Глава 3. На радаре
Оставшиеся до нового года недели были для меня напряженными: я сдавала сессию и вникала в свои новые должностные обязанности. Времени на отдых почти не оставалось, но я была рада тому, что министр отправился в командировку и не мучал меня своим присутствием в нашей квартире. Играть роль любящей и верящей ему половинки мне становилось всё сложней, ведь чувства и доверие к нему почти иссякли. За неделю до праздников на всех прилавках города появился свежий выпуск бизнес–издательства, в котором наш центр кинологии занял два главных разворота. Он получился таким, каким я и хотела его видеть: насыщенным, хвалебным и помпезным. Помимо печатного издания, по телевидению пустили репортаж, записанный на тренировочной площадке. Имя майора и его бренда снова звучали гордо, и это делало меня счастливой. К тому же я и сама была описана почётно: «харизматичная начальница по развитию бренда, – красивая, улыбчивая, молодая».
– Можно Вас на пару слов! – подозвал меня, только приехавшую на работу, временный начальник из министерства.
– Я слушаю! – зашла я в его кабинет.
– Вчера я был весьма удивлён увидеть наш центр по телевизору! Не знал, что сюда заезжали представители коммерческой прессы! Почему вы с майором не обсудили это со мной, прежде чем устраивать показное выступление питомцев?
– Простите, я так редко вижу Вас здесь, что и позабыла о том, что Вы существуете.
– Ваша ирония неуместна! Бренд, являясь частью центра, находится под управлением государства, а я – его представитель.
– Не понимаю, почему предупреждать Вас было столь важно? Репортаж посвящался кинологической линии майора. Оператор почти не снимал обычных должностных собак!
– У частного сектора есть свои ограничения. Вы снимали репортаж на территории государственного кинологического центра, упоминали о нём в интервью, и привлекли к коммерческой съёмке старшего кинолога, который нанят государством.
– Ах, вот оно что! Вам независимые репортёры не понравились!
– Мне непонятен Ваш сарказм по отношению к моей персоне, и думаю, что Вы достаточно умны, чтобы не понимать того, что Вы нарушили регламент.
Я не испытывала неприязни к этому мужчине, ведь он не сделал ничего плохо и, если рассуждать по–честному, был прав, вот только министр стоял мне костью в горле, особенно после того, как воспользовавшись связями, повлиял на государственную прессу, очернив майора. Я срывалась на всё, что касалось чиновника, а временный начальник являлся его подчинённым, вот на него и «посыпались шишки».
– Простите, мой тон и правда неуместен, – взглянула я в его глаза, а он продолжил:
– Я разговаривал вчера с министром. Он тоже не знал о Вашей чрезмерно смелой выходке, и не получал запроса на одобрение съёмок от майора, который стоит во главе частной линии. Тем не менее, было принято решение ограничиться предупреждением на первый раз. Второго быть не должно, иначе мы привлечём комиссию по внутренним расследованиям. Прошу вас принять это во внимание!
– Как благородно со стороны министра! Я учту всё сказанное Вами!
– Вот и славно! Мне также было поручено заняться организацией корпоратива, который состоится перед Новым годом. Дресс–код – вечерний. Приглашены акционеры и сотрудники центра. Справлять будем в этом здание, в приёмной на втором этаже.
– Почему не в столовой внизу?
– Там будет сложнее установить аппаратуру. Министр желает превратить корпоратив в элитный вечер с музыкой, напитками и танцами. Приёмная пустует и места хватит всем.
– Как скажите! Вы же начальник учреждения! – покинула я его кабинет.
Раздражение от этой беседы жгло жарче йода, залившего открытую рану. Я шла к своему кабинету – малюсенькой комнатке в конце коридора. У её двери я обнаружила доставку от издательства: высокую стопку с экземплярами вышедшего выпуска бизнес–журнала, а к ним открытка от девушки–репортёрши: «Спасибо за интервью! Надеемся и на дальнейшее сотрудничество с вами. С наступающими праздниками!». Я улыбнулась и затащила копии в свой кабинет, а после уселась за списки клиентов, которым намеревалась их разослать. Я надписала каждую и приложила записку «от самого элитного кинологического бренда. Подарите своему питомцу шанс стать чемпионом!». Теперь мне оставалось оплатить услуги почты и отправить экземпляры в путь.
– Смотрю, работаешь вовсю, – шутливо заметил, заглянувший ко мне супруг.
– Ты читал журнал?
– Конечно, и передачу смотрел, я же должен был знать, за что заплатил немалые деньги!
– Не начинай скупердяйничать, майор! Согласись, что результат стоил этого вложения!
– Это мы узнаем после рассылки экземпляров. Посмотрим, прибавятся ли новые клиенты и вернуться ли утерянные!
– Как раз рассылкой я и занимаюсь! Вот, оплати почтовые услуги, – протянула я ему счёт.
– Ты разоряешь меня!
Я улыбнулась в ответ:
– Так тебе понравилась статья?
– За исключением того, что ты публично в начальницы центра подалась! Я же просил губу закатать! Центр был, есть и останется моим! Я снова возглавлю его однажды!
– Майор, не придирайся к словам, я тебя очень прошу! Я же упомянула в репортаже, что ты вернёшь себе утерянный трон.
– Хитрость – твоя вторая натура! – заулыбался муж, прибывая в приподнятом настроении, и было сложно не понять, что он был доволен репортажем.
– Кстати, о руководстве. Министерский начальник с тобой говорил?
– Если ты о письменном предупреждении, то пусть твой любовник им подотрется.
– Смело, но не слишком уместно. Я не подумала о том, что привлечение независимой прессы нарушит регламент центра. Нам надо быть осторожнее, чтобы не дать чиновнику повода закрыть твой бренд.
– И всё–таки мне подозрительно, что ты воинственно настроена против него. Случилось что–то, о чём я не знаю? Он обижает тебя?
– Нет, просто бесит. У женщин такое бывает, когда два самца в борьбе за первенство не учитывают её, самку, замешанную в процессе.
– Если бы самка не крутила романы на стороне, никто бы не вцеплялся в глотку друг другу!
– Майор, просто нам надо быть на стороже.
– Мда, министру не стоило наступать тебе на хвост! Ты ж как кочевник, переходящей с одной стороны на другую, как только что–то перестаёт устраивать тебя.
– Всё верно, я – независимый странник, а потому и сама за себя! – прищурила я глаза.
– Согласен. Ещё не известно, кто переставляет фигуры на шахматной доске: я и чиновник против друг друга, или ты одна играешь нами до победного конца.
Я ухмыльнулась ему на прощание.
Только супруг ушёл, как в моей комнате раздался телефонный звонок. Это звонил судебный репортёр с новостями о реестре заключенных, которые он, тем не менее, хотел озвучить при личной встрече, и я пригласила его к себе. Он подъехал через час и, зайдя в кабинет, наглухо закрыл дверь.
Усевшись за стол, журналист открыл свой портфель и вытащил оттуда пару бумаг.
– Вот Ваша выписка о снятии виновности! – протянул он мне бумагу.
– Зачем Вы принесли мне её? У меня же имеется копия, высланная по повторному запросу!
– А Вы взгляните!
Внимательно изучив документ, я удивилась:
– А где... где заметка о том, что задержка снятия виновности произошла из–за министерской инспекции?
Репортер уверенно приподнял бровь, и по его мимике я поняла, что копия, полученная мной по почте кардинально отличалась от принесённой им.
– Что это значит? – взволновалась я.
– Что никакого улучшения качества работы подразделений МВД не проводилось. Вам выписали ложный документ. Посмотрите: здесь, на настоящей выписке, есть дата и подпись выдавшей его администраторши, а на Вашей эти детали есть?
– Дата была, а вместо подписи была строка: «информационный центр министерства внутренних дел» и печать.
– А дата совпадает?
– Совпадает.
– Вы уверены?
– Да, это дата, когда я... когда я рассталась с супругом, я бы не забыла её. Выходит, что мне выслали поддельный документ.
– Рассчитанный именно для ваших глаз.
– Но если инспекции не проводилось, то почему судимость с меня сняли позже?
– Держите, – протянул он мне вторую бумагу о снятие виновности, датированную неделями после моего освобождения, как и должно было быть. Однако на ней стояла печать «подлежит аннуляции».
– Как это всё понимать?
– Очень просто. Виновность с Вас сняли по правилам МВД, в течение пары месяцев после отсидки. Только кому–то стало очень невыгодным выдать Вам справку в срок! Поэтому, этот кто–то заставил персонал информационного центра аннулировать снятие, и возобновить его месяцами позже – тогда, когда это стало выгодно ему. Вам прислали бумагу ложную, с упоминанием об инспекции и без подписи, выдавший ее администраторши. Та же бумага, что я вверил Вам только что, является подлинной.
Конечно же, я понимала что под «кем–то» судебный репортёр предполагал министра, только имени его не называл, дабы не показаться неуважительным к моему мужчине. Кому иначе могло это понадобиться, и кто ещё мог дать распоряжение о том, чтобы в справке указали инспекцию, как причину задержки. Да и вспомнилось мне то утро в отеле после разлуки с супругом. Именно тогда министр мне и заявил, что виновность должна была быть снята в течение пары месяцев после освобождения. Тогда он свалил всё на майора, якобы запрятавшего справку подальше от моих глаз. Когда же я получила выписку на адрес бывшей начальницы, я обратила внимание на дату, но решила, что он забыл про свою же инспекцию. Теперь я понимала, что это было не так – он просто выждал, когда я ушла от майора. Однако я всё–таки не торопилась обвинять министра сгоряча. После ухода журналиста я полезла в свой органайзер проверить дату, которой аннулировали снятие первый раз. Отлистав месяцы календаря назад, я обнаружила, что это случилось вскоре после моей первой встречи с министром и кончины свекрови. Сомнений не оставалось – это был он, обрёкший меня на долгие недели душевных страданий, ведь все это время до второй справки я думала, что носила клеймо заключенной.
– Вовремя он порадовал Вас снятием виновности, – прервал я рассказ бывшей начальницы и подметил хитрость министра. – Вы же были расстроены разлукой с майором, а тут такая радость! Как не влюбиться в того, кто приносит свет во тьме.
– Знаешь, лейтенант, есть настоящие герои, которые действуют смело в любой ситуации, а есть – фальшивые, которые подделывают ситуации, чтобы выйти из них героями! Министр был из их числа.
– Какой самонадеянный, раз придержал эту справку ещё тогда, когда Вы были вместе с майором, чтобы отдать её, когда придет время. Словно был уверен, что вы расстанетесь. Неужто, просто предполагал такой исход?
– Предполагал? Нет! Он планировал наш с мужем развод! А ты становишься сообразительным, дорогой, – доела она мороженое и эротично облизнула губы.
– Смотрю моё лакомство «для беременных», как Вы выразились, пришлось по вкусу! Ни капельки не оставили!
Начальница–майор громко расхохоталась:
– Рано я тебя похвалила! Над твоей сообразительностью ещё работать и работать!
– Что было дальше? – проигнорировал я её колкость.
Я долго думала о том, что узнала. Думала и вспоминала прошлое, стараясь воскресить в своей памяти каждую деталь моих отношений с министром: всё, что тогда казалось мне чуточку странным, но на что я глупо закрывала глаза, не слушая советов инспектора–кинолога. Однажды она мне сказала: «я не хочу, чтобы однажды ты увидела его тьму и испугалась». Так вот, я окуналась в эту мглу все глубже, раз за разом убеждаясь в том, что министр был актёром, игравшим роль справедливого главы МВД и порядочного человека. Его обходительность скрывала приступы гнева, а высоконравственность – заспинную подлость. Он очень нравился мне с первой встречи, однако сейчас моя симпатия висела на волоске. И вот, проанализировав его благородные поступки, я записала себе в голове три вопросы: откуда он узнал, в каком я гостила отеле, когда майор меня выгнал из дома, и почему не наказал полковника по всей строгости, несмотря на все преступления, совершённые офицером. Ещё в голове крутилась недавняя фраза супруга о том, что частный детектив полковника, как будто подгадал момент поцелуя, заснятый на камеру. В мою душу закралось подозрение в невидимой глазу связи между чиновником и старым офицером, но вот прямой я найти не могла! Чуйка вела меня в эту сторону, и я послушалась её.
– Зачем тебе мой адвокат? Слушание по твоему вопросу завершено, – спросил майор, когда я пришла просить его одолжить мне своего юриста.
– Мне надо к полковнику в особняк по делу съездить!
– Какому ещё делу?
– Хочу, чтобы он заплатил за вторжение в личную жизнь, когда следил за мной и сделал то фото.
– Господи Боже! Что же ты неуёмная такая?! Никак не отпускаешь прошлое! Что за нелепость всем мстить?
– Несмотря на все его прегрешения, начиная от нарушения регламента и шантажа майора–юриста и заканчивая сокрытием улик убийства, он получил два года условно! Меня это не устраивает! Его не лишили звания.
– Так ты к министру с этим обратись! Это он у нас – сама справедливость. Вот и спроси его, что же пошло не так.
– Для начала, хочу понять это сама. Прошу тебя майор, я заплачу сама за услуги юриста!
– Ладно, только я хочу присутствовать при вашем разговоре, чтобы ты не наделала бед, как всегда.
– Наша семья распалась из–за этого фото. Мы оба пострадали и имеем право компенсировать утрату!
– Ты спала с министром, будучи моей женой, и именно это разрушило брак. Полковник или детектив ни в чём не виноваты. Я даже благодарен им за то, что мне рога спилили! – грозным тоном воскликнул супруг. – Я не прощал тебя за измену и никогда не прощу, поэтому и развожусь! Мне не нужны ни деньги полковника, ни снятые с него погоны! Они не вернут мне жену и моего доверия к тебе не возвратят!
Я опустила голову, испытывая боль в душе, но не сказала ни слова. Глядя на меня гневным взглядом и раздувая ноздри от накатившей злобы, муж помолчал пару минут, а после добавил:
«Мне ничего не стоит помочь тебе с адвокатом, тем более, что за услуги ты расплатишься сама. Теперь покинь мой кабинет, мне нужно работать!
Я сделала, как муж велел, а вернувшись к себе в коморку ужасно разрыдалась. Мне было больно от неверия супруга и предательства министра.
Майор сдержал своё обещание и на следующий день мы подъехали к особняку полковника. Открыв тяжелую калитку, я, муж и адвокат были встречены охранником дома, который доложил жене офицера о нашем приходе. Она, невзрачная, но состоятельная хозяйка особняка, осмотрела нас с головы до ног и, ничего не сказав, двинулась вглубь дома, приглашая нас за собой. Мы шли по длинным коридорам, и я вспоминала, как старый гад пытался опьянить меня и обесчестить в своей бильярдной, располагавшейся в одном из этих лабиринтов дома.
Жена полковника вывела нас в сад во внутреннем дворе особняка и встала у стеклянной двери зимней теплицы. «Он там», – коротко сказала она, и, не дождавшись ответа, ушла обратно в дом. Мы стояли на мягком снегу, средь влажного тумана, окутавшего окна теплицы. Супруг толкнул дверь от себя, и она заскрипела, предупреждая полковника о нашем вторжении. Внутри было тепло, почти душно. Воздух пах землей, поливочной водой и слабым ароматом цветов.
Полковник стоял у длинного рабочего стола в центре теплицы. На нём были темные брюки и куртка садовника цвета охры. Закатанные рукава обнажали сухие, жилистые предплечья. Он пересаживал какое–то растение под тусклой лампой, свисавшей над столом, и не смотрел на нас.