Вика же смело шагнула в неизвестность. Прошлая ночь и нынешний день придавали ей сияние счастья, и эту перемену трудно было не заметить.
Похоже, что-то придумывать дальше было бесполезно. Мама встретила ее долгим проницательным взглядом и спросила: «Кто же он, в конце концов?»
- И какие у него намерения? – задала она второй вопрос, выслушав, насколько прекрасен – кто бы сомневался – предмет ее обожания.
Вика объяснила, что они любят друг друга, что было встречено несколько скептически.
- Я думала, ты будешь умнее и не станешь уступать по первому требованию.
Краска бросилась Виолетте в лицо. Ей было 26, и ей неоднократно напоминали, что она засиделась в девках и шансы ее стремительно снижаются. Она что-то пролепетала в ответ, но мать была неумолима:
- Я тебя предупреждала. Сама будешь виновата. А если в подоле принесешь, я на это гробить свою жизнь не стану, так и знай.
Сергей в это же время внезапно ощутил приступ одинокого уныния. Он осмотрел свой холодильник, покопался в вещах, выискивая что-то чистое и красивое. Потом взял себя в руки и пошел в магазин.
Вскоре он уже распихивал бесчисленные продукты по полкам холодильника и заряжал стиральную машинку, которую так мило пожертвовала ему когда-то мама.
Он взглянул на часы. Вика должна была уже вернуться к себе, но почему-то все еще не звонила. Смирившись с происходящим, Сергей сел перед телевизором, уничтожая купленные полуфабрикаты и пару бутербродов. В этот момент надорвался телефон.
- Привет. Да, все в порядке, - услышал он ее голос, показавшийся усталым.
- Может быть, завтра приедешь пораньше? – предложил Сергей. – Я тебе зубную щетку купил и шампунь нормальный. И еды теперь много.
- Но…
- Что такое?
- Я знаю: уже девять вечера… Но можно я приеду сегодня?..
Это было удивительно: Вика относилась к тому редкому типу людей, которые ничем вроде бы не выделяются, но их внутренний мир добр и светел и остается таким независимо от треволнений мира. Он защищен, как бы его не трясли с боков, словно его оберегал сам Бог.
Сергею, с одной стороны, в глубине души хотелось продолжить свою экспансию, получить столько влияния над ней, сколько сможет, с другой же – он трепетно останавливался перед этой непонятной ему тайной другой души, такой искренней и совершенно на него не похожей. Она так и оставалась маленькой республикой на его территории, со своим заведенным порядком и необыкновенным отношением к жизни. Светлым, доверяющим, все сносящим.
Он и сам подпал под магическое действие ее мира. Как второе солнце взошло, помимо ее собственного. А было ли у него первое?..
Превратившись в молодого исследователя, Сергей открыл для себя интеллектуальный полет. Вряд ли он мог подумать, что подобное вообще возможно. Но в его уме словно трещали идеи, а от Станислава Эдуардовича они просто-таки разлетались, как искры. Общаясь с ним, Сергей их радостно хватал горячими и спешил донести до бумаги.
Творческая составляющая научной деятельности казалась безграничной, она дарила невообразимую свободу, о которой Сергей ранее и мечтать не мог. На этих высотах было неважно, что жизнь пять минут назад ввергала его в тоску и безысходность, что у него больное сердце и неясные перспективы, здесь не было никаких препятствий. Почти…
Однако у аспирантуры имелись и побочные эффекты. И Сергей шагнул в них со всего размаху. Побитый жизнью, он на деле оставался все тем же наивным пацаном, готовым поверить в благие намерения окружающих.
Возможно, он не вляпался бы так сильно, если бы не был столь очарован новым для него академическим миром и практически отеческим обращением к себе научного руководителя. В нагрузку же – так случается – Сергей завел неизбежное знакомство с тем, кого позже расценивал как показательное зло этого мира. Правда после тридцати лет поменял свое мнение и начал считать его просто придурком.
Борис защитил диссертацию примерно тогда же, когда Сергей поступил в аспирантуру и теперь обосновался на преподавательской должности. Для сильно занятого Главного, который вдобавок часто пропадал в командировках, он был правой рукой, выполняя мелкие и крупные поручения. Появление же Сергея, жаждущего связи с кафедрой, позволило Борису делегировать львиную долю полномочий, а проще говоря, свалить все на плечи бедного нового исследователя.
Борис транслировал совершенно иной уровень общения, другой тип связей между личностями, доселе Сергею неведомый. Хотя он был всего года на три – точнее сказать не позволяли отсутствие доступа к кадровым документам и неразвитость в ту эпоху интернета с его соцсетями – старше Сергея, но являлся живым примером того, как можно считать себя на голову выше иных представителей молодежи.
Новый знакомый взял на себя роль проводника в академическом мире и изъяснителя его нелегких законов. Которые, по мнению Бориса, состояли в том, что ученые – это нечто вроде современной богемы, превознесенной над всеми людьми, благодаря своему интеллекту, знаниям человеческой природы и отношениям с нужными личностями.
Рабочие графики влюбленных не совпадали. В свое время для Сергея стало благословением преподавательское расписание: не надо было торчать целый день на одной месте, разрешалось спокойно работать дома утром, вечером или ночью, хоть в разных носках и старой футболке. Можно было болеть или хандрить полдня, а потом нагнать упущенное: просто бесценно, учитывая особенности его здоровья. Вика же была в столовой, как штык, с десяти до семи.
А так как они очень скоро начали проводить несколько дней в неделю вместе, этот факт наложил немалый отпечаток на некоторые чисто бытовые вопросы, заставив их обоих попыхтеть над их решением.
Например, Сергей пытался было готовить человеческий ужин, но это вполне могло бы привести к обратному эволюции процессу. Картошка у него не прожаривалась, мясо было несъедобным, а салат – вряд ли он вообще знал, как это делается и на что это нужно. Заставлять Вику так страдать, равно как и батрачить после рабочего дня было невозможно.
После долгих переговоров, утомленные любовью и нуждавшиеся в подкреплении физических сил реальной едой, они пришли к соглашению: она будет делать то, что хорошо умеет и не умеет он, он же станет покорным инструментом в ее хозяйственных ручках.
Он и раньше неплохо справлялся с посудой и влажной уборкой, теперь же к этому прибавились длиннющие списки продуктов, из которых Вика готовила что-нибудь вкусное на пару дней. Затем он драил сковородки, кастрюли и все остальное, а она, если бывало настроение, добиралась до того, о чем он и не подозревал: до слоя жира на стенке за плитой или пыли на вытяжке. Она отбирала у него грязные вещи и бросала их в стиральную машинку, а в выходные – о, сбылась его давнишняя эротическая мечта! – выразила совершенно добровольное желание утюжить его рубашки.
Вскоре Сергей ощутил, что из холостяцкой жизни шагнул в эпицентр любви и заботы и совершенно не намеревался прорывать окружение.
Вика всем своим существом верила в значимость любого праведного труда, и для нее это было естественно и неотъемлемо от нее самой.
Сергей поймал себя на том, что улыбается, как идиот, и понял, что счастлив. Будь он слегка поумнее, все сложилось бы еще раньше, на его день рождения, тогда бы он не провел его так уныло. Но нерешительность, неизвестность и переменные значения, увы, дают такой результат… И теперь виделось ясным как на ладони, что она все это время тоже хотела его целиком.
Начальный период в отношениях был воистину пылающим, и Сергей наслаждался им, как только было возможно. С Викой они виделись через день, и каждый свободный вечер он скучал. По ее безыскусной манере общаться, по пристальному молчаливому взгляду, по ее улыбке, по расплывающимся в его глазах без очков очертаниям лица и фигуры. По стеснительным движениям, прорывающимся вдруг горячим паром желания. По искренности, с которой она говорила и делала все.
Вика давно не ощущала такого подъема. Такого света во всем, что заслонить его не могло даже настроение матери, разочарованной столь банальным грехопадением. Между родительницей и дочерью вдруг живо воскрес давнишний инцидент, невидимой стеной разделявший их на два лагеря.
Ей был 21 год. А по мнению Маргариты Владиславовны, уже 21. Подходящий момент, чтобы подобрать девочке жениха. Посоветовавшись с двоюродной сестрой, тетей Вики, мама нашла для дочери приличную партию. Около 30, вполне терпимая внешность, неплохая профессия, приемлемые жилищные условия – двухкомнатная квартира, в которой мужчина жил вместе с родителями.
Виолетта не была против знакомства. С некой надеждой она несколько раз встретилась с молодым человеком. Было ясно, что он хотел семью, и она казалась ему приятным вариантом. Вика пока не знала, что думает о нем. Но раньше, чем осознание, на ее организм нашла болезненность и тревога. Она никак не могла найти себе места и, как ни пыталась успокоить нервы, вдруг поняла, что мысль не то что о браке, а даже о встречах с ним делает ее жизнь невыносимой. Физически.
Все знали, к чему идет дело. Но вот новое свидание – поход в музей, – и Вика набралась храбрости, чтобы признаться, что это была ошибка. Все сказанные далее слова вспоминались ей, как в дымке. В общем все выглядело как последовательная смена удивления, возмущения, уговоров и, наконец, негодования.
Она вернулась домой сама не своя и попыталась уединиться на кухне. Но вскоре туда зашла мама, которой обо всем поведал телефонный звонок.
Долгие слезы, повышенные тона, упреки. Маргарита настаивала, чтобы дочь помирилась с «женихом». Но Вика впервые в своей жизни заупрямилась, как ослица. Она наотрез отказалась даже разговаривать с ним и сквозь рыдания твердила, что не выйдет замуж.
Обиды, скандалы и непонимание почти что два месяца сопровождали эту общесемейную драму. Оскорбленный молодой человек стерся из поля зрения.
Но что могла поделать мать? Запереть или выгнать дочь из дома было бы слишком, серьезно надавить и заставить пойти в ЗАГС при отсутствии у пары интимных отношений – невозможно, иные же воззвания к стыду и здравому смыслу на Вику не действовали.
И вот через несколько лет, когда все уже махнули рукой на возможность ее замужества, – повторение демарша. Обычная девичья дурь: пошла на поводу у мужчины и пребывает в мире цветных бабочек, пока ее сердце на растопчут, а репутацию не погубят.
То, что на дворе был конец XX века Маргариту Владиславовну интересовало еще меньше, чем ее собственные похождения в молодости. Скоро дурочка за все поплатится и жалеть ее никто не станет.
Сознание Вики невообразимым образом взаимодействовало с вопросами любви и секса: у нее словно была выделенная телефонная линия с какой-то сокровенной внеземной силой. Сообщили бы ей, что всю жизнь нужно прожить без этого, она бы расстроилась, но смирилась. Но сейчас ей будто дали полное одобрение, и она не ощущала каких-либо угрызений или сомнений. Страхи и огорчения, конечно, одолевали ее временами, но с решительностью римского легионера она снова шла в объятия Сергея.
Вика наконец получила то, чего так долго ждала. При этом почему-то от плотских отношений не перевернулось небо, а люди не стали ходить вверх ногами. Ни у кого не отрасли крылья птеродактиля, посреди квартиры не возник трон, усыпанный шипами. Люди по-прежнему были людьми, общение – общением, а любовь… она стала еще прекраснее.
Их новая жизнь длилась почти месяц, и пока все шло очень хорошо. Лишь под Новый год Сергея взбесило, что она решила встречать праздник не с ним, а со своей семьей. Он не мог найти этому никаких разумных объяснений, но все же сдержался. Ссора и ультиматумы совсем не входили в его планы. Вика была такая милая и заботливая, нужно было отплатить ей тем же. Тем более, что ее отношения с родными ему представлялись мрачным волшебным лесом, из которого нелегко найти выход. Ему ли было ее судить?..
- Но ты же первого числа приедешь? – настаивал он.
- Я постараюсь…
Сергей вынудил ее пообещать, а себе рекомендовал напиться с горя самого дешевого шампанского и смотреть самые тупые передачи, пока не уснет на диване.
- Не могу я его все-таки понять, - заключила Алла Алексеевна. Она помешала ложечкой чай и отпила маленький глоточек.
- Значит, это правда, что он встречается с кассиршей? Господи, я и не представляла… Думала, что люди болтают.
Мария, подружка-преподаватель с «родственной» кафедры, поддерживала беседу за столом. Уже минут пятнадцать они с Аллой обсуждали накипевшие на ось жизни события.
- Правду болтают, - лаконично ответила Алла. – Вчера я, кстати, на выставке была. Помнишь того парня, о котором я тебе рассказывала?..
- С тачкой, что ли? Ну и как?
Алла неопределенно пожала плечами и слегка улыбнулась. В комнате появился Сергей.
- Привет, девчонки! Чаеводством занимаетесь?..
- Присоединяйся, у нас конфеты есть от благодарных студентов, - пригласила Маша.
- Конфеты – это сугубо хорошо, - Сергей пододвинул себе стул и присоседился к «фуршету». Взгляд его был довольным и безмятежным.
- А вот на тебя, Сережа, студенты жалуются, - сказала Алла.
- Да? Придется применить репрессалии. Фамилии есть?
- С рефератами тянул почти до Нового года, на экзамены опаздываешь, - ткнула носом Алла. – Что-то ты забросил работу…
- Загулял я, ой загулял. Виноват. Исправлюсь. Скоро, но не сейчас, - ответствовал Сергей. – Кофе еще остался?..
- Последняя ложка, можешь взять, - сказала Маша. – Да, гулять продолжаем в субботу у меня на дне рождения. Ты приглашен.
- Спасибо, Машенька! – ответил Сергей, откручивая крышку с банки молотого суррогата. – Черт, с таким кофе не видать нам повышения производительности труда… Что тебе подарить? Как всегда цветы-шампанское?..
- Твоя фантазия на подарках всегда умирает, как у моего мужа. Так что дари, что хочешь. И свою девушку тоже бери с собой. Познакомишь нас, - добавила Мария.
- Вику?..
- Какая там у тебя есть, ту и бери, - шутливо отозвалась Алла.
- Я не знаю, захочет ли она идти, она же никого там не знает.
- Так узнает, - отозвалась Маша.
- Ты уговори, ты же это умеешь, - посоветовала Алла.
Уже не столь юного, но все еще восторженного аспиранта Сергея вновь разбудил поздний звонок.
- Алло?..
- Спишь, что ли?..
- Нет, я как раз заканчивал читать главу той книги, которую ты посоветовал… - наврал Сергей. Его рука нащупала очки. Взгляд на часы: половина двенадцатого, за химок и об стенку всех…
Борис обожал звонить на ночь глядя. Но Сергей принимал это как данность: в конце концов, столько дел и обязанностей на кафедре.
Старший товарищ дал какие-то указания. Сергей послушал, покивал, как будто кто-то его видел, распрощался и уткнулся носом в подушку. Боже, как он устал… Надо хоть субботу выделить, чтобы прийти в себя, иначе… Со здоровьем-то не шутят, это он давно понял.
Однако пятница на кафедре измотала его еще сильнее и, оглядываясь на прошедший день, Сергей с досадой подсчитал, как мало было сделано реальных дел.
Все ходили, пили кофе, говорили, садились за книги, бросали их, брались за записи, отвлекались… Насколько больше можно было успеть в одиночестве, в своей квартире.
Похоже, что-то придумывать дальше было бесполезно. Мама встретила ее долгим проницательным взглядом и спросила: «Кто же он, в конце концов?»
- И какие у него намерения? – задала она второй вопрос, выслушав, насколько прекрасен – кто бы сомневался – предмет ее обожания.
Вика объяснила, что они любят друг друга, что было встречено несколько скептически.
- Я думала, ты будешь умнее и не станешь уступать по первому требованию.
Краска бросилась Виолетте в лицо. Ей было 26, и ей неоднократно напоминали, что она засиделась в девках и шансы ее стремительно снижаются. Она что-то пролепетала в ответ, но мать была неумолима:
- Я тебя предупреждала. Сама будешь виновата. А если в подоле принесешь, я на это гробить свою жизнь не стану, так и знай.
Сергей в это же время внезапно ощутил приступ одинокого уныния. Он осмотрел свой холодильник, покопался в вещах, выискивая что-то чистое и красивое. Потом взял себя в руки и пошел в магазин.
Вскоре он уже распихивал бесчисленные продукты по полкам холодильника и заряжал стиральную машинку, которую так мило пожертвовала ему когда-то мама.
Он взглянул на часы. Вика должна была уже вернуться к себе, но почему-то все еще не звонила. Смирившись с происходящим, Сергей сел перед телевизором, уничтожая купленные полуфабрикаты и пару бутербродов. В этот момент надорвался телефон.
- Привет. Да, все в порядке, - услышал он ее голос, показавшийся усталым.
- Может быть, завтра приедешь пораньше? – предложил Сергей. – Я тебе зубную щетку купил и шампунь нормальный. И еды теперь много.
- Но…
- Что такое?
- Я знаю: уже девять вечера… Но можно я приеду сегодня?..
Глава 17. Главное – маневры
Это было удивительно: Вика относилась к тому редкому типу людей, которые ничем вроде бы не выделяются, но их внутренний мир добр и светел и остается таким независимо от треволнений мира. Он защищен, как бы его не трясли с боков, словно его оберегал сам Бог.
Сергею, с одной стороны, в глубине души хотелось продолжить свою экспансию, получить столько влияния над ней, сколько сможет, с другой же – он трепетно останавливался перед этой непонятной ему тайной другой души, такой искренней и совершенно на него не похожей. Она так и оставалась маленькой республикой на его территории, со своим заведенным порядком и необыкновенным отношением к жизни. Светлым, доверяющим, все сносящим.
Он и сам подпал под магическое действие ее мира. Как второе солнце взошло, помимо ее собственного. А было ли у него первое?..
Превратившись в молодого исследователя, Сергей открыл для себя интеллектуальный полет. Вряд ли он мог подумать, что подобное вообще возможно. Но в его уме словно трещали идеи, а от Станислава Эдуардовича они просто-таки разлетались, как искры. Общаясь с ним, Сергей их радостно хватал горячими и спешил донести до бумаги.
Творческая составляющая научной деятельности казалась безграничной, она дарила невообразимую свободу, о которой Сергей ранее и мечтать не мог. На этих высотах было неважно, что жизнь пять минут назад ввергала его в тоску и безысходность, что у него больное сердце и неясные перспективы, здесь не было никаких препятствий. Почти…
Однако у аспирантуры имелись и побочные эффекты. И Сергей шагнул в них со всего размаху. Побитый жизнью, он на деле оставался все тем же наивным пацаном, готовым поверить в благие намерения окружающих.
Возможно, он не вляпался бы так сильно, если бы не был столь очарован новым для него академическим миром и практически отеческим обращением к себе научного руководителя. В нагрузку же – так случается – Сергей завел неизбежное знакомство с тем, кого позже расценивал как показательное зло этого мира. Правда после тридцати лет поменял свое мнение и начал считать его просто придурком.
Борис защитил диссертацию примерно тогда же, когда Сергей поступил в аспирантуру и теперь обосновался на преподавательской должности. Для сильно занятого Главного, который вдобавок часто пропадал в командировках, он был правой рукой, выполняя мелкие и крупные поручения. Появление же Сергея, жаждущего связи с кафедрой, позволило Борису делегировать львиную долю полномочий, а проще говоря, свалить все на плечи бедного нового исследователя.
Борис транслировал совершенно иной уровень общения, другой тип связей между личностями, доселе Сергею неведомый. Хотя он был всего года на три – точнее сказать не позволяли отсутствие доступа к кадровым документам и неразвитость в ту эпоху интернета с его соцсетями – старше Сергея, но являлся живым примером того, как можно считать себя на голову выше иных представителей молодежи.
Новый знакомый взял на себя роль проводника в академическом мире и изъяснителя его нелегких законов. Которые, по мнению Бориса, состояли в том, что ученые – это нечто вроде современной богемы, превознесенной над всеми людьми, благодаря своему интеллекту, знаниям человеческой природы и отношениям с нужными личностями.
Глава 18. «А компот?» (фильм «Операция “Ы” и другие приключения Шурика»)
Рабочие графики влюбленных не совпадали. В свое время для Сергея стало благословением преподавательское расписание: не надо было торчать целый день на одной месте, разрешалось спокойно работать дома утром, вечером или ночью, хоть в разных носках и старой футболке. Можно было болеть или хандрить полдня, а потом нагнать упущенное: просто бесценно, учитывая особенности его здоровья. Вика же была в столовой, как штык, с десяти до семи.
А так как они очень скоро начали проводить несколько дней в неделю вместе, этот факт наложил немалый отпечаток на некоторые чисто бытовые вопросы, заставив их обоих попыхтеть над их решением.
Например, Сергей пытался было готовить человеческий ужин, но это вполне могло бы привести к обратному эволюции процессу. Картошка у него не прожаривалась, мясо было несъедобным, а салат – вряд ли он вообще знал, как это делается и на что это нужно. Заставлять Вику так страдать, равно как и батрачить после рабочего дня было невозможно.
После долгих переговоров, утомленные любовью и нуждавшиеся в подкреплении физических сил реальной едой, они пришли к соглашению: она будет делать то, что хорошо умеет и не умеет он, он же станет покорным инструментом в ее хозяйственных ручках.
Он и раньше неплохо справлялся с посудой и влажной уборкой, теперь же к этому прибавились длиннющие списки продуктов, из которых Вика готовила что-нибудь вкусное на пару дней. Затем он драил сковородки, кастрюли и все остальное, а она, если бывало настроение, добиралась до того, о чем он и не подозревал: до слоя жира на стенке за плитой или пыли на вытяжке. Она отбирала у него грязные вещи и бросала их в стиральную машинку, а в выходные – о, сбылась его давнишняя эротическая мечта! – выразила совершенно добровольное желание утюжить его рубашки.
Вскоре Сергей ощутил, что из холостяцкой жизни шагнул в эпицентр любви и заботы и совершенно не намеревался прорывать окружение.
Вика всем своим существом верила в значимость любого праведного труда, и для нее это было естественно и неотъемлемо от нее самой.
Глава 19. Ячейка общества
Сергей поймал себя на том, что улыбается, как идиот, и понял, что счастлив. Будь он слегка поумнее, все сложилось бы еще раньше, на его день рождения, тогда бы он не провел его так уныло. Но нерешительность, неизвестность и переменные значения, увы, дают такой результат… И теперь виделось ясным как на ладони, что она все это время тоже хотела его целиком.
Начальный период в отношениях был воистину пылающим, и Сергей наслаждался им, как только было возможно. С Викой они виделись через день, и каждый свободный вечер он скучал. По ее безыскусной манере общаться, по пристальному молчаливому взгляду, по ее улыбке, по расплывающимся в его глазах без очков очертаниям лица и фигуры. По стеснительным движениям, прорывающимся вдруг горячим паром желания. По искренности, с которой она говорила и делала все.
Вика давно не ощущала такого подъема. Такого света во всем, что заслонить его не могло даже настроение матери, разочарованной столь банальным грехопадением. Между родительницей и дочерью вдруг живо воскрес давнишний инцидент, невидимой стеной разделявший их на два лагеря.
Ей был 21 год. А по мнению Маргариты Владиславовны, уже 21. Подходящий момент, чтобы подобрать девочке жениха. Посоветовавшись с двоюродной сестрой, тетей Вики, мама нашла для дочери приличную партию. Около 30, вполне терпимая внешность, неплохая профессия, приемлемые жилищные условия – двухкомнатная квартира, в которой мужчина жил вместе с родителями.
Виолетта не была против знакомства. С некой надеждой она несколько раз встретилась с молодым человеком. Было ясно, что он хотел семью, и она казалась ему приятным вариантом. Вика пока не знала, что думает о нем. Но раньше, чем осознание, на ее организм нашла болезненность и тревога. Она никак не могла найти себе места и, как ни пыталась успокоить нервы, вдруг поняла, что мысль не то что о браке, а даже о встречах с ним делает ее жизнь невыносимой. Физически.
Все знали, к чему идет дело. Но вот новое свидание – поход в музей, – и Вика набралась храбрости, чтобы признаться, что это была ошибка. Все сказанные далее слова вспоминались ей, как в дымке. В общем все выглядело как последовательная смена удивления, возмущения, уговоров и, наконец, негодования.
Она вернулась домой сама не своя и попыталась уединиться на кухне. Но вскоре туда зашла мама, которой обо всем поведал телефонный звонок.
Долгие слезы, повышенные тона, упреки. Маргарита настаивала, чтобы дочь помирилась с «женихом». Но Вика впервые в своей жизни заупрямилась, как ослица. Она наотрез отказалась даже разговаривать с ним и сквозь рыдания твердила, что не выйдет замуж.
Обиды, скандалы и непонимание почти что два месяца сопровождали эту общесемейную драму. Оскорбленный молодой человек стерся из поля зрения.
Но что могла поделать мать? Запереть или выгнать дочь из дома было бы слишком, серьезно надавить и заставить пойти в ЗАГС при отсутствии у пары интимных отношений – невозможно, иные же воззвания к стыду и здравому смыслу на Вику не действовали.
И вот через несколько лет, когда все уже махнули рукой на возможность ее замужества, – повторение демарша. Обычная девичья дурь: пошла на поводу у мужчины и пребывает в мире цветных бабочек, пока ее сердце на растопчут, а репутацию не погубят.
То, что на дворе был конец XX века Маргариту Владиславовну интересовало еще меньше, чем ее собственные похождения в молодости. Скоро дурочка за все поплатится и жалеть ее никто не станет.
Сознание Вики невообразимым образом взаимодействовало с вопросами любви и секса: у нее словно была выделенная телефонная линия с какой-то сокровенной внеземной силой. Сообщили бы ей, что всю жизнь нужно прожить без этого, она бы расстроилась, но смирилась. Но сейчас ей будто дали полное одобрение, и она не ощущала каких-либо угрызений или сомнений. Страхи и огорчения, конечно, одолевали ее временами, но с решительностью римского легионера она снова шла в объятия Сергея.
Вика наконец получила то, чего так долго ждала. При этом почему-то от плотских отношений не перевернулось небо, а люди не стали ходить вверх ногами. Ни у кого не отрасли крылья птеродактиля, посреди квартиры не возник трон, усыпанный шипами. Люди по-прежнему были людьми, общение – общением, а любовь… она стала еще прекраснее.
Их новая жизнь длилась почти месяц, и пока все шло очень хорошо. Лишь под Новый год Сергея взбесило, что она решила встречать праздник не с ним, а со своей семьей. Он не мог найти этому никаких разумных объяснений, но все же сдержался. Ссора и ультиматумы совсем не входили в его планы. Вика была такая милая и заботливая, нужно было отплатить ей тем же. Тем более, что ее отношения с родными ему представлялись мрачным волшебным лесом, из которого нелегко найти выход. Ему ли было ее судить?..
- Но ты же первого числа приедешь? – настаивал он.
- Я постараюсь…
Сергей вынудил ее пообещать, а себе рекомендовал напиться с горя самого дешевого шампанского и смотреть самые тупые передачи, пока не уснет на диване.
Глава 20. Обломки самовластья сами на себе имена не напишут
- Не могу я его все-таки понять, - заключила Алла Алексеевна. Она помешала ложечкой чай и отпила маленький глоточек.
- Значит, это правда, что он встречается с кассиршей? Господи, я и не представляла… Думала, что люди болтают.
Мария, подружка-преподаватель с «родственной» кафедры, поддерживала беседу за столом. Уже минут пятнадцать они с Аллой обсуждали накипевшие на ось жизни события.
- Правду болтают, - лаконично ответила Алла. – Вчера я, кстати, на выставке была. Помнишь того парня, о котором я тебе рассказывала?..
- С тачкой, что ли? Ну и как?
Алла неопределенно пожала плечами и слегка улыбнулась. В комнате появился Сергей.
- Привет, девчонки! Чаеводством занимаетесь?..
- Присоединяйся, у нас конфеты есть от благодарных студентов, - пригласила Маша.
- Конфеты – это сугубо хорошо, - Сергей пододвинул себе стул и присоседился к «фуршету». Взгляд его был довольным и безмятежным.
- А вот на тебя, Сережа, студенты жалуются, - сказала Алла.
- Да? Придется применить репрессалии. Фамилии есть?
- С рефератами тянул почти до Нового года, на экзамены опаздываешь, - ткнула носом Алла. – Что-то ты забросил работу…
- Загулял я, ой загулял. Виноват. Исправлюсь. Скоро, но не сейчас, - ответствовал Сергей. – Кофе еще остался?..
- Последняя ложка, можешь взять, - сказала Маша. – Да, гулять продолжаем в субботу у меня на дне рождения. Ты приглашен.
- Спасибо, Машенька! – ответил Сергей, откручивая крышку с банки молотого суррогата. – Черт, с таким кофе не видать нам повышения производительности труда… Что тебе подарить? Как всегда цветы-шампанское?..
- Твоя фантазия на подарках всегда умирает, как у моего мужа. Так что дари, что хочешь. И свою девушку тоже бери с собой. Познакомишь нас, - добавила Мария.
- Вику?..
- Какая там у тебя есть, ту и бери, - шутливо отозвалась Алла.
- Я не знаю, захочет ли она идти, она же никого там не знает.
- Так узнает, - отозвалась Маша.
- Ты уговори, ты же это умеешь, - посоветовала Алла.
Уже не столь юного, но все еще восторженного аспиранта Сергея вновь разбудил поздний звонок.
- Алло?..
- Спишь, что ли?..
- Нет, я как раз заканчивал читать главу той книги, которую ты посоветовал… - наврал Сергей. Его рука нащупала очки. Взгляд на часы: половина двенадцатого, за химок и об стенку всех…
Борис обожал звонить на ночь глядя. Но Сергей принимал это как данность: в конце концов, столько дел и обязанностей на кафедре.
Старший товарищ дал какие-то указания. Сергей послушал, покивал, как будто кто-то его видел, распрощался и уткнулся носом в подушку. Боже, как он устал… Надо хоть субботу выделить, чтобы прийти в себя, иначе… Со здоровьем-то не шутят, это он давно понял.
Однако пятница на кафедре измотала его еще сильнее и, оглядываясь на прошедший день, Сергей с досадой подсчитал, как мало было сделано реальных дел.
Все ходили, пили кофе, говорили, садились за книги, бросали их, брались за записи, отвлекались… Насколько больше можно было успеть в одиночестве, в своей квартире.
