Сумерки понемногу сгущались, и они перебрались сюда, в тенистый сад из дома, который плавился от жары. Здесь росли финиковые пальмы, апельсиновые, лимонные и персиковые деревья с расположившимися под ними островками анемонов и хризантем. Ещё недавно всё это цвело и плодоносило, но пришло в упадок за время войны. Осаждённым жителям Аль-Акик не хватало запасов продовольствия и воды. Уход за садом потерял всякий смысл, и фрукты были съедены, а цветы без полива увяли.
И всё же Сарнияр ликовал. В городе не осталось ни крошки еды, зато было не счесть посуды, ковров, бесценных тканей, серебряных и золотых изделий, а также оружия и боеприпасов. Описи ценностей оказались гораздо длиннее, чем списки военнопленных и мирного населения. Половина жителей Аль-Акик отправилась к праотцам, не выдержав длительной осады, а также испытания голодом, жаждой и невыносимой жарой. Но царевич не увидел, как вывозили из Аль-Акик горы почерневших трупов, не вдохнул их смрада. Он прибыл в уже опустевший и даже слегка принаряженный к его приезду город, гарцуя на буланом коне.
Рахим также позаботился о том, чтобы царевич ничего не узнал о подлинной судьбе калифа и его наследника. По приказу амирбара палачи задушили их обоих, а бездыханные трупы порубили ятаганами. Когда Сарнияр прибыл в Аль-Акик, ему доложили, что калиф и его старший сын погибли в последнем, решающем сражении. Таким же образом по приказу Рахима разделались с воеводами, уцелевшими к моменту капитуляции арабов. Изучая представленные ему документы, Сарнияр лишь диву давался, как случилось, что пушечное мясо цело, а командиры - все до одного - полегли под стенами Аль-Акик.
Ему оставалось решить судьбу трёх младших детей калифа, а также нескольких родовитых семейств, не представлявших, с позиции Рахима, ни малейшей угрозы. Большинство их уже выразили своё согласие принять подданство царя Румайлы и отдать в его казну треть своего имущества, если им будет позволено остаться в Аль-Акик.
- О, да они совсем малыши: две девочки и мальчик, - растрогался Сарнияр, изучая начало списка. - Думаю, им незачем оставаться тут. При дворе отца для них найдётся место. Скажем, девочек можно обучить шитью или игре на музыкальных инструментах. Если они хорошенькие, пусть услаждают нас танцами. А их матерей лучше отправить в провинцию. Не желаю, чтобы они продолжали пестовать своих чад, внушая им ненависть к захватчикам.
- А как вы намерены поступить с мальчишкой? - поинтересовался Рахим.
- Ему десять лет? Прекрасно, пусть остаётся с войском. В моей армии не хватает чаушей.
Рахим отрицательно покачал головой.
- Этот ребёнок не годится для армии.
- Почему? - удивился Сарнияр.
- Потому что он калека.
Сарнияр брезгливо поморщился.
- Что у него: горб на спине? Или одна нога короче другой? Или глаза смотрят в разные стороны?
- Нет, он милый, смышлёный малыш, но его руки не действуют, а висят как плети. Он беспомощен, за ним нужен постоянный уход. Не думаю, что он может быть нам полезен.
- Будет тебе, Рахим, что мы - звери? Заберём мальчишку с собой, приставим к нему няньку. В конце концов, наш долг - позаботиться о сиротке. Мы отняли у него отца.
Сарнияр снова уставился в список.
- Не понимаю. Ты говорил о двух женщинах и трёх детях. Кто же значится под номером шесть? Какой-то Маолин, двадцати семи лет. Родственник, что ли?
- Это китайский целитель, приставленный калифом к Камалу. Он выхаживает мальчика уже седьмой месяц с начала осады.
Сарнияр встрепенулся.
- И как, успешно? - спросил он с живейшим интересом.
- Пока нет, но Маолин не теряет надежды на его выздоровление.
- Как он оказался в Аль-Акик?
- Это бродячий знахарь, перекати-поле, искал какой-то целебный источник у берегов Персидского залива. По его словам, за песчаной равниной Эль-Хаса есть невысокая гора, а под горой - подземный грот, пол в котором состоит из семи твёрдых и семи жидких слоёв. Под самым нижним пластом якобы и спрятан живительный родник. Маолин прорубил десять глубоких скважин прежде, чем нашёл его в толщах земли. Всё это смахивает на бредни сумасшедшего, однако, прослышав о несчастье калифа, Маолин дерзнул явиться к нему и пообещал вылечить его сына своей «живой водой». Это произошло за пару дней до того, как мы нагрянули в Аль-Акик. Китаец был заперт в городе вместе с арабами, но духом не пал и выхаживал раненых, не забывая и о маленьком пациенте.
- О, Рахим! Я хочу его видеть, - воскликнул Сарнияр.
Рахим несказанно удивился.
- Что за странный интерес к оборванцу? У него ни кола, ни двора, ни гроша за душой. Я включил его в список лишь потому, что он нужен мальчишке. Без него Камал не может себя обслужить.
- Мне не нужны его жалкие гроши. Напротив, я сам готов щедро заплатить ему, если он согласится мне помочь.
- Чем же вам может помочь эта ходячая жердь, обвешанная склянками с подозрительной жидкостью?
- Не мне, Рахим. Моей жене.
- А что с вашей женой? - участливо спросил Рахим.
- Она в анабиозе. Лежит без движения, ни на что не реагирует, ничего не чувствует, не видит и не слышит - одним словом, ни живая, ни мёртвая.
Рахим сочувственно погладил руку царевича.
- Я понимаю, что вы готовы ухватиться за любую надежду, но…
- Да ни черта ты не понимаешь! - рассердился Сарнияр. - Не надо этого лицемерия, Рахим. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к своему браку. Я при тебе вёл разговор на террасе с Хаджи-хакимом и нашим умником Саидом. Ты тогда ещё посоветовал мне выбросить из головы мысли о разводе и купить себе в утешение красивых рабынь.
- И что же, вы последовали моему совету? - поинтересовался Рахим.
- И да, и нет. То есть, я нашёл прелестную рабыню, но она не желает служить мне утешением.
- Держит оборону? - понимающе хмыкнул Рахим.
- Прошу тебя, не смейся. Ты даже представить не можешь, насколько всё серьёзно. Мне никогда ещё не приходилось сталкиваться с такой непробиваемой бронёй.
- У любой брони найдутся слабые места. Попробуйте поискать их вместо того, чтобы идти напролом.
- У тебя когда-нибудь были рабыни, равнодушные ко всему, до чего обычно охочи женщины: к дорогим подаркам, золоту и каменьям?
- Пожалуй, нет, - чуть помедлив, признался Рахим.
- А рабыни, которым была безразлична их собственная судьба? которые не рвались на свободу, предпочитая оставаться в неволе?
- Что вы, конечно, нет! Это нонсенс!
- А невольницы, которые восхищались твоей внешностью, клялись в своей любви, но при этом не спешили согреть твою постель?
- Довольно, сахиб. Я уловил суть вашей проблемы. Эта девушка просто мечтает окольцевать вас, весьма искусно завлекая в свои сети.
- Я уже по уши увяз в её сетях, Рахим. Только их сплело не тщеславие, а редкая в нашем мире добродетель. Желание сохранить свою чистоту и непричастность к преступлению, которое осудит лишь бог, но не люди: доведению до смерти.
Рахим провёл рукой по лицу, смахивая осевшие на нём пылинки.
- Разрази меня гром, если я хоть что-нибудь понял во всей этой галиматье. Кроме одного, пожалуй. Что вы по уши влюблены в эту рабыню, оттого и наделяете её несуществующими добродетелями. Только всё это ничуть не объясняет ваш интерес к этому заморышу с повадками шамана.
- Ему двадцать семь лет? - спросил Сарнияр.
- Так он говорит.
- Этот возраст можно считать юношеским?
- Ну, с большой натяжкой.
- А внешне этот китаец соответствует ему?
- Вполне, если сбрить ему бороду, которая его несколько старит.
- У него раскосые глаза, широкие скулы и жёлтая кожа? То есть, налицо все признаки монголоидной расы?
- Да-да, он именно таков. Типичный представитель своей расы.
- А те знания, что он использует, принесены им с Тибета?
- Я ничего в этом не смыслю, но, кажется, он не признаёт арабской медицины.
Сарнияр заметно оживился и принялся потирать ладони, что служило у него признаком глубокого удовлетворения.
- О, Рахим, этот парень просто бесценная находка. Где он сейчас?
- В доме калифа со своим подопечным.
- Пусть его приведут сюда. Я хочу с ним побеседовать.
Рахим отдал распоряжение страже, толпившейся у крыльца, а затем спросил:
- Значит, вы так и не удовлетворите моего любопытства, для чего вам понадобился этот бродяга?
- Оставайся здесь, и ты всё поймёшь в ходе нашего разговора.
Немного погодя два янычара из полка Нуреддина-аги бросили к ногам Сарнияра долговязого, похожего на ходячий скелет оборванца. При этом грубом действии одна из его бесчисленных склянок разбилась, и Маолин осыпал янычаров проклятиями на незнакомом диалекте.
- Он не говорит по-арабски? - спросил Сарнияр у Рахима.
- Лопочет, как все, кого капризом судьбы помотало по Ближнему Востоку.
- Он чересчур высок для китайца.
- Это объясняется тем, что на протяжении всей жизни Маолин кормится зародышами семян, следуя системе питания, описанной в Ведах. Он противник насилия над живой природой, вегетарианец и вообще большой чудак. Вы убедитесь в этом, когда поближе сойдётесь с ним.
- Меня больше волнуют его этические принципы.
- Если вы хотите заставить его сделать нечто, противное медицинской этике, боюсь, у вас ничего не выйдет. Он крепкий орешек, только зубы об него обломаете.
Стоявший чуть поодаль от молодых людей китаец прекратил ругаться и внимательно прислушивался к их разговору. Едва Рахим договорил, как он подошёл к ним ближе, являя их глазам рубище невообразимого цвета, до того изношенное, что местами сквозило голое тело.
- Уверяю, завоеватель этого города, - сказал он на ломаном арабском языке, - что не откажу вам в любезности, даже если для этого придётся поступиться своими принципами. Я с таким нетерпением ожидал снятия осады, чтобы выбраться из этой мышеловки, что готов целовать вам ноги! Какой услуги вы ждёте от меня? Смею я предположить, что вы одобряете нетрадиционные методы лечения?
- Нет, я скорее склонен считать их шарлатанством, - усмехнулся в ответ Сарнияр. - Но вот моя возлюбленная думает иначе. Она так уверена в их эффективности, что просила меня найти выпускника тибетской медицинской школы, некоего Сун Янга.
Глаза Маолина сузились в чуть заметные щёлочки.
- Я знаком с Сун Янгом, юный Марс. Мы вместе окончили школу при монастыре Потала в Лхассе. У нас был один учитель - светило тибетской медицины, достославный Рамин.
- Вы тоже ученик Рамина? - обрадовался царевич. - Отлично! Вам будет легче сойти за Сун Янга.
- Мне придётся изображать Сун Янга? - испугался китаец. - Как бы это не навлекло на меня гонений, ведь он заражён инакомыслием!
- Не бойтесь, - ответил Сарнияр, - вы под моей защитой, а ваш визит к моей возлюбленной будет носить неофициальный характер.
- Но всё-таки, - засомневался Маолин, - буддисты здесь не в чести. Нас хорошо принимают только в Индии, властелин которой, Великий Могол уже много лет проповедует «божественную веру», или, проще говоря, веротерпимость.
Сарнияр улыбнулся.
- А если я скажу вам, что прихожусь племянником Великому Моголу? Моя матушка - кузина султана Акбара. И если вас хорошо принимали в Индии, то и в Румайле окажут радушный приём, ведь мы одна семья.
- В Румайле? - оживился Маолин. - Я давно мечтаю побывать в этой загадочной стране, замкнувшейся в себе, как улитка в своей раковине.
- Вот ваша мечта и приблизилась к осуществлению. Возможно, вы приживётесь в Румайле. Мы, румалийцы, не так нетерпимы в своей вере, как арабы. По правде говоря, меня поражает, как вам удалось сохранить голову на плечах. Вы обещали калифу исцелить его сына, но не сдержали своего обещания.
- В этом нет моей вины, - горячо воскликнул Маолин. - Камала могла исцелить лишь «живая вода» из источника в Эль-Хаса. Но все её запасы были истрачены на раненых арабов, а осадное положение не позволяло их пополнить.
Сарнияр побагровел от гнева.
- Не хотите ли вы сказать, что это вашими стараниями арабы возвращались на огневые точки, чтобы снова задать нам жару? В военное время за подобные признания живьём закапывают в землю, Маолин.
Китаец повалился на колени и простёр к нему свои костлявые руки.
- Вы вольны расправиться со мной без всякого сожаления, сердитый Марс, но я следовал приказанию калифа. Будь моя воля, я занимался бы лишь тем, ради чего пришёл в этот город.
- Не морочьте мне голову, Маолин, - вышел из себя Сарнияр. - Вы бессребреник, это видно уже по одежде, которую вы носите. Вы явились к калифу не за наградой, а потому, что пожалели его сына. И раненых взялись выхаживать по доброте душевной. Калиф не мог вам приказать, он узнал ваш секрет только, когда вы начали поливать их раны «живой водой». Сознайтесь, что всё так и было, Маолин. Благодаря вам арабы оказали нам такое отчаянное противостояние!
- Мой секрет был известен калифу с самого начала, - возразил Маолин, - но здоровье защитников Аль-Акик показалось ему дороже, чем здоровье собственного ребёнка.
Сарнияр раздражённо махнул рукой в его сторону.
- Чёрт с вами! - сказал он. - Я не могу сейчас дать волю своему гневу, потому что остро нуждаюсь в вашей помощи. Оставайтесь и дальше при этом бедном ребёнке, пострадавшем от родного отца.
Маолин принялся с жаром целовать ему руки.
- Если вы так добры к нам обоим, благородный Марс, позвольте мне продолжить его лечение.
- Но для этого нужна «живая вода».
И всё же Сарнияр ликовал. В городе не осталось ни крошки еды, зато было не счесть посуды, ковров, бесценных тканей, серебряных и золотых изделий, а также оружия и боеприпасов. Описи ценностей оказались гораздо длиннее, чем списки военнопленных и мирного населения. Половина жителей Аль-Акик отправилась к праотцам, не выдержав длительной осады, а также испытания голодом, жаждой и невыносимой жарой. Но царевич не увидел, как вывозили из Аль-Акик горы почерневших трупов, не вдохнул их смрада. Он прибыл в уже опустевший и даже слегка принаряженный к его приезду город, гарцуя на буланом коне.
Рахим также позаботился о том, чтобы царевич ничего не узнал о подлинной судьбе калифа и его наследника. По приказу амирбара палачи задушили их обоих, а бездыханные трупы порубили ятаганами. Когда Сарнияр прибыл в Аль-Акик, ему доложили, что калиф и его старший сын погибли в последнем, решающем сражении. Таким же образом по приказу Рахима разделались с воеводами, уцелевшими к моменту капитуляции арабов. Изучая представленные ему документы, Сарнияр лишь диву давался, как случилось, что пушечное мясо цело, а командиры - все до одного - полегли под стенами Аль-Акик.
Ему оставалось решить судьбу трёх младших детей калифа, а также нескольких родовитых семейств, не представлявших, с позиции Рахима, ни малейшей угрозы. Большинство их уже выразили своё согласие принять подданство царя Румайлы и отдать в его казну треть своего имущества, если им будет позволено остаться в Аль-Акик.
- О, да они совсем малыши: две девочки и мальчик, - растрогался Сарнияр, изучая начало списка. - Думаю, им незачем оставаться тут. При дворе отца для них найдётся место. Скажем, девочек можно обучить шитью или игре на музыкальных инструментах. Если они хорошенькие, пусть услаждают нас танцами. А их матерей лучше отправить в провинцию. Не желаю, чтобы они продолжали пестовать своих чад, внушая им ненависть к захватчикам.
- А как вы намерены поступить с мальчишкой? - поинтересовался Рахим.
- Ему десять лет? Прекрасно, пусть остаётся с войском. В моей армии не хватает чаушей.
Рахим отрицательно покачал головой.
- Этот ребёнок не годится для армии.
- Почему? - удивился Сарнияр.
- Потому что он калека.
Сарнияр брезгливо поморщился.
- Что у него: горб на спине? Или одна нога короче другой? Или глаза смотрят в разные стороны?
- Нет, он милый, смышлёный малыш, но его руки не действуют, а висят как плети. Он беспомощен, за ним нужен постоянный уход. Не думаю, что он может быть нам полезен.
- Будет тебе, Рахим, что мы - звери? Заберём мальчишку с собой, приставим к нему няньку. В конце концов, наш долг - позаботиться о сиротке. Мы отняли у него отца.
Сарнияр снова уставился в список.
- Не понимаю. Ты говорил о двух женщинах и трёх детях. Кто же значится под номером шесть? Какой-то Маолин, двадцати семи лет. Родственник, что ли?
- Это китайский целитель, приставленный калифом к Камалу. Он выхаживает мальчика уже седьмой месяц с начала осады.
Сарнияр встрепенулся.
- И как, успешно? - спросил он с живейшим интересом.
- Пока нет, но Маолин не теряет надежды на его выздоровление.
- Как он оказался в Аль-Акик?
- Это бродячий знахарь, перекати-поле, искал какой-то целебный источник у берегов Персидского залива. По его словам, за песчаной равниной Эль-Хаса есть невысокая гора, а под горой - подземный грот, пол в котором состоит из семи твёрдых и семи жидких слоёв. Под самым нижним пластом якобы и спрятан живительный родник. Маолин прорубил десять глубоких скважин прежде, чем нашёл его в толщах земли. Всё это смахивает на бредни сумасшедшего, однако, прослышав о несчастье калифа, Маолин дерзнул явиться к нему и пообещал вылечить его сына своей «живой водой». Это произошло за пару дней до того, как мы нагрянули в Аль-Акик. Китаец был заперт в городе вместе с арабами, но духом не пал и выхаживал раненых, не забывая и о маленьком пациенте.
- О, Рахим! Я хочу его видеть, - воскликнул Сарнияр.
Рахим несказанно удивился.
- Что за странный интерес к оборванцу? У него ни кола, ни двора, ни гроша за душой. Я включил его в список лишь потому, что он нужен мальчишке. Без него Камал не может себя обслужить.
- Мне не нужны его жалкие гроши. Напротив, я сам готов щедро заплатить ему, если он согласится мне помочь.
- Чем же вам может помочь эта ходячая жердь, обвешанная склянками с подозрительной жидкостью?
- Не мне, Рахим. Моей жене.
- А что с вашей женой? - участливо спросил Рахим.
- Она в анабиозе. Лежит без движения, ни на что не реагирует, ничего не чувствует, не видит и не слышит - одним словом, ни живая, ни мёртвая.
Рахим сочувственно погладил руку царевича.
- Я понимаю, что вы готовы ухватиться за любую надежду, но…
- Да ни черта ты не понимаешь! - рассердился Сарнияр. - Не надо этого лицемерия, Рахим. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к своему браку. Я при тебе вёл разговор на террасе с Хаджи-хакимом и нашим умником Саидом. Ты тогда ещё посоветовал мне выбросить из головы мысли о разводе и купить себе в утешение красивых рабынь.
- И что же, вы последовали моему совету? - поинтересовался Рахим.
- И да, и нет. То есть, я нашёл прелестную рабыню, но она не желает служить мне утешением.
- Держит оборону? - понимающе хмыкнул Рахим.
- Прошу тебя, не смейся. Ты даже представить не можешь, насколько всё серьёзно. Мне никогда ещё не приходилось сталкиваться с такой непробиваемой бронёй.
- У любой брони найдутся слабые места. Попробуйте поискать их вместо того, чтобы идти напролом.
- У тебя когда-нибудь были рабыни, равнодушные ко всему, до чего обычно охочи женщины: к дорогим подаркам, золоту и каменьям?
- Пожалуй, нет, - чуть помедлив, признался Рахим.
- А рабыни, которым была безразлична их собственная судьба? которые не рвались на свободу, предпочитая оставаться в неволе?
- Что вы, конечно, нет! Это нонсенс!
- А невольницы, которые восхищались твоей внешностью, клялись в своей любви, но при этом не спешили согреть твою постель?
- Довольно, сахиб. Я уловил суть вашей проблемы. Эта девушка просто мечтает окольцевать вас, весьма искусно завлекая в свои сети.
- Я уже по уши увяз в её сетях, Рахим. Только их сплело не тщеславие, а редкая в нашем мире добродетель. Желание сохранить свою чистоту и непричастность к преступлению, которое осудит лишь бог, но не люди: доведению до смерти.
Рахим провёл рукой по лицу, смахивая осевшие на нём пылинки.
- Разрази меня гром, если я хоть что-нибудь понял во всей этой галиматье. Кроме одного, пожалуй. Что вы по уши влюблены в эту рабыню, оттого и наделяете её несуществующими добродетелями. Только всё это ничуть не объясняет ваш интерес к этому заморышу с повадками шамана.
- Ему двадцать семь лет? - спросил Сарнияр.
- Так он говорит.
- Этот возраст можно считать юношеским?
- Ну, с большой натяжкой.
- А внешне этот китаец соответствует ему?
- Вполне, если сбрить ему бороду, которая его несколько старит.
- У него раскосые глаза, широкие скулы и жёлтая кожа? То есть, налицо все признаки монголоидной расы?
- Да-да, он именно таков. Типичный представитель своей расы.
- А те знания, что он использует, принесены им с Тибета?
- Я ничего в этом не смыслю, но, кажется, он не признаёт арабской медицины.
Сарнияр заметно оживился и принялся потирать ладони, что служило у него признаком глубокого удовлетворения.
- О, Рахим, этот парень просто бесценная находка. Где он сейчас?
- В доме калифа со своим подопечным.
- Пусть его приведут сюда. Я хочу с ним побеседовать.
Рахим отдал распоряжение страже, толпившейся у крыльца, а затем спросил:
- Значит, вы так и не удовлетворите моего любопытства, для чего вам понадобился этот бродяга?
- Оставайся здесь, и ты всё поймёшь в ходе нашего разговора.
Немного погодя два янычара из полка Нуреддина-аги бросили к ногам Сарнияра долговязого, похожего на ходячий скелет оборванца. При этом грубом действии одна из его бесчисленных склянок разбилась, и Маолин осыпал янычаров проклятиями на незнакомом диалекте.
- Он не говорит по-арабски? - спросил Сарнияр у Рахима.
- Лопочет, как все, кого капризом судьбы помотало по Ближнему Востоку.
- Он чересчур высок для китайца.
- Это объясняется тем, что на протяжении всей жизни Маолин кормится зародышами семян, следуя системе питания, описанной в Ведах. Он противник насилия над живой природой, вегетарианец и вообще большой чудак. Вы убедитесь в этом, когда поближе сойдётесь с ним.
- Меня больше волнуют его этические принципы.
- Если вы хотите заставить его сделать нечто, противное медицинской этике, боюсь, у вас ничего не выйдет. Он крепкий орешек, только зубы об него обломаете.
Прода от 31.05.2022, 16:57
Стоявший чуть поодаль от молодых людей китаец прекратил ругаться и внимательно прислушивался к их разговору. Едва Рахим договорил, как он подошёл к ним ближе, являя их глазам рубище невообразимого цвета, до того изношенное, что местами сквозило голое тело.
- Уверяю, завоеватель этого города, - сказал он на ломаном арабском языке, - что не откажу вам в любезности, даже если для этого придётся поступиться своими принципами. Я с таким нетерпением ожидал снятия осады, чтобы выбраться из этой мышеловки, что готов целовать вам ноги! Какой услуги вы ждёте от меня? Смею я предположить, что вы одобряете нетрадиционные методы лечения?
- Нет, я скорее склонен считать их шарлатанством, - усмехнулся в ответ Сарнияр. - Но вот моя возлюбленная думает иначе. Она так уверена в их эффективности, что просила меня найти выпускника тибетской медицинской школы, некоего Сун Янга.
Глаза Маолина сузились в чуть заметные щёлочки.
- Я знаком с Сун Янгом, юный Марс. Мы вместе окончили школу при монастыре Потала в Лхассе. У нас был один учитель - светило тибетской медицины, достославный Рамин.
- Вы тоже ученик Рамина? - обрадовался царевич. - Отлично! Вам будет легче сойти за Сун Янга.
- Мне придётся изображать Сун Янга? - испугался китаец. - Как бы это не навлекло на меня гонений, ведь он заражён инакомыслием!
- Не бойтесь, - ответил Сарнияр, - вы под моей защитой, а ваш визит к моей возлюбленной будет носить неофициальный характер.
- Но всё-таки, - засомневался Маолин, - буддисты здесь не в чести. Нас хорошо принимают только в Индии, властелин которой, Великий Могол уже много лет проповедует «божественную веру», или, проще говоря, веротерпимость.
Сарнияр улыбнулся.
- А если я скажу вам, что прихожусь племянником Великому Моголу? Моя матушка - кузина султана Акбара. И если вас хорошо принимали в Индии, то и в Румайле окажут радушный приём, ведь мы одна семья.
- В Румайле? - оживился Маолин. - Я давно мечтаю побывать в этой загадочной стране, замкнувшейся в себе, как улитка в своей раковине.
- Вот ваша мечта и приблизилась к осуществлению. Возможно, вы приживётесь в Румайле. Мы, румалийцы, не так нетерпимы в своей вере, как арабы. По правде говоря, меня поражает, как вам удалось сохранить голову на плечах. Вы обещали калифу исцелить его сына, но не сдержали своего обещания.
- В этом нет моей вины, - горячо воскликнул Маолин. - Камала могла исцелить лишь «живая вода» из источника в Эль-Хаса. Но все её запасы были истрачены на раненых арабов, а осадное положение не позволяло их пополнить.
Сарнияр побагровел от гнева.
- Не хотите ли вы сказать, что это вашими стараниями арабы возвращались на огневые точки, чтобы снова задать нам жару? В военное время за подобные признания живьём закапывают в землю, Маолин.
Китаец повалился на колени и простёр к нему свои костлявые руки.
- Вы вольны расправиться со мной без всякого сожаления, сердитый Марс, но я следовал приказанию калифа. Будь моя воля, я занимался бы лишь тем, ради чего пришёл в этот город.
- Не морочьте мне голову, Маолин, - вышел из себя Сарнияр. - Вы бессребреник, это видно уже по одежде, которую вы носите. Вы явились к калифу не за наградой, а потому, что пожалели его сына. И раненых взялись выхаживать по доброте душевной. Калиф не мог вам приказать, он узнал ваш секрет только, когда вы начали поливать их раны «живой водой». Сознайтесь, что всё так и было, Маолин. Благодаря вам арабы оказали нам такое отчаянное противостояние!
- Мой секрет был известен калифу с самого начала, - возразил Маолин, - но здоровье защитников Аль-Акик показалось ему дороже, чем здоровье собственного ребёнка.
Сарнияр раздражённо махнул рукой в его сторону.
- Чёрт с вами! - сказал он. - Я не могу сейчас дать волю своему гневу, потому что остро нуждаюсь в вашей помощи. Оставайтесь и дальше при этом бедном ребёнке, пострадавшем от родного отца.
Маолин принялся с жаром целовать ему руки.
- Если вы так добры к нам обоим, благородный Марс, позвольте мне продолжить его лечение.
- Но для этого нужна «живая вода».
