- Теперь его зовут Икбал, и он мой сын, хотя и не по крови, как я теперь понимаю.
       Зальфия грустно понурила голову.
       - Значит, вы не вернёте мне малыша, господин?
       - Нет, я успел к нему привязаться. Но Икбалу нужна кормилица, и если ты дашь мне слово молчать обо всём, что с нами произошло, я возьму в кормилицы тебя.
       Зальфия упала на колени и горячо поклялась:
       - Даю слово, что буду молчать обо всём до самой смерти, если вы мне позволите остаться с Хасаном… то есть, простите, с Икбалом.
       Сарнияр поднял её с колен и мягко сказал:
       - Пойдём, а то разбудим Икбала и старушку Чемиган. Я покажу, какую комнату ты сможешь занять во дворце.
       Едва они покинули детскую, как снова появился мавр. На этот раз его лицо покрывала бледность, заметно проступавшая сквозь тёмную кожу.
       - Я пришёл за своим сыном, - объявил он и протянул дрожащие от волнения руки к свёртку.
       Зальфия безропотно отдала ему ребёнка.
       - Твоя служанка во всём созналась? - спросил Сарнияр.
       - Она сбежала, оставив записку. Этакую покаянную исповедь о своём сговоре с Феридой, которая, родив от меня чёрного крепыша, задумала поменять его на светлокожего младенца. Ей очень хотелось воцариться во дворце в положении матери вашего наследника. Она ушла с малышом во дворец и больше не вернулась. Никаких денег она Гузель не оставила, и ей было негде их взять, чтобы расплачиваться за содержание моего сына с этой нищенкой.
       Царевич примирительно тронул мавра за плечо.
       - Прости, дружок, но я знал не больше твоего о коварных планах Фериды и искренне считал своим ребёнка этой бедной женщины. Думаю, разумнее всего нам обоим забыть об этом инциденте. Но если ты не в силах простить нанесённую тебе обиду, я разрешаю тебе оставить службу у меня. Мне будет не хватать тебя, но я пойму...
       Сарнияр смущённо умолк. Мавр тоже помалкивал, мысленно вопрошая себя, за что, собственно, ему обижаться на сахиба, который попался, как доверчивый пескарь, на крючок его жены. А о том, что он спал с ней, ему давным-давно известно, и это уже дело прошлое. С тем, что Ферида была ему неверна, Бехрам успел смириться, но у него никогда не возникало и мысли о том, чтобы оставить из-за неё сахиба.
       - Я не хочу уходить со службы, - проговорил он, наконец, - и буду служить вам, как раньше, верой и правдой, но больше никогда не приму в свой дом женщин из ваших рук.
       - Что ж, это вполне справедливо, - обрадовался Сарнияр, - на том и порешим. Наши дети будут расти вместе, и надеюсь, станут добрыми друзьями. А воспитывать их будет эта милая женщина, Зальфия.
       - Что? - брезгливо выпятил нижнюю губу Бехрам. - Вы собираетесь взять в свой дом эту прощелыгу и доверить ей наших детей?
       - Зальфия не прощелыга. Она вдова моего воина, погибшего в бою за Аба-Сеуд, и живой укор моей забывчивости. Я не озаботился судьбой несчастных женщин, потерявших мужей на полях сражений. Они остались без кормильцев и вынуждены идти на крайности. Знаешь, что я решил? Я выделю средства из своей личной казны и назначу попечителя, который разумно распорядится ими в пользу вдов и сирот войны.
       Зальфия всплеснула руками.
       - Ах, как вы добры и великодушны, ваше высочество! Я так счастлива, что буду служить вам!
       - Похоже, я был несправедлив к тебе, Зальфия, - признал свою ошибку Бехрам. - Прошу тебя, пойдём со мной в мой дом. Я никогда не держал в руках младенцев и не знаю, как с ними обращаться. Подсоби мне с моим сыном, пока я не найму для него кормилицу.
       Зальфия застенчиво взглянула на Сарнияра.
       - Вы позволите, сахиб?
       Сарнияр кивнул.
       - Иди с ним, Зальфия, и не бойся; он добрый малый. Однако тебе вовсе незачем нанимать няню, Бехрам, если Зальфия согласится ухаживать за обоими детьми. Через несколько дней мы все вместе вернёмся в Алиф.
       - Так скоро? - удивился Бехрам.
       Сарнияр лукаво подмигнул ему.
       - Я соскучился по своей молодой жене, дружище.
       Зальфия потянула мавра за рукав.
       - Пойдём, Бехрам. Маленький Абдулла скоро проголодается.
       - Как ты сказала? Абдулла?
       - Я так назвала твоего сынка. Не могла же я целых три месяца не обращаться к нему по имени.
       - Что ж, пусть будет Абдулла, - согласился сговорчивый мавр и передал Зальфие недовольно хнычущего ребёнка.
       К всеобщему удивлению, малыш сразу повеселел, оказавшись у неё на руках. Его крохотные кулачки упёрлись ей в грудь, как лапки котёнка в тёплую шерсть материнского живота. Он забавно вытягивал губки и мотал головой из стороны в сторону, ища полюбившийся ему сосок.
       - Погоди, Абдулла, - ласково шепнула ему Зальфия, - сейчас я не могу покормить тебя, - и украдкой поцеловала тёмную курчавую головку ребёнка.
       Стало ясно, что несмотря ни на что, она успела полюбить его как собственного сына, и только нужда заставила её пойти за обещанным ей вознаграждением. Бехрам теперь смотрел на неё другими глазами - не как на вымогательницу, а как на женщину, заменившую его сыну мать. Он бережно взял Зальфию под руку, и они удалились, переговариваясь о чём-то вполголоса. Царевич провожал их глазами, радуясь в душе, что всё так славно устроилось с детьми и их родителями.
       - Сдаётся, они отлично поладят, - пробормотал он. - Возможно, Бехрам найдёт утешение с этой добрейшей женщиной и забудет свою коварную Фериду. Но какова негодяйка! Как только ей могло прийти в голову выдать чужого ребёнка за моего сына! Ох, будь она ещё жива, я бы показал ей, мерзавке!
       

       Глава 20. Гюльфем как наваждение.

       
       Задумавшись, Сарнияр не заметил, как оказался в апартаментах своей покойной жены. Сейчас здесь царили запустение и мёртвая тишина. Часть мебели и ковров была вынесена, по осиротевшим горницам гуляли сквозняки. Впрочем, и при жизни княжны в них не было особенного оживления, а в последнее время они и вовсе напоминали лазарет.
       Обойдя из конца в конец вереницу комнат, разделённых длинным коридором, Сарнияр убедился в том, что их обитатели рассеялись кто куда, а новосёлы ещё не объявились. Очевидно, никто не желал заселяться в покои, где ещё властвовал дух несчастной княжны.
       Наконец, в одной из дальних комнат царевич нашёл Сун Янга, колдующего над бесчисленными склянками с самым разнообразным содержимым. Он что-то смешивал в одной из колб, без всякого сомнения, синтезируя очередной эликсир.
       Сарнияр подошёл к нему поближе.
       - Здравствуй, Сун Янг, - поприветствовал учёного юноша.
       Застигнутый врасплох китаец рассыпал половину порошка и негромко выругался на своём родном наречии.
       - Ах, это вы, победоносный Марс! Я вас не заметил.
       - Похоже, ты ничего не замечаешь вокруг, углубившись в свои опыты.
       - А что я, собственно, должен был заметить?
       - В апартаментах Лейлы никого не осталось, кроме тебя.
       - Да-да! - закивал Сун Янг, как китайский болванчик. - Женщины слишком суеверны. Ни одна не захотела остаться здесь после смерти госпожи.
       - И даже Гюльфем? - спросил Сарнияр.
       - Гюль в особенности. У бедняжки начинается истерика, когда она заходит в эти покои. Вы знаете, я чудом вылечил её от нервной горячки. Гюль была так плоха, что чуть не сошла в могилу вслед за госпожой.
       По губам Сарнияра промелькнула недоверчивая усмешка.
       - Что не помешало ей проникнуть в темницу, - подхватил он, - и задушить Фериду шёлковым шарфом, случайно доставшимся ей от меня. Как-то я связал Гюльфем руки этим шарфом, подаренным мне Лейлой, и с того дня он остался у неё.
       Сун Янг вскочил на ноги и воинственно нахохлил кустистые брови.
       - Уверяю вас, она не ходила в темницу. Я глаз с неё не спускал. Ни на шаг не отлучался от её постели! - Он смешался, понимая, как двусмысленно это звучит. - То есть, я хотел сказать, что... Не поймите меня превратно, я ещё плохо изъясняюсь по-арабски...
       - Остынь, защитник, - перебил его царевич, - не горячись. Я не стану наказывать её за то, что она сотворила с Феридой, хотя стоило бы...
       Но Сун Янг ни на йоту не поверил ему.
       - Клянусь вам, Гюль была на грани помешательства! Она не отдавала себе отчёта в своих поступках.
       - О нет, - возразил Сарнияр, - она прекрасно всё осознавала, как впрочем, всегда. Этот шарф, подарок моей жены, был оставлен ею на месте преступления неслучайно. Она хотела показать, что мстит за свою госпожу.
       - Показать - кому? Никто этого шарфа не признал.
       - Тому единственному, кто мог разгадать её знак, то есть мне. Какая наглость! Гюльфем всегда была дерзка и своевольна, но на сей раз перешла все границы - не дождавшись моего решения, сама учинила суд и расправу.
       - Это не так, - горячо возразил Сун Янг. - Гюль написала вам обо всём, что случилось, прося вас вынести справедливый приговор. Но вы ей не ответили, и она побоялась, как бы убийца вашей жены не избежала заслуженного наказания.
       Сарнияр вспомнил, как порвал письмо Гюльфем, даже не заглянув в него, и немного смягчился.
       - Всё равно, - буркнул он, - для рабыни она чересчур своенравна.
       Сун Янг посмотрел на него искоса и вкрадчиво спросил:
       - Тогда, может быть, настало время освободить Гюльфем?
       - Ты так считаешь? - поднял бровь Сарнияр.
       - Эту женщину невозможно приручить. Она была рабыней вашей жены, но это было добровольное рабство. К госпоже её привязывала любовь, а не покорность.
       Царевич прошёлся по комнате, такой тесной, что давала простор лишь его мыслям, раздумывая, как ему поступить с Гюльфем. Со смертью Лейлы она перешла в его собственность. Его матушка или одна из сестёр предоставила ей временное убежище. Но если он не даст ей свободу, ему придётся забрать её с собой в Алиф, а это совершенно немыслимо. Гюльфем была для него слишком большим искушением. А Сервиназ уже ясно дала ему понять, что не уживётся в одном доме с соперницей.
       - Допустим, я освобожу Гюльфем, - сказал он после упорных раздумий. - Но что ей делать со своей свободой? Она сирота, у неё нет ни семьи, ни родственников, никого, кто мог бы позаботиться о ней. Получается, освободив Гюльфем, я брошу её на произвол судьбы.
       - Вовсе нет, - возразил Сун Янг, - я позабочусь о ней. Не знаю, заметили ли вы мои нежные чувства к этой женщине...
       - Это бросалось в глаза, - усмехнулся Сарнияр, - но разделяет ли их Гюльфем, вот в чём вопрос. Мне бы не хотелось, чтобы она была несчастлива.
       Китаец обиженно поджал блеклые от аскетического образа жизни губы.
       - Конечно, если бы вы женились на ней, с вами она была бы счастливее. Но вы ведь не женитесь?
       - Нет, Сун Янг, не женюсь. Я уже связан браком с другой женщиной.
       - В таком случае, могу вас заверить, что со мной Гюльфем будет счастливее, чем с вами.
       - Хм! - недоверчиво издал царевич. - Но ты ведь подвижник, Сун Янг, кочевник, скиталец... Ты думаешь, я позволю ей вести бродячую жизнь, полную опасностей и злоключений?
       - Если вы позволите мне жениться на Гюльфем, я осяду на одном месте, обещаю вам.
       - А на какие доходы ты будешь содержать жену? Я не хочу, чтобы она жила впроголодь.
       - Об этом не беспокойтесь. Я заработаю нам на кусок хлеба.
       - Что ж, посмотрим, - согласился Сарнияр, - приведи её ко мне. Если она попросит у меня свободы, я выдам ей вольную, не сходя с места.
       - Обещайте, - обрадованно воскликнул Сун Янг.
       - Даю слово магараджи Голконды.
       Китаец выбежал из комнаты, обронив на бегу бумажный листок, исписанный синими чернилами. Сарнияр поднял его с пола и внимательно изучил. К его досаде, учёный вёл свои исчисления какими-то кабалистическими знаками, но зато заметки на полях писал китайскими иероглифами вперемежку с арабской вязью. Довольно скоро Сарнияр разобрался, чем был занят до его прихода Сун Янг. Он вывел формулу «эликсира бессмертия» и пытался создать его лабораторным путём.
       Когда Гюльфем вошла в комнату, Сарнияр стоял к ней спиной, рассматривая содержимое склянок. Обернувшись на звук её шагов, он увидел девушку, одетую в глубокий траур, в которой не осталось и следа от былого очарования. Она заметно исхудала, потеряв приятную округлость форм, с лица её исчезли яркие краски, а в его чертах поселилась надломленность, характерная для тех, кто понёс невосполнимую утрату.
       Сарнияр поздоровался с ней сухо, как с посторонней, и она так же сухо поблагодарила его за выраженные ей соболезнования.
       - Я сочувствую твоему горю, - продолжил он. - Мне пока неведомо, что испытывает человек, потеряв кого-то из близких, но я могу себе представить глубину его переживаний.
       - Вы говорите так, словно Лейла не была вам дорога, - упрекнула его девушка, вытирая слёзы.
       - Ты знаешь, как я относился к своему браку. Не стану скрывать, что испытал облегчение, узнав о её смерти, которая принесла мне, помимо несметного богатства, свободу жениться по своему выбору.
       В потускневших от слёз глазах Гюльфем вспыхнула надежда, и она выжидательно посмотрела на царевича. На миг забыв о своём горе, она стала почти прежней Гюль, какой он некогда запечатлел её в своей памяти и в сердце.
       - И что же? - промолвила она, желая подбодрить его, но Сарнияр медлил разбивать её надежды, так чарующе преобразившие Гюльфем. - Ну, говорите же…
       - И я женился, Гюль, - выдохнул он, - женился на женщине, которую сделал вдовой…
       Огонёк надежды потух в бездонных очах Гюльфем. Она склонила голову и почти равнодушно спросила:
       - Вы сделали эту женщину вдовой, чтобы жениться на ней?
       - Нет-нет, что ты, упаси бог! Это произошло случайно, при захвате форта Алиф, который оборонял её покойный муж.