— Выйдем и придёться опять проходить досмотр — Едва не зашипела Салли.
— Да ладно, пройдём. В первый раз же прошли. Ну не торчать же тут два часа. Ещё и стоя, — сказал Джеффри и Салли была вынуждена с ним согласиться.
И вот они, с тремя чемоданами (по одному на каждого) отправились обогащать местных рвачей и барыг. Выбора особо не было. Они могли бы просто прогуляться по набережной, которая находилась рядом с вокзалом, но это было бессмыссленно, всё из-за того же дыма.
Салли изредка поглядывала на сестру, что-то весело щебетавшую.
Они были детьми одной матери, но от разных отцов. Жизнь развела их по разные стороны баррикад. Богатство, столичные улицы с кафешками были миром Марин. Грязные, загаженые окрайны заводского района - обитель Салли. Они даже выглядели как чужие друг другу люди: одна белая как призрак, с крепким деревенским телосложением, другая - высокая и изящная, зеленоглазая и русая.
Диана, их мать, когда-то удачно вышла замуж за сына ректора института, которого недобрым ветром занесло в Бензиновый - город, который даже не на всех картах обозначен.
Персифаль явно не ожидал, что через два года брака, Диана одарит его не только дочерью, но и рогами, а также сифилисом, который он долго и дорого лечил. Персифаль кое-как отсудил дочь и уехал в столицу.
Думал он, конечно тем местом на который поймал сифилис. Женская глупость, красота и отсутствие всякого чувства собственного достоинства (которые Диана не без успеха продавала всем особямь мужского пола), на которые он клюнул как глупый карась на червяка, привели его в кабинет венеролога.
Мать осталась в Бензиновом, с любовником. Он от Дианы ушёл как только родилась Салли, ставшая её вторым ребёнком. Ушёл и не узнал, что Салли не его дочь, а появилась неизвестно от кого. Впрочем, какая ему разница - он и не собирался платить алименты, даже если бы она была ему родным ребёнком.
Потом Диана завела ещё одного хахаля, потом ещё одного, потом ещё. Всего, за свою жизнь, Диана понарожала восемь детей, после чего серьёзно заболела по-женски, потеряла матку и окончила свою рожальную карьеру.
В детстве Салли было всё: скандалы, интриги, расследования. Ей не нужно было включать телевизор - в доме бесконечно происходил такой кардабалет, что любые остросюжетные сериалы отдыхают. В однушке без горячей воды и канализации, в компании клопов и тараканов, с пьянками каждый вечер.
Марин, в это время жила совсем иной жизнью. Персифаль второй раз женился и на этот раз - удачно. Иронично, что его семья тоже была многодетной, хоть его жена отставала от Дианы на одного ребёнка, но если считать её падчерицу Марин, детей тоже было восемь. Словно издёвка над Салли.
Красивые платья, большой уютный дом, добросердечная мачеха, ставшая как родная мать, которая не делила детей на своих и чужих. Хорошее образование, поездки за границу, в парки развлечений. И зубы ей лечили с нормальным обезболиванием.
Кагда у Салли спрашивали, завидует ли она сестре, она отвечала - нет.
Она в принципе, никогда не говорила правду.
— Салли, тебе стоит получить нормальное образование.
—…Что?
Салли вылетела из своих мыслей и снова обратила внимание на сестру.
— Я говорю: тебе стоит попытаться поступить в университет. Техникум это не дело, — сказала Марин.
— Может быть и стоит. Подумаю об этом, — сказала Салли. Она как-то пропустила момент когда сестра решила сунуть нос в её жизнь
Она не собиралась думать об этом. Она едва наскребла одиннадцать баллов (из двухсот), что-бы окончить восемь классов. Она училась через пень-колоду ещё со времён старшей школы.
Её потолок - получить хорошую рабочую специальность. В повара её не взяли со справкой о пребывании в психоневрологическом стационаре. У неё был невелик выбор - в городе было всего два колледжа: «для мальчиков», где учили стандартным «мужским» профессиям: токарь-фрезировщик, сварщик, слесарь и «для девочек», где обитали будущие поварихи, ткачихи и внезапно - медсёстры-санитарки.
В «женском» училище её отправили в «мужское» - туда брали и со справкой и с судимостями.
Так что стала Салли сварщиком. Хотя ей это не нравилось. Но зато съехала от матери. И из психдиспансера.
— Ты всегда соглашаешься со всем, что я говорю, — Возмутилась Марин — А потом ничего не делаешь. Ты бы хоть не кривила душой. Если хочешь возразить - возражай.
— Я же сказала, что подумаю. Значит, я действительно подумаю, — спокойно ответила Салли. И вновь бесстыдно солгала. Если она что-то, кому-то говорила, это не означало ровным счётом ничего.
— Я хочу что-бы ты действительно подумала. Тебе нужно браться за ум.
Салли раздражённо дёрнула плечом:
— Все не могут получать исключительно высшее образование. Я посмотрю как ты со своим дипломом будешь чинить унитаз. Сантехников с высшим образованием я пока не видела.
— У меня достаточно денег, чтобы нанять сантехника, потому что у меня высшее образование.
«Поздравляю»
Вслух Салли ничего не сказала, только фыркнула. На её языке крутилось множество ядовитых фраз, но она была достаточно умной, что бы запомнить народную поговорку: «сытый голодного не поймёт». Спор бесполезен. И в лучшем случае закончится поучениями в духе «Это всё отговорки, а вот я…»
Она никогда не поймёт, как Салли никогда не поймёт Марин и её проблемы.
Марин хотела ей добра и поучала, как поучают матери своё чадо.
Но Салли не была ребёнком.
И не занималась бессмысленными вещами. Самыми востребоваными профессиями сейчас были: таксист, наёмник, проститутка, повар и «специалист по проникновению в места хранения ценных вещей с помощью подручных вещей и огнестрельного оружия».
Да здравствует свобода, равенство и свободный рынок!
Кафе «У вокзала», в которое они зашли, было мрачноватым местом с тяжёлым запахом кальяного дыма (как будто снаружи дыма недостаточно). Чёрно-оранжевый интерьер, «мраморная» стойка с меню. Полумрак и шторы в цыганском стиле, с обилием рюшек и висюлек - отличные пылесборники. Столы в шахматную клетку добивали психику.
Здесь было довольно много посетителей. Всего два свободных столика
Салли посоветовала бы владельцу данного заведения изредка проветриваться на свежем воздухе и выкинуть нафиг все кальяны. Очевидно, на фоне повышеной задымлённости у него начались проблемы с мозгами.
Её спутников интерьер не смутил, что странно, ведь провинциальной колхозницей среди них троих была только Салли.
Джеффри и Марин отправились изучать меню, она пошла занимать столик. Всё равно она не собиралась ничего здесь заказывать. Салли не думала, что возле вокзалов и аэропортов можно найти приличное заведение.
Свободные столики были в самых неудобных местах. Один рядом с мойкой (там мимо постоянно ходил персонал с подносами заполнеными грязной посудой, с вёдрами и тряпками), второй посередине зала. Салли выбрала столик в центре. Было бы неприятно получить по голове тарелкой с объедками, слетевшей с подноса мойщицы.
И как специально, все тут же на неё уставились. Ненадолго, всего лишь на секунду, потому что она видимо слишком громко гремела стульями и чемоданами. Но этого «недолго» хватило ей, что бы загнаться по поводу внешнего вида. Не выглядит ли она слишком вызывающе нищей?
Благо, Марин и Джеффри быстро присоединились к ней, сделав заказ. И она почувствовала себя спокойней.
— Почему ты ничего не заказываешь? Я бы заплатила за тебя, — Сказала Марин.
— Меня в столовой кормят. Я сытая.
Салли даже не слишком врала на этот раз. Она действительно чувствовала себя сытой, хотя не ела два дня. У неё давно были проблемы с чувством голода, вернее - с его отсутствием. Когда-то, желание съесть хоть что-то кроме свареной на воде каши, сводило её с ума. Теперь она избавилась от этого лишней потребности и ей было плевать что есть: главное чтобы это переваривалось и было неядовито. Она могла вовсе отказаться от еды.
Иногда, о том, что она всё ещё нуждается в пище, напоминала тошнота. Это было досадно.
— Ну что, мы будем есть и на тебя смотреть? — Спросила Марин.
— Не смотрите, — пожала плечами Салли — Можете остаться голодными из солидарности. Кстати, на людей пялиться непрелично.
Она уткнулась в телефон демонстрируя, что не собирается продолжать этот утомительный диалог.
Ей не хотелось грубить и вести себя вызывающе, но она просто ненавидела когда её побуждали сделать что-нибудь.
Она снова почувствовала неловкость, когда от неё отстали. Может, она обидела их? За столиком воцарилось тягостное молчание.
Её спасла официантка, которая принесла заказ. Две тарелки с жареной картошкой и шницелем. Выглядело очень жирно, пахло как что-то недавно плавающее в огромном количестве масла. Запах мгновенно вызвал у Салли прилив тошноты.
Официантка поставила тарелки на стол.
— Приятного аппетита, — пожелала она.
Джеффри и Марин приступили к еде. Салли же пыталась контролировать лицо, что бы на нём не появилась гримаса отвращения. Запах жирной еды сводил её с ума.
Но всё же, она не смогла, когда Джеффри решил полить свою картошку кетчупом. Это было уж слишком для неё. Она содрогнулась всем телом, не сдержав рвотный рефлекс. К счастью, из нее ничего не вырвалось. В голове появился пронзительный писк, а перед глазами всё побелело.
— Ты что, беременная? — Хихикнул Джеффри.
— Ненавижу запах жареного, — прикрыв лицо, сказала Салли — Я пойду на улицу, к фонтанам. И куплю газировки.
— С тобой точно всё хорошо? — Спросила Марин. Она выглядела обеспокоеной.
— Точно.
И что бы сестра не донимала её расспросами, она шепнула ей:
— У меня с утра начались…эти.
И Марин поверила ей, с пониманием посмотрев на неё. В конце концов, женский организм, раз в месяц, любил устроить своей обладательнице, самые разнообразные подлянки. Потому, отговорка была железобетонная.
Салли взяла сумку и лавируя между столиков, отправилась на улицу. По пути ей встретилось зеркало и она в очередной раз убедилась, что выглядит очень жалкой. Может, вообще не смотреться в эти чёртовы зеркала, если от созерцания собственной персоны - одно сплошное расстройство?
Салли не почувствовала себя лучше, выйдя на улицу. Там запах еды, а тут пахнет гарью. Писк в голове не прекращался, хотя белые мошки перед глазами исчезли.
Она таки купила газировку в ларьке у остановки. Самую сладкую. Сладкий вкус она прекрасно распознавала и это было одно из самых доступных ей удовольствие. Пожалуй, сахар - единственное, чем она злоупотребляла в этой жизни.
Она щурилась и смотрела вдаль, пытаясь увидеть противоположный берег, разглядеть знакомые силуэты. В этом «тумане», знакомый с детства город выглядел как чужой. Когда-то, на этой набережной она ловила рыбу. Отсюда можно дойти до дома матери пешком. Сейчас, знакомый вид не вызывал ностальгии.
Вокзал казался последним оплотом цивилизации этого города. За железной дорогой, начинались километры дикого леса. Холмы, поросшие соснами ничуть не изменили свой вид за годы. Только человеческие творения рядом становились всё более ветхими и неухоженными.
Она подошла к нерабочему фонтану, вокруг которого были щедро разбросаны бутылки и окурки. Среди этого великолепия сидели голуби и бездомная бабка, которая увидев её, начала что-то зло бубнеть.
Очередная умалишённая. Может, даже бывшая соседка по психдиспансеру.
В центре фонтана стояла статуя мальчика - белая от голубиного помёта. Статуя держала в руках табличку: «Добро пожаловать в Бензиновый».
— Просто поразительно, какой подходящий для съёмок ужасов и постапокалипсиса город, — Прокомментировал Джеффри.
Он и Марин уже пообедали и подошли к ней. Теперь они втроём смотрели на обосраную голубями табличку.
— Ага, спасибо. Я тут живу — мрачно сказала Сабрина.
— Прости, — стушевался Джеффри.
— Было бы за что извиняться, — отмахнулась от него Сабрина.
Ведь действительно. Особенно удручающе выглядят эти ржавые пятна на фасаде здания вокзала, выглядывающие из-под серо-бежевой краски.
Они некоторое время бесцельно бродили по набережной, смотря на уток, которым бестолковые и сердобольные пассажиры бросали хлеб.
Уток было много. Добавились и стаи диких, которые никогда не селились в черте города. Видимо, пожар выгнал их с лесных водоёмов.
Женщины, мужчина, дети радостно тыкали пальцем в редких птиц, смеялись и умилялись, фотографировали их. Для них это был момент редкой и радостной встречи. Для Салли - сигнал бедствия.
— Время поджимает, — сказал Джеффри — Надо возвращаться на вокзал.
И снова досмотр. И огромная очередь. Салли взбесилась и отказалась его проходить.
— Салли, но…— Начала было её уговаривать Марин.
— Ждите меня на перроне. Я это в рот ****. Зайду через чёрный ход.
— Салли! — Возмутилась Марин — Не сквернословь!
Пропустив её возмущение мимо ушей, Салли вышла из вокзала и пошла вдоль забора.
Все эти досмотры - клоунада. Она всё-таки местная, а местные грибники и собачники не заходили внутрь вокзала, что бы попасть на другую сторону железной дороги, в лес. Они ходили через дыры в заборах. Довольно многочисленные, к слову.
В одну из таких дыр (отверстий - поправил внутренний студент ПТУ) Салли и пролезла внутрь. Там уже была протоптана лысая тропинка.
— Э-е-й! — крикнул ей работник железной дороги в кислотно-жёлтой робе — Девушка! Там собаки! Не ходите. Ходите дальше, через алкомаркет!
Она действительно услышала лай собак, но в отдалении, с другой стороны железной дороги. Между ней и собаками стоял небольшой состав из пяти вагонов.
— Мне на платформу. Сестру провожаю.
— А, ну туда идите. Там собак нету, — сказал работник.
— А чего у вас тут собаки бегают? — Поинтересовалась Салли. Она тут переодически ходила и не хотела наткнуться на стаю.
— Олень из леса прибежал. И его товарняк сбил. На кровь собаки прибежали, теперь бегают, охраняют падаль, пытаются покусать, ссу…собаки. Говорят, только после обеда тушу уберут, не торопяться.
— А, ну спасибо за ликбез.
— Ликбез? Это что? — Спросил работник.
— Это типо - полезная информация об объекте. За предупреждение спасибо, говорю.
— Да так бы и говорили. А то нахватаются иностранных слов, не поймёшь, что говорят. Эх, молодёжь.
Ну вообще, такими словами обычно бросался умник Джеффри. Лично Салли таких слов отродясь не знала, но вот, приклеилось.
Салли пошла к платформе. Ещё раз поругала себя за длинные каблуки, которые одела лишь потому что не хотела смотреться недорослем рядом с сестрой.
Дошла до начала платформы и вскарабкалась наверх. Отсюда, она увидела большую стаю собак около пятнадцати особей, которые бегали по путям и непрестанно лаяли.
Под электровозом, на шпалах лежала отрубленная голова оленя.
Неаппетитное зрелище.
Она услышила шаги и вскрик сестры:
— О, Свет! Какой ужас! Бедный олень!
На её голос отреагировали собаки и стаей прибежали её облаивать. Настроены они были очень агрессивно. И приближались всё ближе, смелея.
Слишком смело для бездомной шавки.
Пока Джеффри и Марин беспокойно о чём-то переговаривались, собираясь звонить то в полицию, то в службу по отлову животных (как будто это поможет в моменте), Салли спрыгнула с платформы, нагребла камней, которых было в изобилии и стала методично швырять в направлении стаи. Собаки стали яростней рычать, но отступали.
Она серьёзно рисковала, её тактика могла иметь обратный эффект.
— Да ладно, пройдём. В первый раз же прошли. Ну не торчать же тут два часа. Ещё и стоя, — сказал Джеффри и Салли была вынуждена с ним согласиться.
И вот они, с тремя чемоданами (по одному на каждого) отправились обогащать местных рвачей и барыг. Выбора особо не было. Они могли бы просто прогуляться по набережной, которая находилась рядом с вокзалом, но это было бессмыссленно, всё из-за того же дыма.
Салли изредка поглядывала на сестру, что-то весело щебетавшую.
Они были детьми одной матери, но от разных отцов. Жизнь развела их по разные стороны баррикад. Богатство, столичные улицы с кафешками были миром Марин. Грязные, загаженые окрайны заводского района - обитель Салли. Они даже выглядели как чужие друг другу люди: одна белая как призрак, с крепким деревенским телосложением, другая - высокая и изящная, зеленоглазая и русая.
Диана, их мать, когда-то удачно вышла замуж за сына ректора института, которого недобрым ветром занесло в Бензиновый - город, который даже не на всех картах обозначен.
Персифаль явно не ожидал, что через два года брака, Диана одарит его не только дочерью, но и рогами, а также сифилисом, который он долго и дорого лечил. Персифаль кое-как отсудил дочь и уехал в столицу.
Думал он, конечно тем местом на который поймал сифилис. Женская глупость, красота и отсутствие всякого чувства собственного достоинства (которые Диана не без успеха продавала всем особямь мужского пола), на которые он клюнул как глупый карась на червяка, привели его в кабинет венеролога.
Мать осталась в Бензиновом, с любовником. Он от Дианы ушёл как только родилась Салли, ставшая её вторым ребёнком. Ушёл и не узнал, что Салли не его дочь, а появилась неизвестно от кого. Впрочем, какая ему разница - он и не собирался платить алименты, даже если бы она была ему родным ребёнком.
Потом Диана завела ещё одного хахаля, потом ещё одного, потом ещё. Всего, за свою жизнь, Диана понарожала восемь детей, после чего серьёзно заболела по-женски, потеряла матку и окончила свою рожальную карьеру.
В детстве Салли было всё: скандалы, интриги, расследования. Ей не нужно было включать телевизор - в доме бесконечно происходил такой кардабалет, что любые остросюжетные сериалы отдыхают. В однушке без горячей воды и канализации, в компании клопов и тараканов, с пьянками каждый вечер.
Марин, в это время жила совсем иной жизнью. Персифаль второй раз женился и на этот раз - удачно. Иронично, что его семья тоже была многодетной, хоть его жена отставала от Дианы на одного ребёнка, но если считать её падчерицу Марин, детей тоже было восемь. Словно издёвка над Салли.
Красивые платья, большой уютный дом, добросердечная мачеха, ставшая как родная мать, которая не делила детей на своих и чужих. Хорошее образование, поездки за границу, в парки развлечений. И зубы ей лечили с нормальным обезболиванием.
Кагда у Салли спрашивали, завидует ли она сестре, она отвечала - нет.
Она в принципе, никогда не говорила правду.
— Салли, тебе стоит получить нормальное образование.
—…Что?
Салли вылетела из своих мыслей и снова обратила внимание на сестру.
— Я говорю: тебе стоит попытаться поступить в университет. Техникум это не дело, — сказала Марин.
— Может быть и стоит. Подумаю об этом, — сказала Салли. Она как-то пропустила момент когда сестра решила сунуть нос в её жизнь
Она не собиралась думать об этом. Она едва наскребла одиннадцать баллов (из двухсот), что-бы окончить восемь классов. Она училась через пень-колоду ещё со времён старшей школы.
Её потолок - получить хорошую рабочую специальность. В повара её не взяли со справкой о пребывании в психоневрологическом стационаре. У неё был невелик выбор - в городе было всего два колледжа: «для мальчиков», где учили стандартным «мужским» профессиям: токарь-фрезировщик, сварщик, слесарь и «для девочек», где обитали будущие поварихи, ткачихи и внезапно - медсёстры-санитарки.
В «женском» училище её отправили в «мужское» - туда брали и со справкой и с судимостями.
Так что стала Салли сварщиком. Хотя ей это не нравилось. Но зато съехала от матери. И из психдиспансера.
— Ты всегда соглашаешься со всем, что я говорю, — Возмутилась Марин — А потом ничего не делаешь. Ты бы хоть не кривила душой. Если хочешь возразить - возражай.
— Я же сказала, что подумаю. Значит, я действительно подумаю, — спокойно ответила Салли. И вновь бесстыдно солгала. Если она что-то, кому-то говорила, это не означало ровным счётом ничего.
— Я хочу что-бы ты действительно подумала. Тебе нужно браться за ум.
Салли раздражённо дёрнула плечом:
— Все не могут получать исключительно высшее образование. Я посмотрю как ты со своим дипломом будешь чинить унитаз. Сантехников с высшим образованием я пока не видела.
— У меня достаточно денег, чтобы нанять сантехника, потому что у меня высшее образование.
«Поздравляю»
Вслух Салли ничего не сказала, только фыркнула. На её языке крутилось множество ядовитых фраз, но она была достаточно умной, что бы запомнить народную поговорку: «сытый голодного не поймёт». Спор бесполезен. И в лучшем случае закончится поучениями в духе «Это всё отговорки, а вот я…»
Она никогда не поймёт, как Салли никогда не поймёт Марин и её проблемы.
Марин хотела ей добра и поучала, как поучают матери своё чадо.
Но Салли не была ребёнком.
И не занималась бессмысленными вещами. Самыми востребоваными профессиями сейчас были: таксист, наёмник, проститутка, повар и «специалист по проникновению в места хранения ценных вещей с помощью подручных вещей и огнестрельного оружия».
Да здравствует свобода, равенство и свободный рынок!
Глава 2
Кафе «У вокзала», в которое они зашли, было мрачноватым местом с тяжёлым запахом кальяного дыма (как будто снаружи дыма недостаточно). Чёрно-оранжевый интерьер, «мраморная» стойка с меню. Полумрак и шторы в цыганском стиле, с обилием рюшек и висюлек - отличные пылесборники. Столы в шахматную клетку добивали психику.
Здесь было довольно много посетителей. Всего два свободных столика
Салли посоветовала бы владельцу данного заведения изредка проветриваться на свежем воздухе и выкинуть нафиг все кальяны. Очевидно, на фоне повышеной задымлённости у него начались проблемы с мозгами.
Её спутников интерьер не смутил, что странно, ведь провинциальной колхозницей среди них троих была только Салли.
Джеффри и Марин отправились изучать меню, она пошла занимать столик. Всё равно она не собиралась ничего здесь заказывать. Салли не думала, что возле вокзалов и аэропортов можно найти приличное заведение.
Свободные столики были в самых неудобных местах. Один рядом с мойкой (там мимо постоянно ходил персонал с подносами заполнеными грязной посудой, с вёдрами и тряпками), второй посередине зала. Салли выбрала столик в центре. Было бы неприятно получить по голове тарелкой с объедками, слетевшей с подноса мойщицы.
И как специально, все тут же на неё уставились. Ненадолго, всего лишь на секунду, потому что она видимо слишком громко гремела стульями и чемоданами. Но этого «недолго» хватило ей, что бы загнаться по поводу внешнего вида. Не выглядит ли она слишком вызывающе нищей?
Благо, Марин и Джеффри быстро присоединились к ней, сделав заказ. И она почувствовала себя спокойней.
— Почему ты ничего не заказываешь? Я бы заплатила за тебя, — Сказала Марин.
— Меня в столовой кормят. Я сытая.
Салли даже не слишком врала на этот раз. Она действительно чувствовала себя сытой, хотя не ела два дня. У неё давно были проблемы с чувством голода, вернее - с его отсутствием. Когда-то, желание съесть хоть что-то кроме свареной на воде каши, сводило её с ума. Теперь она избавилась от этого лишней потребности и ей было плевать что есть: главное чтобы это переваривалось и было неядовито. Она могла вовсе отказаться от еды.
Иногда, о том, что она всё ещё нуждается в пище, напоминала тошнота. Это было досадно.
— Ну что, мы будем есть и на тебя смотреть? — Спросила Марин.
— Не смотрите, — пожала плечами Салли — Можете остаться голодными из солидарности. Кстати, на людей пялиться непрелично.
Она уткнулась в телефон демонстрируя, что не собирается продолжать этот утомительный диалог.
Ей не хотелось грубить и вести себя вызывающе, но она просто ненавидела когда её побуждали сделать что-нибудь.
Она снова почувствовала неловкость, когда от неё отстали. Может, она обидела их? За столиком воцарилось тягостное молчание.
Её спасла официантка, которая принесла заказ. Две тарелки с жареной картошкой и шницелем. Выглядело очень жирно, пахло как что-то недавно плавающее в огромном количестве масла. Запах мгновенно вызвал у Салли прилив тошноты.
Официантка поставила тарелки на стол.
— Приятного аппетита, — пожелала она.
Джеффри и Марин приступили к еде. Салли же пыталась контролировать лицо, что бы на нём не появилась гримаса отвращения. Запах жирной еды сводил её с ума.
Но всё же, она не смогла, когда Джеффри решил полить свою картошку кетчупом. Это было уж слишком для неё. Она содрогнулась всем телом, не сдержав рвотный рефлекс. К счастью, из нее ничего не вырвалось. В голове появился пронзительный писк, а перед глазами всё побелело.
— Ты что, беременная? — Хихикнул Джеффри.
— Ненавижу запах жареного, — прикрыв лицо, сказала Салли — Я пойду на улицу, к фонтанам. И куплю газировки.
— С тобой точно всё хорошо? — Спросила Марин. Она выглядела обеспокоеной.
— Точно.
И что бы сестра не донимала её расспросами, она шепнула ей:
— У меня с утра начались…эти.
И Марин поверила ей, с пониманием посмотрев на неё. В конце концов, женский организм, раз в месяц, любил устроить своей обладательнице, самые разнообразные подлянки. Потому, отговорка была железобетонная.
Салли взяла сумку и лавируя между столиков, отправилась на улицу. По пути ей встретилось зеркало и она в очередной раз убедилась, что выглядит очень жалкой. Может, вообще не смотреться в эти чёртовы зеркала, если от созерцания собственной персоны - одно сплошное расстройство?
Салли не почувствовала себя лучше, выйдя на улицу. Там запах еды, а тут пахнет гарью. Писк в голове не прекращался, хотя белые мошки перед глазами исчезли.
Она таки купила газировку в ларьке у остановки. Самую сладкую. Сладкий вкус она прекрасно распознавала и это было одно из самых доступных ей удовольствие. Пожалуй, сахар - единственное, чем она злоупотребляла в этой жизни.
Она щурилась и смотрела вдаль, пытаясь увидеть противоположный берег, разглядеть знакомые силуэты. В этом «тумане», знакомый с детства город выглядел как чужой. Когда-то, на этой набережной она ловила рыбу. Отсюда можно дойти до дома матери пешком. Сейчас, знакомый вид не вызывал ностальгии.
Вокзал казался последним оплотом цивилизации этого города. За железной дорогой, начинались километры дикого леса. Холмы, поросшие соснами ничуть не изменили свой вид за годы. Только человеческие творения рядом становились всё более ветхими и неухоженными.
Она подошла к нерабочему фонтану, вокруг которого были щедро разбросаны бутылки и окурки. Среди этого великолепия сидели голуби и бездомная бабка, которая увидев её, начала что-то зло бубнеть.
Очередная умалишённая. Может, даже бывшая соседка по психдиспансеру.
В центре фонтана стояла статуя мальчика - белая от голубиного помёта. Статуя держала в руках табличку: «Добро пожаловать в Бензиновый».
— Просто поразительно, какой подходящий для съёмок ужасов и постапокалипсиса город, — Прокомментировал Джеффри.
Он и Марин уже пообедали и подошли к ней. Теперь они втроём смотрели на обосраную голубями табличку.
— Ага, спасибо. Я тут живу — мрачно сказала Сабрина.
— Прости, — стушевался Джеффри.
— Было бы за что извиняться, — отмахнулась от него Сабрина.
Ведь действительно. Особенно удручающе выглядят эти ржавые пятна на фасаде здания вокзала, выглядывающие из-под серо-бежевой краски.
Они некоторое время бесцельно бродили по набережной, смотря на уток, которым бестолковые и сердобольные пассажиры бросали хлеб.
Уток было много. Добавились и стаи диких, которые никогда не селились в черте города. Видимо, пожар выгнал их с лесных водоёмов.
Женщины, мужчина, дети радостно тыкали пальцем в редких птиц, смеялись и умилялись, фотографировали их. Для них это был момент редкой и радостной встречи. Для Салли - сигнал бедствия.
— Время поджимает, — сказал Джеффри — Надо возвращаться на вокзал.
И снова досмотр. И огромная очередь. Салли взбесилась и отказалась его проходить.
— Салли, но…— Начала было её уговаривать Марин.
— Ждите меня на перроне. Я это в рот ****. Зайду через чёрный ход.
— Салли! — Возмутилась Марин — Не сквернословь!
Пропустив её возмущение мимо ушей, Салли вышла из вокзала и пошла вдоль забора.
Все эти досмотры - клоунада. Она всё-таки местная, а местные грибники и собачники не заходили внутрь вокзала, что бы попасть на другую сторону железной дороги, в лес. Они ходили через дыры в заборах. Довольно многочисленные, к слову.
В одну из таких дыр (отверстий - поправил внутренний студент ПТУ) Салли и пролезла внутрь. Там уже была протоптана лысая тропинка.
— Э-е-й! — крикнул ей работник железной дороги в кислотно-жёлтой робе — Девушка! Там собаки! Не ходите. Ходите дальше, через алкомаркет!
Она действительно услышала лай собак, но в отдалении, с другой стороны железной дороги. Между ней и собаками стоял небольшой состав из пяти вагонов.
— Мне на платформу. Сестру провожаю.
— А, ну туда идите. Там собак нету, — сказал работник.
— А чего у вас тут собаки бегают? — Поинтересовалась Салли. Она тут переодически ходила и не хотела наткнуться на стаю.
— Олень из леса прибежал. И его товарняк сбил. На кровь собаки прибежали, теперь бегают, охраняют падаль, пытаются покусать, ссу…собаки. Говорят, только после обеда тушу уберут, не торопяться.
— А, ну спасибо за ликбез.
— Ликбез? Это что? — Спросил работник.
— Это типо - полезная информация об объекте. За предупреждение спасибо, говорю.
— Да так бы и говорили. А то нахватаются иностранных слов, не поймёшь, что говорят. Эх, молодёжь.
Ну вообще, такими словами обычно бросался умник Джеффри. Лично Салли таких слов отродясь не знала, но вот, приклеилось.
Салли пошла к платформе. Ещё раз поругала себя за длинные каблуки, которые одела лишь потому что не хотела смотреться недорослем рядом с сестрой.
Дошла до начала платформы и вскарабкалась наверх. Отсюда, она увидела большую стаю собак около пятнадцати особей, которые бегали по путям и непрестанно лаяли.
Под электровозом, на шпалах лежала отрубленная голова оленя.
Неаппетитное зрелище.
Она услышила шаги и вскрик сестры:
— О, Свет! Какой ужас! Бедный олень!
На её голос отреагировали собаки и стаей прибежали её облаивать. Настроены они были очень агрессивно. И приближались всё ближе, смелея.
Слишком смело для бездомной шавки.
Пока Джеффри и Марин беспокойно о чём-то переговаривались, собираясь звонить то в полицию, то в службу по отлову животных (как будто это поможет в моменте), Салли спрыгнула с платформы, нагребла камней, которых было в изобилии и стала методично швырять в направлении стаи. Собаки стали яростней рычать, но отступали.
Она серьёзно рисковала, её тактика могла иметь обратный эффект.
