- Потому что он не предпринимает никаких попыток освободить тебя, наивное дитя. Очевидно, Сулейман-паша считает тебя потерянной для себя, а твою честь погубленной. В своё время он сам не устоял от искушения с твоей матерью, потому и не питает никаких иллюзий на мой счёт.
- Но ведь у вас хватает благородства не принуждать меня к сожительству! - в отчаянии воскликнула Сервиназ.
Сарнияр усмехнулся в ответ.
- И, по-твоему, мне следует довести это до его сведения, пери? Начинать переговоры - прерогатива побеждённых, а я победитель. Мои люди уже захватили четыре крепости, помимо Алиф. Скоро мы прорвёмся к побережью и прогоним турок с нашего полуострова. Сулейман-паша терпит поражение за поражением. Едва ли его ещё волнует судьба внебрачной дочери, когда его собственная судьба висит на волоске. Не сегодня, завтра султан сместит его с поста сераскера, если ещё не сделал этого. И тогда твой отец потеряет всякую возможность добиться твоего освобождения.
- Но, даже потеряв влияние и власть, он всё же сможет выкупить своё дитя из плена.
- Меня не интересует выкуп. Я не обменяю тебя на деньги, даже если мне предложат целую дюжину сундуков, набитых золотом. Не всё измеряется деньгами, поверь мне.
Сарнияр оставил поднос на полу и удалился. В конце коридора его дожидался Рахим, прибывший в Алиф с донесением о захвате ещё одной турецкой крепости, уже шестой по счёту. Они обменялись приветствиями, затем Рахим доложил ему об обстановке на передовой и под конец спросил:
- Чем вы занимаетесь здесь, ваше высочество? Мне сообщили, что вы до сих пор держите в плену дочь сераскера, несмотря на то, что он уже трижды присылал парламентёров, каждый раз предлагая за неё всё более выгодные варианты обмена. Потом я нечаянно услышал, о чём вы говорили со своей пленницей и чуть не сгорел от стыда за вас. Каковы бы ни были ваши виды на эту женщину, но внушать ей, будто родной отец от неё отвернулся, когда это заведомая ложь...
- С чего ты вздумал поучать меня, Рахим? - рассерженно перебил его Сарнияр. - Не советую тебе идти по стопам своего отца. Напомнить, чем закончилось его вмешательство в мою частную жизнь?
- Вы можете разжаловать меня, как и моего отца, - не дрогнул от угрозы Рахим, - но я всё равно скажу вам, что это бесчестно - охмурять женщину, прибегая к заведомой лжи.
- В любви, как и на войне, все средства хороши, - сердито буркнул Сарнияр.
- Неужто в вашем арсенале не найдётся средств более достойных и честных?
- Безусловно, найдётся. Я пущу их в ход после того, как Сервиназ смирится с уготованной ей участью.
- А какую участь вы ей уготовили? Она будет вашей наложницей?
- Это не такая уж безрадостная перспектива, как тебе кажется, Рахим, - всё ещё дуясь, заявил царевич. - Сервиназ займёт достойное место в моей жизни. Я сделаю её своей земной спутницей, матерью моих детей.
- Мне странно это слышать, - признался Рахим. - Вы же были так влюблены в Гюльфем-ханум, собирались жениться на ней.
Лицо Сарнияра побагровело при упоминании о Гюльфем.
- Теперь об этом не может быть и речи. Я не хочу иметь детей от женщины, убившей плод моей любви в своём чреве.
- А другая нимфа, та, что подарила вам сына?
- Она замужем за моим телохранителем. Я не намерен разрушать их брак. Что до ребёнка... моё сердце уже принадлежит ему, но я не могу признать своим наследником плод адюльтера. Пора завязывать с войной, Рахим. Женщин нельзя надолго оставлять без присмотра. В моё отсутствие они совсем распустились. Одна убила моего ребёнка, другая, напротив, родила без моего согласия. Ей-ей, нельзя давать им волю!
- Не вздумайте! - испугался Рахим. - Если вы не можете обойтись без женщин, оставьте себе эту албанку, но не лишайте нас удовольствия сражаться с турками.
- А ты вошёл во вкус войны, Рахим, - поддразнил его, смеясь, царевич, - когда-то она представлялась тебе сомнительным предприятием.
- Аппетит приходит во время еды, ваше высочество.
- Сахиб! - позвал со двора знакомый голос.
Царевич выглянул в окно и увидел Мансура, который стоял у подножья парадной лестницы, размахивая двумя свитками.
- Последние новости из столицы? - предположил Рахим.
Сарнияр досадливо отмахнулся.
- Наверно, опять послание от Фериды. Эта рыжая чума засыпала меня письмами, полными нелепых требований признать её матерью моего наследника. До неё никак не доходит, что если я это сделаю, прослыву прелюбодеем, а она сама блудницей.
Царевич начал спускаться вниз по крутой лестнице, опираясь на резные перила. Рахим последовал за ним.
- Зря трудился, Мансур, - сказал Сарнияр гонцу. - В следующий раз, когда Ферида-ханум попросит тебя доставить мне письмо, сожги его, а пепел развей по ветру.
- Но эти письма прислала вам не Ферида-ханум, - заявил Мансур.
- А кто же тогда? - удивился царевич.
- Одно из них написано вашей матушкой.
- Давай его сюда скорее, - потребовал Сарнияр.
С нетерпением выхватив из рук Мансура протянутый свиток, он развернул его и углубился в чтение. И амирбар, и гонец с нескрываемым любопытством следили за выражением его лица. Дочитывая письмо, Сарнияр заметно разволновался; глаза его подёрнулись влагой, но слёзы, не пролившись, застыли на ресницах.
- Моя жена умерла, Рахим! - Он обратил покрасневшие от непролитых слёз глаза на гонца. - Кто прислал второе письмо, друг мой?
- Гюльфем-ханум, - ответил скороход.
- Гюльфем? - машинально повторил Сарнияр. - Зачем эта женщина написала мне? Она никогда не отвечала на мои письма, ты тому свидетель, Мансур. В своё время ты доставил ей целый мешок моих посланий, но ни разу не получил на них ответа. Зачем же теперь, когда я порвал всякую связь с Гюльфем, она пишет мне?
- Вероятно, - предположил Рахим, - ей тоже захотелось уведомить вас о кончине вашей жены.
- В таком случае мне незачем читать её письмо, - решил Сарнияр.
Рахим укоризненно покачал головой.
- Ну, что за ребячество? Ведь от вас не убудет, если вы прочтёте его.
- Нет, я не стану его читать, - заупрямился Сарнияр и, чтобы не поддаться соблазну, порвал письмо Гюльфем на мелкие кусочки.
Рахим и скороход обменялись кислыми взглядами.
- Ступай на кухню, Мансур, - приказал амирбар, - ты наверняка проголодался.
- Как волк, - кивнул скороход и скрылся с глаз.
- Примите мои соболезнования, ваше высочество, - сочувственно пожал руку царевича Рахим.
Сарнияр сморгнул вновь показавшиеся на глазах слезинки и вдруг с воодушевлением произнёс:
- Но это же всё меняет, Рахим!
- Что именно, мой юный владыка?
- Смерть моей жены кардинально меняет мои планы! Теперь я смогу жениться на Сервиназ!
- Вы с ума сошли! - воскликнул Рахим. - Жениться на дочери своего врага?
- Но именно так поступали мои предки. Или ты позабыл, как сам мне предлагал увенчать победу над калифом Аль-Акик союзом моего младшего брата с его дочерью?
- Но вы ещё не одержали победу над турками, - возразил амирбар, - битва в самом разгаре. Если вы женитесь на дочке главнокомандующего, вам придётся заключить с ним перемирие. Не станете же вы продолжать борьбу со своим тестем?
- Конечно, нет. Представляю, с какой радостью он ухватится за моё предложение! Ведь я спасу его не только от отставки, но и немилости Великого Турка. По правде говоря, мне уже наскучило воевать с султаном Мюрадом. Но не волнуйся, Рахим. Мировая ему обойдётся дороже войны.
- И всё из-за этой албанки, будь она неладна, - проворчал Рахим. - По отношению к женщинам вы неизменно проявляете излишнюю щепетильность. Они всегда играли ключевую роль в вашей жизни. Вы затеяли войну с турками из-за женщины и сворачиваете её тоже из-за женщины.
- О чём это ты? - сердито спросил Сарнияр.
- Всё о том же, - развёл руками Рахим. - Когда вам навязали в жёны богатую княжну, вы решили ограбить турок, чтобы развестись с ней и вернуть ей приданое. Благородная цель, нечего сказать! Но как только выяснилось, что она почти не жилица, вы передумали развязывать войну и всё-таки развязали, когда китаец вдохнул в неё жизнь. Теперь она умерла, а вы влюбились в свою пленницу-албанку и шабаш - конец войне, которая с таким успехом для вас началась.
Война никогда не являлась вашей целью или призванием, хотя на этом поприще вам сопутствовала удача. Вы играючи одерживали одну победу за другой и могли бы достичь небывалых высот, если бы не ваша слабость к слабому полу. Простите за игру слов, но это так. Вы принимаете судьбоносные решения, поддаваясь мимолётной прихоти.
- Я же сказал, что для меня это не мимолётная прихоть, - прибавил в голос децибел Сарнияр.
- Но почему непременно надо жениться на этой женщине, когда вы можете взять её и так?
- Потому что так велит моя совесть, Рахим. По моей вине она стала вдовой, едва успев выйти замуж.
- На войне такое часто случается.
- Кроме того, я не хочу, чтобы она считала меня варваром.
- Вы слишком большое значение придаёте тому, что думают о вас женщины. И что же теперь? Вы вернёте туркам всё, что награбили у них?
- Нет, я оставлю всё завоёванное себе. Их крепости - мои военные трофеи.
- В таком случае, - решительно сказал Рахим, - назначьте меня комендантом крепости Капуджа, и я немедленно выеду туда с инженерно-восстановительным отрядом.
- Я хотел направить тебя послом к Сулейману-паше. Ты не хочешь принять участие в переговорах о мире?
- Нет, ваше высочество. Думаю, что вы прекрасно справитесь без меня. Вы же всё равно не слушаете моих советов.
Сарнияр махнул рукой, решив не продолжать этот бессмысленный спор. Рахим был слишком разочарован. Оценив свои силы как полководца в боях под Аль-Акик и Аба-Сеуд, он надеялся добиться большего. Но для царевича со смертью княжны война потеряла всякое значение. Теперь у его ног лежало всё золото Голконды. А до сокровищ, хранящихся в Алла-Илеме, ещё нужно было дотянуться. У турок имелся флот. Османские галеры вывезут всё ценное из порта раньше, чем румалийцы подберутся к нему на опасное расстояние.
- Как-то отец сказал мне, что на войну с турками может уйти целая жизнь. А она у меня одна, Рахим. Человек приходит в этот мир лишь один раз. Но если ты останешься, я докажу тебе, что эту войну мы не проиграли.
- Я не останусь, ваше высочество, - упорствовал Рахим.
- Хорошо, - согласился царевич, - уезжай в свою крепость.
Он позвал писаря, который написал под его диктовку грамоту о назначении Рахима комендантом крепости Капуджа. Между тем вернулся Мансур и получил приказ ехать в ставку Сулеймана-паши с предложением начать мирные переговоры.
- Дайте мне немного времени на отдых, - воспротивился гонец, - хотя бы до утра. Я проделал такой утомительный путь.
- Отдыхай, - согласился царевич, подумав о том, что у него будет время поразмыслить о своём решении до утра.
А поскольку принятие этого решения напрямую зависело от того, как его воспримет Сервиназ, он отправился сообщить ей о нём, не откладывая в долгий ящик. Подойдя к двери её комнаты, он обнаружил поднос с едой на том же месте, где его оставил; исчезло только блюдо с перепелиными яйцами. Дверь в комнату была по-прежнему заперта. Сарнияр решил не ломиться к пленнице, а подождать, когда она захочет пить (яйца перепёлок вызывают сильную жажду) и откроет дверь, чтобы взять с подноса кувшин с лимонным шербетом.
Так и случилось. Не прошло минуты, как засов заскрипел, дверь приоткрылась, и Сервиназ выглянула в коридор. Увидев царевича, она сделала попытку захлопнуть перед ним дверь, но он втиснул руку между створкой и косяком, распахнул её и подался вперёд, так что Сервиназ, волей-неволей, пришлось впустить его к себе.
- Нет, вы всё-таки грубый дикарь! - воскликнула она, отходя от двери вглубь комнаты.
- Нет, это ты дикарка, - возразил Сарнияр, следуя за ней.
- Сколько раз вам повторять, что я не хочу с вами разговаривать?
- На этот раз тебе придётся меня выслушать.
Сервиназ спокойно уселась на тахту и взялась за рукоделие. Он встал напротив, смотрел, как она вышивает по канве и думал о том, что ещё не поздно пересмотреть своё решение. Но стоило ей поднять пленительные янтарные глаза и взглянуть на него с сердитым выражением, и он понял, что отступать уже некуда.
- Так что вы хотели мне сообщить, эфенди? - с нетерпением спросила она. - Ваше молчание наводит меня на мысль, что вам нечего сказать мне, по крайней мере, такого, о чём я ещё не слышала. Вы хотите в очередной раз подчеркнуть, что у меня нет другого выбора, кроме как уступить вашему желанию? Что я напрасно берегу свою честь, раз мои родные всё равно считают её погубленной и потому не спешат вызволить меня отсюда? Если так и вы лишь подбираете другие слова, чтобы сказать мне всё то же самое, я не желаю вас слушать.
Когда она закончила и снова взялась за иглу, Сарнияр ответил:
- Ты приписываешь мне качества, которыми я не обладаю, моя пери. Увы, я не умею говорить по-разному об одном и том же.
- Неужели? - недоверчиво усмехнулась Сервиназ. - А я слышала, что, напротив, вы владеете даром увлекать за собой толпы людей своим красноречием и своими успехами на поле брани в большей степени обязаны ораторскому, чем боевому искусству.
- Я не стану отрицать, что язык у меня неплохо подвешен, но в твоём присутствии он немеет, моя пери. Иначе я уже сказал бы тебе всё, что не решаюсь сказать.
- Но ведь у вас хватает благородства не принуждать меня к сожительству! - в отчаянии воскликнула Сервиназ.
Сарнияр усмехнулся в ответ.
- И, по-твоему, мне следует довести это до его сведения, пери? Начинать переговоры - прерогатива побеждённых, а я победитель. Мои люди уже захватили четыре крепости, помимо Алиф. Скоро мы прорвёмся к побережью и прогоним турок с нашего полуострова. Сулейман-паша терпит поражение за поражением. Едва ли его ещё волнует судьба внебрачной дочери, когда его собственная судьба висит на волоске. Не сегодня, завтра султан сместит его с поста сераскера, если ещё не сделал этого. И тогда твой отец потеряет всякую возможность добиться твоего освобождения.
- Но, даже потеряв влияние и власть, он всё же сможет выкупить своё дитя из плена.
- Меня не интересует выкуп. Я не обменяю тебя на деньги, даже если мне предложат целую дюжину сундуков, набитых золотом. Не всё измеряется деньгами, поверь мне.
Сарнияр оставил поднос на полу и удалился. В конце коридора его дожидался Рахим, прибывший в Алиф с донесением о захвате ещё одной турецкой крепости, уже шестой по счёту. Они обменялись приветствиями, затем Рахим доложил ему об обстановке на передовой и под конец спросил:
- Чем вы занимаетесь здесь, ваше высочество? Мне сообщили, что вы до сих пор держите в плену дочь сераскера, несмотря на то, что он уже трижды присылал парламентёров, каждый раз предлагая за неё всё более выгодные варианты обмена. Потом я нечаянно услышал, о чём вы говорили со своей пленницей и чуть не сгорел от стыда за вас. Каковы бы ни были ваши виды на эту женщину, но внушать ей, будто родной отец от неё отвернулся, когда это заведомая ложь...
- С чего ты вздумал поучать меня, Рахим? - рассерженно перебил его Сарнияр. - Не советую тебе идти по стопам своего отца. Напомнить, чем закончилось его вмешательство в мою частную жизнь?
- Вы можете разжаловать меня, как и моего отца, - не дрогнул от угрозы Рахим, - но я всё равно скажу вам, что это бесчестно - охмурять женщину, прибегая к заведомой лжи.
- В любви, как и на войне, все средства хороши, - сердито буркнул Сарнияр.
- Неужто в вашем арсенале не найдётся средств более достойных и честных?
- Безусловно, найдётся. Я пущу их в ход после того, как Сервиназ смирится с уготованной ей участью.
- А какую участь вы ей уготовили? Она будет вашей наложницей?
- Это не такая уж безрадостная перспектива, как тебе кажется, Рахим, - всё ещё дуясь, заявил царевич. - Сервиназ займёт достойное место в моей жизни. Я сделаю её своей земной спутницей, матерью моих детей.
- Мне странно это слышать, - признался Рахим. - Вы же были так влюблены в Гюльфем-ханум, собирались жениться на ней.
Лицо Сарнияра побагровело при упоминании о Гюльфем.
- Теперь об этом не может быть и речи. Я не хочу иметь детей от женщины, убившей плод моей любви в своём чреве.
- А другая нимфа, та, что подарила вам сына?
- Она замужем за моим телохранителем. Я не намерен разрушать их брак. Что до ребёнка... моё сердце уже принадлежит ему, но я не могу признать своим наследником плод адюльтера. Пора завязывать с войной, Рахим. Женщин нельзя надолго оставлять без присмотра. В моё отсутствие они совсем распустились. Одна убила моего ребёнка, другая, напротив, родила без моего согласия. Ей-ей, нельзя давать им волю!
- Не вздумайте! - испугался Рахим. - Если вы не можете обойтись без женщин, оставьте себе эту албанку, но не лишайте нас удовольствия сражаться с турками.
- А ты вошёл во вкус войны, Рахим, - поддразнил его, смеясь, царевич, - когда-то она представлялась тебе сомнительным предприятием.
- Аппетит приходит во время еды, ваше высочество.
- Сахиб! - позвал со двора знакомый голос.
Царевич выглянул в окно и увидел Мансура, который стоял у подножья парадной лестницы, размахивая двумя свитками.
- Последние новости из столицы? - предположил Рахим.
Сарнияр досадливо отмахнулся.
- Наверно, опять послание от Фериды. Эта рыжая чума засыпала меня письмами, полными нелепых требований признать её матерью моего наследника. До неё никак не доходит, что если я это сделаю, прослыву прелюбодеем, а она сама блудницей.
Прода от 17.06.2022, 16:03
Царевич начал спускаться вниз по крутой лестнице, опираясь на резные перила. Рахим последовал за ним.
- Зря трудился, Мансур, - сказал Сарнияр гонцу. - В следующий раз, когда Ферида-ханум попросит тебя доставить мне письмо, сожги его, а пепел развей по ветру.
- Но эти письма прислала вам не Ферида-ханум, - заявил Мансур.
- А кто же тогда? - удивился царевич.
- Одно из них написано вашей матушкой.
- Давай его сюда скорее, - потребовал Сарнияр.
С нетерпением выхватив из рук Мансура протянутый свиток, он развернул его и углубился в чтение. И амирбар, и гонец с нескрываемым любопытством следили за выражением его лица. Дочитывая письмо, Сарнияр заметно разволновался; глаза его подёрнулись влагой, но слёзы, не пролившись, застыли на ресницах.
- Моя жена умерла, Рахим! - Он обратил покрасневшие от непролитых слёз глаза на гонца. - Кто прислал второе письмо, друг мой?
- Гюльфем-ханум, - ответил скороход.
- Гюльфем? - машинально повторил Сарнияр. - Зачем эта женщина написала мне? Она никогда не отвечала на мои письма, ты тому свидетель, Мансур. В своё время ты доставил ей целый мешок моих посланий, но ни разу не получил на них ответа. Зачем же теперь, когда я порвал всякую связь с Гюльфем, она пишет мне?
- Вероятно, - предположил Рахим, - ей тоже захотелось уведомить вас о кончине вашей жены.
- В таком случае мне незачем читать её письмо, - решил Сарнияр.
Рахим укоризненно покачал головой.
- Ну, что за ребячество? Ведь от вас не убудет, если вы прочтёте его.
- Нет, я не стану его читать, - заупрямился Сарнияр и, чтобы не поддаться соблазну, порвал письмо Гюльфем на мелкие кусочки.
Рахим и скороход обменялись кислыми взглядами.
- Ступай на кухню, Мансур, - приказал амирбар, - ты наверняка проголодался.
- Как волк, - кивнул скороход и скрылся с глаз.
- Примите мои соболезнования, ваше высочество, - сочувственно пожал руку царевича Рахим.
Сарнияр сморгнул вновь показавшиеся на глазах слезинки и вдруг с воодушевлением произнёс:
- Но это же всё меняет, Рахим!
- Что именно, мой юный владыка?
- Смерть моей жены кардинально меняет мои планы! Теперь я смогу жениться на Сервиназ!
- Вы с ума сошли! - воскликнул Рахим. - Жениться на дочери своего врага?
- Но именно так поступали мои предки. Или ты позабыл, как сам мне предлагал увенчать победу над калифом Аль-Акик союзом моего младшего брата с его дочерью?
- Но вы ещё не одержали победу над турками, - возразил амирбар, - битва в самом разгаре. Если вы женитесь на дочке главнокомандующего, вам придётся заключить с ним перемирие. Не станете же вы продолжать борьбу со своим тестем?
- Конечно, нет. Представляю, с какой радостью он ухватится за моё предложение! Ведь я спасу его не только от отставки, но и немилости Великого Турка. По правде говоря, мне уже наскучило воевать с султаном Мюрадом. Но не волнуйся, Рахим. Мировая ему обойдётся дороже войны.
- И всё из-за этой албанки, будь она неладна, - проворчал Рахим. - По отношению к женщинам вы неизменно проявляете излишнюю щепетильность. Они всегда играли ключевую роль в вашей жизни. Вы затеяли войну с турками из-за женщины и сворачиваете её тоже из-за женщины.
- О чём это ты? - сердито спросил Сарнияр.
- Всё о том же, - развёл руками Рахим. - Когда вам навязали в жёны богатую княжну, вы решили ограбить турок, чтобы развестись с ней и вернуть ей приданое. Благородная цель, нечего сказать! Но как только выяснилось, что она почти не жилица, вы передумали развязывать войну и всё-таки развязали, когда китаец вдохнул в неё жизнь. Теперь она умерла, а вы влюбились в свою пленницу-албанку и шабаш - конец войне, которая с таким успехом для вас началась.
Война никогда не являлась вашей целью или призванием, хотя на этом поприще вам сопутствовала удача. Вы играючи одерживали одну победу за другой и могли бы достичь небывалых высот, если бы не ваша слабость к слабому полу. Простите за игру слов, но это так. Вы принимаете судьбоносные решения, поддаваясь мимолётной прихоти.
- Я же сказал, что для меня это не мимолётная прихоть, - прибавил в голос децибел Сарнияр.
- Но почему непременно надо жениться на этой женщине, когда вы можете взять её и так?
- Потому что так велит моя совесть, Рахим. По моей вине она стала вдовой, едва успев выйти замуж.
- На войне такое часто случается.
- Кроме того, я не хочу, чтобы она считала меня варваром.
- Вы слишком большое значение придаёте тому, что думают о вас женщины. И что же теперь? Вы вернёте туркам всё, что награбили у них?
- Нет, я оставлю всё завоёванное себе. Их крепости - мои военные трофеи.
- В таком случае, - решительно сказал Рахим, - назначьте меня комендантом крепости Капуджа, и я немедленно выеду туда с инженерно-восстановительным отрядом.
- Я хотел направить тебя послом к Сулейману-паше. Ты не хочешь принять участие в переговорах о мире?
- Нет, ваше высочество. Думаю, что вы прекрасно справитесь без меня. Вы же всё равно не слушаете моих советов.
Сарнияр махнул рукой, решив не продолжать этот бессмысленный спор. Рахим был слишком разочарован. Оценив свои силы как полководца в боях под Аль-Акик и Аба-Сеуд, он надеялся добиться большего. Но для царевича со смертью княжны война потеряла всякое значение. Теперь у его ног лежало всё золото Голконды. А до сокровищ, хранящихся в Алла-Илеме, ещё нужно было дотянуться. У турок имелся флот. Османские галеры вывезут всё ценное из порта раньше, чем румалийцы подберутся к нему на опасное расстояние.
- Как-то отец сказал мне, что на войну с турками может уйти целая жизнь. А она у меня одна, Рахим. Человек приходит в этот мир лишь один раз. Но если ты останешься, я докажу тебе, что эту войну мы не проиграли.
- Я не останусь, ваше высочество, - упорствовал Рахим.
- Хорошо, - согласился царевич, - уезжай в свою крепость.
Он позвал писаря, который написал под его диктовку грамоту о назначении Рахима комендантом крепости Капуджа. Между тем вернулся Мансур и получил приказ ехать в ставку Сулеймана-паши с предложением начать мирные переговоры.
- Дайте мне немного времени на отдых, - воспротивился гонец, - хотя бы до утра. Я проделал такой утомительный путь.
- Отдыхай, - согласился царевич, подумав о том, что у него будет время поразмыслить о своём решении до утра.
А поскольку принятие этого решения напрямую зависело от того, как его воспримет Сервиназ, он отправился сообщить ей о нём, не откладывая в долгий ящик. Подойдя к двери её комнаты, он обнаружил поднос с едой на том же месте, где его оставил; исчезло только блюдо с перепелиными яйцами. Дверь в комнату была по-прежнему заперта. Сарнияр решил не ломиться к пленнице, а подождать, когда она захочет пить (яйца перепёлок вызывают сильную жажду) и откроет дверь, чтобы взять с подноса кувшин с лимонным шербетом.
Так и случилось. Не прошло минуты, как засов заскрипел, дверь приоткрылась, и Сервиназ выглянула в коридор. Увидев царевича, она сделала попытку захлопнуть перед ним дверь, но он втиснул руку между створкой и косяком, распахнул её и подался вперёд, так что Сервиназ, волей-неволей, пришлось впустить его к себе.
- Нет, вы всё-таки грубый дикарь! - воскликнула она, отходя от двери вглубь комнаты.
- Нет, это ты дикарка, - возразил Сарнияр, следуя за ней.
- Сколько раз вам повторять, что я не хочу с вами разговаривать?
- На этот раз тебе придётся меня выслушать.
Сервиназ спокойно уселась на тахту и взялась за рукоделие. Он встал напротив, смотрел, как она вышивает по канве и думал о том, что ещё не поздно пересмотреть своё решение. Но стоило ей поднять пленительные янтарные глаза и взглянуть на него с сердитым выражением, и он понял, что отступать уже некуда.
- Так что вы хотели мне сообщить, эфенди? - с нетерпением спросила она. - Ваше молчание наводит меня на мысль, что вам нечего сказать мне, по крайней мере, такого, о чём я ещё не слышала. Вы хотите в очередной раз подчеркнуть, что у меня нет другого выбора, кроме как уступить вашему желанию? Что я напрасно берегу свою честь, раз мои родные всё равно считают её погубленной и потому не спешат вызволить меня отсюда? Если так и вы лишь подбираете другие слова, чтобы сказать мне всё то же самое, я не желаю вас слушать.
Когда она закончила и снова взялась за иглу, Сарнияр ответил:
- Ты приписываешь мне качества, которыми я не обладаю, моя пери. Увы, я не умею говорить по-разному об одном и том же.
- Неужели? - недоверчиво усмехнулась Сервиназ. - А я слышала, что, напротив, вы владеете даром увлекать за собой толпы людей своим красноречием и своими успехами на поле брани в большей степени обязаны ораторскому, чем боевому искусству.
- Я не стану отрицать, что язык у меня неплохо подвешен, но в твоём присутствии он немеет, моя пери. Иначе я уже сказал бы тебе всё, что не решаюсь сказать.
