Сменив вечернее платье на обычный костюм, я вошла в малюсенькую кухню. Деревянный столик у стены, латунная лампа с мягким светом, тихая музыка, и медная утварь, развешанная на стенах – атмосфера там была домашней и бесконечно уютной.
Акционер помог мне сесть, аккуратно отодвинув стул, а сам налил нам по чашечке густого ароматного эспрессо из турки, поставил на стол тарелку с хрустящими канноли и сам присел напротив. В этот миг мы просто взглянули друг на друга, но я отвела свой взгляд, ощущая остатки смущения, державшиеся после примерки.
– Я… я заметил синяк на Вашем бедре, – он осторожно пригубил свой кофе, стараясь быть деликатным в столь щепетильной теме.
Я даже сама подтёка не заметила, но сразу поняла, откуда он там был – от ботинка полковника.
– Это… так, пустяки, – сказала я с натянутой улыбкой, машинально проведя ладонью по бедру.
– Надеюсь, супруг оставил его в порыве страсти, а не… за платье. Я бы не хотел быть причиной Ваших несчастий, – в глазах иностранца мелькнула тень тревоги.
– Нет, дело не в Вас, синьор акционер, – я печально опустила голову, а пальцы сжали чашку кофе. – Просто некоторые вещи не зашьёшь, как разрез… такие, как брак, который давно уже треснул по швам.
– Вам тяжело… я понимаю.
– Я развожусь с супругом, – произнесла я твёрдо, но голос всё же предательски дрогнул.
– Разводитесь? Сейчас? – акционер подался вперёд, а его брови приподнялись в удивлении.
– Я больше не могу так жить, но не хочу вдаваться в подробности. Ведь мы с вами партнёры, а не друзья, как выяснилось этим утром. Не хочу загружать Вас проблемами на личном фронте.
– Синьора, со всем уважением, но Вы не можете бросить мужа сейчас, когда у нас на носу аджилити, – возмущенно воскликнул он шёпотом, подскочив на скрипучем стуле.
– Господи, до чего же Вы расчётливы! – я устало прикрыла глаза, не желая видеть акционера хотя бы пару секунд.
– Поймите, озлобленный полковник будет с пущей силой лезть в дела центра. У нас просто не будет возможности организовывать собачьи игры. Мы потеряем… контроль над ситуацией, над… Вашим мужем, – запинаясь от недовольства и живо жестикулируя продолжал он спор.
– Мой муж не мстительный!
– Дело не в мести, а в том, что, будучи женатым на Вас, он уверен в контроле над центром. А мы уверены в контроле над ним самим. Это взаимовыгодно и гарантирует спокойствие и безопасность «левых» игр.
– Думаете, я сама этого не понимаю? – ударила я ладонью по столу и тут же отдёрнула руку, стыдясь непозволительной вспышки. – Я больше так не могу – я же сказала! Мне не нравится быть женой, которой изменяют, которую не ценят и не уважают! С меня хватит!
– А Вам понравится, если вместо Вас на должность начальницы центра вдруг сядет инспекторша? – прищурился акционер, прощупывая мою реакцию. – Вы оскорбляетесь за то, что муж даёт ей долю в бренде. А как насчёт госсектора?
– Чтобы поставили другого человека, нужно согласие акционеров. Возможно, министра, который на моей стороне, – сказала я жёстко, но пальцы нервно затеребили салфетку. Я не на шутку испугалась такого поворота событий.
– Вы правы. Но Вы хотите сейчас, когда мы на пороге запуска аджилити, решать ещё и эту проблему? Борьбу с этой женщиной за центр? – он чуть повысил голос, а тень от лампы легла на его скулы, делая их ещё резче, точно острые скалы. – Поймите, полковник одержим контролем. Он хочет управлять своим центром через женщину, которую считает своей. И если Вы такой больше не будете, ей станет инспекторша. А Вы, подавшая на развод, в его глазах превратитесь в предательницу, которой он больше не будет доверять и от которой захочет избавиться, уверенный в нашем с Вами романе и в том, что мы хотим отнять у него его детище.
– Это только предположения, – прошептала я, опустив взгляд.
– Решать Вам, синьора! Но Вы столько времени терпели мужа… Так ради Вашей же мечты потерпите ещё. Подумайте сами: Вы можете лишиться центра вместе с аджилити. Стоит лишь сделать один необдуманный эмоциональный шаг.
– Ну почему я постоянно должна исполнять чьи–то приказы?! – резко поднялась я со стула, но обессиленная, снова рухнула в него.
– Утром Вы спросили меня, что бы я делал, окажись на Вашем месте, – выдержав паузу, начал акционер доверительным голосом. – Я говорил, что в моей культуре, в сицилийской семье, есть свои семейные ценности. Так вот… я повязан ими с женой. Однако главной причиной, по которой я не развёлся с ней до сих пор, является страх того, что она поступит со мной, как Ваш муж с Вами – отдаст долю с нашего виноградника любовнику…
– У неё есть любовник? – удивлённо спросила я.
– Женщина, у которой месяцами в постели не бывает мужа, обычно заводит любовника. Для ласк, поддержи… чтобы чувствовать себя желанной и нужной, – он говорил спокойно, но глаза его потемнели. – Меня это мало волнует. В отличие от полковника, меня совсем не беспокоит, чем измена может обернуться против неё. Но меня беспокоит моя доля в бизнесе. И чтобы не допустить её потери, я остаюсь женатым на нелюбимой женщине. Приезжаю время от времени, провожу время с ребёнком, который… я даже не уверен, что от меня. Но делать тест на отцовство – не в наших традициях.
– Я не думаю, что..., – хотела я успокоить мужчину, но он перебил мои слова:
– У меня тоже есть мечта, синьора. И чтобы сохранить веру в её исполнение, я, как и Вы, обязан исполнять приказы судьбы. Не разводитесь, не делайте глупостей… не ради меня, не ради аджилити, но ради своей заветной мечты.
Глава 4. Искра
Я и сама понимала риски с бракоразводным процессом. Супруг не раз упоминал о том, что после разрыва наших отношений не сможет больше доверять мне руководство центром, ведь он был убеждён, что между мной и итальянцем что–то есть. По его версии, акционер хотел вырвать у него из рук детище, а я – то ли наивная, то ли стервозная дура – пошла бы на поводу у любовника и помогла прибрать к рукам учреждение. Подозрения мужа не были обоснованы ничем, кроме страха потерять контроль над центром. Он не знал, что нашей с итальянцем целью были вовсе не стены здания, а аджилити – живое будущее, вера в которое связывала нас.
При этом раскладе акционер был прав: потерявший рассудок полковник мог попытаться сделать лейтенантшу новой начальницей, искренне веря, что так вернёт себе власть над центром. Этого я не учла, поспешно озвучив желание развода. И как бы сильно я ни хотела уйти от супруга, моё желание иметь чёрный доход было сильнее. Он приближал меня к мечте, которая оставалась единственным огнём, согревавшим моё замороженное сердце. Однако, я всё ещё сомневалась и очень хотела избавиться от полковника, унижавшего и обижавшего меня. Мне нужен был женский совет – совет приёмной мамы.
– Позвольте довезти Вас до дома, синьора, – предложил итальянец после портного.
– Мне... – я запнулась, услышав слово «дом», куда мне вовсе не хотелось возвращаться. – Мне нужно в аэропорт, синьор–акционер.
– Вот как? – он удивлённо вскинул брови. – Встречаете кого–то этим вечером?
– Я, пожалуй, съезжу навестить родных: бывшую начальницу с метрологом, – слова сорвались внезапно, подсказанные нежеланием и страхом вернуться в квартиру супруга.
– Это спонтанное решение?
– Просто давно не виделась с ними... И от работы надо отдохнуть. Я многие годы тружусь без отпусков.
– Но у нас скоро встреча с партнёрами, – недоумевая, заметил акционер.
– Меня не будет только пару дней. Я вернусь к выходным.
– А центр?
– Делами займётся бизнес–консультант, а Вы проследите, чтобы так оно и было, – улыбнулась я итальянцу и позволила себе смелость: нежно провела ладонью по его щеке.
Этот жест был дружеским и... каким–то отчаянным, словно в своём верном компаньоне я искала успокоение, смелость и веру в то, что всё обойдётся. Просто я понимала: муж взбесится, когда узнает о моём отъезде, и даже сама мысль об этом лишала дыхания. Я боялась его. Да, всё так же боялась. С годами я научилась держаться прямо, говорить своё слово, поступать по–своему. Но стоило лишь почувствовать, что я пересекаю запретную черту, и внутри поднималась та же дрожь, что у девочки, боявшейся строгого "отца" – полковника. Черта никуда не исчезла – она лишь сместила границу дозволенного.
– Садитесь в машину, раз так. Я подвезу в аэропорт, – перехватив мою ладонь, итальянец поцеловал её. Не по–дружески, а по–влюблённому. И в этот миг, вспомнив сцену близости у портного, я поняла, что, узнав о моём раздоре с супругом, он стал надеяться на большее.
Майор усмехнулась:
– Это так по–мужски, лейтенант. Как только вы слышите, что объект воздыхания близок к свободе, сразу же выставляете свою кандидатуру на новую пассию. И тут уже не важен ни ваш семейный статус, ни ваши же принципы, ни то, что женщина, возможно, просто хочет отдохнуть от отношений.
– Итальянец был вроде бы неплох? Вы не хотели с ним романа? – спросил я бывшую начальницу.
– Акционер был привлекательным мужчиной, – задумчиво ответила она. – Но мне хотелось быть одной. Женщины часто выходят замуж очень молодыми. Нам хочется романтики, семьи, любимого рядом... А потом проходят годы, и мы, взрослея, понимаем, что сказка о вечной любви – простая ложь. Мы устаём от отношений, от бесконечной ответственности, от того, что тащим всё на себе. Мы вкладываемся в брак намного больше мужчин, а получаем в ответ несоизмеримо меньше. Поэтому нет, мне не хотелось нового романа. К тому же эта связь вела только в тупик. Сицилиец был женат, и как бы он ни мечтал о свободе, она ему не светила. А посвящать свои годы чужому мужчине мне было совершенно не интересно.
По дороге в аэропорт быстрая машина акционера летела сквозь город. Он напряжённо молчал, стиснув руль, нахмурив брови и глядя на дорогу так, словно от каждого светофора зависела наша судьба.
– Синьора... – не выдержал компаньон, и его голос с хрипотцой прорезал тишину. – Вы с мужем поругались?
– Синьор акционер, я вернусь к выходным. Не волнуйтесь.
– Значит, поссорились... – он чуть усмехнулся, но в этой усмешке было больше тревоги, чем иронии. – Послушайте, если мы заключим договор по аджилити с итальянскими клиентами, то пятиться назад будет поздно.
– Боитесь, что я передумаю устраивать мероприятия, тем самым опозорив Вас? - тут же взорвалась я, итак пребывая на нервах.
Он резко замотал головой, будто хотел стряхнуть с себя подозрение.
– Дело не в этом. Эти люди... они из «семьи», понимаете?
– Не тот ли это родственник или знакомый, согласный нас «крышевать» за определённый процент?
– Да, именно он. А вместе с ним в столицу прибыло несколько партнёров, которые готовы вкладываться в собачьи игры: поставлять нам клиентов, делать рекламу, назначать ставки.
– Назначать ставки? – я резко повернулась к нему, и в моём голосе отчётливо звучало недовольство. – Я думала, мы сами себе хозяева.
– Мы уже обсуждали это с Вами. Некоторые правила будем диктовать не мы, по крайней мере вначале. Подпольным мероприятиям нужны надёжные богатые клиенты, а не простые игроманы с улицы. Взамен на эту надёжность, мы дадим им возможность влиять на правила. Однако в этом бизнесе, как и в любых азартных играх, крутятся большие деньги. А там, где деньги – там и риски. Толстосумы могут быть недовольны, и тогда... – он тяжело вздохнул, – нас подстрахует родственник, за что и будет получать процент. Через суд такие жалобы не решаются – не тот уровень и не те мероприятия. И если не обеспечить самим себе защиту, любое недовольство может стать опасным, как для Вас, так и для меня.
– Особенно для Вас, синьор акционер. Побитое лицо – не Ваш конёк. А потерянные деньги – как нож по горлу. – стервозно усмехнулась я, разгневанная на то, что услышала – про неприятных мне людей и условия договорённости с ними. – Я правильно понимаю: нам могут морду набить и в яму долговую бросить, если проведение аджилити сорвётся или что–то пойдёт не так?
– Проблемы могут быть серьёзными, синьора.
– Ясно. Значит, Вы хотите мафию к нам в центр привести.
– Мафия... вернее, мой человек из сицилийской семьи будет нас «крышевать». А клиенты – не мафия. Они – состоятельные люди из высшего общества Европы: артисты, политики, бизнесмены.
– Значит, я верно догадалась – все они мафиози, – недовольно отвернулась я к окну.
– Синьора, Вы всё это знали с начала. Так с чего вдруг столько удивления?
- Я не знала, что нами на нашей же территории будут руководить, а это, как минимум, неприятно.
- Тогда думайте! Если мы согласимся сейчас, отказаться уже не сможем. Если Вы разведётесь с мужем, и он поставит на должность начальницы другую, наши игры не претворятся в жизнь. А это повлечёт серьёзные последствия: и с родственником, и с клиентурой, уже давшей согласие с гарантией того, что аджилити состоятся. Подумайте сами: они вложатся в него, поднимут связи, чтобы больше клиентов привести, будут рассчитывать на нас. Внезапный форс–мажор люди их уровня не прощают.
– Ах, вот оно что?! – прищурилась я, вернув свой взгляд на иностранца. – Боитесь, что я брошу мужа?
– Сказать по правде, да. А Вы не боитесь, что Ваша же мечта накроется медным тазом?
– Если бы не боялась, я бы не согласилась на эту авантюру с людьми опасными и, уж простите, малоприятными. Мне нужны деньги, и отказаться я не могу. Но помните, синьор акционер, неважно разведусь я с мужем или нет, Вы его слышали: если с моей головы упадёт хоть один волосок, полковник порвёт на куски и Вас, и клиентов, и Вашего родственника.
– Вы угрожаете мне мужем? Мне, человеку, преданному Вам и влюблённому в Вас? – оскорблённо воскликнул итальянец. – Неужели, Вы полагаете, что я способен Вас предать? Бросить на растерзание какой–то надуманной мафии?
– «Предательство – это всего лишь вопрос времени», – так говорил кардинал Ришелье, и был прав. А в любовь я больше не верю. Разуверовала. Зато я верю в крепкий кулак своего супруга, который обрушится на любого, кто посмеет меня обидеть.
– Ваш муж и сам Вас обижает, – с вредностью ответил иностранец.
– Ему позволительно – он сам так считает. А вот другим опасно мне вредить. Он даже бывшего министра не побоялся, и хорошо накостылял за то, что причинил мне вред. Хотя тот подонок был пострашнее мафии – без принципов и тормозов. Поэтому постарайтесь, чтобы нечистые лапы клиентов держались подальше от меня.
– Но мы вместе в этой лодке. Мы делим и прибыль, и риски ровно пополам, – негодующе заметил акционер, задетый моими словами.
– Давайте расставим все точки над «и». Я – та, кто эту лодку предоставляет, рискуя сильно пострадать, если о наших левых играх узнают в министерстве. Случись такое, я, вместо фермы, буду сидеть за решёткой. За этот риск – я получаю свой процент с аджилити. Процент, который ниже Вашего. А Вы – сидите у вёсел и управляете лодкой, ведя переговоры с теми, кто уселся в неё. Вы занимаетесь клиентами и своим родственником, а за это Вам капает Ваш больший процент с собачьих игр. Не будем смешивать наши роли.
– Как скажете, синьора... – недовольно сжал он губы. – Но своей прямотой Вы меня оскорбляете. Я думал, что уже доказал Вам свою надёжность.
– Простите, но я давно не верю в постоянство. Всё переменчиво. Поэтому договоримся сразу: я выполняю свою часть работы, а Вы – свою. Клиентура меня не касается.
