Я ухмыльнулась в ответ, давно уже задетая его эпитетами в сторону меня.
– Кстати, о твоём ненаглядном! У меня к тебе одна просьба! – вытащил чиновник бумагу из пиджака и протянул её мне.
– Это заявление на развод? – искривила я рот в удивлении, изучив её.
– Да, на ваш с майором, и все графы я уже заполнил сам, как ты можешь заметить. Осталось только твою и майорову подпись поставить. Отнеси документ супругу, которого видишь каждый день по долгу службы, и пусть распишется! Да поскорей! Видишь ли, мне надоело наше порочное трио! Суд завершён и ничего не мешает вам развестись! Как будет готово – мой нотариус в ЗАГСе расторгнет ваш брак в тот же день. Иначе муж никогда не даст тебе развод и будет находить причины оставить золотую лань оформленной на себя. Я же, как и раньше, желаю жениться на тебе в дальнейшем и жить долго и счастливо вместе.
– По–моему, ты просто жаждешь добить этого волка, который подстрелен тобой, но ещё в силах вернуть себе золотую лань.
– Принцесса, если бы я хотел его добить, то не давал бы разрешения на регистрацию бренда под знаменем государственного центра. Сейчас ты в нём трудишься и дорожишь своей работой. Из–за тебя я дважды нарушил свою мораль и поступил нечестно, сохранив кинологическое учреждение при грубом нарушении регламента. Если ты вздумаешь уйти от меня после этого, я сразу же закрою бренд! Не разведёшься с майором – последствия будут те же.
– Я не пойму одного: как ты можешь во всё горло гласить о правильности и честности, а поступать так лживо и подло?
– Просто я действую по собственной справедливости.
– И в чём она заключается?
– Другим всё достаётся при рождении, как, например, твоему майору офицерский род – это несправедливо. А мне приходится рыть землю руками, чтобы добиться всего. А когда копаешься в земле, то пачкаются руки. Вот я и восстанавливаю справедливость: забираю себе трофеи у тех, кто получил их просто так – без грязи под ногтями, и заставляю белоручек испытать то, что некогда пережил я.
– Какая же у тебя извращённая логика! Я никогда бы не подумала, что ты такой! До недавних пор я считала тебя лучшим из мужчин на этом свете!
– До недавних пор я не ведал, что ты суёшь свой нос в мои дела. Угомонишься и исполнишь мой приказ – я стану лучшим, что случилось в твоей жизни!
– Только я больше не смогу тебе поверить и, если честно, то буду бояться тебя.
– Жертва должна бояться охотника, ведь от него зависит её жизнь… ну или тело, – хлопнул он рукой по синяку на моём бедре, оставленному после жёсткого секса. – С ним можно обращаться грубо, а можно вешать колье на эту прелестную шею и нежно любить шелковистые губы, – поднял он моё лицо за подбородок и посмотрел в глаза перед уходом. – Отдай бумаги майору на подпись!
Через минуту после того как министр покинул квартиру, меня прорвало на истерику. Я опустилась на пол у стола и, вцепившись в волосы пальцами, громко разрыдалась. Да, слезами, соплями и всхлипами женщина лечит испуг и огорчение, лейтенант, а ещё отпускает всю боль, что носит в сердце и в теле. А мне было больно! И в душе и пониже неё.
Из спальни ко мне прибежала сочувственная Лесси и в утешение уткнулась мордочкой в плечо.
«Почему ты никогда не защищаешь меня от него? Почему не покусала?», – отбросила я от себя ни в чём не повинную собаку, и та виновато заскулила.
«Прости! Прости меня! Ты тоже его боишься, так ведь, малышка? Мы обе боимся этой мрази! – притянула я любимицу к себе и поцеловала в мокрый нос. – Мне даже посоветоваться не с кем! Не с кем поговорить!».
Собачка воодушевлённо залаяла и, отбежав к моей сумке, зарылась в неё носом в поисках дневника, подаренного когда–то инструктором–кинологом. «Ты права, дорогая, начать надо с бывшей начальницы! Попробуем её найти! Но только завтра», – утёрла я сопли и уткнулась в тёплый бок своей любимицы.
На следующее утро я сделала то, что задумала. В доме шёл ремонт телефонной линии, и я пошла на улицу осуществлять свой план. Бросив монетку в телефонный аппарат, я снова позвонила на адрес бывшей начальницы, но там меня уверили в том, что совершенно не ведают, как или где её можно найти.
«Она сдала нам квартиру на год, сказав, что именно на этот срок должна уехать в срочную командировку. Это всё, что мы знаем!» – ответил сожитель той девушки, с которой я общалась в первый раз.
Скорчив печальную рожицу, я не сдалась, и со второй монеткой решила прозвониться в отделение таможни:
– Здравствуйте! Я ищу инструктора–кинолога по вопросу аренды собак в центре кинологии. Она обращалась к нам месяцы назад, чтобы занять пару ищеек, но после пропала. Хотелось бы поговорить с ней и узнать, в силе ли сделка?
– Надо же, чей голос я слышу! – вдруг ответил мне язвительный тон, по которому я поняла, что то был старший кинолог, гнобивший меня в нашем центре.
– Вы–то что там делаете? – с презрением сказала я и сморщилась от отвращения.
– Так меня сюда министр перевёл! У тебя что, с памятью плохо?
– Но почему Вы отвечаете по номеру начальницы?
– Потому, что теперь главный здесь – я.
– Вы?
– Я! И никаких собак в вашем мерзком центре кинологии мы брать в аренду не станем! Это всё?
– Где инструктор–кинолог? – заволновалась я не на шутку.
– Она здесь больше не работает!
– Как я могу её найти?
– Она не оставила координат. Лишь позвонила, чтобы уволиться по телефону.
– Не думала, что Ваш хвалёный профессионализм действительно настолько велик, что командование поставило Вас в инструкторы–кинологи вместо неё?
– Я не просто инструктор–кинолог, а старший инструктор–кинолог! Я перепрыгнул твою бывшую начальницу. Это вы с муженьком не ценили меня, вот и учреждение ваше, за исключением бренда, загнивает. Селяви и адьё! – положил он трубку.
«Она попала в беду! – переживала я за женщину, ставшую мне вроде матери. – Я чувствую это и должна найти её! Только придумать бы способ это сделать!», – крутились мысли в голове, пока я была за рулём по дороге в центр кинологии.
На работу я приехала полная раздумий и холода в душе, такого же, какой овеял землю этим хмурым днём. Снег укутал территорию центра плотным белоснежным покрывалом, превращая её в безмолвное и пустынное место. Мороз пробирал до костей, и каждый выдох превращался в плотное облако пара, а вдох казался болезненно острым. Несмотря на полуденное время – время дрессировок, на тренировочном поле не было ни одной ищейки, да и само оно было занесено сугробами. Лишь только тропа от парковки до здания центра была расчищена лопатой. Мне показалось это странным и каким–то зловещим, будто всё вокруг повымерло или заснуло вечным сном. От неприятных ощущений я нахмурилась и, засунув руки поглубже в пальто, направилась к обледеневшему зданию.
В кармане лежало заявление о разводе, заполненное министром. Дома я не решилась подписать его, не уверенная, что моё сердце хочет разорвать, державшийся на тонкой нити, брак. Ведь нить ещё была, а, как я тебе уже объясняла, лейтенант, женщина сложно сжигает мосты, если хоть один, пусть даже призрачный шанс на семейное счастье, блестит перед её глазами. И вот перед моими глазами блестел тот шанс, а на ресницах застывали слёзы. Я понимала безысходность ситуации: я всё равно не смогла бы тогда уйти от министра, ведь он держал меня на коротком поводке. Меня вместе с супругом. Сохранять наш брак не было смысла: мы потеряли бы всё, и муж винил бы меня за это всю жизнь. Тот шанс на счастье, что блестел перед глазами, был не алмазом, а обычной стекляшкой, сверкавшей на свету. И всё же он был...
«И как мне показать ему бумагу и что сказать?», – я запрокинула голову, взглянуть на окно своего супруга, но в нём было темно. Зато под ним у стенки центра курил сигарету старший кинолог. Я взглянула на наручные часы и добродушно усмехнулась: «Ровно 11:45! Он постоянен в своей привычке выходить на перекур перед полуднем!».
– О, да! – прервал я бывшую начальницу и рассмеялся, вспомнив свою работу в центре кинологии. – Благодаря этой привычке, нам удалось спасти Вас от краха!
– Так ты, хитрец, понял, о ком идёт речь? – игриво подмигнула мне она.
– Лишь по его повадке курить в это время, и возрасту, схожему с Вашим.
– Спасибо тебе, дорогой, что напомнил, сколько мне лет! – колко подметила мою оплошность майор.
– Вы отлично сохранились! – решил я исправить ситуацию.
– Лейтенант, я не мумия, чтобы «сохраняться»! Женщине обычно говорят, что она «выглядит моложе своих лет» или «прекрасно выглядит!». Учить тебя и учить! – засмеялась бывшая начальница.
– Простите, но я не считаю, что Вам много лет!
– Нет? – расхохоталась она пуще прежнего. – Ты правильно делаешь! Я всё ещё не старушка и пока далека от неё.
Я ужасно покраснел от её безудержного смеха над тем, что я взболтнул какую–то нелепость и мне показалось, что под кожей на лице разлился кипяток:
«Так что там с кинологом, курившим на приятном морозе?».
Я решила подойти к нему и спросить о той пустоте с тишиной, что царили на тренировочном поле.
– Простите, что я курю, но если Вам неприятно, то затушу сигарету, – учтиво сказал мне старший кинолог.
– Не стоит, курите! Только объясните, почему ни снег не убран, ни тренировки не начаты?
– Мы с экспертом–кинологом ждём майора, поехавшего за чемпионом–ретривером в аэропорт. Он хочет, чтобы почётный пёс–пограничник преподал урок другим ищейкам центра, как вести поиски людей или предметов в снегах.
– Мой муж помешан на этом красавце–ретривере! – беззлобно пошутила я.
– А ретривер похож на Вашего мужа: силой воли, целеустремленностью, мужеством.
– Не могу не согласиться с Вами!
– Простите, что лезу не в своё дело, но я постарше Вас и, думаю, опытней, к тому же мужчина…
– К чему Вы клоните?
– Вам лучше вернуться к супругу, который часто наблюдал за Вами из окна, когда Вы трудились, как моя помощница, чем…
– Чем? – напряглась я этой беседе.
– Чем оставаться с этим политическим угрём, который, как баба интриги плетёт!
– Что за интриги?
– А Вы не знаете про бывшего старшего кинолога?
– Чего именно не знаю?
– Все говорят, что... доберман – это же собака зека, которого привёл сюда полковник, чтоб шантажировать майора–юриста. Но вы с супругом обставили дело так, что ищейка на контракте оказалась питомицей полковника, за что у него, косвенно, в дальнейшем и отняли акции.
– Вы отлично знаете историю этих стен, старший кинолог, даже с оригинальными подробностями, которыми она обросла, – неприятно удивилась я правдивому рассказу из прошлого.
– Простите. О том, что собака – заключенного, знал старший кинолог и преданно молчал. Но когда министр заподозрил о его молчание, то стал шантажировать нарушением регламента, мол, пойдёшь под трибунал как соучастник, если не выступишь против майора перед комиссией, придравшись к чему угодно, и не склонишь девку к мыслям не жить меж двух огней, а уйти ко мне. Тот подчинился, но озлобился на всех за эту ситуацию. Говорят, что в таможне им вертят, словно марионеткой!
– Девка – это, видимо, я, – придралась я к эпитету, хотя, на самом деле, пришла в ярость от очередного сговора чиновника, поведанного мне только что малоизвестным мужчиной. Кроме того, в моё сердце закралось подозрение о том, что министр причастен к исчезновению бывшей начальницы, а руки, что он замарал в этот раз, принадлежат бывшему старшему кинологу, получившему ныне почётную должность, которой пользуются все, кроме него.
– Простите, девушку.
– Вы проработайте обращение к женщине, и не ведитесь на сплетни! Помнится, в нашу первую встречу именно так Вы мне и сказали, что служивому парню они ни к чему. Вот и не прислушивайтесь к тому, что говорят! Занимайтесь делом!
– Так точно, Госпожа жена майора.
– Вы всегда обращались ко мне очень странно!
На стоянку подъехала машина супруга. Он вышел из неё и горделиво открыл заднюю дверцу, из которой величаво выпрыгнул золотой ретривер. Мощные лапы, коснувшиеся снежного покрова земли, ничуть не дрогнули от холода. Устойчиво держась на них, он отряхнулся, смахнув с лощеной шерсти долгий путь, и посмотрел на своего хозяина. Тот же погладил любимца по холке и приказал бежать на тренировочное поле. Сам же остался приводить в порядок заднее сидение машины. Ретривер целеустремленно рванул вперёд и крупными прыжками вбежал в ворота к нам.
«Ко мне! – отдал команду старший кинолог, и, радостно виляя пушистым хвостом, пёс бросился ему навстречу. Красавец, герой, пограничник!», – хвалил его тренер.
Супруг же, закончив с машиной, заметил на поле меня и, точно так же уверенно, как и ретривер, размашистыми шагами направился вперёд. Я слегка напряглась, удивившись его непривычному порыву, но по широкой улыбке мне стало ясно, что его намерения носили положительный характер.
Подойдя вплотную, он обхватил меня за талию своими сильными руками, а я почти невольно положила ладони на его крупные плечи. Легко, будто я была снежинкой, он поднял меня в воздух и закружил в морозном вихре остальных снежинок. Громко и счастливо смеясь, он продолжал кружиться, разбрасывая сапогами снег, который мелко разлетался в стороны, безвластный что–либо поделать перед уверенной мужской стихией. Остановившись, супруг не опустил меня на землю, а лишь посмотрел мне в глаза, которые светились радостью и теплом.
– Что с тобой, майор? С чем такая встреча? – улыбалась я мужу, схватив его ладонями за прохладные щёки.
– Милая, золото ты моё, твой репортаж выстрелил в цель! У нас отбоя нет от клиентов и центр вновь на высоте! Ты моя умница! Умница! – твердил он с паром и любовью изо рта.
– Как же я счастлива это слышать! – испытала я эйфорию от позитивных переживаний.
«Майор, опустите мою женщину на землю!», – внезапно прозвучал приказ министра за спиной. Он стоял за ограждением тренировочной площадки и недовольно покашливал, привлекая внимание.
Супруг спустил меня на ноги и изменился в лице: ноздри раздулись от злобы, скулы зажались в желании мстить, а узкие глаза прищурились, наполнившись готовностью к битве.
– Что Вам здесь надо, министр?
– Вообще–то этот центр – государственный, и я имею право находиться на его территории и без особой причины. Но она есть: я заскочил сюда, чтобы взглянуть на знаменитого ретривера!
– Мой пёс не цирковая пони, чтобы глазеть на него.
– Нет, зато Вы, вон, какой акробатический цирк при встрече с моей женщиной устроили!
– Вам повезло, что Вы за оградой, министр, иначе дал бы в морду прямо сейчас, когда Вы мою жену – своей назвали.
«Я начну дрессировку. Хочу узнать, чему наш чемпион других готов учить!», – как всегда деликатно откланялся старший кинолог и отошёл на середину поля.
Ничего не ответив ему, муж вернулся к разговору с чиновником, с которого не сводил прицела своих глаз:
– Взглянули на моего питомца? Теперь уходите!
– Есть ещё кое–что, не так ли, дорогая? – перевёл министр взгляд на меня, и я поняла, что он о заявлении, лежавшем у меня в кармане. Горько сглотнув, я достала его и протянула супругу.
– Что это? – прочёл он бумагу и затряс ей у лица мерзавца.
– Я потрудился и заполнил заявление о расторжении брака собственноручно, ведь у Вас, похоже, дел невпроворот, и до развода руки не доходят. Вам, видимо, всё равно, что Вашу жену за неприличную девушку, с двумя мужчинами встречающуюся, считают. Вот я и решил помочь!
– Кстати, о твоём ненаглядном! У меня к тебе одна просьба! – вытащил чиновник бумагу из пиджака и протянул её мне.
– Это заявление на развод? – искривила я рот в удивлении, изучив её.
– Да, на ваш с майором, и все графы я уже заполнил сам, как ты можешь заметить. Осталось только твою и майорову подпись поставить. Отнеси документ супругу, которого видишь каждый день по долгу службы, и пусть распишется! Да поскорей! Видишь ли, мне надоело наше порочное трио! Суд завершён и ничего не мешает вам развестись! Как будет готово – мой нотариус в ЗАГСе расторгнет ваш брак в тот же день. Иначе муж никогда не даст тебе развод и будет находить причины оставить золотую лань оформленной на себя. Я же, как и раньше, желаю жениться на тебе в дальнейшем и жить долго и счастливо вместе.
– По–моему, ты просто жаждешь добить этого волка, который подстрелен тобой, но ещё в силах вернуть себе золотую лань.
– Принцесса, если бы я хотел его добить, то не давал бы разрешения на регистрацию бренда под знаменем государственного центра. Сейчас ты в нём трудишься и дорожишь своей работой. Из–за тебя я дважды нарушил свою мораль и поступил нечестно, сохранив кинологическое учреждение при грубом нарушении регламента. Если ты вздумаешь уйти от меня после этого, я сразу же закрою бренд! Не разведёшься с майором – последствия будут те же.
– Я не пойму одного: как ты можешь во всё горло гласить о правильности и честности, а поступать так лживо и подло?
– Просто я действую по собственной справедливости.
– И в чём она заключается?
– Другим всё достаётся при рождении, как, например, твоему майору офицерский род – это несправедливо. А мне приходится рыть землю руками, чтобы добиться всего. А когда копаешься в земле, то пачкаются руки. Вот я и восстанавливаю справедливость: забираю себе трофеи у тех, кто получил их просто так – без грязи под ногтями, и заставляю белоручек испытать то, что некогда пережил я.
– Какая же у тебя извращённая логика! Я никогда бы не подумала, что ты такой! До недавних пор я считала тебя лучшим из мужчин на этом свете!
– До недавних пор я не ведал, что ты суёшь свой нос в мои дела. Угомонишься и исполнишь мой приказ – я стану лучшим, что случилось в твоей жизни!
– Только я больше не смогу тебе поверить и, если честно, то буду бояться тебя.
– Жертва должна бояться охотника, ведь от него зависит её жизнь… ну или тело, – хлопнул он рукой по синяку на моём бедре, оставленному после жёсткого секса. – С ним можно обращаться грубо, а можно вешать колье на эту прелестную шею и нежно любить шелковистые губы, – поднял он моё лицо за подбородок и посмотрел в глаза перед уходом. – Отдай бумаги майору на подпись!
Через минуту после того как министр покинул квартиру, меня прорвало на истерику. Я опустилась на пол у стола и, вцепившись в волосы пальцами, громко разрыдалась. Да, слезами, соплями и всхлипами женщина лечит испуг и огорчение, лейтенант, а ещё отпускает всю боль, что носит в сердце и в теле. А мне было больно! И в душе и пониже неё.
Из спальни ко мне прибежала сочувственная Лесси и в утешение уткнулась мордочкой в плечо.
«Почему ты никогда не защищаешь меня от него? Почему не покусала?», – отбросила я от себя ни в чём не повинную собаку, и та виновато заскулила.
«Прости! Прости меня! Ты тоже его боишься, так ведь, малышка? Мы обе боимся этой мрази! – притянула я любимицу к себе и поцеловала в мокрый нос. – Мне даже посоветоваться не с кем! Не с кем поговорить!».
Собачка воодушевлённо залаяла и, отбежав к моей сумке, зарылась в неё носом в поисках дневника, подаренного когда–то инструктором–кинологом. «Ты права, дорогая, начать надо с бывшей начальницы! Попробуем её найти! Но только завтра», – утёрла я сопли и уткнулась в тёплый бок своей любимицы.
На следующее утро я сделала то, что задумала. В доме шёл ремонт телефонной линии, и я пошла на улицу осуществлять свой план. Бросив монетку в телефонный аппарат, я снова позвонила на адрес бывшей начальницы, но там меня уверили в том, что совершенно не ведают, как или где её можно найти.
«Она сдала нам квартиру на год, сказав, что именно на этот срок должна уехать в срочную командировку. Это всё, что мы знаем!» – ответил сожитель той девушки, с которой я общалась в первый раз.
Скорчив печальную рожицу, я не сдалась, и со второй монеткой решила прозвониться в отделение таможни:
– Здравствуйте! Я ищу инструктора–кинолога по вопросу аренды собак в центре кинологии. Она обращалась к нам месяцы назад, чтобы занять пару ищеек, но после пропала. Хотелось бы поговорить с ней и узнать, в силе ли сделка?
– Надо же, чей голос я слышу! – вдруг ответил мне язвительный тон, по которому я поняла, что то был старший кинолог, гнобивший меня в нашем центре.
– Вы–то что там делаете? – с презрением сказала я и сморщилась от отвращения.
– Так меня сюда министр перевёл! У тебя что, с памятью плохо?
– Но почему Вы отвечаете по номеру начальницы?
– Потому, что теперь главный здесь – я.
– Вы?
– Я! И никаких собак в вашем мерзком центре кинологии мы брать в аренду не станем! Это всё?
– Где инструктор–кинолог? – заволновалась я не на шутку.
– Она здесь больше не работает!
– Как я могу её найти?
– Она не оставила координат. Лишь позвонила, чтобы уволиться по телефону.
– Не думала, что Ваш хвалёный профессионализм действительно настолько велик, что командование поставило Вас в инструкторы–кинологи вместо неё?
– Я не просто инструктор–кинолог, а старший инструктор–кинолог! Я перепрыгнул твою бывшую начальницу. Это вы с муженьком не ценили меня, вот и учреждение ваше, за исключением бренда, загнивает. Селяви и адьё! – положил он трубку.
«Она попала в беду! – переживала я за женщину, ставшую мне вроде матери. – Я чувствую это и должна найти её! Только придумать бы способ это сделать!», – крутились мысли в голове, пока я была за рулём по дороге в центр кинологии.
На работу я приехала полная раздумий и холода в душе, такого же, какой овеял землю этим хмурым днём. Снег укутал территорию центра плотным белоснежным покрывалом, превращая её в безмолвное и пустынное место. Мороз пробирал до костей, и каждый выдох превращался в плотное облако пара, а вдох казался болезненно острым. Несмотря на полуденное время – время дрессировок, на тренировочном поле не было ни одной ищейки, да и само оно было занесено сугробами. Лишь только тропа от парковки до здания центра была расчищена лопатой. Мне показалось это странным и каким–то зловещим, будто всё вокруг повымерло или заснуло вечным сном. От неприятных ощущений я нахмурилась и, засунув руки поглубже в пальто, направилась к обледеневшему зданию.
В кармане лежало заявление о разводе, заполненное министром. Дома я не решилась подписать его, не уверенная, что моё сердце хочет разорвать, державшийся на тонкой нити, брак. Ведь нить ещё была, а, как я тебе уже объясняла, лейтенант, женщина сложно сжигает мосты, если хоть один, пусть даже призрачный шанс на семейное счастье, блестит перед её глазами. И вот перед моими глазами блестел тот шанс, а на ресницах застывали слёзы. Я понимала безысходность ситуации: я всё равно не смогла бы тогда уйти от министра, ведь он держал меня на коротком поводке. Меня вместе с супругом. Сохранять наш брак не было смысла: мы потеряли бы всё, и муж винил бы меня за это всю жизнь. Тот шанс на счастье, что блестел перед глазами, был не алмазом, а обычной стекляшкой, сверкавшей на свету. И всё же он был...
«И как мне показать ему бумагу и что сказать?», – я запрокинула голову, взглянуть на окно своего супруга, но в нём было темно. Зато под ним у стенки центра курил сигарету старший кинолог. Я взглянула на наручные часы и добродушно усмехнулась: «Ровно 11:45! Он постоянен в своей привычке выходить на перекур перед полуднем!».
– О, да! – прервал я бывшую начальницу и рассмеялся, вспомнив свою работу в центре кинологии. – Благодаря этой привычке, нам удалось спасти Вас от краха!
– Так ты, хитрец, понял, о ком идёт речь? – игриво подмигнула мне она.
– Лишь по его повадке курить в это время, и возрасту, схожему с Вашим.
– Спасибо тебе, дорогой, что напомнил, сколько мне лет! – колко подметила мою оплошность майор.
– Вы отлично сохранились! – решил я исправить ситуацию.
– Лейтенант, я не мумия, чтобы «сохраняться»! Женщине обычно говорят, что она «выглядит моложе своих лет» или «прекрасно выглядит!». Учить тебя и учить! – засмеялась бывшая начальница.
– Простите, но я не считаю, что Вам много лет!
– Нет? – расхохоталась она пуще прежнего. – Ты правильно делаешь! Я всё ещё не старушка и пока далека от неё.
Я ужасно покраснел от её безудержного смеха над тем, что я взболтнул какую–то нелепость и мне показалось, что под кожей на лице разлился кипяток:
«Так что там с кинологом, курившим на приятном морозе?».
Я решила подойти к нему и спросить о той пустоте с тишиной, что царили на тренировочном поле.
– Простите, что я курю, но если Вам неприятно, то затушу сигарету, – учтиво сказал мне старший кинолог.
– Не стоит, курите! Только объясните, почему ни снег не убран, ни тренировки не начаты?
– Мы с экспертом–кинологом ждём майора, поехавшего за чемпионом–ретривером в аэропорт. Он хочет, чтобы почётный пёс–пограничник преподал урок другим ищейкам центра, как вести поиски людей или предметов в снегах.
– Мой муж помешан на этом красавце–ретривере! – беззлобно пошутила я.
– А ретривер похож на Вашего мужа: силой воли, целеустремленностью, мужеством.
– Не могу не согласиться с Вами!
– Простите, что лезу не в своё дело, но я постарше Вас и, думаю, опытней, к тому же мужчина…
– К чему Вы клоните?
– Вам лучше вернуться к супругу, который часто наблюдал за Вами из окна, когда Вы трудились, как моя помощница, чем…
– Чем? – напряглась я этой беседе.
– Чем оставаться с этим политическим угрём, который, как баба интриги плетёт!
– Что за интриги?
– А Вы не знаете про бывшего старшего кинолога?
– Чего именно не знаю?
– Все говорят, что... доберман – это же собака зека, которого привёл сюда полковник, чтоб шантажировать майора–юриста. Но вы с супругом обставили дело так, что ищейка на контракте оказалась питомицей полковника, за что у него, косвенно, в дальнейшем и отняли акции.
– Вы отлично знаете историю этих стен, старший кинолог, даже с оригинальными подробностями, которыми она обросла, – неприятно удивилась я правдивому рассказу из прошлого.
– Простите. О том, что собака – заключенного, знал старший кинолог и преданно молчал. Но когда министр заподозрил о его молчание, то стал шантажировать нарушением регламента, мол, пойдёшь под трибунал как соучастник, если не выступишь против майора перед комиссией, придравшись к чему угодно, и не склонишь девку к мыслям не жить меж двух огней, а уйти ко мне. Тот подчинился, но озлобился на всех за эту ситуацию. Говорят, что в таможне им вертят, словно марионеткой!
– Девка – это, видимо, я, – придралась я к эпитету, хотя, на самом деле, пришла в ярость от очередного сговора чиновника, поведанного мне только что малоизвестным мужчиной. Кроме того, в моё сердце закралось подозрение о том, что министр причастен к исчезновению бывшей начальницы, а руки, что он замарал в этот раз, принадлежат бывшему старшему кинологу, получившему ныне почётную должность, которой пользуются все, кроме него.
– Простите, девушку.
– Вы проработайте обращение к женщине, и не ведитесь на сплетни! Помнится, в нашу первую встречу именно так Вы мне и сказали, что служивому парню они ни к чему. Вот и не прислушивайтесь к тому, что говорят! Занимайтесь делом!
– Так точно, Госпожа жена майора.
– Вы всегда обращались ко мне очень странно!
На стоянку подъехала машина супруга. Он вышел из неё и горделиво открыл заднюю дверцу, из которой величаво выпрыгнул золотой ретривер. Мощные лапы, коснувшиеся снежного покрова земли, ничуть не дрогнули от холода. Устойчиво держась на них, он отряхнулся, смахнув с лощеной шерсти долгий путь, и посмотрел на своего хозяина. Тот же погладил любимца по холке и приказал бежать на тренировочное поле. Сам же остался приводить в порядок заднее сидение машины. Ретривер целеустремленно рванул вперёд и крупными прыжками вбежал в ворота к нам.
«Ко мне! – отдал команду старший кинолог, и, радостно виляя пушистым хвостом, пёс бросился ему навстречу. Красавец, герой, пограничник!», – хвалил его тренер.
Супруг же, закончив с машиной, заметил на поле меня и, точно так же уверенно, как и ретривер, размашистыми шагами направился вперёд. Я слегка напряглась, удивившись его непривычному порыву, но по широкой улыбке мне стало ясно, что его намерения носили положительный характер.
Подойдя вплотную, он обхватил меня за талию своими сильными руками, а я почти невольно положила ладони на его крупные плечи. Легко, будто я была снежинкой, он поднял меня в воздух и закружил в морозном вихре остальных снежинок. Громко и счастливо смеясь, он продолжал кружиться, разбрасывая сапогами снег, который мелко разлетался в стороны, безвластный что–либо поделать перед уверенной мужской стихией. Остановившись, супруг не опустил меня на землю, а лишь посмотрел мне в глаза, которые светились радостью и теплом.
– Что с тобой, майор? С чем такая встреча? – улыбалась я мужу, схватив его ладонями за прохладные щёки.
– Милая, золото ты моё, твой репортаж выстрелил в цель! У нас отбоя нет от клиентов и центр вновь на высоте! Ты моя умница! Умница! – твердил он с паром и любовью изо рта.
– Как же я счастлива это слышать! – испытала я эйфорию от позитивных переживаний.
«Майор, опустите мою женщину на землю!», – внезапно прозвучал приказ министра за спиной. Он стоял за ограждением тренировочной площадки и недовольно покашливал, привлекая внимание.
Супруг спустил меня на ноги и изменился в лице: ноздри раздулись от злобы, скулы зажались в желании мстить, а узкие глаза прищурились, наполнившись готовностью к битве.
– Что Вам здесь надо, министр?
– Вообще–то этот центр – государственный, и я имею право находиться на его территории и без особой причины. Но она есть: я заскочил сюда, чтобы взглянуть на знаменитого ретривера!
– Мой пёс не цирковая пони, чтобы глазеть на него.
– Нет, зато Вы, вон, какой акробатический цирк при встрече с моей женщиной устроили!
– Вам повезло, что Вы за оградой, министр, иначе дал бы в морду прямо сейчас, когда Вы мою жену – своей назвали.
«Я начну дрессировку. Хочу узнать, чему наш чемпион других готов учить!», – как всегда деликатно откланялся старший кинолог и отошёл на середину поля.
Ничего не ответив ему, муж вернулся к разговору с чиновником, с которого не сводил прицела своих глаз:
– Взглянули на моего питомца? Теперь уходите!
– Есть ещё кое–что, не так ли, дорогая? – перевёл министр взгляд на меня, и я поняла, что он о заявлении, лежавшем у меня в кармане. Горько сглотнув, я достала его и протянула супругу.
– Что это? – прочёл он бумагу и затряс ей у лица мерзавца.
– Я потрудился и заполнил заявление о расторжении брака собственноручно, ведь у Вас, похоже, дел невпроворот, и до развода руки не доходят. Вам, видимо, всё равно, что Вашу жену за неприличную девушку, с двумя мужчинами встречающуюся, считают. Вот я и решил помочь!