Сердце Сарнияра дрогнуло, но он не привык отступать и, к тому же, сейчас им владела лишь похоть. Он легко завалил Гюльфем и подмял её под себя.
- Маленькая дурочка! - с нежностью прошептал он, разрывая на ней одежды. - Тебе следует всего лишь уступить мне, а потом ты сама поймёшь, что сопротивлялась напрасно. Ну, сознайся, тебе же нравится всё, что я делаю...
Гюльфем извивалась под ним как змея, и он шлёпнул её разок-другой для острастки.
- Послушай, не зли меня! - вспылил Сарнияр. - Всё равно ведь будет по-моему. Что может мне помешать? На всём свете не найдётся такой силы.
- Такая сила найдётся! - раздался у него за спиной чей-то грозный голос.
От неожиданности он выпустил добычу из объятий. Она вскочила на ноги и, прикрываясь лохмотьями изорванного платья, забилась в самый дальний угол комнаты.
Сарнияр заревел как разъярённый зверь.
- Кто посмел ворваться ко мне без стука и доклада?
- Один из немногих, имеющих свободный доступ к вашей персоне, - отвечал тот же голос.
Царевич вскинул голову, и его горящие чёрные глаза встретились с холодными серыми глазами Хусейна.
- Учитель! - пробормотал он в растерянности.
Хусейн протянул ему руку, помогая подняться на ноги.
- Видимо, я скверно учил вас, коль Аллах позволил мне пожать столь жалкие плоды моих трудов.
- Зачем вы явились ко мне в этот неурочный час? - с трудом сдерживая гнев, спросил царевич.
- Если бы я опоздал хоть на минуту, - спокойно ответил Хусейн, - вы совершили бы тяжкий грех против бога и своей совести, дитя моё.
Сарнияр рассмеялся ему в лицо.
- И в чём же, по-вашему, мой грех, Ходжа?
- Вы чуть не изнасиловали это несчастное создание.
- Это создание, к вашему сведению, - сквозь зубы прошипел царевич, - моя наложница.
- Нет, вы хотели сделать её своей наложницей. Против её воли, насколько я понимаю.
- У рабов нет своей воли. Эта женщина принадлежит моей жене, а, следовательно, и мне.
- Если мне не изменяет моя память, ещё вчера вы отказывались наложить руку на имущество вашей жены, - напомнил Хусейн.
- Я передумал, - властно заявил Сарнияр. - Наш брак заключён, и я намерен извлечь из него все возможные выгоды.
Хусейн снял свой расшитый серебром кафтан и набросил его на голые плечи Гюльфем, которая тряслась не так от холода, как от пережитого ужаса, скорчившись в углу опочивальни.
- Как твоё имя, дитя? - с участием спросил он, приглаживая её растрепавшиеся волосы.
- Гюльфем, - ответила она, выстукивая зубами дробь от страха. - Меня так нарекли, когда я приняла ислам за компанию с моей госпожой. А в Индии я звалась Радхой.
- Ты вольная или рабыня? - продолжил расспросы Хусейн.
- Мои родители были рабами магараджи, - начала свой рассказ Гюльфем. – А дети рабов тоже становятся рабами. Мне было всего два года, когда родилась княжна Лейла и меня отправили вместе с ней к тибетским монахам.
- Зачем? - удивлённо спросил Хусейн.
- Она родилась размером с котёнка, и все врачи Голконды признали её нежизнеспособной. По счастью, среди них ненароком оказался старый тибетский знахарь, который взялся за непосильную для традиционной медицины задачу. Он поставил отцу девочки лишь два условия. Младенца следует перевезти к нему в монастырь, и кроме того, ему нужен для опытов здоровый младенец не старше двух лет. Родители мои к тому времени умерли, и меня воспитывала старая рабыня, которая рада была избавиться от меня.
Чтобы выходить крошечную княжну, знахарь Рамин готовил разные снадобья и сначала давал их пробовать мне. Это были укрепляющие отвары из дикорастущих тибетских трав. Рамин проверял на мне их целебные свойства, прежде чем пользовать ими дочь магараджи. Но я была здоровым ребёнком и от его снадобий росла несоразмерно крупной для своих лет. Зато княжну всё-таки удалось выходить, хотя она осталась хилой и слабой.
- Получается, что твоя госпожа обязана тебе своей жизнью, дитя моё? - сделал вывод Хусейн.
- Ну, - смутилась Гюльфем, - в некотором роде.
- И это очень сблизило вас?
- Конечно, иначе и быть не могло. Мы вместе росли в тибетском монастыре, вместе вернулись ко двору магараджи, вместе навещали Рамина, пока он не скончался на руках у ламы. Мы всегда были вместе, сколько я помню себя. Как попугайчики-неразлучники.
- И всё же ты оставалась рабыней?
Гюльфем вздохнула.
- Освободить меня мог только магараджа, но не сделал этого из любви к своей дочери. Он включил меня в список свадебных даров, и вплоть до своей смерти я остаюсь частью приданого княжны.
- А приданым княжны распоряжаюсь я, пока остаюсь её мужем, - подвёл итог Сарнияр. - Ходжа, теперь, когда мы выяснили статус этой девушки, может быть, вы признаете, что вмешались в мою частную жизнь по чистому недоразумению? Гюль, ты согрелась? Будь добра, верни Ходже кафтан и марш в мою постель.
Гюльфем разразилась слезами и неосознанно вцепилась в подол Хусейна.
- Умоляю вас, не оставляйте меня с ним, - рыдала девушка. - Он хочет, чтобы я предала свою госпожу, мою маленькую Лейлу, и не один, а много-много раз. Хочет, чтобы я стала его фавориткой...
- Замолчи, пока я не украсил синяками твоё хорошенькое личико, - пригрозил Сарнияр, с силой отрывая её пальцы от подола Хусейна.
- Госпожа не переживёт моей измены, - всхлипывала Гюльфем, пока он тащил её на постель, не смущаясь присутствием наставника.
- Тем лучше для нас, - цинично усмехнулся царевич, связывая ей руки шёлковым шарфом, подаренным Лейлой.
- Зачем тогда вы спасли ей жизнь? - выдавила она из последних сил, погружаясь в глубокий обморок. - Чтобы медленно убивать её? Я ненавижу вас за это...
Не успев договорить, она поникла как былинка, выскользнула из его рук и упала на кровать.
- Ничего, моя крошка, - прошептал царевич, лицо которого помрачнело от её последних слов, - как-нибудь переживу твою ненависть ко мне. Всё равно она продлится недолго.
Он распахнул разорванный ворот её платья и со сладострастным стоном припал губами к её полной груди.
Ледяной водопад обрушился на него сверху, и Сарнияр остолбенел, потеряв дар речи от потрясения. Едва опомнившись, он в гневе оглянулся и увидел Хусейна, державшего в руке пустое ведёрко, в котором за минуту до этого охлаждались два кувшина с фруктовыми напитками.
- Разрази вас гром! - выругался царевич, тщательно отжимая подол и рукава халата. - Что вы натворили?
- Всего лишь остудил ваш неуёмный жар, дитя моё, - спокойно отозвался наставник.
- В следующий раз найдите другой способ, Ходжа. Этот был не самый приятный.
- Зато наиболее действенный. Ещё немного, и вы бы надругались над бесчувственным телом этой девушки. Я не мог допустить, чтобы вы до такой степени забылись, потеряв уважение к моим почтенным летам.
Сарнияр кинул взгляд на Гюльфем, неподвижно лежавшую на кровати. Даже ледяной ливень не привёл её в чувства. Но и в таком виде, в луже воды она напоминала цветущую ветвь миндаля или граната.
- Чёрт! Ходжа, вы должны меня понять. Или вы никогда не были молоды? Только посмотрите на эту роскошную плоть, на эти свежие ланиты. Даже святой не устоял бы перед соблазном сорвать с ветки этот лакомый плод, а я ведь не святой.
Хусейн попытался взглянуть глазами своего ученика на предмет его вожделения.
- Спору нет, она прелестна, но всё же не настолько, чтобы вскружить вам голову. Чуточку полновата, на мой вкус. Сын мой, я всегда считал вас человеком рассудочным, способным держать в узде свои природные инстинкты. Порой вы даже казались мне излишне расчётливым для своего возраста, особенно когда заявили, что идёте на войну не за романтическим ореолом, а для того, чтобы набить себе мошну. Что же, выходит, я ошибался на ваш счёт?
- Видимо, да, - вздохнул Сарнияр, - и я раб своих страстей, а не воплощение здравого смысла. Я хочу эту женщину, хочу настолько сильно, что будь я свободен, вероятно, женился бы на ней.
- Но она служанка вашей жены. Даже больше того, её подруга, наперсница, конфидентка. Своим неуёмным желанием заполучить её вы разрушите их нежную женскую дружбу. Неужели вас не тронула история этих двух девушек, из которых одна целиком отдавала себя ради спасения другой?
Сарнияр равнодушно пожал плечами.
- Она напомнила мне одну из святочных историй, которыми меня в детстве убаюкивала моя няня, православная армянка.
- Сколько же в вас цинизма! - поразился Хусейн. - Ну, вот что я вам скажу, мой сиятельный ученик. Вы не получите эту женщину, по крайней мере, сейчас. Я не позволю вам ставить под удар альянс с Голкондой, который подобно Атланту поддерживает в равновесии Румайлу. Отправляйтесь-ка в свой поход и охладите там свою буйную головушку. Надеюсь, наши соседи-арабы заставят вас переключиться на другой предмет.
Сарнияр спокойно дослушал эту дидактическую тираду и ответил тем же менторским тоном, переняв его у своего учителя.
- А теперь послушайте, что я вам отвечу, мой бесценный Ходжа. Я получу эту женщину, и получу сегодня же, как только она придёт в себя, потому что не хочу уходить на войну без заряда бодрости и согревающих душу воспоминаний. Что до моего брака с княжной, то вам прекрасно известно, что он с самого начала был мне глубоко ненавистен, и я готов терпеть его лишь потому, что ещё не обзавёлся собственным состоянием. И поскольку он был заключён на столь меркантильной основе, я вправе считать его фиктивным, а себя свободным и совать свой фитиль в тот колодец, который сам изберу.
Хусейн с минуту молча смотрел на своего ученика. Его взгляд говорил красноречивее любых слов, как он огорчён и разочарован.
- Вы ещё пожалеете о своём недостойном поведении, - пригрозил он и, не прибавив ни слова, удалился из его покоев.
* * *
Сарнияр перепробовал все подручные средства, чтобы привести девушку в чувства, но всё впустую: Гюльфем не приходила в себя. Отчаявшись в своих собственных силах, он был вынужден позвать на помощь врача. Едва переступив порог его спальни, Хаджи-хаким воздел старческие руки к потолку.
- О, Аллах! Прости нам прегрешения наши! Снова женщина и в самом плачевном состоянии. Да вы просто людоед, ваше высочество! Опять заездили партнёршу до полусмерти! Скоро же вы нашли своей жене замену.
- Оставьте при себе свои нелепые комментарии, - раздражённо бросил Сарнияр. - Лучше подсобите мне привести её в чувства.
Хаджи-хаким склонился над неподвижным телом, загородив его собой.
- Но эта невозможно, мой юный владыка, - немного погодя отметил он.
- Почему невозможно? - возмутился Сарнияр. - Она заснула очень крепким сном?
- Вернее сказать, мёртвым сном, ваше высочество.
Сарнияр почувствовал, как его сердце пронзила острая боль.
- Моя сладкая Гюль умерла? - вскрикнул он. - Но этого не может быть. Она дышит, у неё бьётся сердце.
В глазах эскулапа, окружённых глубокими морщинами, промелькнуло уважение.
- Я наслышан о ваших познаниях в медицине, сахиб.
Сарнияр досадливо отмахнулся.
- Мои познания весьма поверхностны. Мне приходилось лечить лошадей, но не людей.
- Все божьи твари созданы по одному подобию, - глубокомысленно изрёк Хаджи-хаким. - У всех имеется сердце, печень, по паре лёгких и почек...
- Во имя Аллаха, - перебил его царевич, - что с моей любимой рабыней, хаким? Почему вы ничего не делаете для её спасения?
- Потому что я ничего не могу для неё сделать. Она в глубокой летаргии. И когда выйдет из этого состояния, одному богу известно.
- Но почему это с ней приключилось? - схватился за голову Сарнияр. - Она же была в полном порядке. Взгляните, какие у неё розовые щёчки, какое пышущее здоровьем тело!
Хаджи-хаким смущённо кашлянул и отвёл глаза в сторону.
- Разрешите ответить вопросом на вопрос, ваше высочество. Я столько всего слышал о вашей любвеобильности, что вы давно пробудили мой профессиональный интерес. Скажите мне откровенно как врачу, насколько правдивы все эти слухи о вас?
- Обо мне ходит немало разных слухов. Какие именно дошли до вас, хаким?
- Ну, в частности, о ваших непомерных сексуальных аппетитах, о ваших забавах с двумя партнёршами одновременно, о склонности к насилию, цепях, верёвках, кляпах, шёлковых плётках и шнурках. И о том, как вы доводите женщин до полного изнеможения, что много раз видели, как их увозили из вашей усадьбы покалеченными, а поставщики живого товара стонут, но всё равно продолжают снабжать вас гуриями, потому что вы щедро оплачиваете их убытки.
Слышал я также и совсем уже невероятные истории о женщинах, которые переживают в ваших объятиях так называемую «эротическую смерть» - что-то вроде полной отключки на несколько минут. Словом, такую необычную форму экстаза, до которой способен их довести только гиперсексуальный мужчина.
- Все эти слухи сильно преувеличены, - нахмурил густые брови Сарнияр. - Естественно, с женщинами из презренного дома я позволял себе слегка пошалить, но никогда не наносил им увечий. Верёвки, цепи и кляпы я применял как элемент игры с теми из них, кого заводит грубое обращение. При этом я всё же не насильник и с неопытной партнёршей не стал бы вести себя подобным образом.
- А «эротическая смерть»? Не её ли я наблюдал вчера у вашей жены, которой по слабости здоровья противопоказаны такие встряски и нахожу сегодня у вашей рабыни? Думаю, летаргический сон вполне мог завершить это, мало изученное состояние.
- Маленькая дурочка! - с нежностью прошептал он, разрывая на ней одежды. - Тебе следует всего лишь уступить мне, а потом ты сама поймёшь, что сопротивлялась напрасно. Ну, сознайся, тебе же нравится всё, что я делаю...
Гюльфем извивалась под ним как змея, и он шлёпнул её разок-другой для острастки.
- Послушай, не зли меня! - вспылил Сарнияр. - Всё равно ведь будет по-моему. Что может мне помешать? На всём свете не найдётся такой силы.
- Такая сила найдётся! - раздался у него за спиной чей-то грозный голос.
От неожиданности он выпустил добычу из объятий. Она вскочила на ноги и, прикрываясь лохмотьями изорванного платья, забилась в самый дальний угол комнаты.
Прода от 12.05.2022, 16:04
Сарнияр заревел как разъярённый зверь.
- Кто посмел ворваться ко мне без стука и доклада?
- Один из немногих, имеющих свободный доступ к вашей персоне, - отвечал тот же голос.
Царевич вскинул голову, и его горящие чёрные глаза встретились с холодными серыми глазами Хусейна.
- Учитель! - пробормотал он в растерянности.
Хусейн протянул ему руку, помогая подняться на ноги.
- Видимо, я скверно учил вас, коль Аллах позволил мне пожать столь жалкие плоды моих трудов.
- Зачем вы явились ко мне в этот неурочный час? - с трудом сдерживая гнев, спросил царевич.
- Если бы я опоздал хоть на минуту, - спокойно ответил Хусейн, - вы совершили бы тяжкий грех против бога и своей совести, дитя моё.
Сарнияр рассмеялся ему в лицо.
- И в чём же, по-вашему, мой грех, Ходжа?
- Вы чуть не изнасиловали это несчастное создание.
- Это создание, к вашему сведению, - сквозь зубы прошипел царевич, - моя наложница.
- Нет, вы хотели сделать её своей наложницей. Против её воли, насколько я понимаю.
- У рабов нет своей воли. Эта женщина принадлежит моей жене, а, следовательно, и мне.
- Если мне не изменяет моя память, ещё вчера вы отказывались наложить руку на имущество вашей жены, - напомнил Хусейн.
- Я передумал, - властно заявил Сарнияр. - Наш брак заключён, и я намерен извлечь из него все возможные выгоды.
Хусейн снял свой расшитый серебром кафтан и набросил его на голые плечи Гюльфем, которая тряслась не так от холода, как от пережитого ужаса, скорчившись в углу опочивальни.
- Как твоё имя, дитя? - с участием спросил он, приглаживая её растрепавшиеся волосы.
- Гюльфем, - ответила она, выстукивая зубами дробь от страха. - Меня так нарекли, когда я приняла ислам за компанию с моей госпожой. А в Индии я звалась Радхой.
- Ты вольная или рабыня? - продолжил расспросы Хусейн.
- Мои родители были рабами магараджи, - начала свой рассказ Гюльфем. – А дети рабов тоже становятся рабами. Мне было всего два года, когда родилась княжна Лейла и меня отправили вместе с ней к тибетским монахам.
- Зачем? - удивлённо спросил Хусейн.
- Она родилась размером с котёнка, и все врачи Голконды признали её нежизнеспособной. По счастью, среди них ненароком оказался старый тибетский знахарь, который взялся за непосильную для традиционной медицины задачу. Он поставил отцу девочки лишь два условия. Младенца следует перевезти к нему в монастырь, и кроме того, ему нужен для опытов здоровый младенец не старше двух лет. Родители мои к тому времени умерли, и меня воспитывала старая рабыня, которая рада была избавиться от меня.
Чтобы выходить крошечную княжну, знахарь Рамин готовил разные снадобья и сначала давал их пробовать мне. Это были укрепляющие отвары из дикорастущих тибетских трав. Рамин проверял на мне их целебные свойства, прежде чем пользовать ими дочь магараджи. Но я была здоровым ребёнком и от его снадобий росла несоразмерно крупной для своих лет. Зато княжну всё-таки удалось выходить, хотя она осталась хилой и слабой.
- Получается, что твоя госпожа обязана тебе своей жизнью, дитя моё? - сделал вывод Хусейн.
- Ну, - смутилась Гюльфем, - в некотором роде.
- И это очень сблизило вас?
- Конечно, иначе и быть не могло. Мы вместе росли в тибетском монастыре, вместе вернулись ко двору магараджи, вместе навещали Рамина, пока он не скончался на руках у ламы. Мы всегда были вместе, сколько я помню себя. Как попугайчики-неразлучники.
- И всё же ты оставалась рабыней?
Гюльфем вздохнула.
- Освободить меня мог только магараджа, но не сделал этого из любви к своей дочери. Он включил меня в список свадебных даров, и вплоть до своей смерти я остаюсь частью приданого княжны.
- А приданым княжны распоряжаюсь я, пока остаюсь её мужем, - подвёл итог Сарнияр. - Ходжа, теперь, когда мы выяснили статус этой девушки, может быть, вы признаете, что вмешались в мою частную жизнь по чистому недоразумению? Гюль, ты согрелась? Будь добра, верни Ходже кафтан и марш в мою постель.
Гюльфем разразилась слезами и неосознанно вцепилась в подол Хусейна.
- Умоляю вас, не оставляйте меня с ним, - рыдала девушка. - Он хочет, чтобы я предала свою госпожу, мою маленькую Лейлу, и не один, а много-много раз. Хочет, чтобы я стала его фавориткой...
- Замолчи, пока я не украсил синяками твоё хорошенькое личико, - пригрозил Сарнияр, с силой отрывая её пальцы от подола Хусейна.
- Госпожа не переживёт моей измены, - всхлипывала Гюльфем, пока он тащил её на постель, не смущаясь присутствием наставника.
- Тем лучше для нас, - цинично усмехнулся царевич, связывая ей руки шёлковым шарфом, подаренным Лейлой.
- Зачем тогда вы спасли ей жизнь? - выдавила она из последних сил, погружаясь в глубокий обморок. - Чтобы медленно убивать её? Я ненавижу вас за это...
Не успев договорить, она поникла как былинка, выскользнула из его рук и упала на кровать.
- Ничего, моя крошка, - прошептал царевич, лицо которого помрачнело от её последних слов, - как-нибудь переживу твою ненависть ко мне. Всё равно она продлится недолго.
Он распахнул разорванный ворот её платья и со сладострастным стоном припал губами к её полной груди.
Ледяной водопад обрушился на него сверху, и Сарнияр остолбенел, потеряв дар речи от потрясения. Едва опомнившись, он в гневе оглянулся и увидел Хусейна, державшего в руке пустое ведёрко, в котором за минуту до этого охлаждались два кувшина с фруктовыми напитками.
- Разрази вас гром! - выругался царевич, тщательно отжимая подол и рукава халата. - Что вы натворили?
- Всего лишь остудил ваш неуёмный жар, дитя моё, - спокойно отозвался наставник.
- В следующий раз найдите другой способ, Ходжа. Этот был не самый приятный.
- Зато наиболее действенный. Ещё немного, и вы бы надругались над бесчувственным телом этой девушки. Я не мог допустить, чтобы вы до такой степени забылись, потеряв уважение к моим почтенным летам.
Сарнияр кинул взгляд на Гюльфем, неподвижно лежавшую на кровати. Даже ледяной ливень не привёл её в чувства. Но и в таком виде, в луже воды она напоминала цветущую ветвь миндаля или граната.
- Чёрт! Ходжа, вы должны меня понять. Или вы никогда не были молоды? Только посмотрите на эту роскошную плоть, на эти свежие ланиты. Даже святой не устоял бы перед соблазном сорвать с ветки этот лакомый плод, а я ведь не святой.
Хусейн попытался взглянуть глазами своего ученика на предмет его вожделения.
- Спору нет, она прелестна, но всё же не настолько, чтобы вскружить вам голову. Чуточку полновата, на мой вкус. Сын мой, я всегда считал вас человеком рассудочным, способным держать в узде свои природные инстинкты. Порой вы даже казались мне излишне расчётливым для своего возраста, особенно когда заявили, что идёте на войну не за романтическим ореолом, а для того, чтобы набить себе мошну. Что же, выходит, я ошибался на ваш счёт?
- Видимо, да, - вздохнул Сарнияр, - и я раб своих страстей, а не воплощение здравого смысла. Я хочу эту женщину, хочу настолько сильно, что будь я свободен, вероятно, женился бы на ней.
- Но она служанка вашей жены. Даже больше того, её подруга, наперсница, конфидентка. Своим неуёмным желанием заполучить её вы разрушите их нежную женскую дружбу. Неужели вас не тронула история этих двух девушек, из которых одна целиком отдавала себя ради спасения другой?
Сарнияр равнодушно пожал плечами.
- Она напомнила мне одну из святочных историй, которыми меня в детстве убаюкивала моя няня, православная армянка.
- Сколько же в вас цинизма! - поразился Хусейн. - Ну, вот что я вам скажу, мой сиятельный ученик. Вы не получите эту женщину, по крайней мере, сейчас. Я не позволю вам ставить под удар альянс с Голкондой, который подобно Атланту поддерживает в равновесии Румайлу. Отправляйтесь-ка в свой поход и охладите там свою буйную головушку. Надеюсь, наши соседи-арабы заставят вас переключиться на другой предмет.
Сарнияр спокойно дослушал эту дидактическую тираду и ответил тем же менторским тоном, переняв его у своего учителя.
- А теперь послушайте, что я вам отвечу, мой бесценный Ходжа. Я получу эту женщину, и получу сегодня же, как только она придёт в себя, потому что не хочу уходить на войну без заряда бодрости и согревающих душу воспоминаний. Что до моего брака с княжной, то вам прекрасно известно, что он с самого начала был мне глубоко ненавистен, и я готов терпеть его лишь потому, что ещё не обзавёлся собственным состоянием. И поскольку он был заключён на столь меркантильной основе, я вправе считать его фиктивным, а себя свободным и совать свой фитиль в тот колодец, который сам изберу.
Хусейн с минуту молча смотрел на своего ученика. Его взгляд говорил красноречивее любых слов, как он огорчён и разочарован.
- Вы ещё пожалеете о своём недостойном поведении, - пригрозил он и, не прибавив ни слова, удалился из его покоев.
Прода от 13.05.2022, 13:22
* * *
Сарнияр перепробовал все подручные средства, чтобы привести девушку в чувства, но всё впустую: Гюльфем не приходила в себя. Отчаявшись в своих собственных силах, он был вынужден позвать на помощь врача. Едва переступив порог его спальни, Хаджи-хаким воздел старческие руки к потолку.
- О, Аллах! Прости нам прегрешения наши! Снова женщина и в самом плачевном состоянии. Да вы просто людоед, ваше высочество! Опять заездили партнёршу до полусмерти! Скоро же вы нашли своей жене замену.
- Оставьте при себе свои нелепые комментарии, - раздражённо бросил Сарнияр. - Лучше подсобите мне привести её в чувства.
Хаджи-хаким склонился над неподвижным телом, загородив его собой.
- Но эта невозможно, мой юный владыка, - немного погодя отметил он.
- Почему невозможно? - возмутился Сарнияр. - Она заснула очень крепким сном?
- Вернее сказать, мёртвым сном, ваше высочество.
Сарнияр почувствовал, как его сердце пронзила острая боль.
- Моя сладкая Гюль умерла? - вскрикнул он. - Но этого не может быть. Она дышит, у неё бьётся сердце.
В глазах эскулапа, окружённых глубокими морщинами, промелькнуло уважение.
- Я наслышан о ваших познаниях в медицине, сахиб.
Сарнияр досадливо отмахнулся.
- Мои познания весьма поверхностны. Мне приходилось лечить лошадей, но не людей.
- Все божьи твари созданы по одному подобию, - глубокомысленно изрёк Хаджи-хаким. - У всех имеется сердце, печень, по паре лёгких и почек...
- Во имя Аллаха, - перебил его царевич, - что с моей любимой рабыней, хаким? Почему вы ничего не делаете для её спасения?
- Потому что я ничего не могу для неё сделать. Она в глубокой летаргии. И когда выйдет из этого состояния, одному богу известно.
- Но почему это с ней приключилось? - схватился за голову Сарнияр. - Она же была в полном порядке. Взгляните, какие у неё розовые щёчки, какое пышущее здоровьем тело!
Хаджи-хаким смущённо кашлянул и отвёл глаза в сторону.
- Разрешите ответить вопросом на вопрос, ваше высочество. Я столько всего слышал о вашей любвеобильности, что вы давно пробудили мой профессиональный интерес. Скажите мне откровенно как врачу, насколько правдивы все эти слухи о вас?
- Обо мне ходит немало разных слухов. Какие именно дошли до вас, хаким?
- Ну, в частности, о ваших непомерных сексуальных аппетитах, о ваших забавах с двумя партнёршами одновременно, о склонности к насилию, цепях, верёвках, кляпах, шёлковых плётках и шнурках. И о том, как вы доводите женщин до полного изнеможения, что много раз видели, как их увозили из вашей усадьбы покалеченными, а поставщики живого товара стонут, но всё равно продолжают снабжать вас гуриями, потому что вы щедро оплачиваете их убытки.
Слышал я также и совсем уже невероятные истории о женщинах, которые переживают в ваших объятиях так называемую «эротическую смерть» - что-то вроде полной отключки на несколько минут. Словом, такую необычную форму экстаза, до которой способен их довести только гиперсексуальный мужчина.
- Все эти слухи сильно преувеличены, - нахмурил густые брови Сарнияр. - Естественно, с женщинами из презренного дома я позволял себе слегка пошалить, но никогда не наносил им увечий. Верёвки, цепи и кляпы я применял как элемент игры с теми из них, кого заводит грубое обращение. При этом я всё же не насильник и с неопытной партнёршей не стал бы вести себя подобным образом.
- А «эротическая смерть»? Не её ли я наблюдал вчера у вашей жены, которой по слабости здоровья противопоказаны такие встряски и нахожу сегодня у вашей рабыни? Думаю, летаргический сон вполне мог завершить это, мало изученное состояние.
