печальным взглядом, нежной улыбкой и румяными щеками.
— Я не верю, что Вы беспутный и порочный.
Она сказала именно то слово, которого я хотел избежать. Пусть. Она не верит мне, но это правда. Юленька думает обо мне слишком хорошо.
Я пожал плечами и улыбнулся шире, говоря тем самым, что это шутка. Юленька кивнула. Ладно, в каждой шутке есть правда. В моём случае много правды.
— Ну а чем ты занимаешься? Ты ведь тоже получила наследство, — я перевел тему разговора, потому что хотел узнать о Юленьке ещё больше. О себе же мне рассказывать вдруг расхотелось.
— Я не веду праздный образ жизни, Вы не думайте, — поспешно и даже испугавшись ответила она. — Когда были живы родители, я помогала им по дому и со скотиной, помогаю и здесь. Кормлю, могу подоить, ухаживаю, и за садом тоже хожу.
