Ослабевшими от ужаса руками она открыла дверь и вывалилась на лестничной клетке общежития. На стене она успела заметить номер 25. Под ним кровавую надпись «Если слышишь хищный рёв времени, беги не оборачиваясь до 28 этажа».
В этот же миг раздался жуткий треск, дверь, разделяющая её и монстров полыхнула огнём. Она вскочила и побежала вверх. Взади раздался рёв и грохот.
Ей казалось, кто-то рычал прямо возле уха, клацал зубами около ног. Она чувствовала чужое тяжёлое дыхание рядом. Но не обернулась. У неё был талант убегать и игнорировать проблемы. Хоть в этот раз он пригодился.
Миновать три лестничных пролёта бегом, оказалось трудной задачей. Эй, она уже мертва, так почему она чуть не сдохла второй раз во время безумного забега?
Дверь двадцать восьмого этажа сама распахнулась перед ней, а затем с грохотом захлопнулась за спиной. Наступила тишина.
Она лежала в коридоре четвёртого этажа на полу и пыталась отдышаться. Она даже не задавалась вопросом, почему оказалась снова в общежитии, хотя была в психушке. Это уже было само собой разумеющимся.
Дверь тихо приоткрылась. Салли аккуратно подползла, заглядывая, что происходит снаружи и увидела, что лестница обрушилась и прямо за дверью раззверзлась тёмная бездна.
Но она не задалась вопросом как ей подниматься дальше, если лестницы нет. Здесь всё было условным.
Она осмотрелась и увидела, что открыта дверь запасного выхода.
Она снова вышла на крыльцо общежития.
Уже наученая опытом, она сразу пошла к остановке, где стоял автобус.
Он следовал с 28 этажа на 34. Без остановок.
Она посмеялась со своего наивного убеждения вначале пути, что сможет считать этажи. Как бы не так! Как вообще это работает?!
Она вошла в салон. Водителя не было на его месте. Манекены изменили цвет. Теперь они были не грязно-белые, а красные и закрывали уши. Пол салона был перемазан субстанцией, похожей на кровь.
«Это не кровь! Не кровь!» — Убеждала себя Салли.
«Для оплаты проезда, пожалуйста, закройте глаза»
Это была девочка. Она была на два года старше и совсем не похожа на Салли. Её звали Марин и она любила рассказывать всякие небылицы. Про то, что можно приходить в школу в чём хочешь, про то, что родители ни разу в жизни её не били, о том, что у неё есть ТОТ САМЫЙ набор разноцветных ручек с блёстками, который лежал в канцелярском магазине за стеклом.
У неё было много игрушек и красивые платья. И конфеты…дурацкие, сладкие, ядовитые конфеты.
— Ха, я не буду с тобой гулять. Вали домой и гуляй там с кем хочешь, — Сказала Салли, когда Марин подошла к каруселям. Салли была тут со своими друзьями, и им не нужна была столичная фифа.
Когда приезжала Марин, мать становилась ласковой и заботливой, пускала пыль в глаза. Перед приездом Марин, она заставляла Салли драить дом как будто приезжала проверка из санэпидемстанции.
Это не добавляло Салли сестринской любви.
Было хорошо когда мать и Марин встречались где-то вне дома. Тот мужик, Персифаль устраивал им встречу в отеле и Салли никогда не приходилось таскаться на эти встречи (Её попросту туда не звали).
Девочка обижено смотрела на неё.
— Но Салли. Я долго уговаривала отца, что бы он мне разрешил с тобой видется.
— Зачем? У тебя, в твоей столице, есть сёстры. И братья. И друзья. Вот с ними и водись, — холодно ответила Салли. При упоминании «отца» она почувствовала желание ударить Марин.
— Но ты тоже моя сестра. И я хочу с тобой дружить.
— А я не хочу с тобой дружить. И мы с тобой не сёстры. Мы даже не похожи.
Салли высунула язык.
Марин - надоедливая девчёнка.
— Да, вы не похожи — поддержали друзья Салли.
Но у «столичной фифы» был туз в рукаве. Вернее - в рюкзаке.
— А я хотела угостить вас конфетами, — заявила Марин — Мне папа купил. Но раз вы не хотите со мной гулять, я одна их съем.
Она хмыкнула, гордо вскинула подбородок и ушла на качели.
Среди рядов приятелей Салли прошли мятежные настроения. Продажные союзнички, при слове «конфеты», начали истекать слюнями.
Лидерство Салли, пошло крахом. Тут же нашлись другие желающие возглавить поход за вкусняшками. Им было глубоко плевать на разборки между сёстрами.
Они пошли выяснять, что за конфеты.
— Лесные Жители, — сказала Марин.
Салли поняла, что проиграла эту битву. «Лесные жители» продавались в уличных киосках поштучно и одна стоила как билет на автобус. А фантики от них, детвора активно коллекцианировала.
Приятели Салли окружили Марин как стая голодных чаек. Она достала из рюкзака пакет с конфетами и это бесстыдно заявляло о её богатстве (Для Салли крепкий столичный средний класс казался олигархами).
Салли, тем временем, убеждала себя, что ей не нужны чёртовы конфеты.
Но в конце концов, она сдалась.
Салли вспомнила эту историю, когда стояла на старой детской площадке.
Светило солнце, зеленела листва на деревьях. Всё было такое яркое и тёплое. Небо было голубым. Отовсюду звучали детские голоса, но самих детей не было. Это был фантом.
Автобус высадил её прямо возле дома. Знакомый двор, где она не появлялась уже года четыре. Здесь всё до мелочей было как раньше.
Это вызвало ностальгический укол в сердце.
Во дворе всё также ярко цвели бархатцы.
Салли подошла к подьезду своего дома. Дом был старый, деревянный, косой на один бок.
Здесь жила её мать.
Она не хотела туда заходить.
Но всё же, на двери была цифра «34». Номер её дома был двенадцать, а значит цифра обозначала номер этажа.
Салли зашла в тёмный подьезд, поднялась на второй этаж. Дверь в квартиру была открыта.
Вид родных стен вызвал желание поскорей убраться отсюда. В отличии от улицы, дом казался неприятным. Она снова, будто наяву почувствовала тяжёлый алкогольный дух въевшийся в стены.
Куча хлама в коридоре, облезлая шуба на крючке возле входа, целый ряд мужских и детских ботинок. Мамины сапоги, как будто она всё ещё дома.
Салли хотела повернуть назад, увидев сапоги. Но это было глупо. Дианы не может быть здесь. Может, появится бес в её обличии, но такую встречу она как-нибудь переживёт.
Приблизившись к кухне, она улышала голоса:
— Тридцать гапполо в этом месяце. Потребуешь больше и мне перестанет быть выгодна эта история. Я пойду в суд.
Это был голос Персифаля.
Голос Дианы отвечал:
— Я хочу видеть свою дочь иногда. Или плати мне больше.
— Я не собираюсь тебе препятствовать. Но сначала сдай все анализы в той клинике, адрес которой я тебе оставил в прошлый раз. Я дам тебе денег на обследование. Я не повезу к тебе свою дочь пока ты не докажешь, что больше не болеешь сифилисом.
Взади Салли послышался хлопок. Входная дверь открылась и закрылась сама по себе. Тихие шаги приблизились к кухне.
Вдруг Салли поняла, что мир вокруг стал меньше, а она больше не контролирует тело.
И эмоции.
Она затаив дыхание, подкралась к двери, держа булку хлеба в руках. Она видела тёмную высокую тень за стеклянной дверью кухни.
Тётя Карин, соседка, сказала, что приехал Персифаль.
Он наконец-то увидит её, увидит Салли и обязательно поймёт, что она его дочь. Они ведь так похожи!
Салли прятала его фотографию под подушкой и когда мама уходила на работу, доставала её и подходила к зеркалу.
Она долго выискивала среди черт его лица, похожие на её.
Если бы волосы Салли были не белые и не прямые. Если бы они были русые и слегка завивались как у него. Она ненавидела свои волосы, которым завидовали другие девочки в классе.
Он бы сразу понял, что она его дочь. И забрал бы её отсюда. Из этого дома, у этой женщины.
Дверь приоткрылась. Она увидела Персифаля. Эту встречу она ожидала четыре долгих года.
Он словно увидел таракана.
— А, тут твоё отродье вернулось. Не забудь сдать анализы и на него.
Он прижался к стенке и показательно брезгливо обошёл Салли по широкой дуге.
И добавил:
— Хоть бы одела свою оборванку нормально. Хотя, кому я это говорю? Суке, залетевшей от бомжа?
Он ушёл.
Салли в ступоре стояла в коридоре, сжимая булку хлеба. По её лицу стекал непрерывный поток слёз, а в душе разверзлись врата ада.
Эта была боль, пронзившая её от кончиков пальцев до сердца. Ей нечем было дышать, да она и не знала - стоит ли.
«Брось, милая. Этот утырок не худшее, что с тобой было».
Слабое утешение, но что ещё можно сказать отчаявшейся девочке?
Она вновь вернула контроль. Но так и осталась в теле маленькой семилетней девочки. Вместо буханки хлеба, в её руках было окровавленое сердце.
Оно билось и источало вонь. Она попыталась выбросить его, но оно срослось с её руками. Она чувствовала боль при попытке отковырять его.
Похоже на уродливый нарост. От него тянулись толстые сосуды, как провода. Они уходили в соседнюю комнату.
Это была спальня в те времена когда она была семилетней и когда у неё было всего два младших брата.
На её кровати лежала рамка с фотографией. Именно к ней тянулись сосуды.
Возле рамки лежал её старый блокнот с рисунками, который она давно потеряла, на котором было написано.
«Если сердце узрело правду - избавься от него».
Она взяла рамку. Это была та самая фотография Персифаля.
Она подошла к зеркалу, поднесла рамку к лицу и поняла, что они с этим человеком совсем не похожи. У него были черты лица Марин. Всё это время она принимала желаемое за действительное.
Салли бросила рамку с фоторафией на пол. Стекло разбилось, фотокарточка вылетела из рамки и истлела.
Она почувствовала, что на её плечи навалилась невыносимая усталость.
Она упала на пол, тяжело дыша.
Сердце - этот уродливый нарост, осыпался с её рук чёрной пылью. И больше не болел. Но как же ей было тяжело подняться.
Через некоторое время, она встала. Шатаясь, побрела к выходу. Вышла за дверь.
И опять попала на лестницу общежития. Выругалась когда увидела, надпись на стене.
«Истина любит сильных и выносливых. Миновать пятьдесят этажей - не слишком ли лёгкая задача для прозревших? Сначало будет тяжко, но позже, ты обретёшь свободу от усталости»
Она хотела лечь на эти ступени и остаться тут навсегда. Ей предлагалось миновать пятьдесят этажей!
Какой кошмарный садист придумал это?
Первый пролёт она преодолела ползком, второй - на коленях. Третий - уже на ногах, но очень медленно. Странно, но чем выше она поднималась, тем больше у неё появлялось сил. Хотя обычно - наоборот. Может в этом был какой-то смысл?
Последние двадцать этажей она преодолела практически взлетая по ступеням. Никогда она не чувствовала себя настолько сильной и энергичной.
Она думала - это восхождение затянется надолго, но на восемьдесят четвёртый этаж она пришла быстрее чем думала.
Этаж был покрыт растительностью полностью. На ступенях росла трава и цвели полевые цветы, а перила обвивали лианы. Из стен пробивались ветви.
Дверь была затянута мхом. Она легко открылась.
Снова она оказалась на крыльце и её ожидал ЛИСТИК. Вот только окружающий пейзаж стал совершенно ужасающим.
Было темно. Общежитие и окружающие дома стояли с зияющими чёрными провалами вместо окон. Земля была абсолютно голой и чёрной, деревья выглядели иссохшими.
Дул сильный ветер и было холодно.
ЛИСТИК нетерпеливо просигналил ей.
Она подошла к автобусу и поёжилась. Он выглядел зловеще, сильно потрёпанным. Его окна были абсолютно черны и непонятно что там было внутри. На месте маршрута было написано «84 этаж - депо. Автобус дальше не идёт.»
Она вошла. На водительском сиденье сидел мёртвый олень. По салону были раскиданы части тел манекенов.
«Для оплаты проезда, пожалуйста, соблюдайте тишину. Молчание - золото».
Автобус тронулся как только она зашла.
Они ехали по белой пустоши. Иногда, в этом белом пространстве, совершенно спонтанно возникали однотипные многоэтажные дома с чёрными пустыми окнами.
Автобус остановился возле здания суда. Как только она вышла, ЛИСТИК развалился на куски, превратившись в кучу билетов, которые мгновенно подхватил и разметал ветер.
Салли направилась к зданию суда. Раньше она была тут всего один раз. В реальности, это здание было ухоженным, с газоном и стрижеными рядами декоративных кустарников. Здесь, в иллюзорном мире - всё выглядело старым и заброшенным. Вокруг был мёртвый дикий лес с хаотичным расположением деревьев.
Лестница в здание была частично разбита.
Только зайдя внутрь, она оказалась в зале театра. В центре была сцена. На сцене стоял длинный стол и на одном из стульев сидела огромная демоническая крыса будто созданая тенями.
У «крысы» были красные глаза и тело, похожее на человеческое. Она сидела, раскачиваясь на стуле и закинув длинные ноги на стол.
«Крыса», увидев её, махнула рукой.
— Присаживайся, дорогая. Ты не можешь пропустить это шоу.
Салли, прежде напряжённая встречей с демоном, выдохнула. Этот голос принадлежал тому кто говорил с ней по прибытию сюда.
Она подошла ближе. На столе, перед демоном стояла табличка «свидетель 1». Ей предлагалось занять другое место с табличкой «свидетель 2».
Она заняла своё место. Зазвучал невидимый оркестр и в зале погас свет.
Источник света остался лишь на сцене, спрятанный за белой зановесью. Она однажды видела что-то подобное - это был театр теней. Знакомые тёмные силуэты появились на сцене и зазвучали знакомые голоса, звучавшие чересчур экспрессивно и театрально.
— О нет, ей пятнадцать лет. Она беременна. Что скажет мать?
Салли сжала подлокотник стула.
— Какой позор! Какой разврат! И кто отец?
— Ребёнок мёртв в утробе. Отравлен ядом, что сварила эта потаскуха. Его мы вынимать не будем. Пусть труп отравит изнутри свою убийцу!
— Пусть свой позор возьмёт с собой под землю!
— Увы. Она жива и чувствует себя прекрасно. Исторгла мёртвый плод. Клевещет на отца.
— Какой отец по счёту? Родной её отец был неизвестен до сих пор.
— Он не родной, его в дом привела Диана.
— Девчёнка говорит, что под него легла, его желая. И не было насилья. Но ему - один итог - тюрьма.
— Зачем она сказала? Ей любо, видимо разрушить жизнь мужчине.
Свет померк и вновь загорелся. Декорации поменялись.
Послышался истеричный голос Дианы:
— Мою любовь посмела ты разрушить! Он был моим!
Салли услышала свой голос: насмешливый и издевательский:
— Ты знала с самого начала - он вожделел дитя. Пустила ты его к нам на порог и я испила чашу с болью и отчаяньем. И ненавидишь меня вовсе не за кражу. А за позор, которым я тебя покрыла. И всех кто в этом доме жил. Я пала - вы падёте следом.
Силуэт матери хватает нож.
— Так сдохни.
— В глаза тебе бросаю едкий порошок. И ухожу отсюда.
Снова смена декораций.
Звучит голос Салли: яростный и отчаяный.
— Я рассчитала всё. Я всех втянула в яму. Но лишь одна лежу в гробу! Закон решил - меня закрыть в безумия дому!
Мне в спину прилетел поганый камень. Как в спину беглого раба.
Я не смогла все риски просчитать. И проиграла всё.
Сцена погасла. Зазвучали бурные аплодисменты. В зале зажёгся свет.
Салли разжала руки и почувствовала боль в ладонях. Ногти оствили на коже багровые следы.
— Ты однако, плохой шахматист Салли, — сказал демон — Хотя что могла ещё придумать пятнадцатилетняя девочка доведённая до безумия и отчаянья?
— Я ничего не просчитывала. Я хотела всех уничтожить. Кто знал, что у этого любителя пятнадцатилетних девочек окажется сильная крыша? На мою мать в последние годы клевал уж совершенно никому ненужный и неприкаяный сброд.
— Тогда я впервые сказала правду, — добавила Салли — Но мне никто не поверил.
В этот же миг раздался жуткий треск, дверь, разделяющая её и монстров полыхнула огнём. Она вскочила и побежала вверх. Взади раздался рёв и грохот.
Ей казалось, кто-то рычал прямо возле уха, клацал зубами около ног. Она чувствовала чужое тяжёлое дыхание рядом. Но не обернулась. У неё был талант убегать и игнорировать проблемы. Хоть в этот раз он пригодился.
Миновать три лестничных пролёта бегом, оказалось трудной задачей. Эй, она уже мертва, так почему она чуть не сдохла второй раз во время безумного забега?
Дверь двадцать восьмого этажа сама распахнулась перед ней, а затем с грохотом захлопнулась за спиной. Наступила тишина.
Она лежала в коридоре четвёртого этажа на полу и пыталась отдышаться. Она даже не задавалась вопросом, почему оказалась снова в общежитии, хотя была в психушке. Это уже было само собой разумеющимся.
Дверь тихо приоткрылась. Салли аккуратно подползла, заглядывая, что происходит снаружи и увидела, что лестница обрушилась и прямо за дверью раззверзлась тёмная бездна.
Но она не задалась вопросом как ей подниматься дальше, если лестницы нет. Здесь всё было условным.
Она осмотрелась и увидела, что открыта дверь запасного выхода.
Она снова вышла на крыльцо общежития.
Уже наученая опытом, она сразу пошла к остановке, где стоял автобус.
Он следовал с 28 этажа на 34. Без остановок.
Она посмеялась со своего наивного убеждения вначале пути, что сможет считать этажи. Как бы не так! Как вообще это работает?!
Она вошла в салон. Водителя не было на его месте. Манекены изменили цвет. Теперь они были не грязно-белые, а красные и закрывали уши. Пол салона был перемазан субстанцией, похожей на кровь.
«Это не кровь! Не кровь!» — Убеждала себя Салли.
«Для оплаты проезда, пожалуйста, закройте глаза»
Глава 4
Это была девочка. Она была на два года старше и совсем не похожа на Салли. Её звали Марин и она любила рассказывать всякие небылицы. Про то, что можно приходить в школу в чём хочешь, про то, что родители ни разу в жизни её не били, о том, что у неё есть ТОТ САМЫЙ набор разноцветных ручек с блёстками, который лежал в канцелярском магазине за стеклом.
У неё было много игрушек и красивые платья. И конфеты…дурацкие, сладкие, ядовитые конфеты.
— Ха, я не буду с тобой гулять. Вали домой и гуляй там с кем хочешь, — Сказала Салли, когда Марин подошла к каруселям. Салли была тут со своими друзьями, и им не нужна была столичная фифа.
Когда приезжала Марин, мать становилась ласковой и заботливой, пускала пыль в глаза. Перед приездом Марин, она заставляла Салли драить дом как будто приезжала проверка из санэпидемстанции.
Это не добавляло Салли сестринской любви.
Было хорошо когда мать и Марин встречались где-то вне дома. Тот мужик, Персифаль устраивал им встречу в отеле и Салли никогда не приходилось таскаться на эти встречи (Её попросту туда не звали).
Девочка обижено смотрела на неё.
— Но Салли. Я долго уговаривала отца, что бы он мне разрешил с тобой видется.
— Зачем? У тебя, в твоей столице, есть сёстры. И братья. И друзья. Вот с ними и водись, — холодно ответила Салли. При упоминании «отца» она почувствовала желание ударить Марин.
— Но ты тоже моя сестра. И я хочу с тобой дружить.
— А я не хочу с тобой дружить. И мы с тобой не сёстры. Мы даже не похожи.
Салли высунула язык.
Марин - надоедливая девчёнка.
— Да, вы не похожи — поддержали друзья Салли.
Но у «столичной фифы» был туз в рукаве. Вернее - в рюкзаке.
— А я хотела угостить вас конфетами, — заявила Марин — Мне папа купил. Но раз вы не хотите со мной гулять, я одна их съем.
Она хмыкнула, гордо вскинула подбородок и ушла на качели.
Среди рядов приятелей Салли прошли мятежные настроения. Продажные союзнички, при слове «конфеты», начали истекать слюнями.
Лидерство Салли, пошло крахом. Тут же нашлись другие желающие возглавить поход за вкусняшками. Им было глубоко плевать на разборки между сёстрами.
Они пошли выяснять, что за конфеты.
— Лесные Жители, — сказала Марин.
Салли поняла, что проиграла эту битву. «Лесные жители» продавались в уличных киосках поштучно и одна стоила как билет на автобус. А фантики от них, детвора активно коллекцианировала.
Приятели Салли окружили Марин как стая голодных чаек. Она достала из рюкзака пакет с конфетами и это бесстыдно заявляло о её богатстве (Для Салли крепкий столичный средний класс казался олигархами).
Салли, тем временем, убеждала себя, что ей не нужны чёртовы конфеты.
Но в конце концов, она сдалась.
Салли вспомнила эту историю, когда стояла на старой детской площадке.
Светило солнце, зеленела листва на деревьях. Всё было такое яркое и тёплое. Небо было голубым. Отовсюду звучали детские голоса, но самих детей не было. Это был фантом.
Автобус высадил её прямо возле дома. Знакомый двор, где она не появлялась уже года четыре. Здесь всё до мелочей было как раньше.
Это вызвало ностальгический укол в сердце.
Во дворе всё также ярко цвели бархатцы.
Салли подошла к подьезду своего дома. Дом был старый, деревянный, косой на один бок.
Здесь жила её мать.
Она не хотела туда заходить.
Но всё же, на двери была цифра «34». Номер её дома был двенадцать, а значит цифра обозначала номер этажа.
Салли зашла в тёмный подьезд, поднялась на второй этаж. Дверь в квартиру была открыта.
Вид родных стен вызвал желание поскорей убраться отсюда. В отличии от улицы, дом казался неприятным. Она снова, будто наяву почувствовала тяжёлый алкогольный дух въевшийся в стены.
Куча хлама в коридоре, облезлая шуба на крючке возле входа, целый ряд мужских и детских ботинок. Мамины сапоги, как будто она всё ещё дома.
Салли хотела повернуть назад, увидев сапоги. Но это было глупо. Дианы не может быть здесь. Может, появится бес в её обличии, но такую встречу она как-нибудь переживёт.
Приблизившись к кухне, она улышала голоса:
— Тридцать гапполо в этом месяце. Потребуешь больше и мне перестанет быть выгодна эта история. Я пойду в суд.
Это был голос Персифаля.
Голос Дианы отвечал:
— Я хочу видеть свою дочь иногда. Или плати мне больше.
— Я не собираюсь тебе препятствовать. Но сначала сдай все анализы в той клинике, адрес которой я тебе оставил в прошлый раз. Я дам тебе денег на обследование. Я не повезу к тебе свою дочь пока ты не докажешь, что больше не болеешь сифилисом.
Взади Салли послышался хлопок. Входная дверь открылась и закрылась сама по себе. Тихие шаги приблизились к кухне.
Вдруг Салли поняла, что мир вокруг стал меньше, а она больше не контролирует тело.
И эмоции.
Она затаив дыхание, подкралась к двери, держа булку хлеба в руках. Она видела тёмную высокую тень за стеклянной дверью кухни.
Тётя Карин, соседка, сказала, что приехал Персифаль.
Он наконец-то увидит её, увидит Салли и обязательно поймёт, что она его дочь. Они ведь так похожи!
Салли прятала его фотографию под подушкой и когда мама уходила на работу, доставала её и подходила к зеркалу.
Она долго выискивала среди черт его лица, похожие на её.
Если бы волосы Салли были не белые и не прямые. Если бы они были русые и слегка завивались как у него. Она ненавидела свои волосы, которым завидовали другие девочки в классе.
Он бы сразу понял, что она его дочь. И забрал бы её отсюда. Из этого дома, у этой женщины.
Дверь приоткрылась. Она увидела Персифаля. Эту встречу она ожидала четыре долгих года.
Он словно увидел таракана.
— А, тут твоё отродье вернулось. Не забудь сдать анализы и на него.
Он прижался к стенке и показательно брезгливо обошёл Салли по широкой дуге.
И добавил:
— Хоть бы одела свою оборванку нормально. Хотя, кому я это говорю? Суке, залетевшей от бомжа?
Он ушёл.
Салли в ступоре стояла в коридоре, сжимая булку хлеба. По её лицу стекал непрерывный поток слёз, а в душе разверзлись врата ада.
Эта была боль, пронзившая её от кончиков пальцев до сердца. Ей нечем было дышать, да она и не знала - стоит ли.
«Брось, милая. Этот утырок не худшее, что с тобой было».
Слабое утешение, но что ещё можно сказать отчаявшейся девочке?
Она вновь вернула контроль. Но так и осталась в теле маленькой семилетней девочки. Вместо буханки хлеба, в её руках было окровавленое сердце.
Оно билось и источало вонь. Она попыталась выбросить его, но оно срослось с её руками. Она чувствовала боль при попытке отковырять его.
Похоже на уродливый нарост. От него тянулись толстые сосуды, как провода. Они уходили в соседнюю комнату.
Это была спальня в те времена когда она была семилетней и когда у неё было всего два младших брата.
На её кровати лежала рамка с фотографией. Именно к ней тянулись сосуды.
Возле рамки лежал её старый блокнот с рисунками, который она давно потеряла, на котором было написано.
«Если сердце узрело правду - избавься от него».
Она взяла рамку. Это была та самая фотография Персифаля.
Она подошла к зеркалу, поднесла рамку к лицу и поняла, что они с этим человеком совсем не похожи. У него были черты лица Марин. Всё это время она принимала желаемое за действительное.
Салли бросила рамку с фоторафией на пол. Стекло разбилось, фотокарточка вылетела из рамки и истлела.
Она почувствовала, что на её плечи навалилась невыносимая усталость.
Она упала на пол, тяжело дыша.
Сердце - этот уродливый нарост, осыпался с её рук чёрной пылью. И больше не болел. Но как же ей было тяжело подняться.
Через некоторое время, она встала. Шатаясь, побрела к выходу. Вышла за дверь.
И опять попала на лестницу общежития. Выругалась когда увидела, надпись на стене.
«Истина любит сильных и выносливых. Миновать пятьдесят этажей - не слишком ли лёгкая задача для прозревших? Сначало будет тяжко, но позже, ты обретёшь свободу от усталости»
Она хотела лечь на эти ступени и остаться тут навсегда. Ей предлагалось миновать пятьдесят этажей!
Какой кошмарный садист придумал это?
Первый пролёт она преодолела ползком, второй - на коленях. Третий - уже на ногах, но очень медленно. Странно, но чем выше она поднималась, тем больше у неё появлялось сил. Хотя обычно - наоборот. Может в этом был какой-то смысл?
Последние двадцать этажей она преодолела практически взлетая по ступеням. Никогда она не чувствовала себя настолько сильной и энергичной.
Она думала - это восхождение затянется надолго, но на восемьдесят четвёртый этаж она пришла быстрее чем думала.
Этаж был покрыт растительностью полностью. На ступенях росла трава и цвели полевые цветы, а перила обвивали лианы. Из стен пробивались ветви.
Дверь была затянута мхом. Она легко открылась.
Снова она оказалась на крыльце и её ожидал ЛИСТИК. Вот только окружающий пейзаж стал совершенно ужасающим.
Было темно. Общежитие и окружающие дома стояли с зияющими чёрными провалами вместо окон. Земля была абсолютно голой и чёрной, деревья выглядели иссохшими.
Дул сильный ветер и было холодно.
ЛИСТИК нетерпеливо просигналил ей.
Она подошла к автобусу и поёжилась. Он выглядел зловеще, сильно потрёпанным. Его окна были абсолютно черны и непонятно что там было внутри. На месте маршрута было написано «84 этаж - депо. Автобус дальше не идёт.»
Она вошла. На водительском сиденье сидел мёртвый олень. По салону были раскиданы части тел манекенов.
«Для оплаты проезда, пожалуйста, соблюдайте тишину. Молчание - золото».
Автобус тронулся как только она зашла.
Они ехали по белой пустоши. Иногда, в этом белом пространстве, совершенно спонтанно возникали однотипные многоэтажные дома с чёрными пустыми окнами.
Автобус остановился возле здания суда. Как только она вышла, ЛИСТИК развалился на куски, превратившись в кучу билетов, которые мгновенно подхватил и разметал ветер.
Салли направилась к зданию суда. Раньше она была тут всего один раз. В реальности, это здание было ухоженным, с газоном и стрижеными рядами декоративных кустарников. Здесь, в иллюзорном мире - всё выглядело старым и заброшенным. Вокруг был мёртвый дикий лес с хаотичным расположением деревьев.
Лестница в здание была частично разбита.
Только зайдя внутрь, она оказалась в зале театра. В центре была сцена. На сцене стоял длинный стол и на одном из стульев сидела огромная демоническая крыса будто созданая тенями.
У «крысы» были красные глаза и тело, похожее на человеческое. Она сидела, раскачиваясь на стуле и закинув длинные ноги на стол.
«Крыса», увидев её, махнула рукой.
— Присаживайся, дорогая. Ты не можешь пропустить это шоу.
Салли, прежде напряжённая встречей с демоном, выдохнула. Этот голос принадлежал тому кто говорил с ней по прибытию сюда.
Она подошла ближе. На столе, перед демоном стояла табличка «свидетель 1». Ей предлагалось занять другое место с табличкой «свидетель 2».
Она заняла своё место. Зазвучал невидимый оркестр и в зале погас свет.
Источник света остался лишь на сцене, спрятанный за белой зановесью. Она однажды видела что-то подобное - это был театр теней. Знакомые тёмные силуэты появились на сцене и зазвучали знакомые голоса, звучавшие чересчур экспрессивно и театрально.
— О нет, ей пятнадцать лет. Она беременна. Что скажет мать?
Салли сжала подлокотник стула.
— Какой позор! Какой разврат! И кто отец?
— Ребёнок мёртв в утробе. Отравлен ядом, что сварила эта потаскуха. Его мы вынимать не будем. Пусть труп отравит изнутри свою убийцу!
— Пусть свой позор возьмёт с собой под землю!
— Увы. Она жива и чувствует себя прекрасно. Исторгла мёртвый плод. Клевещет на отца.
— Какой отец по счёту? Родной её отец был неизвестен до сих пор.
— Он не родной, его в дом привела Диана.
— Девчёнка говорит, что под него легла, его желая. И не было насилья. Но ему - один итог - тюрьма.
— Зачем она сказала? Ей любо, видимо разрушить жизнь мужчине.
Свет померк и вновь загорелся. Декорации поменялись.
Послышался истеричный голос Дианы:
— Мою любовь посмела ты разрушить! Он был моим!
Салли услышала свой голос: насмешливый и издевательский:
— Ты знала с самого начала - он вожделел дитя. Пустила ты его к нам на порог и я испила чашу с болью и отчаяньем. И ненавидишь меня вовсе не за кражу. А за позор, которым я тебя покрыла. И всех кто в этом доме жил. Я пала - вы падёте следом.
Силуэт матери хватает нож.
— Так сдохни.
— В глаза тебе бросаю едкий порошок. И ухожу отсюда.
Снова смена декораций.
Звучит голос Салли: яростный и отчаяный.
— Я рассчитала всё. Я всех втянула в яму. Но лишь одна лежу в гробу! Закон решил - меня закрыть в безумия дому!
Мне в спину прилетел поганый камень. Как в спину беглого раба.
Я не смогла все риски просчитать. И проиграла всё.
Сцена погасла. Зазвучали бурные аплодисменты. В зале зажёгся свет.
Салли разжала руки и почувствовала боль в ладонях. Ногти оствили на коже багровые следы.
— Ты однако, плохой шахматист Салли, — сказал демон — Хотя что могла ещё придумать пятнадцатилетняя девочка доведённая до безумия и отчаянья?
— Я ничего не просчитывала. Я хотела всех уничтожить. Кто знал, что у этого любителя пятнадцатилетних девочек окажется сильная крыша? На мою мать в последние годы клевал уж совершенно никому ненужный и неприкаяный сброд.
— Тогда я впервые сказала правду, — добавила Салли — Но мне никто не поверил.
