- И нет никакой возможности обойти эти крепости?
- Никакой. Это прочная цепь, опоясывающая побережье.
- Значит, следует обезвредить её, разбив на звенья. Поодиночке любая крепость не устоит под нашим напором. Вспомни, что говорил Аристотель своему ученику Искандеру: «Разделяй и властвуй!». Большой кусок не полезет в рот, но если его расчленить на мелкие кусочки, он сразу же станет удобоваримее.
- Боюсь, что это уже не сработает из-за вашей бравады. Вместо того чтобы улестить османского посланника, вы бросили вызов султану. Теперь он нашлёт сюда несметные орды янычаров и сепахов, а с такими силами нам уже не совладать. Э-эх! Сколько раз я говорил вам, что одолеть турок можно, только применяя военные хитрости?
- Мы и применим их, - воскликнул Сарнияр, - до того, как сюда нагрянут эти орды. Пока султан соберёт разрозненные силы, мы уже займём Алиф. Помнишь, как мы вошли в Алькадир два года назад, не произведя ни одного выстрела?
- Это было неподражаемо, - элегически вздохнул Рахим.
- Почему же? - не согласился с ним царевич. - Мы можем ту же стратегию применить в Алиф. Нуреддин вполне сойдёт среди турок за своего.
- Если мне не изменяет память, у вас были сомнения на его счёт. Вы считали его перебежчиком и сребролюбцем.
- С тех пор я убеждался, и не раз, что был несправедлив к нему. Нуреддин показал себя как человек, которому можно доверять.
- Да, но теперь мы собираемся воевать не с арабами, а с турками. Согласитесь, это не одно и то же. Не воспользуется ли он случаем, который вы ему предоставите, чтобы вернуть себе милость Великого Турка?
Сарнияр нахмурил смоляные брови.
- Зачем Нуреддину предавать меня? Я исправно плачу ему и его людям щедрое жалованье, и это помимо ежемесячного содержания, выделенного каждому бойцу. Мне известно, что свои сбережения Нуреддин-ага хранит у менялы Самуила в еврейском квартале и по завершении похода хочет построить загородный особнячок для своей возлюбленной.
- У него есть возлюбленная? - удивился Рахим.
- Да-да, вдовушка покойного брата Самуила, на которой Нуреддин собирается жениться, уйдя в отставку и достроив дом. Румайла стала для него второй родиной. Какой ему резон изменять своему новому отечеству, в котором он так прочно обосновался? Впрочем, позови его, Рахим. Я прямо спрошу у него, способен ли он предать меня. А ты, будучи недурным физиономистом, проследишь украдкой за его реакцией.
Рахим распорядился позвать старшину янычаров. Через несколько минут, откинув полотнище, в шатёр вошёл Нуреддин, немного отяжелевший с годами, но ещё не утративший отличной военной выправки. Поверх доспехов на нём красовался великолепный шерстяной плащ с опушкой из шкуры леопарда, скреплённый на груди чеканной золотой пряжкой.
Нуреддин-ага щеголевато подкрутил пышный чёрный ус и отдал честь амирбару.
- Чего изволите, сахиб? - спросил он, целуя полу плаща царевича, уступавшего по качеству кроя, шитья и отделки его собственному.
Сарнияр невольно отметил, что не только его обмундированию, но также и усам недостаёт пышности, чтобы соперничать с первым франтом и усачом своей армии.
- Прекрасно выглядишь, Нуреддин-ага, - похвалил он старшину, - как будто не воевать собрался, а щеголять перед своей будущей роднёй в еврейском квартале.
- Для меня война всегда праздник, ваше высочество, - отчеканил Нуреддин-ага.
- Даже если это война с соотечественниками? - лукаво поддел его царевич.
- Для янычара соотечественники - его однополчане, а они, хвала Аллаху, при мне и со мной, то бишь, с вами. Я ведь райя (прим. автора: христианское вассально зависимое население в Османской империи), насильственно отуреченный, как все янычары. Для меня родина не там, где родился, а где прижился.
Сарнияр с улыбкой повернулся к амирбару.
- А что я тебе говорил, Рахим? Разумно ли подозревать в измене человека с такой открытой душой, как у нашего Нуреддина? Он верен нам, к тому же у него не осталось выбора. Наверняка у турок он теперь числится в изменниках. Так можем ли мы доверить ему операцию по захвату цитадели, которая в дальнейшем послужит нам трамплином?
- Я думаю, мы должны ему довериться, - согласился с ним Рахим.
- Послушай, Нуреддин, - продолжал Сарнияр, - вот наш план. Турки уже предупреждены о нашем возможном нападении, но пока не знают, с чего мы начнём. Дозорные заметят приближение нашего войска к северным воротам крепости Алиф и немедленно вышлют через южные ворота посланцев за подкреплением. Твой полк, разбившись на несколько частей, подстережёт вестовых на всех направлениях, не дав им связаться с «летучими эскадронами». Спустя определённый срок вы с уже известным нам количеством бойцов прибудете как бы на выручку к защитникам Алиф.
- Это может сработать, если они ничего не слышали про меня, - с одобрением отозвался Нуреддин.
- Как бы там ни было, у нас нет другого плана, - сказал Сарнияр. - Мы вверяем свою судьбу в твои руки, Нуреддин-ага.
- Я не подведу вас, ваше высочество, как и в ту ночь, когда вы угощали меня финиковой бражкой, помните?
Сарнияр засмеялся и похлопал старшину по богатырскому плечу.
- Как не помнить, она явно пришлась тебе по вкусу.
- О, настолько, что я решил навсегда остаться в Румайле, где военным не возбраняется… как это, по-вашему, принимать на грудь.
* * *
- Говори, негодяй, как зовут начальника «летучего эскадрона»? - допытывался Ахмед, рядовой янычар из полка Нуреддина.
Захваченный в плен вестовой промычал что-то нечленораздельное. Ахмед снова принялся поджаривать ему пятки. В воздухе запахло горелым мясом. Ахмеда чуть не стошнило, и он в бешенстве рыкнул:
- Говори, или сдохнешь!
- Мустафа, Мустафа! - наконец заговорил пленник, не выдержав бесчеловечной пытки.
- А начальников других эскадронов?
- Мустафа, их всех зовут Мустафа. Только это не имя, а условный пароль, без которого вам не откроют ворота крепости.
- Мусульманское войско делится по принципу десятков, сотен и тысяч. Эскадрон - среднее формирование, стало быть, исчисляется сотнями. Сколько же их в «летучих эскадронах» - три, четыре, пять?
- От трёх до пяти, - ответил пленник. - Точной цифры нет, им же часто приходится перестраиваться в ходе боевых операций. За то их и прозвали «летунами».
- Что ещё необходимо знать командиру эскадрона? - продолжал допрос Ахмед.
- Ничего, кроме пароля. На вопрос, кто стучит, следует ответить «Мустафа». Этого достаточно.
- Мустафа, и всё? - не поверил подозрительный Ахмед. - Почему так незатейливо?
- Это только на первый взгляд. В военное время пароль часто меняется. Случалось, «летунов» не пускали в крепость из-за того, что им вовремя не сообщили о смене пароля. А ты мой земляк, босниец, судя по говору.
- Иуда твой земляк, - презрительно бросил Ахмед.
- Ты такой же предатель, как и я, - вспыхнул пленник.
- Я никого не предавал, - заявил Ахмед, - а как служил своему старшине Нуреддину, так и продолжаю служить.
- Нуреддин-ага! - выкатил глаза вестовой. - Знаешь, что обещано за его голову? Тысяча золотых дукатов. Целое состояние для такого босяка, как ты. Сдай своего командира, землячок, и тебе позволят вернуться в Турцию. Ты окончишь там свои дни в богатстве и праздности.
- А ты умрёшь, как собака, - разгневался Ахмед и одним ударом меча отсёк ему голову. - Смердящий пёс, не достойный погребения!
Покончив с пленником, Ахмед вернулся к командиру и подробнейшим образом отчитался ему о проделанной работе. Нуреддин-ага похвалил своего подчинённого. Известие о том, что за его голову обещано щедрое вознаграждение, нисколько не испортило ему настроения. Он доверял своим воинам, никого из них не считал способным на предательство, но всё-таки попросил Ахмеда сохранить в тайне посмертное признание вестового из крепости Алиф.
* * *
Солнце, медленно угасая, скрылось за высокими башнями Алиф. С наступлением ночи румалийцы, пробив немало брешей в крепостных стенах, внезапно ослабили пальбу, но не ринулись в атаку, пользуясь темнотой, как ожидали турки. Комендант крепости, юный Ибрагим-бей выразил своё удивление по этому поводу начальнику гарнизона Юсефу.
- Румалийцы ведут себя странно, Юсеф-ага.
- А я бы сказал, выжидательно, Ибрагим-бей, - возразил Юсеф.
- Чего ж ещё им ждать, как не темноты, чтобы начать атаку? В крепостных стенах уже проделаны такие дыры, что в них пролез бы и верблюд. Алиф стал похож на решето, а они всё выжидают? Я в замешательстве, Юсеф-ага. Всегда считал румалийцев храбрецами, не могу поверить, что они боятся огня наших пушек.
- Румалийцы не храбрецы, а хитрецы, Ибрагим-бей, - усмехнулся Юсеф, - а возглавляет их юноша, снискавший своей первой победой славу самого хитроумного воеводы на свете.
- На сей раз каверзы сослужат ему дурную службу, Юсеф-ага. Пока он будет медлить, строя в уме свои коварные планы, со всех сторон прибудут наши подкрепления и выкурят его отсюда, как злого духа.
Юсеф покачал седеющей головой в жёлтом тюрбане.
- Вы слишком молоды, Ибрагим-бей, и потому полны оптимизма. Уж если эти мозарабы (прим. автора: потомки христиан) решились напасть на нас, значит, они хорошо подготовились к войне. Я не удивлюсь, если они обложили все дороги и отсекли нас от империи. Потому и не спешат подставлять себя под огонь наших батарей.
- Ну что ж, - дрогнувшим голосом сказал Ибрагим, - если Алиф падёт под их натиском, это будет единственный кусок Сиятельной Порты, который отвалится их вероломному принцу. Но ему недолго праздновать победу; войска султана Мюрада пробьются через заслон и вышибут его отсюда.
Начальник гарнизона безмолвно воздел глаза и руки к небу.
- Иншаллах, нам всё-таки удастся продержаться ещё немного, - продолжал Ибрагим. - Судьба не может быть так несправедлива ко мне и к моей любимой Сервиназ.
- Мне жаль вашу молодую жену, Ибрагим-бей. Ей не следовало здесь оставаться после того, как мы услышали об угрозе нападения румалийцев.
- Она не захотела расстаться со мной. Ведь мы поженились всего несколько дней назад.
- Всё равно, - проворчал Юсеф, - женщинам на войне не место. Скоро здесь будет слишком жарко для неё. А вы не должны падать духом в тревогах за свою благоверную. Не то неприятель живо обнаружит вашу ахиллесову пяту.
Ибрагим побледнел как полотно.
- Я слышал, - пролепетал он, моментально растеряв весь боевой задор, - что Сарнияр Измаил обходится с благородными пленниками честь по чести. Он не обидит нас, на худой конец потребует выкуп за меня и Сервиназ.
Юсеф усмехнулся.
- А я, напротив, слышал весьма скабрезные байки о том, как он обращается с женщинами. Насколько мне известно, его женили на какой-то гнилушке из корыстных соображений, а она так плоха, что даже ноги раздвинуть не в силах. Вот он и отыгрывается на других бабах, бедолага. Иншаллах, чтобы ваша новобрачная не привлекла его внимания!
- Что за дикость, Юсеф-ага! - брезгливо поморщился комендант.
- Да, вам не позавидуешь, Ибрагим-бей. Вы выбрали не самое подходящее время для женитьбы.
- Но вы же знаете, как было дело, Юсеф-ага. Я получил это назначение в награду за то, что женился на дочери Сулеймана-паши, прижитой им от пленной албанки. Происхождение её казалось мне недостаточно высоким. Правда, она - дочь паши, но незаконнорожденная. Я противился всеми силами этому мезальянсу, пока он не дал мне увидеть её воочию. С тех пор я дённо и нощно благословляю нашего сераскера (прим. автора: главнокомандующий у турок) в своих молитвах.
Юсеф снова поднял глаза к небу, словно пытаясь прочесть на нём исход битвы и свою дальнейшую судьбу.
- Будем надеяться, - сказал он, желая ободрить коменданта, - что в случае нашего поражения этот принц не презрит святость ваших брачных обетов. Но, между нами говоря, все румалийцы маловеры, их властелин - полнейшее ничтожество, а его сынуля - выпивоха, бабник и сквернослов. Печально, что наш султан, Защитник Веры, принуждён воевать с такими недостойными противниками.
Ибрагим не успел ничего ответить, так как в эту минуту часовой крикнул со сторожевой вышки у южных ворот Алиф:
- Я вижу конный отряд! Он приближается к южным воротам!
Ибрагим-бей заплясал на месте от радости, а более сдержанный Юсеф-ага спросил:
- Сколько людей ты видишь?
- Много, - отвечал часовой, - триста, четыреста… не менее пятисот вооружённых конников.
- Пять сотен? Так это уже не отряд, а эскадрон.
- Но без каких-либо опознавательных знаков, - прибавил часовой.
- Наверняка для маскировки, - вмешался Ибрагим. - Носить такие знаки, когда кругом враги, опасно. Это летуны, хвала всевышнему!
- Всё же дождёмся позывных, - придержал его воспрянувший боевой дух Юсеф-ага. - Если это летуны, им должен быть знаком пароль.
Через некоторое время защитники крепости услышали дробный топот копыт по деревянному настилу, а спустя ещё минуту оглушительный стук в ворота.
- Кто стучит? - спросил часовой.
- Мустафа, - донёсся зычный голос Нуреддина.
- Это они, - радостно вскрикнул Ибрагим.
- Как зовут вашего командира? - спросил более осмотрительный начальник гарнизона.
- Мустафа, - повторил Нуреддин.
- Они, - Ибрагим метнулся к южным воротам. - Я сам им открою.
- Подождите, Ибрагим-бей! - осадил его Юсеф.
- Чего ждать? Этот человек говорит по-турецки без малейшего акцента.
- Но он ещё ничего и не сказал, глупый вы юноша.
- Никакой. Это прочная цепь, опоясывающая побережье.
- Значит, следует обезвредить её, разбив на звенья. Поодиночке любая крепость не устоит под нашим напором. Вспомни, что говорил Аристотель своему ученику Искандеру: «Разделяй и властвуй!». Большой кусок не полезет в рот, но если его расчленить на мелкие кусочки, он сразу же станет удобоваримее.
- Боюсь, что это уже не сработает из-за вашей бравады. Вместо того чтобы улестить османского посланника, вы бросили вызов султану. Теперь он нашлёт сюда несметные орды янычаров и сепахов, а с такими силами нам уже не совладать. Э-эх! Сколько раз я говорил вам, что одолеть турок можно, только применяя военные хитрости?
- Мы и применим их, - воскликнул Сарнияр, - до того, как сюда нагрянут эти орды. Пока султан соберёт разрозненные силы, мы уже займём Алиф. Помнишь, как мы вошли в Алькадир два года назад, не произведя ни одного выстрела?
- Это было неподражаемо, - элегически вздохнул Рахим.
- Почему же? - не согласился с ним царевич. - Мы можем ту же стратегию применить в Алиф. Нуреддин вполне сойдёт среди турок за своего.
- Если мне не изменяет память, у вас были сомнения на его счёт. Вы считали его перебежчиком и сребролюбцем.
- С тех пор я убеждался, и не раз, что был несправедлив к нему. Нуреддин показал себя как человек, которому можно доверять.
- Да, но теперь мы собираемся воевать не с арабами, а с турками. Согласитесь, это не одно и то же. Не воспользуется ли он случаем, который вы ему предоставите, чтобы вернуть себе милость Великого Турка?
Сарнияр нахмурил смоляные брови.
- Зачем Нуреддину предавать меня? Я исправно плачу ему и его людям щедрое жалованье, и это помимо ежемесячного содержания, выделенного каждому бойцу. Мне известно, что свои сбережения Нуреддин-ага хранит у менялы Самуила в еврейском квартале и по завершении похода хочет построить загородный особнячок для своей возлюбленной.
- У него есть возлюбленная? - удивился Рахим.
- Да-да, вдовушка покойного брата Самуила, на которой Нуреддин собирается жениться, уйдя в отставку и достроив дом. Румайла стала для него второй родиной. Какой ему резон изменять своему новому отечеству, в котором он так прочно обосновался? Впрочем, позови его, Рахим. Я прямо спрошу у него, способен ли он предать меня. А ты, будучи недурным физиономистом, проследишь украдкой за его реакцией.
Рахим распорядился позвать старшину янычаров. Через несколько минут, откинув полотнище, в шатёр вошёл Нуреддин, немного отяжелевший с годами, но ещё не утративший отличной военной выправки. Поверх доспехов на нём красовался великолепный шерстяной плащ с опушкой из шкуры леопарда, скреплённый на груди чеканной золотой пряжкой.
Нуреддин-ага щеголевато подкрутил пышный чёрный ус и отдал честь амирбару.
- Чего изволите, сахиб? - спросил он, целуя полу плаща царевича, уступавшего по качеству кроя, шитья и отделки его собственному.
Сарнияр невольно отметил, что не только его обмундированию, но также и усам недостаёт пышности, чтобы соперничать с первым франтом и усачом своей армии.
- Прекрасно выглядишь, Нуреддин-ага, - похвалил он старшину, - как будто не воевать собрался, а щеголять перед своей будущей роднёй в еврейском квартале.
- Для меня война всегда праздник, ваше высочество, - отчеканил Нуреддин-ага.
- Даже если это война с соотечественниками? - лукаво поддел его царевич.
- Для янычара соотечественники - его однополчане, а они, хвала Аллаху, при мне и со мной, то бишь, с вами. Я ведь райя (прим. автора: христианское вассально зависимое население в Османской империи), насильственно отуреченный, как все янычары. Для меня родина не там, где родился, а где прижился.
Сарнияр с улыбкой повернулся к амирбару.
- А что я тебе говорил, Рахим? Разумно ли подозревать в измене человека с такой открытой душой, как у нашего Нуреддина? Он верен нам, к тому же у него не осталось выбора. Наверняка у турок он теперь числится в изменниках. Так можем ли мы доверить ему операцию по захвату цитадели, которая в дальнейшем послужит нам трамплином?
- Я думаю, мы должны ему довериться, - согласился с ним Рахим.
- Послушай, Нуреддин, - продолжал Сарнияр, - вот наш план. Турки уже предупреждены о нашем возможном нападении, но пока не знают, с чего мы начнём. Дозорные заметят приближение нашего войска к северным воротам крепости Алиф и немедленно вышлют через южные ворота посланцев за подкреплением. Твой полк, разбившись на несколько частей, подстережёт вестовых на всех направлениях, не дав им связаться с «летучими эскадронами». Спустя определённый срок вы с уже известным нам количеством бойцов прибудете как бы на выручку к защитникам Алиф.
- Это может сработать, если они ничего не слышали про меня, - с одобрением отозвался Нуреддин.
- Как бы там ни было, у нас нет другого плана, - сказал Сарнияр. - Мы вверяем свою судьбу в твои руки, Нуреддин-ага.
- Я не подведу вас, ваше высочество, как и в ту ночь, когда вы угощали меня финиковой бражкой, помните?
Сарнияр засмеялся и похлопал старшину по богатырскому плечу.
- Как не помнить, она явно пришлась тебе по вкусу.
- О, настолько, что я решил навсегда остаться в Румайле, где военным не возбраняется… как это, по-вашему, принимать на грудь.
* * *
- Говори, негодяй, как зовут начальника «летучего эскадрона»? - допытывался Ахмед, рядовой янычар из полка Нуреддина.
Захваченный в плен вестовой промычал что-то нечленораздельное. Ахмед снова принялся поджаривать ему пятки. В воздухе запахло горелым мясом. Ахмеда чуть не стошнило, и он в бешенстве рыкнул:
- Говори, или сдохнешь!
- Мустафа, Мустафа! - наконец заговорил пленник, не выдержав бесчеловечной пытки.
- А начальников других эскадронов?
- Мустафа, их всех зовут Мустафа. Только это не имя, а условный пароль, без которого вам не откроют ворота крепости.
- Мусульманское войско делится по принципу десятков, сотен и тысяч. Эскадрон - среднее формирование, стало быть, исчисляется сотнями. Сколько же их в «летучих эскадронах» - три, четыре, пять?
- От трёх до пяти, - ответил пленник. - Точной цифры нет, им же часто приходится перестраиваться в ходе боевых операций. За то их и прозвали «летунами».
- Что ещё необходимо знать командиру эскадрона? - продолжал допрос Ахмед.
- Ничего, кроме пароля. На вопрос, кто стучит, следует ответить «Мустафа». Этого достаточно.
- Мустафа, и всё? - не поверил подозрительный Ахмед. - Почему так незатейливо?
- Это только на первый взгляд. В военное время пароль часто меняется. Случалось, «летунов» не пускали в крепость из-за того, что им вовремя не сообщили о смене пароля. А ты мой земляк, босниец, судя по говору.
- Иуда твой земляк, - презрительно бросил Ахмед.
- Ты такой же предатель, как и я, - вспыхнул пленник.
- Я никого не предавал, - заявил Ахмед, - а как служил своему старшине Нуреддину, так и продолжаю служить.
- Нуреддин-ага! - выкатил глаза вестовой. - Знаешь, что обещано за его голову? Тысяча золотых дукатов. Целое состояние для такого босяка, как ты. Сдай своего командира, землячок, и тебе позволят вернуться в Турцию. Ты окончишь там свои дни в богатстве и праздности.
- А ты умрёшь, как собака, - разгневался Ахмед и одним ударом меча отсёк ему голову. - Смердящий пёс, не достойный погребения!
Покончив с пленником, Ахмед вернулся к командиру и подробнейшим образом отчитался ему о проделанной работе. Нуреддин-ага похвалил своего подчинённого. Известие о том, что за его голову обещано щедрое вознаграждение, нисколько не испортило ему настроения. Он доверял своим воинам, никого из них не считал способным на предательство, но всё-таки попросил Ахмеда сохранить в тайне посмертное признание вестового из крепости Алиф.
Прода от 13.06.2022, 16:51
* * *
Солнце, медленно угасая, скрылось за высокими башнями Алиф. С наступлением ночи румалийцы, пробив немало брешей в крепостных стенах, внезапно ослабили пальбу, но не ринулись в атаку, пользуясь темнотой, как ожидали турки. Комендант крепости, юный Ибрагим-бей выразил своё удивление по этому поводу начальнику гарнизона Юсефу.
- Румалийцы ведут себя странно, Юсеф-ага.
- А я бы сказал, выжидательно, Ибрагим-бей, - возразил Юсеф.
- Чего ж ещё им ждать, как не темноты, чтобы начать атаку? В крепостных стенах уже проделаны такие дыры, что в них пролез бы и верблюд. Алиф стал похож на решето, а они всё выжидают? Я в замешательстве, Юсеф-ага. Всегда считал румалийцев храбрецами, не могу поверить, что они боятся огня наших пушек.
- Румалийцы не храбрецы, а хитрецы, Ибрагим-бей, - усмехнулся Юсеф, - а возглавляет их юноша, снискавший своей первой победой славу самого хитроумного воеводы на свете.
- На сей раз каверзы сослужат ему дурную службу, Юсеф-ага. Пока он будет медлить, строя в уме свои коварные планы, со всех сторон прибудут наши подкрепления и выкурят его отсюда, как злого духа.
Юсеф покачал седеющей головой в жёлтом тюрбане.
- Вы слишком молоды, Ибрагим-бей, и потому полны оптимизма. Уж если эти мозарабы (прим. автора: потомки христиан) решились напасть на нас, значит, они хорошо подготовились к войне. Я не удивлюсь, если они обложили все дороги и отсекли нас от империи. Потому и не спешат подставлять себя под огонь наших батарей.
- Ну что ж, - дрогнувшим голосом сказал Ибрагим, - если Алиф падёт под их натиском, это будет единственный кусок Сиятельной Порты, который отвалится их вероломному принцу. Но ему недолго праздновать победу; войска султана Мюрада пробьются через заслон и вышибут его отсюда.
Начальник гарнизона безмолвно воздел глаза и руки к небу.
- Иншаллах, нам всё-таки удастся продержаться ещё немного, - продолжал Ибрагим. - Судьба не может быть так несправедлива ко мне и к моей любимой Сервиназ.
- Мне жаль вашу молодую жену, Ибрагим-бей. Ей не следовало здесь оставаться после того, как мы услышали об угрозе нападения румалийцев.
- Она не захотела расстаться со мной. Ведь мы поженились всего несколько дней назад.
- Всё равно, - проворчал Юсеф, - женщинам на войне не место. Скоро здесь будет слишком жарко для неё. А вы не должны падать духом в тревогах за свою благоверную. Не то неприятель живо обнаружит вашу ахиллесову пяту.
Ибрагим побледнел как полотно.
- Я слышал, - пролепетал он, моментально растеряв весь боевой задор, - что Сарнияр Измаил обходится с благородными пленниками честь по чести. Он не обидит нас, на худой конец потребует выкуп за меня и Сервиназ.
Юсеф усмехнулся.
- А я, напротив, слышал весьма скабрезные байки о том, как он обращается с женщинами. Насколько мне известно, его женили на какой-то гнилушке из корыстных соображений, а она так плоха, что даже ноги раздвинуть не в силах. Вот он и отыгрывается на других бабах, бедолага. Иншаллах, чтобы ваша новобрачная не привлекла его внимания!
- Что за дикость, Юсеф-ага! - брезгливо поморщился комендант.
- Да, вам не позавидуешь, Ибрагим-бей. Вы выбрали не самое подходящее время для женитьбы.
- Но вы же знаете, как было дело, Юсеф-ага. Я получил это назначение в награду за то, что женился на дочери Сулеймана-паши, прижитой им от пленной албанки. Происхождение её казалось мне недостаточно высоким. Правда, она - дочь паши, но незаконнорожденная. Я противился всеми силами этому мезальянсу, пока он не дал мне увидеть её воочию. С тех пор я дённо и нощно благословляю нашего сераскера (прим. автора: главнокомандующий у турок) в своих молитвах.
Юсеф снова поднял глаза к небу, словно пытаясь прочесть на нём исход битвы и свою дальнейшую судьбу.
- Будем надеяться, - сказал он, желая ободрить коменданта, - что в случае нашего поражения этот принц не презрит святость ваших брачных обетов. Но, между нами говоря, все румалийцы маловеры, их властелин - полнейшее ничтожество, а его сынуля - выпивоха, бабник и сквернослов. Печально, что наш султан, Защитник Веры, принуждён воевать с такими недостойными противниками.
Ибрагим не успел ничего ответить, так как в эту минуту часовой крикнул со сторожевой вышки у южных ворот Алиф:
- Я вижу конный отряд! Он приближается к южным воротам!
Ибрагим-бей заплясал на месте от радости, а более сдержанный Юсеф-ага спросил:
- Сколько людей ты видишь?
- Много, - отвечал часовой, - триста, четыреста… не менее пятисот вооружённых конников.
- Пять сотен? Так это уже не отряд, а эскадрон.
- Но без каких-либо опознавательных знаков, - прибавил часовой.
- Наверняка для маскировки, - вмешался Ибрагим. - Носить такие знаки, когда кругом враги, опасно. Это летуны, хвала всевышнему!
- Всё же дождёмся позывных, - придержал его воспрянувший боевой дух Юсеф-ага. - Если это летуны, им должен быть знаком пароль.
Через некоторое время защитники крепости услышали дробный топот копыт по деревянному настилу, а спустя ещё минуту оглушительный стук в ворота.
- Кто стучит? - спросил часовой.
- Мустафа, - донёсся зычный голос Нуреддина.
- Это они, - радостно вскрикнул Ибрагим.
- Как зовут вашего командира? - спросил более осмотрительный начальник гарнизона.
- Мустафа, - повторил Нуреддин.
- Они, - Ибрагим метнулся к южным воротам. - Я сам им открою.
- Подождите, Ибрагим-бей! - осадил его Юсеф.
- Чего ждать? Этот человек говорит по-турецки без малейшего акцента.
- Но он ещё ничего и не сказал, глупый вы юноша.
