- К чему эти дары, жена? - долетел до юноши высокий фальцет китайца. - Чьё внимание ты надеешься ими привлечь?
Гюльфем что-то ответила на это, но её слов Камал уже не расслышал. Глаза его были прикованы к миске, которую он держал в руках.
- Я могу исполнить поручение царя, не сходя с места, - прошептал он и призвал себе на помощь тёмные силы, потому что Аллах не внемлет тому, кто замышляет злодейство.
Закончив своё воззвание к Князю Тьмы, Камал начал действовать. Поспешно развязав мешочек с крысиным ядом, что принёс Сун Янг, он аккуратно высыпал часть его содержимого в кувшин с эликсиром, тряхнул им до полного растворения порошка и закрутил пробку. Затем выхватил из-за пояса кинжал, подцепил остриём малую толику порошка и присыпал им каштаны, медленно впитавшие яд.
Чуть позже в гостиную воротились Сун Янг и его жена со щепоткой колотого сахара в руке. Камал глянул, как она обсыпает им каштаны, и его чуть не стошнило в пиалу с остывшим зелёным чаем. Он не стал ждать, когда вернётся из мыльни Мансур, чтобы увидеть своими глазами, как гонец опустит в дорожную сумку кувшин с отравленным эликсиром и лакомство, пропитанное ядом. Неодолимая сила влекла его как можно дальше от этого гостеприимного жилища, которое он осквернил своим визитом.
Попрощавшись с хозяевами, Камал выскочил из лавки на людную улицу и поспешил домой.
В саду посольского дома он тщательно закопал свой кинжал с потемневшим от яда лезвием и кушак, с которым он соприкасался, взбодрил себя тремя чашечками свежесваренного кофе и помчался к царю, полный надежд на скорую свадьбу с Марджин.
Государь принял его, сгорая от любопытства. Нукеры уже донесли ему о том, что Камал посетил китайскую лавку, а также о приезде Мансура. Эти новости привели владыку в неописуемое волнение. Ему так не терпелось узнать все подробности, что когда появился Камал, он даже поднялся с трона ему навстречу.
- Всё сделано, повелитель! - с гордостью провозгласил Камал. - Почитайте, они уже покойники, жена вашего сына и внук. Ничто не спасёт их, ибо сам Азраил, Чёрный Ангел Смерти, состряпал для них своё кушанье.
Он рассказал всё, как было, не упустив ни одной детали.
- Какое счастье, что мне не придётся ехать в Алиф, и никто меня не заподозрит! - ликовал юноша.
- Конечно, - согласился царь, - никто не заподозрит тебя, Камал, пока мой сын не вспомнит, кто вскормил его малышу отравленные каштаны.
- Это будет няня Данияла, - не совсем уверенно произнёс Камал.
- И кто напоил его жену отравленным эликсиром, - продолжал государь таким ровным спокойным голосом, что Камалу стало слегка не по себе.
- Её служанка! - воскликнул он.
- Конечно, - снова согласился с ним царь, - эти женщины первыми вызовут подозрение, но мой сын скоро разберётся, что у них не было мотива убивать его жену и ребёнка. Как ты думаешь, когда цепочка его умозаключений дойдёт до Сун Янга, вспомнит ли этот китаец, что ты просил у него отравы для крыс в тот же час, когда в лавку заглянул скороход?
- Сун Янг никогда не выдаст меня! - вскричал юноша.
- А его жена? - лукаво прищурился царь. - А Мансур, у которого нет причин тебя выгораживать?
- Он не знает, зачем я приходил к Сун Янгу.
- Зато жена китайца знает.
- Я убью эту женщину! - завопил Камал, кидаясь к двери, но тут чьи-то сильные волосатые лапищи схватили его и пригнули к полу, заведя ему руки за спину так, что он не мог пошевельнуться.
С трудом приподняв голову, он увидел справа и слева от себя Хасана и Хусаима, крепко державших его с двух сторон.
- Ты никуда не пойдёшь, - сказал Аль-Шукрейн, склонившись над ним. - Труден лишь первый шаг, да, Камал? Теперь ты готов убивать всех подряд: и жену своего благодетеля, и самого благодетеля, если он попытается тебе помешать? Может, и меня, своего повелителя?
- Нет-нет, что вы такое говорите! Боже праведный!
Камал залился слезами. От нервного перенапряжения у него пошла носом кровь.
- Умоляю, отпустите меня, государь! - всхлипнул он, задыхаясь от слёз.
- Нет, дружочек мой. Я не могу тебя отпустить. Ты не умеешь держать себя в руках. Быть может, ты и на язык столь же невоздержан. Я выпущу тебя, а ты сболтнёшь кому-нибудь, как тебя вынудили отравить внука и невестку царя?
- Я буду молчать, государь! Я буду молчать!
- У тебя слишком слабые нервы, мой мальчик.
- Я убегу, владыка! Убегу туда, где меня никто не найдёт!
- Куда, глупыш?
- В Голконду, к моему другу Зигфару. Он зовёт меня на свадьбу, и я укроюсь в Голконде. Вы больше никогда обо мне не услышите.
Аль-Шукрейн на секунду задумался. На его тонких губах возникла коварная усмешка.
- Ты подсказал мне гениальную идею, Камал, как заманить моего сына в Индию. Благодарствую за неё, мой мальчик.
Он подал знак своим нукерам, и те живо извлекли из карманов своих шаровар чёрные шёлковые шнурки. Камал понял, что сейчас произойдёт и стал увёртываться с обезьяньей ловкостью, одновременно стараясь сбросить насевших на него с двух сторон палачей.
- Государь! Государь! - хрипел он перекошенным в смертельном ужасе ртом. - А как же ваше слово, владыка?
Аль-Шукрейн повернулся к нему со сладкой улыбкой на лице.
- Какое слово, малыш? - ласково спросил он.
- Вы обещали отдать мне Марджин.
Царь разразился демоническим смехом, ударившим по натянутым нервам Камала.
- И ты всерьёз думал, дурачок, что я отдам свою дочь за убийцу?
- Вы клятвопреступник и подстрекатель, - прошипел Камал, оставив бесполезную попытку вырваться из рук палачей. - Я проклинаю вас и буду ждать в преисподней...
Он не успел договорить, так как Хусаим, который был сильнее Хасана, вспрыгнул на плечи юноше и сломал ему шейные позвонки.
- Как ты чувствуешь себя, любимая? - с тревогой спросил Сарнияр, склонившись над постелью жены.
Сервиназ слабо улыбнулась и протянула ему обе руки.
- Уже лучше, мой лев, гораздо лучше.
Он прижал к губам её тонкие пальчики и нежно поцеловал.
- Скоро Мансур привезёт какой-нибудь чудо-бальзам от китайца, и ты окончательно поправишься. Он волшебник, этот Сун Янг, любимая!
- Я много слышала о нём, мой лев.
- Он чуть не стал мне врагом, но, несмотря на это, я доверяю ему больше, чем всем другим докторам.
Сервиназ сдвинула брови, и Сарнияр чмокнул её в образовавшуюся складку между ними.
- Как это понимать, мой лев? Ты доверяешь мою жизнь врагу?
- Не тревожься, любимая. Поверь, этот человек не меньше моего заинтересован в том, чтобы ты оставалась в добром здравии.
- Сколько же у тебя тайн, - погрозила ему пальчиком Сервиназ. - Но мужчины не должны быть загадочными, это женская особенность, мой лев. Вы и без того всё забрали себе.
- Оставив вам, женщинам, одно неоспоримое преимущество перед нами, - отметил Сарнияр.
- Какое же?
- Талант украшать нашу жизнь своим присутствием, любимая. Я так благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя, Сервиназ. Пусть наше знакомство состоялось в совсем не романтической обстановке, это не помешало мне стать счастливым рядом с тобой и нашими детьми.
- Я тоже безмерно счастлива с тобой, мой лев, - произнесла Сервиназ, склонив прелестную русую головку ему на плечо.
Прикрыв глаза, Сарнияр ласково, но настойчиво отыскал губами тёплые губы жены. Они слились в поцелуе, который не был пылким, так как это не соответствовало бы моменту, зато был исключительно трепетным и нежным.
Сарнияр придерживал голову Сервиназ рукой, перебирая пальцами её тонкие золотистые волосы. Ей было так хорошо и уютно в его объятиях, благоухающих сандаловым маслом, что она чувствовала, как предродовая слабость отступает перед силой их обоюдной любви. Он вытянул руку и нежно погладил её большой живот, ощутив, как тревожно закопошилось под его пальцами крохотное существо.
- Наш малыш разбушевался, - улыбнулся Сарнияр. - Наверняка это мальчик: уж очень сильно бьёт ножками. Возможно, хочет мне показать, что он такой же мужчина, как я.
- А может быть, он ревнует, мой лев, - предположила Сервиназ, - и ему не по вкусу, когда ты ласкаешь меня? Наверное, пока он у меня в утробе, ему не хочется ни с кем делить мою любовь.
- Если так, придётся ему привыкать уже сейчас, пока он у тебя в утробе, к тому, что любовь его матери принадлежит не только ему, но также и его отцу, сестре и братьям.
Царевич снова потянулся губами к её губам, но Сервиназ прижала к ним пальчик, и поцелуй пришёлся на него.
- Всё же дай этому ревнивцу успокоиться, мой лев, не то он и мне не даст покоя.
- Так и быть, мой ангел, уступим ему на этот раз, - согласился Сарнияр, и оба весело рассмеялись.
Царевич поднялся с постели жены и выглянул в распахнутое окно.
- Пойду, прогуляюсь по саду с нашими малышами, - решил он. - Сегодня такая чудесная весенняя погода, солнышко греет умеренно, и с моря дует свежий ветерок.
- Я тоже хочу на прогулку! - капризно надула губы Сервиназ.
- Нельзя, моя нежная лилия, - возразил царевич. - Врач предписал тебе постельный режим.
- Но я не буду бродить по саду. Мне хочется просто посидеть на солнышке, полюбоваться на наших малышей.
- Ну, хорошо, - согласился Сарнияр, - только, чур, недолго.
Он бережно завернул жену в тонкое одеяло, легко поднял её на руки и вынес в сад. Сервиназ указала ему удобное местечко под пальмой.
- Хочу посидеть здесь, мой лев. Сюда не проникают прямые лучи.
Сарнияр усадил её под раскидистым деревом, подложив ей под спину подушку, которую прихватил с собой из спальни. Потом вышел на аллею и громко позвал:
- Эй, Икбал, Наргиз, Даниял! Немедленно выходите на прогулку. Мы с матушкой ждём вас.
В ответ донёсся радостный детский визг. Тяжёлые двойные двери дома распахнулись настежь. Первым во двор выскочил шестилетний Даниял, упитанный круглощёкий малыш с такими же, как у матери золотисто-русыми волосами и янтарными глазами.
Следом за ним из дома чинно вышли Икбал и его молочный брат Абдулла. То, что они были неразлучны, как два пальца на одной руке, казалось для всех окружающих непостижимой загадкой, ибо они были несхожи, словно день и ночь, мука и сажа, вода и масло. Светлый, как снятые сливки Икбал и чёрный, как эбеновое дерево Абдулла любили друг дружку крепче и нежнее, чем братья-близнецы.
Последними на прогулку выбрались четырёхлетняя дочь Сарнияра, черноглазая, смугленькая Наргиз, её няня Янфеда и няня мальчишек Зальфия.
- О, мамочка, ты здесь! - обрадовался Даниял, заметив сидевшую под пальмой Сервиназ, и со всех ног устремился в её приветливые объятия. - Наконец-то ты вышла из своих покоев! Мне так тебя не хватало, пока ты болела, мамулечка!
Сервиназ с ласковой улыбкой привлекла сына к своей налившейся материнским соком груди.
Наргиз с громким визгом метнулась к отцу и еле охватила крохотными ручонками его ногу в высоком кавалерийском сапоге. Он наклонился к малышке и, подхватив её на руки, понёс к большой клумбе с посаженными ею собственноручно нарциссами, чьё имя она получила за тёплый золотистый оттенок своей кожи. Оказавшись у клумбы, она тут же вооружилась игрушечной лейкой и принялась поливать из неё свои любимые цветочки, а Сарнияр помогал ей набирать воду из большой деревянной кадки.
Икбал и Абдулла начали перекидываться парусиновым мячом с таким видом, будто они уже совсем взрослые и вполне могут обойтись без родительского внимания.
- Ах! - умилилась няня девочки, молоденькая Янфеда, следя глазами за сценой, происходившей у клумбы. - Ты только посмотри, Зальфия, до чего же мило они смотрятся вместе. Сразу видно, что это отец и дочь.
- И что в этом удивительного? - пожала плечами Зальфия. - Она его уменьшенная копия.
- Но девочка должна быть похожа на мать, - заявила Янфеда. - А бедняжечка Наргиз ничего не взяла от своей матери-красавицы. Боюсь, что она останется всего лишь миленькой, не более того.
- Что не помешает ей стать счастливой, вот увидишь.
- Зато малыш Даниял весь в свою матушку, - продолжала Янфеда. - Зачем мальчишке красота? Всё-таки природа порой выкидывает чудные коленца! Хи-хи-хи! Папина дочка и маменькин сынок!
Зальфия недовольно нахмурилась.
- Ты бы поменьше рассуждала о том, что до тебя не касается, глупая девчонка. Господам могут прийтись не по вкусу такие высказывания.
- Кажется, ты не вполне понимаешь, о чём я толкую, Зальфия. Обрати внимание, как Данияла тянет к матери, а Наргиз - к отцу. Чем ещё это объяснить, если не ошибкой природы? Ведь в идеале всё должно быть наоборот. И как нам воспитать в девочке женские качества, а в мальчишке мужские, если они берут себе в пример не того, кого следует? А господа смотрят на это сквозь пальцы, а если говорить откровенно - с удовольствием, хотя должны бы призадуматься.
Зальфия попыталась посмотреть на эту проблему глазами своей товарки.
- Может, ты где-то и права, Янфеда, - признала она, - но нам всё же не следует обсуждать, а тем более, осуждать их поведение. Они любят в равной степени своих чад и лишь отдают предпочтение тем, в ком видят своё отражение. У тебя ещё нет своих детей, ну а мне, как матери, это кажется естественным и вполне в духе родителей.
- Зато маленький Икбал выглядит и ведёт себя, будто юный джигит, - восхищённо отметила Янфеда, и сердце её товарки переполнила тайная гордость. - А ведь он всего на год старше Данияла. Вот уж кто с честью носил бы корону Румайлы, не уродись он ублюдком.
Гюльфем что-то ответила на это, но её слов Камал уже не расслышал. Глаза его были прикованы к миске, которую он держал в руках.
- Я могу исполнить поручение царя, не сходя с места, - прошептал он и призвал себе на помощь тёмные силы, потому что Аллах не внемлет тому, кто замышляет злодейство.
Закончив своё воззвание к Князю Тьмы, Камал начал действовать. Поспешно развязав мешочек с крысиным ядом, что принёс Сун Янг, он аккуратно высыпал часть его содержимого в кувшин с эликсиром, тряхнул им до полного растворения порошка и закрутил пробку. Затем выхватил из-за пояса кинжал, подцепил остриём малую толику порошка и присыпал им каштаны, медленно впитавшие яд.
Чуть позже в гостиную воротились Сун Янг и его жена со щепоткой колотого сахара в руке. Камал глянул, как она обсыпает им каштаны, и его чуть не стошнило в пиалу с остывшим зелёным чаем. Он не стал ждать, когда вернётся из мыльни Мансур, чтобы увидеть своими глазами, как гонец опустит в дорожную сумку кувшин с отравленным эликсиром и лакомство, пропитанное ядом. Неодолимая сила влекла его как можно дальше от этого гостеприимного жилища, которое он осквернил своим визитом.
Прода от 05.07.2022, 16:14
Попрощавшись с хозяевами, Камал выскочил из лавки на людную улицу и поспешил домой.
В саду посольского дома он тщательно закопал свой кинжал с потемневшим от яда лезвием и кушак, с которым он соприкасался, взбодрил себя тремя чашечками свежесваренного кофе и помчался к царю, полный надежд на скорую свадьбу с Марджин.
Государь принял его, сгорая от любопытства. Нукеры уже донесли ему о том, что Камал посетил китайскую лавку, а также о приезде Мансура. Эти новости привели владыку в неописуемое волнение. Ему так не терпелось узнать все подробности, что когда появился Камал, он даже поднялся с трона ему навстречу.
- Всё сделано, повелитель! - с гордостью провозгласил Камал. - Почитайте, они уже покойники, жена вашего сына и внук. Ничто не спасёт их, ибо сам Азраил, Чёрный Ангел Смерти, состряпал для них своё кушанье.
Он рассказал всё, как было, не упустив ни одной детали.
- Какое счастье, что мне не придётся ехать в Алиф, и никто меня не заподозрит! - ликовал юноша.
- Конечно, - согласился царь, - никто не заподозрит тебя, Камал, пока мой сын не вспомнит, кто вскормил его малышу отравленные каштаны.
- Это будет няня Данияла, - не совсем уверенно произнёс Камал.
- И кто напоил его жену отравленным эликсиром, - продолжал государь таким ровным спокойным голосом, что Камалу стало слегка не по себе.
- Её служанка! - воскликнул он.
- Конечно, - снова согласился с ним царь, - эти женщины первыми вызовут подозрение, но мой сын скоро разберётся, что у них не было мотива убивать его жену и ребёнка. Как ты думаешь, когда цепочка его умозаключений дойдёт до Сун Янга, вспомнит ли этот китаец, что ты просил у него отравы для крыс в тот же час, когда в лавку заглянул скороход?
- Сун Янг никогда не выдаст меня! - вскричал юноша.
- А его жена? - лукаво прищурился царь. - А Мансур, у которого нет причин тебя выгораживать?
- Он не знает, зачем я приходил к Сун Янгу.
- Зато жена китайца знает.
- Я убью эту женщину! - завопил Камал, кидаясь к двери, но тут чьи-то сильные волосатые лапищи схватили его и пригнули к полу, заведя ему руки за спину так, что он не мог пошевельнуться.
С трудом приподняв голову, он увидел справа и слева от себя Хасана и Хусаима, крепко державших его с двух сторон.
- Ты никуда не пойдёшь, - сказал Аль-Шукрейн, склонившись над ним. - Труден лишь первый шаг, да, Камал? Теперь ты готов убивать всех подряд: и жену своего благодетеля, и самого благодетеля, если он попытается тебе помешать? Может, и меня, своего повелителя?
- Нет-нет, что вы такое говорите! Боже праведный!
Камал залился слезами. От нервного перенапряжения у него пошла носом кровь.
- Умоляю, отпустите меня, государь! - всхлипнул он, задыхаясь от слёз.
- Нет, дружочек мой. Я не могу тебя отпустить. Ты не умеешь держать себя в руках. Быть может, ты и на язык столь же невоздержан. Я выпущу тебя, а ты сболтнёшь кому-нибудь, как тебя вынудили отравить внука и невестку царя?
- Я буду молчать, государь! Я буду молчать!
- У тебя слишком слабые нервы, мой мальчик.
- Я убегу, владыка! Убегу туда, где меня никто не найдёт!
- Куда, глупыш?
- В Голконду, к моему другу Зигфару. Он зовёт меня на свадьбу, и я укроюсь в Голконде. Вы больше никогда обо мне не услышите.
Аль-Шукрейн на секунду задумался. На его тонких губах возникла коварная усмешка.
- Ты подсказал мне гениальную идею, Камал, как заманить моего сына в Индию. Благодарствую за неё, мой мальчик.
Он подал знак своим нукерам, и те живо извлекли из карманов своих шаровар чёрные шёлковые шнурки. Камал понял, что сейчас произойдёт и стал увёртываться с обезьяньей ловкостью, одновременно стараясь сбросить насевших на него с двух сторон палачей.
- Государь! Государь! - хрипел он перекошенным в смертельном ужасе ртом. - А как же ваше слово, владыка?
Аль-Шукрейн повернулся к нему со сладкой улыбкой на лице.
- Какое слово, малыш? - ласково спросил он.
- Вы обещали отдать мне Марджин.
Царь разразился демоническим смехом, ударившим по натянутым нервам Камала.
- И ты всерьёз думал, дурачок, что я отдам свою дочь за убийцу?
- Вы клятвопреступник и подстрекатель, - прошипел Камал, оставив бесполезную попытку вырваться из рук палачей. - Я проклинаю вас и буду ждать в преисподней...
Он не успел договорить, так как Хусаим, который был сильнее Хасана, вспрыгнул на плечи юноше и сломал ему шейные позвонки.
Глава 3. Семейная идиллия.
- Как ты чувствуешь себя, любимая? - с тревогой спросил Сарнияр, склонившись над постелью жены.
Сервиназ слабо улыбнулась и протянула ему обе руки.
- Уже лучше, мой лев, гораздо лучше.
Он прижал к губам её тонкие пальчики и нежно поцеловал.
- Скоро Мансур привезёт какой-нибудь чудо-бальзам от китайца, и ты окончательно поправишься. Он волшебник, этот Сун Янг, любимая!
- Я много слышала о нём, мой лев.
- Он чуть не стал мне врагом, но, несмотря на это, я доверяю ему больше, чем всем другим докторам.
Сервиназ сдвинула брови, и Сарнияр чмокнул её в образовавшуюся складку между ними.
- Как это понимать, мой лев? Ты доверяешь мою жизнь врагу?
- Не тревожься, любимая. Поверь, этот человек не меньше моего заинтересован в том, чтобы ты оставалась в добром здравии.
- Сколько же у тебя тайн, - погрозила ему пальчиком Сервиназ. - Но мужчины не должны быть загадочными, это женская особенность, мой лев. Вы и без того всё забрали себе.
- Оставив вам, женщинам, одно неоспоримое преимущество перед нами, - отметил Сарнияр.
- Какое же?
- Талант украшать нашу жизнь своим присутствием, любимая. Я так благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя, Сервиназ. Пусть наше знакомство состоялось в совсем не романтической обстановке, это не помешало мне стать счастливым рядом с тобой и нашими детьми.
- Я тоже безмерно счастлива с тобой, мой лев, - произнесла Сервиназ, склонив прелестную русую головку ему на плечо.
Прикрыв глаза, Сарнияр ласково, но настойчиво отыскал губами тёплые губы жены. Они слились в поцелуе, который не был пылким, так как это не соответствовало бы моменту, зато был исключительно трепетным и нежным.
Сарнияр придерживал голову Сервиназ рукой, перебирая пальцами её тонкие золотистые волосы. Ей было так хорошо и уютно в его объятиях, благоухающих сандаловым маслом, что она чувствовала, как предродовая слабость отступает перед силой их обоюдной любви. Он вытянул руку и нежно погладил её большой живот, ощутив, как тревожно закопошилось под его пальцами крохотное существо.
- Наш малыш разбушевался, - улыбнулся Сарнияр. - Наверняка это мальчик: уж очень сильно бьёт ножками. Возможно, хочет мне показать, что он такой же мужчина, как я.
- А может быть, он ревнует, мой лев, - предположила Сервиназ, - и ему не по вкусу, когда ты ласкаешь меня? Наверное, пока он у меня в утробе, ему не хочется ни с кем делить мою любовь.
- Если так, придётся ему привыкать уже сейчас, пока он у тебя в утробе, к тому, что любовь его матери принадлежит не только ему, но также и его отцу, сестре и братьям.
Царевич снова потянулся губами к её губам, но Сервиназ прижала к ним пальчик, и поцелуй пришёлся на него.
- Всё же дай этому ревнивцу успокоиться, мой лев, не то он и мне не даст покоя.
- Так и быть, мой ангел, уступим ему на этот раз, - согласился Сарнияр, и оба весело рассмеялись.
Царевич поднялся с постели жены и выглянул в распахнутое окно.
- Пойду, прогуляюсь по саду с нашими малышами, - решил он. - Сегодня такая чудесная весенняя погода, солнышко греет умеренно, и с моря дует свежий ветерок.
- Я тоже хочу на прогулку! - капризно надула губы Сервиназ.
- Нельзя, моя нежная лилия, - возразил царевич. - Врач предписал тебе постельный режим.
- Но я не буду бродить по саду. Мне хочется просто посидеть на солнышке, полюбоваться на наших малышей.
- Ну, хорошо, - согласился Сарнияр, - только, чур, недолго.
Он бережно завернул жену в тонкое одеяло, легко поднял её на руки и вынес в сад. Сервиназ указала ему удобное местечко под пальмой.
- Хочу посидеть здесь, мой лев. Сюда не проникают прямые лучи.
Сарнияр усадил её под раскидистым деревом, подложив ей под спину подушку, которую прихватил с собой из спальни. Потом вышел на аллею и громко позвал:
- Эй, Икбал, Наргиз, Даниял! Немедленно выходите на прогулку. Мы с матушкой ждём вас.
В ответ донёсся радостный детский визг. Тяжёлые двойные двери дома распахнулись настежь. Первым во двор выскочил шестилетний Даниял, упитанный круглощёкий малыш с такими же, как у матери золотисто-русыми волосами и янтарными глазами.
Следом за ним из дома чинно вышли Икбал и его молочный брат Абдулла. То, что они были неразлучны, как два пальца на одной руке, казалось для всех окружающих непостижимой загадкой, ибо они были несхожи, словно день и ночь, мука и сажа, вода и масло. Светлый, как снятые сливки Икбал и чёрный, как эбеновое дерево Абдулла любили друг дружку крепче и нежнее, чем братья-близнецы.
Последними на прогулку выбрались четырёхлетняя дочь Сарнияра, черноглазая, смугленькая Наргиз, её няня Янфеда и няня мальчишек Зальфия.
- О, мамочка, ты здесь! - обрадовался Даниял, заметив сидевшую под пальмой Сервиназ, и со всех ног устремился в её приветливые объятия. - Наконец-то ты вышла из своих покоев! Мне так тебя не хватало, пока ты болела, мамулечка!
Сервиназ с ласковой улыбкой привлекла сына к своей налившейся материнским соком груди.
Наргиз с громким визгом метнулась к отцу и еле охватила крохотными ручонками его ногу в высоком кавалерийском сапоге. Он наклонился к малышке и, подхватив её на руки, понёс к большой клумбе с посаженными ею собственноручно нарциссами, чьё имя она получила за тёплый золотистый оттенок своей кожи. Оказавшись у клумбы, она тут же вооружилась игрушечной лейкой и принялась поливать из неё свои любимые цветочки, а Сарнияр помогал ей набирать воду из большой деревянной кадки.
Икбал и Абдулла начали перекидываться парусиновым мячом с таким видом, будто они уже совсем взрослые и вполне могут обойтись без родительского внимания.
- Ах! - умилилась няня девочки, молоденькая Янфеда, следя глазами за сценой, происходившей у клумбы. - Ты только посмотри, Зальфия, до чего же мило они смотрятся вместе. Сразу видно, что это отец и дочь.
- И что в этом удивительного? - пожала плечами Зальфия. - Она его уменьшенная копия.
- Но девочка должна быть похожа на мать, - заявила Янфеда. - А бедняжечка Наргиз ничего не взяла от своей матери-красавицы. Боюсь, что она останется всего лишь миленькой, не более того.
- Что не помешает ей стать счастливой, вот увидишь.
- Зато малыш Даниял весь в свою матушку, - продолжала Янфеда. - Зачем мальчишке красота? Всё-таки природа порой выкидывает чудные коленца! Хи-хи-хи! Папина дочка и маменькин сынок!
Зальфия недовольно нахмурилась.
- Ты бы поменьше рассуждала о том, что до тебя не касается, глупая девчонка. Господам могут прийтись не по вкусу такие высказывания.
- Кажется, ты не вполне понимаешь, о чём я толкую, Зальфия. Обрати внимание, как Данияла тянет к матери, а Наргиз - к отцу. Чем ещё это объяснить, если не ошибкой природы? Ведь в идеале всё должно быть наоборот. И как нам воспитать в девочке женские качества, а в мальчишке мужские, если они берут себе в пример не того, кого следует? А господа смотрят на это сквозь пальцы, а если говорить откровенно - с удовольствием, хотя должны бы призадуматься.
Зальфия попыталась посмотреть на эту проблему глазами своей товарки.
- Может, ты где-то и права, Янфеда, - признала она, - но нам всё же не следует обсуждать, а тем более, осуждать их поведение. Они любят в равной степени своих чад и лишь отдают предпочтение тем, в ком видят своё отражение. У тебя ещё нет своих детей, ну а мне, как матери, это кажется естественным и вполне в духе родителей.
- Зато маленький Икбал выглядит и ведёт себя, будто юный джигит, - восхищённо отметила Янфеда, и сердце её товарки переполнила тайная гордость. - А ведь он всего на год старше Данияла. Вот уж кто с честью носил бы корону Румайлы, не уродись он ублюдком.
