– Полагаю, брат Эрик в молодости не тратил время на доказательства очевидных любому дураку фактов, – проворчал капеллан. – Сегодня он сомневается в словах старших братьев, а завтра что - начнет придираться к Наставлениям?
"Великая Мать, помоги мне. Я принесу тебе лучшие дары, золото, шелк, самоцветы возложу на твой алтарь. И кровь. Я принесу тебе горячую кровь… "
Послушник вышел из сарая, появившийся следом воин выглядел удивленным, но на лице самого мужчины ничего нельзя было прочесть. Он встал перед столом, поклонился.
– Разрешите мне сказать, что я сумел выяснить, отец Эрик.
– Говори, – бросил тот, подавив зевоту.
– Корова эрла Коллахана была отравлена простыми человеческими руками, без всякого колдовства.
Над площадью повисла тишина.
– Это ложь! – выкрикнул капеллан. – Вы сами видите черную гниль - это скверна!
– Что ты можешь знать, мальчишка! – вторил ему управляющий.
Послушник молча слушал их. Инквизитор вновь стукнул по столу, и оба замолчали.
– Да, я пока знаю немного, – сказал послушник, смиренно склонив голову. – Мне многому предстоит еще учиться, но что я усвоил хорошо, так это действие на любое живое существо разрыв-травы, собранной в полночь на убывающую луну. Я проверил запасы сена, мало ли, вдруг с покосом не успевали, работали в ночь, не знали, чего опасаться, мало ли как бывает. Но нигде не нашел ни былинки, зато в кормушке было это…
Авила не видела стебель, который он протянул через стол старику, но могла представить, как он выглядит. Тонкий, ломкий, и темный, будто тлел в костре, но не сгорел.
– Это ведьма ее подложила! – не сдавался управляющий.
Послушник хмыкнул.
– Судя по отпечаткам в грязи на полу хлева, у той ведьмы были либо деревянные башмаки прислуги, либо она ходила босиком, как отец-капеллан.
Авила окончательно перестала понимать, что происходит. Она смотрела то на эрла Коллахана, снова зашедшегося в приступе кашля, то на управляющего, круглое лицо которого покраснело от гнева, как яблоко по осени, то на отца Эрика, который чему-то улыбался.
Она почувствовала, как стражи отпустили ее. Тот, что был по левую руку, потянулся за мечом.
– Лжец! – кричал мужчина в серой рясе. – Подлый лжец! Ты знаешь, что это скверна! Ты, слуга Пламени, лжешь, чтобы обелить проклятую ведьму!
Люди эрла переглядывались, но тот все еще кашлял, скорчившись в кресле, и не мог ни прекратить свару, ни раздать указания. Из раззявленного в спазме рта сочилась кровь. Выглядело это ужасно.
– В чем моя ложь? – спокойно спросил послушник.
– Лжец! Предатель! – взревел капеллан и бросился на него.
В руке взбесившегося священника блеснул нож.
Послушник увернулся играючи, отступил, развернулся, схватил противника за шкирку и с силой встряхнул.
Люди эрла уже обнажали оружие.
Стражи отпихнули Авилу, выступая вперед, и та упала в грязь, неловко дернув связанными руками. Быстро поползла спиной вперед, отталкиваясь от каменной мостовой каблуками сапог. Не хотелось попасть под ноги дерущимся.
– Прекратить! – громом разнесся над двором голос отца Эрика.
И все вправду замерли.
Авила даже себе никогда не призналась бы, но в этот момент она была рада, что мерзкие фаррадийцы слушаются своих жрецов, как овцы пастуха.
Суд закончился быстро. После того, как капеллана и управляющего скрутили воины в черном, а Авила успела злорадно подумать, что теперь они займут место в подвале вместо нее, инквизитор зачитал приговор.
Так как доказано, что девица - ведьма, но не доказано, что она совершила злонамеренное колдовство, по данному делу необходимо дополнительное разбирательство, а значит, девица подлежит аресту и дальнейшему препровождению в обитель светлейшей Кларенсы, что в пригороде Бравена.
Послушник подвел ее к комиссии, достал кинжал. Авила вскинула руки, пытаясь защититься, но он лишь разрезал путы на ее запястьях. Старик передал ему шкатулку. На черном бархате лежала пара браслетов, с виду вполне походивших на украшение работы провинциального ювелира, если бы не миниатюрные замочки, и ключ к ним.
В тот момент, когда браслеты защелкнулись на ней, Авила почувствовала, словно ее замуровали в камне. Холодном и непроницаемом. Она никогда не видела мир таким выхолощенным, пустым - это было как лишиться зрения или слуха.
Погруженная в ощущения, она не сразу поняла, что стоящий все еще слишком близко послушник пристально смотрит на нее. Взгляд серых глаз прошелся по разорванной рубахе, едва прикрывающей тело, в нем не было похотливой жадности, как у стражников, но Авила почему-то ощутила жгучий стыд и ссутулилась, скрещивая руки на груди. Послушник нахмурился, отвернулся и окинул взглядом собравшихся людей. Ей показалось, что он чем-то насторожен. А потом мужчина неожиданно снял свой черный плащ и накинул ей на плечи.
– Идем, – приказал он.
И, чтоб не мешкала, крепко взял ее за плечо. Она содрогнулась, представив, как вернется в подвал, чтобы составить компанию капеллану и управляющему, но мужчина подтолкнул ее в противоположную сторону.
Под любопытными взглядами толпы он провел ее через двор, открыл тяжелую дверь башни.
Внутренности этого и с виду неказистого жилища по виду мало чем отличались от "удобств" подвала, в котором Авиле уже довелось погостить. Пол здесь был покрыт соломой, в воздухе повис кухонный чад - угли да горящий жир, перемешанный с запахами псины и многолетней пыли. Окошки здесь были не больше, чем в темнице, и Авила тут же споткнулась обо что-то впотьмах, едва не упала. Ее схватили за локоть и подтолкнули к лестнице. Карабкаться на ступени пришлось совсем уж в темноте. Она не расшибла себе голову лишь благодаря послушнику.
Он привел ее в широкую горницу, выделенную гостям. Здесь посреди пола валялись их разворошенные дорожные сумы. Само помещение наводило тоску - голые каменные стены, широкие скамьи из грубо оструганных досок вдоль стен, у одной из них - стол. Пара служанок как раз застилала две лавки соломенными тюфяками, и Авила с ужасом поняла, что так здесь, выходит, и спят. Девицы обернулись на вошедших, встретили мужчину кокетливыми взглядами. Не знают, что ли, дурочки, что дикарские монахи все поголовно кастраты? Хотя, если этот еще послушник, может, и не успели ему там самое важное отхватить…
– Благослови, брат! – воскликнула одна, спеша заступить послушнику дорогу.
Она поклонилась, во всей красе демонстрируя нескромный вырез платья и полную грудь. Даже усталость и страх не помешали Авиле от всей души возмутиться происходящим.
Но мужчина с безмятежным видом достал из-за ворота амулет с Пламенем, положил служанке руку на голову, потом сунул под нос - она схватила обеими руками и поцеловала. Мерзость какая! А за ней поспешила вторая, и ритуал повторился.
– Благодарим тебя, брат!
– Словами не отделаетесь, – усмехнулся послушник. – Нам бы потолковать с глазу на глаз.
Они переглянулись и захихикали.
– Перед повечерием хозяин дает нам отдых.
– Хорошо, обязательно подойду.
Они скрылись за дверью, и Авила подумала, что в доме матери с таких наглых тварей, глазеющих на мужчин, давно бы шкуру спустили, и правильно сделали.
А потом сообразила, что вообще-то осталась наедине с инквизитором. Тот уже не улыбался, стоял и смотрел на нее колючим нечитаемым взглядом. Вот, опять чуть нахмурил брови, губы поджал - понятное дело, ему общество ведьмы не нравится так же.
– Садись, – он указывал на скамью напротив узкого окошка.
Она послушно села, зябко кутаясь в плащ. Послушник достал из сумы свернутые листы и походную чернильницу, принялся не спеша раскладывать рабочее место на краю стола. Из-за оконного света Авила могла видеть лишь темный силуэт, и догадалась, что это неспроста. Он сел напротив, приготовившись писать - лица не видно, оно оказалось в тени.
– Нужно провести опрос, так полагается по предписаниям. Помни, что ты ни в чем не обвиняешься и можешь говорить спокойно - ты под арестом, но и под защитой Ордена. Тот, кто надел браслеты, несет за тебя ответственность до момента передачи дела ответственному лицу в обители.
Она мало что поняла, но кивнула.
– Как тебя зовут?
– Авила.
– А полное имя? Какого ты рода?
– Я бездарная.
Это ведь не ложь? Ну, почти. Даже если проверит, не поймет, в чем подвох. Умеют же они это как-то проверять? Или нет?
Авила впервые искренне пожалела, что плохо слушала учителей, и мало что знает о фаррадийских псах и их проклятой службе.
– Сколько тебе зим?
Она растерялась:
– Лет? Восемнадцать…
– Как ты оказалась здесь?
– Из дома сбежала. Путешествовала.
Даже против света она заметила, что послушник, наверное, удивился - он смотрел на нее несколько мгновений и молчал.
– И какова была цель?
Хороший вопрос. Она могла лишь плечами пожать, давая себе мгновение на размышление.
– Хотела посмотреть… как здесь вообще.
– И как? – сухо усмехнулся он. – Понравилось?
Вопросов было много и обо всем подряд, от ее родных земель до свойств колдовства. А еще - они повторялись. Послушник трижды спросил ее про возраст, а про то, как она тут очутилась - раз пять. Авила отвечала теми же, общими словами, где-то недоговаривала, где-то говорила так, чтобы это была правда - но без важных уточнений. Она все больше нервничала и невольно теребя холодящие запястья браслеты, думала - а правильно ли делает? Послушник записывал ответы, никак на них не реагируя. Не понятно, все ли его устраивает. Тон беседы спокойный, но неизвестно, что за ним стоит. Вряд ли он станет бить ее прямо здесь, в жилой комнате? Или ему все равно?
– Посещала ли ты какие-нибудь места в наших землях? Какие?
Тоже не первый раз спрашивает. Авила опять рассказала про заброшенный храм, пару пастбищ, заросший колодец. Лес, в конце концов.
Бесшумно отворилась дверь и вошел старик. Послушники задал еще пару вопросов и объявил, что закончил.
– Тогда зови девиц, пусть стол накрывают, – распорядился старик. – Мне еще, выходит, повечерню здесь вести, раз уж сам приказал посадить капеллана под замок. Вот же, чтоб его…
В замке царило пугающее затишье. Со двора не слышался лай собак, не было людских голосов и звуков, сопровождающих обычно повседневный быт.
– Дело серьезное, – говорил старик, уплетая за обе щеки краюху хлеба и кусок колбасы. – Вряд ли это настоящая ересь и покушение на умы прихожан, скорее уж здесь есть корыстный интерес. Но такой наглый подлог мне редко доводилось видеть. Ничего, за пару-тройку дней во всем разберусь, даст Пламенеющий сил, порядок наведу.
– Редко, но значит, все же бывало? – спросил послушник.
В комнате, отведенной дорогим гостям, они сидели втроем. Двое инквизиторов и ведьма, за одним столом. Накрыли им отдельно, но, насколько Авила могла понять - по-богатому. Даром что снедь выглядела так, что нужно было бы серьезно оголодать и полностью потерять брезгливость, прежде чем она сможет вызывать аппетит. Засаленные деревянные тарелки и плошки. Много серого хлеба. Каша неизвестного происхождения, нарезанная ломтями. Мелкая вареная репа, мелкие луковицы, какая-то трава. Варево прямо в котелке, где, судя по запаху, было какое-то мясо, но по виду это нельзя было понять. Нечто, порубленное и превращенное в темную, пахнущую непонятно чем колбасу.
Старый инквизитор напоминал Авиле паука, когда принимался шарить тощими руками по накрытому бедняцкой снедью столу, прикидывая, что бы еще отправить в ненасытную утробу. Схватил луковицу, с хрустом откусил.
– Мальчик мой, – ответил он, причавкивая, – нет такой подлости, на которую не способна человеческая натура, уверенная в своей безнаказанности. Тебе следует всегда держать это в голове, если хочешь дожить до моих лет. Ну, и кушать надо, когда дают. Просто представь, что это последняя твоя трапеза на будущую седмицу и наворачивай, сколько сможешь.
Послушник хмыкнул и покачал головой, словно это была какая-то известная им двоим невеселая шутка.
Авила подумала, что кошмарный сон каким-то образом превратился в фарс, но от этого не стал менее пугающим.
– Арестованная! – гаркнул старик.
Авила вздрогнула. Черный инквизиторский плащ соскользнул с плеч, и она поспешила завернуться в него вновь.
– Хватит браслеты щупать! Все равно не снимешь! И не пытайся!
Сама того не замечая, она раз за разом она теребила браслеты, весело позвякивающие замочками. Железо крепкое, голыми руками не сломать. Отчаяние было беспросветным.
На глаза навернулись слезы.
– Все закончилось.
Авила подняла голову. Послушник сидел напротив и, чуть наклонившись, пытался поймать ее взгляд.
– Все закончилось, – повторил он. – Все хорошо. Теперь тебе никто не причинит вреда, понимаешь?
Тон голоса, то ли раздражение, то ли раздосадованный, доверия не вызывал. Он говорил четко и медленно, будто объяснял маленькому ребенку.
Авила невольно оскалилась в ответ.
Ничто не может быть хорошо, этот пес отобрал ее магию!
Мужчина на мгновение прикрыл глаза, медленно выдохнул.
– Не бойся нас, – неожиданно мягко попросил он.
Она кивнула. Сморгнула слезы и невольно залюбовалась его строгим лицом и холодными серыми глазами. И что такой красавец нашел в рабском служении злобному людоедскому божку? Чего ради решил отдать ему всю оставшуюся жизнь? Поистине огромное упущение, что этот человек родился на грязной дикарской земле и унаследовал глупые верования своих предков. Будь он ривалонцем, его ждало бы совсем иное будущее. Даже плохой воин, но с таким лицом и статью, все равно мог бы возвыситься при дворе Королевы-Матери.
Было видно, что мужчина сдерживается. Пытается хорошо отыграть роль добренького святоши. Взгляд его выдавал - тяжелый, неприязенный. Авила внезапно поняла, что не нужно спорить. Раз это игра, стоит подыграть.
– Да, я все понимаю, – тихо ответила она.
Мужчина двинул по столу деревянную тарелку, в которую наложил всего понемногу.
– Ну же, давай, поешь хоть немного, расслабься и отдохни. Ты измотана, а путь нас ждет неблизкий.
Вспомнилось, что у фаррадийцев есть какой-то смешной ритуал. Они верят, что если угостил кого-то, а тот принял угощение, то это что-то вроде негласного мирного договора. Ты не станешь делать зло тому, с кем делил трапезу.
– Благодарю вас, – сказала Авила, принимая тарелку.
Есть не хотелось. Ее все еще тошнило от пережитого страха, пальцы чуть заметно дрожали. К тому же, от вида этой пищи, которой только свиней кормить, аппетита не прибавлялось. Но Авила мужественно взяла твердый, как камень, кусок хлеба и откусила. Покосилась на мужчин. Старик, развалившись на скамье, дожевывал еще одну луковицу. Послушник отодвинул от себя плошки и тарелки, разложил на столе пергаменты и сверял работу писарей. Авила не понимала, как эти бумаги могут хоть чего-то стоить, да и вникать не хотелось.
За окошком виднелось хмурое небо. Тусклый дневной свет постепенно гас, уступая место сумеркам.
"Интересно, а ночевать они меня в подвал отправят?"
В сумерках послушник разжег лампы, чадящие черным вонючим дымком, и ушел, оставив Авилу наедине со стариком. Она с трудом сдержала усмешку, зная, куда он собрался. И раньше-то любому разумному было ясно, что святоши - просто лицемеры, прикрывающие грязные дела красивыми словами, но этот мужчина вообще, похоже, ничего не стеснялся.
"Великая Мать, помоги мне. Я принесу тебе лучшие дары, золото, шелк, самоцветы возложу на твой алтарь. И кровь. Я принесу тебе горячую кровь… "
Послушник вышел из сарая, появившийся следом воин выглядел удивленным, но на лице самого мужчины ничего нельзя было прочесть. Он встал перед столом, поклонился.
– Разрешите мне сказать, что я сумел выяснить, отец Эрик.
– Говори, – бросил тот, подавив зевоту.
– Корова эрла Коллахана была отравлена простыми человеческими руками, без всякого колдовства.
Над площадью повисла тишина.
– Это ложь! – выкрикнул капеллан. – Вы сами видите черную гниль - это скверна!
– Что ты можешь знать, мальчишка! – вторил ему управляющий.
Послушник молча слушал их. Инквизитор вновь стукнул по столу, и оба замолчали.
– Да, я пока знаю немного, – сказал послушник, смиренно склонив голову. – Мне многому предстоит еще учиться, но что я усвоил хорошо, так это действие на любое живое существо разрыв-травы, собранной в полночь на убывающую луну. Я проверил запасы сена, мало ли, вдруг с покосом не успевали, работали в ночь, не знали, чего опасаться, мало ли как бывает. Но нигде не нашел ни былинки, зато в кормушке было это…
Авила не видела стебель, который он протянул через стол старику, но могла представить, как он выглядит. Тонкий, ломкий, и темный, будто тлел в костре, но не сгорел.
– Это ведьма ее подложила! – не сдавался управляющий.
Послушник хмыкнул.
– Судя по отпечаткам в грязи на полу хлева, у той ведьмы были либо деревянные башмаки прислуги, либо она ходила босиком, как отец-капеллан.
Авила окончательно перестала понимать, что происходит. Она смотрела то на эрла Коллахана, снова зашедшегося в приступе кашля, то на управляющего, круглое лицо которого покраснело от гнева, как яблоко по осени, то на отца Эрика, который чему-то улыбался.
Она почувствовала, как стражи отпустили ее. Тот, что был по левую руку, потянулся за мечом.
– Лжец! – кричал мужчина в серой рясе. – Подлый лжец! Ты знаешь, что это скверна! Ты, слуга Пламени, лжешь, чтобы обелить проклятую ведьму!
Люди эрла переглядывались, но тот все еще кашлял, скорчившись в кресле, и не мог ни прекратить свару, ни раздать указания. Из раззявленного в спазме рта сочилась кровь. Выглядело это ужасно.
– В чем моя ложь? – спокойно спросил послушник.
– Лжец! Предатель! – взревел капеллан и бросился на него.
В руке взбесившегося священника блеснул нож.
Послушник увернулся играючи, отступил, развернулся, схватил противника за шкирку и с силой встряхнул.
Люди эрла уже обнажали оружие.
Стражи отпихнули Авилу, выступая вперед, и та упала в грязь, неловко дернув связанными руками. Быстро поползла спиной вперед, отталкиваясь от каменной мостовой каблуками сапог. Не хотелось попасть под ноги дерущимся.
– Прекратить! – громом разнесся над двором голос отца Эрика.
И все вправду замерли.
Авила даже себе никогда не призналась бы, но в этот момент она была рада, что мерзкие фаррадийцы слушаются своих жрецов, как овцы пастуха.
Глава 3.1. Дознание и пустая болтовня
Суд закончился быстро. После того, как капеллана и управляющего скрутили воины в черном, а Авила успела злорадно подумать, что теперь они займут место в подвале вместо нее, инквизитор зачитал приговор.
Так как доказано, что девица - ведьма, но не доказано, что она совершила злонамеренное колдовство, по данному делу необходимо дополнительное разбирательство, а значит, девица подлежит аресту и дальнейшему препровождению в обитель светлейшей Кларенсы, что в пригороде Бравена.
Послушник подвел ее к комиссии, достал кинжал. Авила вскинула руки, пытаясь защититься, но он лишь разрезал путы на ее запястьях. Старик передал ему шкатулку. На черном бархате лежала пара браслетов, с виду вполне походивших на украшение работы провинциального ювелира, если бы не миниатюрные замочки, и ключ к ним.
В тот момент, когда браслеты защелкнулись на ней, Авила почувствовала, словно ее замуровали в камне. Холодном и непроницаемом. Она никогда не видела мир таким выхолощенным, пустым - это было как лишиться зрения или слуха.
Погруженная в ощущения, она не сразу поняла, что стоящий все еще слишком близко послушник пристально смотрит на нее. Взгляд серых глаз прошелся по разорванной рубахе, едва прикрывающей тело, в нем не было похотливой жадности, как у стражников, но Авила почему-то ощутила жгучий стыд и ссутулилась, скрещивая руки на груди. Послушник нахмурился, отвернулся и окинул взглядом собравшихся людей. Ей показалось, что он чем-то насторожен. А потом мужчина неожиданно снял свой черный плащ и накинул ей на плечи.
– Идем, – приказал он.
И, чтоб не мешкала, крепко взял ее за плечо. Она содрогнулась, представив, как вернется в подвал, чтобы составить компанию капеллану и управляющему, но мужчина подтолкнул ее в противоположную сторону.
Под любопытными взглядами толпы он провел ее через двор, открыл тяжелую дверь башни.
Внутренности этого и с виду неказистого жилища по виду мало чем отличались от "удобств" подвала, в котором Авиле уже довелось погостить. Пол здесь был покрыт соломой, в воздухе повис кухонный чад - угли да горящий жир, перемешанный с запахами псины и многолетней пыли. Окошки здесь были не больше, чем в темнице, и Авила тут же споткнулась обо что-то впотьмах, едва не упала. Ее схватили за локоть и подтолкнули к лестнице. Карабкаться на ступени пришлось совсем уж в темноте. Она не расшибла себе голову лишь благодаря послушнику.
Он привел ее в широкую горницу, выделенную гостям. Здесь посреди пола валялись их разворошенные дорожные сумы. Само помещение наводило тоску - голые каменные стены, широкие скамьи из грубо оструганных досок вдоль стен, у одной из них - стол. Пара служанок как раз застилала две лавки соломенными тюфяками, и Авила с ужасом поняла, что так здесь, выходит, и спят. Девицы обернулись на вошедших, встретили мужчину кокетливыми взглядами. Не знают, что ли, дурочки, что дикарские монахи все поголовно кастраты? Хотя, если этот еще послушник, может, и не успели ему там самое важное отхватить…
– Благослови, брат! – воскликнула одна, спеша заступить послушнику дорогу.
Она поклонилась, во всей красе демонстрируя нескромный вырез платья и полную грудь. Даже усталость и страх не помешали Авиле от всей души возмутиться происходящим.
Но мужчина с безмятежным видом достал из-за ворота амулет с Пламенем, положил служанке руку на голову, потом сунул под нос - она схватила обеими руками и поцеловала. Мерзость какая! А за ней поспешила вторая, и ритуал повторился.
– Благодарим тебя, брат!
– Словами не отделаетесь, – усмехнулся послушник. – Нам бы потолковать с глазу на глаз.
Они переглянулись и захихикали.
– Перед повечерием хозяин дает нам отдых.
– Хорошо, обязательно подойду.
Они скрылись за дверью, и Авила подумала, что в доме матери с таких наглых тварей, глазеющих на мужчин, давно бы шкуру спустили, и правильно сделали.
А потом сообразила, что вообще-то осталась наедине с инквизитором. Тот уже не улыбался, стоял и смотрел на нее колючим нечитаемым взглядом. Вот, опять чуть нахмурил брови, губы поджал - понятное дело, ему общество ведьмы не нравится так же.
– Садись, – он указывал на скамью напротив узкого окошка.
Она послушно села, зябко кутаясь в плащ. Послушник достал из сумы свернутые листы и походную чернильницу, принялся не спеша раскладывать рабочее место на краю стола. Из-за оконного света Авила могла видеть лишь темный силуэт, и догадалась, что это неспроста. Он сел напротив, приготовившись писать - лица не видно, оно оказалось в тени.
– Нужно провести опрос, так полагается по предписаниям. Помни, что ты ни в чем не обвиняешься и можешь говорить спокойно - ты под арестом, но и под защитой Ордена. Тот, кто надел браслеты, несет за тебя ответственность до момента передачи дела ответственному лицу в обители.
Она мало что поняла, но кивнула.
– Как тебя зовут?
– Авила.
– А полное имя? Какого ты рода?
– Я бездарная.
Это ведь не ложь? Ну, почти. Даже если проверит, не поймет, в чем подвох. Умеют же они это как-то проверять? Или нет?
Авила впервые искренне пожалела, что плохо слушала учителей, и мало что знает о фаррадийских псах и их проклятой службе.
– Сколько тебе зим?
Она растерялась:
– Лет? Восемнадцать…
– Как ты оказалась здесь?
– Из дома сбежала. Путешествовала.
Даже против света она заметила, что послушник, наверное, удивился - он смотрел на нее несколько мгновений и молчал.
– И какова была цель?
Хороший вопрос. Она могла лишь плечами пожать, давая себе мгновение на размышление.
– Хотела посмотреть… как здесь вообще.
– И как? – сухо усмехнулся он. – Понравилось?
Глава 3.2. Дознание и пустая болтовня
Вопросов было много и обо всем подряд, от ее родных земель до свойств колдовства. А еще - они повторялись. Послушник трижды спросил ее про возраст, а про то, как она тут очутилась - раз пять. Авила отвечала теми же, общими словами, где-то недоговаривала, где-то говорила так, чтобы это была правда - но без важных уточнений. Она все больше нервничала и невольно теребя холодящие запястья браслеты, думала - а правильно ли делает? Послушник записывал ответы, никак на них не реагируя. Не понятно, все ли его устраивает. Тон беседы спокойный, но неизвестно, что за ним стоит. Вряд ли он станет бить ее прямо здесь, в жилой комнате? Или ему все равно?
– Посещала ли ты какие-нибудь места в наших землях? Какие?
Тоже не первый раз спрашивает. Авила опять рассказала про заброшенный храм, пару пастбищ, заросший колодец. Лес, в конце концов.
Бесшумно отворилась дверь и вошел старик. Послушники задал еще пару вопросов и объявил, что закончил.
– Тогда зови девиц, пусть стол накрывают, – распорядился старик. – Мне еще, выходит, повечерню здесь вести, раз уж сам приказал посадить капеллана под замок. Вот же, чтоб его…
В замке царило пугающее затишье. Со двора не слышался лай собак, не было людских голосов и звуков, сопровождающих обычно повседневный быт.
– Дело серьезное, – говорил старик, уплетая за обе щеки краюху хлеба и кусок колбасы. – Вряд ли это настоящая ересь и покушение на умы прихожан, скорее уж здесь есть корыстный интерес. Но такой наглый подлог мне редко доводилось видеть. Ничего, за пару-тройку дней во всем разберусь, даст Пламенеющий сил, порядок наведу.
– Редко, но значит, все же бывало? – спросил послушник.
В комнате, отведенной дорогим гостям, они сидели втроем. Двое инквизиторов и ведьма, за одним столом. Накрыли им отдельно, но, насколько Авила могла понять - по-богатому. Даром что снедь выглядела так, что нужно было бы серьезно оголодать и полностью потерять брезгливость, прежде чем она сможет вызывать аппетит. Засаленные деревянные тарелки и плошки. Много серого хлеба. Каша неизвестного происхождения, нарезанная ломтями. Мелкая вареная репа, мелкие луковицы, какая-то трава. Варево прямо в котелке, где, судя по запаху, было какое-то мясо, но по виду это нельзя было понять. Нечто, порубленное и превращенное в темную, пахнущую непонятно чем колбасу.
Старый инквизитор напоминал Авиле паука, когда принимался шарить тощими руками по накрытому бедняцкой снедью столу, прикидывая, что бы еще отправить в ненасытную утробу. Схватил луковицу, с хрустом откусил.
– Мальчик мой, – ответил он, причавкивая, – нет такой подлости, на которую не способна человеческая натура, уверенная в своей безнаказанности. Тебе следует всегда держать это в голове, если хочешь дожить до моих лет. Ну, и кушать надо, когда дают. Просто представь, что это последняя твоя трапеза на будущую седмицу и наворачивай, сколько сможешь.
Послушник хмыкнул и покачал головой, словно это была какая-то известная им двоим невеселая шутка.
Авила подумала, что кошмарный сон каким-то образом превратился в фарс, но от этого не стал менее пугающим.
– Арестованная! – гаркнул старик.
Авила вздрогнула. Черный инквизиторский плащ соскользнул с плеч, и она поспешила завернуться в него вновь.
– Хватит браслеты щупать! Все равно не снимешь! И не пытайся!
Сама того не замечая, она раз за разом она теребила браслеты, весело позвякивающие замочками. Железо крепкое, голыми руками не сломать. Отчаяние было беспросветным.
На глаза навернулись слезы.
– Все закончилось.
Авила подняла голову. Послушник сидел напротив и, чуть наклонившись, пытался поймать ее взгляд.
– Все закончилось, – повторил он. – Все хорошо. Теперь тебе никто не причинит вреда, понимаешь?
Тон голоса, то ли раздражение, то ли раздосадованный, доверия не вызывал. Он говорил четко и медленно, будто объяснял маленькому ребенку.
Авила невольно оскалилась в ответ.
Ничто не может быть хорошо, этот пес отобрал ее магию!
Мужчина на мгновение прикрыл глаза, медленно выдохнул.
– Не бойся нас, – неожиданно мягко попросил он.
Она кивнула. Сморгнула слезы и невольно залюбовалась его строгим лицом и холодными серыми глазами. И что такой красавец нашел в рабском служении злобному людоедскому божку? Чего ради решил отдать ему всю оставшуюся жизнь? Поистине огромное упущение, что этот человек родился на грязной дикарской земле и унаследовал глупые верования своих предков. Будь он ривалонцем, его ждало бы совсем иное будущее. Даже плохой воин, но с таким лицом и статью, все равно мог бы возвыситься при дворе Королевы-Матери.
Было видно, что мужчина сдерживается. Пытается хорошо отыграть роль добренького святоши. Взгляд его выдавал - тяжелый, неприязенный. Авила внезапно поняла, что не нужно спорить. Раз это игра, стоит подыграть.
– Да, я все понимаю, – тихо ответила она.
Мужчина двинул по столу деревянную тарелку, в которую наложил всего понемногу.
– Ну же, давай, поешь хоть немного, расслабься и отдохни. Ты измотана, а путь нас ждет неблизкий.
Вспомнилось, что у фаррадийцев есть какой-то смешной ритуал. Они верят, что если угостил кого-то, а тот принял угощение, то это что-то вроде негласного мирного договора. Ты не станешь делать зло тому, с кем делил трапезу.
– Благодарю вас, – сказала Авила, принимая тарелку.
Есть не хотелось. Ее все еще тошнило от пережитого страха, пальцы чуть заметно дрожали. К тому же, от вида этой пищи, которой только свиней кормить, аппетита не прибавлялось. Но Авила мужественно взяла твердый, как камень, кусок хлеба и откусила. Покосилась на мужчин. Старик, развалившись на скамье, дожевывал еще одну луковицу. Послушник отодвинул от себя плошки и тарелки, разложил на столе пергаменты и сверял работу писарей. Авила не понимала, как эти бумаги могут хоть чего-то стоить, да и вникать не хотелось.
За окошком виднелось хмурое небо. Тусклый дневной свет постепенно гас, уступая место сумеркам.
"Интересно, а ночевать они меня в подвал отправят?"
Глава 4. Бессонная ночь и хмурое утро
В сумерках послушник разжег лампы, чадящие черным вонючим дымком, и ушел, оставив Авилу наедине со стариком. Она с трудом сдержала усмешку, зная, куда он собрался. И раньше-то любому разумному было ясно, что святоши - просто лицемеры, прикрывающие грязные дела красивыми словами, но этот мужчина вообще, похоже, ничего не стеснялся.
