Акционер ничего не ответил, но утвердительно кивнул, а его взгляд стал мрачным и обиженным.
До аэропорта оставалось недолго. Мы мчались по трассе в тишине, пока итальянец вновь не заговорил.
– Можно задать Вам личный вопрос? – наконец спросил он полушёпотом.
– Попробуйте, синьор акционер, – нарочито громко ответила я в противовес его тихому тону.
Неприятный привкус нашей беседы всё ещё держался на языке: акционер словно использовал меня, загоняя в тупик разговором о сохранение браке, а его желание делить все риски пополам отдавало какой–то трусостью. Я не желала связывать себя с мафиози, и мысль о том, что иностранец намеревался переложить половину опасности на меня, серьёзно огорчала. В моём представлении мужчина должен был брать на себя наиболее рискованную часть сделки, тем самым оберегая женщину от бед. Наверное, я требовала слишком многого, а мои запросы казались непомерно высокими, но я предоставляла площадку для аджилити, рискуя собственной свободой, и этого риска мне уже хватало с головой. К тому же меня впезапно насторожили его попытки перейти с делового на личный лад: пока мы оставались компаньонами, объединёнными стремлением к прибыли, я могла ему доверять, но личному поклоннику – никогда, уже не раз на этом обжигаясь.
– Почему из всех мужчин на свете Вы выбрали полковника?
– Потому что не пробовала всех мужчин, – ответила я с ядовитым сарказмом.
– А хотели бы ещё хоть раз попробовать быть счастливее?
– Для этого мужчина мне не нужен. Мне нужны аджилити, как мы и договаривались много лет назад, – дала я резкий ответ и отвернулась к окну.
Мои слова повисли в салоне тяжёлой серой дымкой, и продолжения беседы не последовало до самого пункта назначения.
Распрощавшись с итальянским акционером на стоянке аэропорта, я купила билет к бывшей начальнице, предварительно набрав её номер и спросив, могу ли погостить у них пару дней. Конечно, ответ был положительным. Мой рейс был ночным, почти предрассветным, и до посадки оставалось несколько длинных часов. Я села на скамейку в зале вылета и уставилась на телефонный аппарат, с которого только недавно звонила инструктору–кинологу. Я всё никак не могла решиться позвонить полковнику и сообщить о своём спонтанном отпуске. Мне вспомнилось время, когда я так же, обидевшись на него, уехала с Пехотинцем. Тогда я не осмелилась предупредить об этом. Но сейчас была обязана это сделать, как бы не злилась на него. Конечно, мне хотелось наказать супруга молчанием, дать почувствовать тревогу, пусть бы искал меня сам, не находя покоя, но вот только мучить больного человека, недавно перенёсшего инсульт, не позволяла моя совесть.
Подойдя к аппарату, я бросила монетку в телефон и набрала наш номер.
– Алло, – отозвался он низким, глухим тоном.
– Полковник, я звоню предупредить тебя о том, что дома меня не будет пару дней. Я еду навестить бывшую начальницу.
– Не понял! Ты улетаешь? Даже не узнав моего мнения на этот счёт?
– Мне не нужно твоё разрешение, – закипела во мне злость, сменившая прежний страх, как это уже было в поездке с Пехотинцем. Один в один: я тоже звонила из телефонной будки и тоже боялась, и, как и сейчас, сменила страх на злость, едва услышав его командный тон.
– Ты всё ещё моя жена, чёрт возьми! – разгневался муж.
– У тебя любовница есть, вот пусть и скрасит твоё одиночество. Только не в нашем доме и не на той постели, на которой сплю я.
– Прекрати это, сейчас же!
– «Это» не я начала. Но я закончу, как и обещала, – разводом, – вновь бросила я угрожающую фразу, в которой, после разговора с акционером, сама была не до конца уверена.
– Развода я тебе не дам!
– Обсудим это, когда я вернусь, полковник.
В трубке повисла напряжённая тишина.
– Я же просил прощения за то, что...
– Избил меня, как обычно... А я предупреждала, что больше не стану этого терпеть.
– Едешь жаловаться бывшей начальнице?
– От тебя хочу отдохнуть для начала...
– А кто центр возглавит?
– Возглавит? – я горько рассмеялась. – На два дня заменит меня мой бизнес–консультант. А ты уже замену мне ищешь, раз такие слова выбираешь?
– Я говорил уже не раз: если ты со своим итальянцем решишь лишить меня детища – я выдворю вас обоих из учреждения. И способ найду! – снова подтвердил мои худшие опасения муж.
– Ты сначала способ найди скрыть следы преступления, которое вы с лейтенантшей совершили.
– Опять угрожаешь мне справкой?
– Я никогда и не прекращала. Не лезь ко мне и в дела центра тоже не суйся!
– А ты со мной на принцип не иди, не советую! Не доросла ещё, паршивка такая. Мудрой и взрослой себя возомнила!
– Всё. До свидания! – нервы не выдержали, и я резко повесила трубку.
Маленький домик инструктора–кинолога и её гражданского мужа–метролога стоял на южном склоне, утопая в зелени каштанов и сосен. Белёные стены, резные ставни, крыша из красной черепицы, а по веранде вился виноград, красиво нависая и над кирпичной дорожкой небольшого сада.
Встретили меня тепло и по–домашнему. Инструктор–кинолог шагнула ко мне прямо с порога и крепко обняла, словно я была её дочерью.
– Ну вот и ты, моя славная! Мы очень ждали тебя в гости, только не думали, что это произойдёт так внезапно.
– Простите, я не успела сообщить заранее... Ещё и в такую рань прилетела…
– Ну что ты, мы всегда тебе рады. Проходи, дорогая! – провела меня в дом моя приёмная мама.
Метролог встретил меня доброй улыбкой:
– Пойдём, устроим тебя на втором этаже. У нас там гостевая комнатка. Дорога неблизкая, должно быть, устала.
Комната оказалась небольшой, но удивительно уютной. На окне висели тонкие кружевные занавески, пропускавшие мягкий свет; на подоконнике стояли глиняные горшки с геранью, а кровать застилало пёстрое покрывало ручной работы. Через окно виднелась зелень склонов, и, если чуть отойти назад, открывался кусочек сияющей морской глади. Я присела на край кровати и на миг прикрыла глаза – усталость накатила сразу, но в груди разлилось приятное облегчение.
Через несколько минут раздался вежливый стук, и голос метролога позвал меня на кухню. Стол был накрыт домашним завтраком: свежевыпеченный хлеб, фермерское масло и простая нарезка. В чайничке настаивался кофе, а его аромат смешивался с прохладным утренним воздухом, врывающимся в приоткрытое окно. Мы сидели втроём. Инструктор–кинолог рассказывала о собаках, которых она когда–то тренировала, и невзначай вспомнила свои прежние успехи – так тепло, с особой ностальгией. Метролог подливал нам кофе и подхватывал её рассказы, оживлённо комментируя и по–доброму шутя.
Впервые за долгое время я позволила себе просто слушать и молчать, согревая ладони о горячую чашку.
Заметив усталость в моих глазах, метролог предложил мне подняться наверх и отдохнуть. Я с удовольствием согласилась и, погружаясь в сон, испытала лёгкую, чистую радость, которую уже очень давно не ощущала.
Вечером того же дня после плотного ужина, я и инструктор–кинолог устроились в саду, попить ароматного чая с печеньем.
– У вас замечательный дом! – сказала я бывшей начальнице.
– Грех будет жаловаться. Он достаточно старый, но мы постепенно делаем ремонт. Крышу за эти годы полностью восстановили. Осталось комнаты чуток подлатать, – улыбнулась она, а я кивнула в ответ. – А ты, рассказывай, давай, что за внезапный визит?
– Соскучилась по Вам, – отпила я горячего мятного чая, зажмурившись от удовольствия, а потом наткнулась на её пронзительный, ласково–строгий взгляд.
– А если на чистоту?
– На чистоту... – я поставила чашку на блюдце с лёгким звоном и опустила глаза. – Я в сложной ситуации и мне очень нужен Ваш совет, да и подальше от мужа уехать хотелось.
– Что он опять натворил?
– Агрессия, любовница и центр кинологии, всё как всегда, – мой голос звучал подавленно, словно сам уставал от собственного перечисления. Я рассказала всё приёмной маме: о разводе, побоях, организации аджилити, возможной борьбе за место начальницы, акционере и об отделении бренда.
– Как всё запутано, – произнесла она, неторопливо пополняя наши чашки янтарным настоем из керамического чайничка. Тонкая струйка пара поднялась в воздух. – И вместе с этим всё просто.
– Что же простого?
– Я уже предлагала тебе развестись, забыть об этом центре и об итальянце. Начать трудиться где–нибудь ещё и заработать на свою мечту честным, спокойным трудом.
– Мне тридцать пять. Когда я всё это успею?
– Милая, посмотри вокруг, – она обвела рукой горизонт. – Мне же гораздо больше лет, но мы купили этот домик, и я забыла обо всём плохом. Прекрасная погода, свежий воздух, море и лес. Да и любимый рядом, – шепнула она, наклонившись ближе. – Годы – не мера исполнения мечты.
– Я трусиха, и всё начать сначала я боюсь.
– Ты сама себе это внушаешь! Но дело твоё, моя славная девочка. Не будь ты такой упёртой и неотступной, пусть даже из страха перемен, я бы не вышла на свободу и никогда бы не узнала этой красоты и личного счастья. Не мне тебя судить! Что же касается иностранца – забудь о нём. Он из семейной культуры и никогда не сбросит оков своих традиций и мировоззрения. Не разведется с женой, хотя и будет обещать, божиться, клясться тебе в этом. Он не вариант.
– Я не рассматриваю итальянца как любовника. Однако меня беспокоит, что, узнав о моих неприятностях в браке, он начал сводить наше общение к личному. Хотя сам уверял, что партнёрство в бизнесе и любовная связь – вещи несовместимые.
– Пусть это послужит тебе как урок: мужчина женщине не друг, тем более – партнёр по делу. Не надо делиться с ним тем, что происходит в твоей жизни. Держи ваше общение в рамках предпринимательства, и не шире. Он же мужчина, дорогая, а все мужчины – кобели. Мы с тобой обе кинологи и должны понимать, что если сучка не захочет, то и кобель не вскочет.
Я залилась краской, засмущавшись от этой дерзкой поговорки, и невольно захихикала, пряча улыбку за чашкой.
– Не позволяй ему думать, что вы ближе, чем на самом деле. Иначе вместо трезвого рассудка он станет пьяным от любви, а это дело опасное. Сама понимаешь. Обиды, ревность, недомолвки. Накроется и ваше с ним партнёрство, и аджилити. Вот где может крыться крах твоей мечты, а не в полковнике с его любовницей.
– Думаете, муж не станет ставить её в начальницы центра?
– Этого знать я не могу. Он болен и рассержен на свою болезнь, а вместе с ней и на весь мир. Злость затмевает разум, отсюда и неадекватность в поступках полковника. Он может выкинуть всё что угодно. Но если действительно задумала аджилити, тебе не стоит рисковать.
– Вы предлагаете не разводиться и продолжать его терпеть?
– Ты сама выбрала его тюрьму вместо свободы. Ты же не хочешь начинать всё с нуля, значит придётся доводить до конца уже начатое.
– Всё, наверное, действительно очень просто. Я сама подвергаю всё сомнениям..., – поджала я губы и уставилась в чашку, где колыхались зелёные листочки мяты.
– Девочка моя, скажу тебе одно: ты поступила правильно, пригрозив итальянцу супругом. Пусть знает, что должен быть осторожен с теми, кого приводит в центр. Акционер, судя по твоим рассказам, мужчина, привыкший решать сложности словами. Это неплохо. Но иногда, особенно, когда вопрос касается подпольных дел, необходимо быть более грубым, решительным, может, драчливым.
– Смелым и мужественным?
– Мужество тоже бывает разным, но должен быть авторитет, которого бы побоялись. Скажи мне, кого испугаются больше? Полковника или итальянца?
Я чуть приподняла уголки губ, сдавленно ухмыльнувшись.
– Вот именно, твоего супруга. И если случится такое, что твоей безопасности что–то станет угрожать – именно он тебя защитит, как муж и мужчина. Разведёшься с ним – и потеряешь его авторитет за своей спиной. Кем бы ни были эти ваши партнёры, а связываться с тем, кто внушает страх и обладает государственной властью, мало кому захочется. Даже не имея дел напрямую с полковником, все будут знать, чья ты жена. Одинокой разведённой женщине, за спиной которой стоит лишь мягкотелый итальянец, гораздо легче угрожать, и обидеть её намного проще, а вот той, что замужем за офицером высшего состава, – очень рискованно. Твой муж – полковник местного МВД, а итальянец – просто бизнесмен, ещё и заграничный, не обладающим весом в этой стране. Не знаю про его родственника, но клиентам проблемы в нашей столице не нужны. К тому же, если нависнет угроза над центром или вскроется проведение аджилити, именно полковник, являясь куратором центра, сможет это всё замять. Он защитит и тебя, и ваше учреждение, если вдруг что–то случится.
– Но и мне попадёт.
– Тебе попадёт в любом случае, если муж узнает о собачьих играх, но проводить их – выбор твой, и тебе принимать этот риск.
Я тяжело вздохнула, словно выпуская из себя весь запас сил.
– Вы, как всегда, правы.
– Твой итальянец волнуется о заработке на аджилити, и вместе вы волнуетесь о безопасности клиентов. А кто позаботится о твоей сохранности? Никто, кроме тебя самой. Каким бы тираном ни был полковник, но пока ты замужем за ним, ты за его надёжной и крепкой спиной. Он и скандал замнёт, и тебя убережёт от неприятностей, если такие будут угрожать. А миловидный и деликатный акционер, скорее всего, исчезнет либо по своему желанию, либо по чьему–то ещё. В мире выживает сильнейший, и это твой муж. А женщине нужна защита – твоя - это брак с полковником.
Пару дней я прожила у этой родной сердцу пары, окунувшись в совсем иной мир – простой, спокойный, тёплый. Я высыпалась, ела домашнюю еду, сочные овощи и фрукты, гуляла с инструктором–кинологом по лесу и берегу моря, вела неторопливые беседы о жизни. Метролог всё время был в делах – устроился подработать сторожем в частной организации, поэтому дома появлялся только вечерами. Атмосфера была тихой, домашней, и сердце моё постепенно отпускало напряжение.
Последним утром моего спонтанного отпуска я сидела у окна в своей комнатушке и наблюдала, как первые лучи солнца играют на морской глади. Самолёт был через несколько часов, и я ждала заранее заказанное такси. В сумке у ног лежали гостинцы – варенье и выпечка, приготовленные моей мамой, а рядом на столике стояла чашка почти остывшего мятного чая. Я наслаждалась редкой тишиной и благодарила Вселенную за то, что смогла отдохнуть эти дни от всех забот столицы.
– Приезжай к нам почаще, милая девочка, – поцеловала меня в голову инструктор–кинолог.
– Спасибо за гостеприимство и эти прекрасные дни покоя и умиротворения.
– Двери нашего дома всегда открыты для тебя, – улыбнулась она. – А это от нашего метролога, уехавшего на работу ещё до рассвета. – Она вручила мне плитку тёмного шоколада.
– Ну что вы, не стоило! – я встала и крепко обняла приёмную маму. – Передайте метрологу мою благодарность!
– Бог, к сожалению, не дал мне собственных детей, зато послал тебя – мою золотую дочурку, – её глаза наполнились слезами, и я расчувствовалась вместе с ней.
– А Вы для меня, как настоящая мама. Ваши тепло и забота бесценны.
– Ты такая красавица, милая, – она взяла меня ладонями за щёки. – Не позволяй никому использовать тебя. Разве что играючи – и то в свою пользу.
В этот момент в дверь позвонили. Мы поспешно утерли слёзы и, чуть смеясь, переглянулись, обе прочувствовав этот момент.
