К сожалению, дорогой читатель, я никогда уже не смог спокойно спать, играть на скрипке и сниматься на камеру, ненавидя всё, что связано с объективами и лампами яркого света. Цена моей поездки в Ирак была высока, но на тех землях я встретил дивную любовь и обрёл крепкую дружбу. За это можно умереть и ради этого уж точно стоит жить!
В Турции отец помог нам обустроиться в санатории, который был похож на рай после иракского ада: маленький домик посреди рощи, запах хвойных деревьев, тёплое море.
Я забыл, что значит лежать на кровати и, зайдя в бунгало, первым делом бросился на воздушную постель, пока мой товарищ изучал побережье, деликатно оставив меня наедине с отцом.
– Боже, какое же это счастье! – поделился я удовольствием с папой.
– Отдыхай! Вот тебе деньги на ресторан и прочие расходы! – бросил он турецкие купюры на столик у входа в номер. – Ещё тут билеты до Скандинавии и два письма, которые мне передали в Министерстве внутренних дел Ирака. Так как ты попал в плен, вручить их тебе возможности не было, а вернее сказать, этого просто никто не стал делать!
– Отец! – вскочил я с кровати и крепко обнял его.
– Всё будет хорошо! Приходи в себя: ешь, пей, лечи раны, что на теле и в голове! А я в командировку! Увидимся дома!
Он вышел за дверь, и мне стало грустно. Присутствие близкого человека облегчало мои внутренние волнения, от которых было не так–то легко избавиться. Пережитый стресс давал о себе знать, проявляясь во всём: во сне, в еде, в нахождение среди незнакомцев, в закрытых дверях, в речи, в поведение, в постоянной настороженности и в ощущение опасности, не отпускающем ни на минуту.
Я подошёл к столику и взял в руки почту. Так как вся корреспонденция проверялась перед тем, как быть переданной военнослужащим, письма были переложены в конверты с печатью МВД Ирака, и подписаны лишь именем адресата. Я вскрыл первое письмо и крепко прижал его к груди, ведь оно было от мамы, сестры и бабушки, о руках которой я так мечтал в плену. Родные, как и всегда, писали, что любят и скучают. Не уведомлённые о том, что я попал в плен, они желали мне счастливого возвращения со службы и ждали новостей по моему прибытию домой. Только вот мама указала в письме, что ночами ей снится один и тот же сон, где я подхожу к экрану и печально гляжу в него, не говоря ни слова. Я схватил телефонную трубку и набрал номер детства. Мне ответила младшая сестра. Расплакавшись, она попросила приехать в гости, а затем передала трубку матери, которая сказала, что очень волнуется и ждёт. Пообещав им погостить в родных пенатах на Южном Кавказе, я положил трубку, улыбаясь теплу родных сердец.
Второе же письмо мне показалось странным. Это была открытка с двумя лодками на тихом озере, своим пейзажем схожая со сном, что снился мне о возлюбленной. С её обратной стороны был номер телефона и стих, написанный на арабском и переведённый на русский:
«Если ты мой возлюбленный, научи, как жить вдалеке от тебя,
Если ты доктор мой, помоги от тебя излечиться,
Если ты мой учитель, научи плавать меня,
Чтобы в море тоски по тебе мне не утопиться».
Пока я рассматривал таинственную открытку, с прогулки вернулся товарищ:
– Тут такая красота! Удивительное место! Роща в виде парка и песочный пляж, к которому выходишь прямо из–за ёлок! Твой отец, конечно, молодец, такой отдых организовал!
– Он хочет, чтобы я прилично выглядел по возвращению домой, – прибывая в размышлениях об открытке, пояснил я другу.
– Причина не важна! Главное, что он сделал это!
– Однозначно! – всё так же задумчиво ответил я ему.
– Ты чего такой отстранённый от мира сего? Опять переключился на свою визуализацию?
– Да нет! Тут письмо пришло, но, по–моему, в иракском Министерстве внутренних дел ошиблись получателем.
– А что там?
Я протянул ему открытку, внимательно изучив которую, друг сделал вывод:
– Номер телефона российский. Позвони и скажи, что письмо случайно доставили тебе, ведь, наверное, та, что писала его, ждёт ответа от своего любимого и места себе не находит.
Я набрал цифры, начертанные на картоне открытки, и переживательно выдохнул, слушая длинные гудки.
– Алло! – ответил мне нежный женский голосок.
– Здравствуйте! Я военнослужащий с Ближнего Востока, который по ошибке получил открытку, что вы писали какому–то парню. Решил позвонить и предупредить вас, что письмо ушло не в те руки.
– Я писала не какому–то парню, а герою, спасшему меня в Ираке и схваченному бандитами, и я думаю, что открытка верно попала к Вам, потому что узнаю Ваш голос.
– Вы, – заволновался я, и сердце дико забилось в груди, – Рароша?
– Да. Как же я счастлива, что слышу Вас и что Вы живы! – расплакалась она. – Простите меня!
– Мне не за что Вас прощать! – стиснул я трубку во вспотевшей от жарких эмоций ладони.
Девушка замолчала, не умеючи вымолвить и слова от нахлынувшего плача.
– Знаете, Вы были моим свет в плену. Я выжил, потому что шёл на него! И тогда я понял, что свет виден только в темноте. Не попади я к демонам, не разглядел бы ангела! Я влюбился в Вас!
– Вы дали мне армейский жетон, по номеру которого я нашла Вас и узнала, что Вы в плену! Я молилась и надеялась, что Вы живы! Где Вы сейчас? – поуспокоившись, спросила она, сделав вид, что пропустила моё признание мимо ушей, ведь для восточной девушки оно звучало слишком рано и чересчур откровенно. Я понял это опосля и легонько улыбнулся.
– Я в санатории в Турции, а через неделю вернусь домой в Скандинавию.
– Я хочу вернуть Вам жетон и сказать «спасибо» лично! Вы не будете против, если я отниму несколько минут Вашего времени на отдыхе?
– Вы приедете в Турцию?
– Я приеду к Вам, чтобы отблагодарить.
– Не стоит благодарности, но увидеть Вас я буду счастлив!
– Что ж, говорите адрес! Я ещё обговорю этот вопрос с родителями, и, даст Всевышний, с их благословения увижу Вас в конце недели. Только я буду не одна, а с мамой! Одной мне путешествовать страшновато, да и наедине с мужчиной оставаться, извините, не положено.
– Буду счастлив знакомству с Вашей родительницей, ведь она подарила этому миру такую замечательную дочь!
– Вы меня смущаете.
– Простите, но стих, написанный Вами, тоже меня засмущал, – неуклюже прозвучал мой флирт.
– Это просто слова из одной красивой арабской песни, пришедшей мне на ум, на момент сочинения письма.
– Что же, пусть так! – улыбнулся я, уверенный в своей правоте и продиктовал возлюбленный адрес санатория. Вежливо распрощавшись, я дал отбой.
С минуту помолчав и «переварив» неожиданную беседу с девушкой своей мечты, я развернулся к, ожидающему повествования, товарищу, и от счастья присел и закричал: «Да!». Неистово смеясь и приподнимая «несчастного» друга вверх, отрывая от пола и сжимая в дружеских объятьях, я был на седьмом небе от первой удачи на любовной арене.
– Она обещала приехать, друг! Обещала ко мне приехать! – возбуждённо выкрикивал я.
– Вот и начинается наша жизнь заново! – радуясь за меня, ответил он.
Мужчина, когда притворяется, что влюблён, старается быть весёлым, галантным, оказывать всяческое внимание. Но если он влюблён по–настоящему, он похож на овцу.
© Агата Кристи
Всю неделю я готовился к встрече с возлюбленной: приводил в порядок мысли и тело, ел полезную пищу, лечил гематому глаза, восстанавливал силы, вдыхая запах хвои и плавая в Средиземном море. Товарищ составлял мне компанию в оздоровительных процедурах, а ещё звонил каждый вечер своим родным и мечтал о скорой встрече с ними. В Стамбуле он получил денежный перевод и смог купить билет до дома. Ему крупно повезло, что попавши в плен, он смог сохранить свой паспорт и права, которые террористы по неведомой причине, не стали забирать себе. Возможно, они просто осознали, что заплатить выкуп за него некому и документы оказались просто не нужны. Как бы то ни было, всё бы сильно усложнилось, не имей он при себе удостоверения личности. Мне же практичный отец восстановил паспорт ещё перед приездом в Ирак.
Вечер воскресенья был тёплым и ласковым, несмотря на лёгкий ветерок, внезапными порывами заигрывающий с постояльцами санатория. Потихоньку на землю опускались сумерки, и небо принимало бархатный сиреневый цвет.
– Может, по сто грамм накатим в баре? – предложил товарищ.
– Я не пьющий! Предпочитаю трезвый рассудок, способный на мышление, – отшутился я. – К тому же сегодня последний день недели и я очень надеюсь, что моя любимая приедет, как и собиралась.
– О! Мне освободить вам домик на ночь? – подмигнув, поинтересовался друг.
– Не тот случай! Я не собираюсь тащить её в постель на первом же свидание, да и она с мамой приезжает. Ты же знаешь, как в восточных семьях принято!
– А как будет принято в твоей семье? У тебя больше западное или восточное мировоззрение?
– Думаю, что оно смешанное. В чём–то я по–кавказски упрям, в чём–то по–славянски душевен, а в чём–то по–скандинавски мягок.
Внезапный звонок со стойки регистрации прервал наш откровенный диалог.
«Вас ждут на аллее в парке!», – уведомила администратор.
– Ну, всё, приехала! – объявил я товарищу и переживательно сглотнул.
– Удачи, брат! – похлопал он меня, похолодевшего от волнения предстоящей встречи, по плечу.
Забежав в душевую, я взглянул на себя на зеркало. «Так, выбрит, уложен!», – загладил я назад густые волны волос. Надев новую тенниску светло–голубого цвета, аккуратно застегнул все пуговицы и тщательно заправил её в брюки. Разладив складки на одежде, я похлопал по щекам ладонями, в которые налил отцовский одеколон. «Красавец!», – ухмыльнулся я себе, почти излечившему раны с синяками на лице и теле.
Я вышел из бунгало на слегка дрожащих от волнения ногах, а сердце так сильно билось в груди, что сбивало дыхание. Ледяные руки я спрятал в карманы и ступил на аллею, лежащую через хвойный парк. Она ждала меня там, сидя на скамейке под ярким фонарем.
«Дьявол, какой пронзительный свет! – стало мне не по себе от нахлынувших воспоминаний об ослепляющих вспышках. – Ладно, взял себя в руки и пошёл!»
– Добрый вечер! – вымолвил я, подойдя к девушке.
Она неспешно встала со скамьи, глядя на меня, как на призрак, проявившийся с потустороннего мира:
– Здравствуйте!
Девушка была одета в льняное платье кремового оттенка и лёгкие босоножки того же цвета. Её волосы были распущены и забавные кудряшки, так полюбившиеся мне, по–прежнему шаловливо скакали по её плечам. В спокойной обстановке я лучше разглядел черты лица возлюбленной. Они были мягкими и нежными, почти детскими. Наивный взгляд янтарных глаз не мог оставить меня равнодушным, а чувственные губы так и тянуло поцеловать.
Мы молча смотрели друг на друга несколько секунд, после чего девушка сказала: «Там моя мама ждет! Я с Вами ненадолго!». Я посмотрел сквозь кусты на площадь у главного корпуса и увидел женщину восточной внешности, сердито глядящую в нашу сторону. Я поднял руку в приветствие, но её взгляд стал ещё суровее.
– Может, мы всё–таки подойдём к Вашей матери, и Вы познакомите нас?
– Поверьте, что это излишне! Моя мама беспокоиться, что я приехала к Вам и могу понаделать глупостей, – смущённо улыбнулась она. – Не подумайте, что я сумасбродная. Я стараюсь не делать того, за что моим родителям было бы стыдно, но мать есть мать – она переживает.
– Именно поэтому я считаю своим долгом поздравствоваться с ней! – улыбнулся я и сделал шаг в сторону площади.
– Погодите! – схватила меня за рукав Рароша. – Прошу, послушайте! Сейчас, действительно, не время! Она не в лучшем настроение, а это может сильно повлиять на ваше с ней знакомство. Понимаете, я настояла на том, чтобы приехать сюда, и ей пришлось солгать отцу о том, куда мы едем, иначе папа не за что не отпустил бы меня к Вам! Видите, в каком преступлении я повинна! Вот она и хлопочет за то, чтобы больше я не проказничала.
– Почему же Ваш отец не одобрил бы поездку? Я никогда не думал причинять Вам зла!
– В этом я не сомневаюсь, но после моей учебной командировки в Ирак с событиями там произошедшими, папа перенервничал и теперь даже слышать не хочет о чём–то с этим связанным, включая Вас, простите.
– В отношении к Ираку я с Вашим папой солидарен. Вам не стоило ехать туда!
– Вы всё–таки злитесь на меня! – грустно опустила она глаза.
– Нисколько. Просто юной и милой девушке, как Вы, там не место!
– Вот ваш жетон! Он намоленный. Вы не представляете, как он спас меня тогда в развалинах Багдада, да и в танке тоже! А сколько раз я просила Бога сохранить Вам жизнь, зажав его в ладонях! Теперь же он будет приносить только удачу! – протянула она мне памятный амулет.
– Спасибо! – искренне ответил я, взяв в руку металлическое воспоминание о службе на Ближнем Востоке.
– Благодарю за то, что спасли меня от погибели! Я никогда не забуду о Вашей доблести и доброте, – сказала девушка и была готова уходить.
– Подождите! Подарите мне удовольствие прогуляться с Вами по этой аллее до моря и обратно. Я так Вас ждал! Это не займёт много времени!
На минуту задумавшись, она пальцем показала мне жест подождать, и легонько приподняв изящные кисти руки к худеньким плечам, побежала в сторону матери.
Я следил за их беседой, закурив самокрутку. Волнение от встречи улеглось, и я успокоился, вот только очень хотелось, чтобы родительница дала добро на променад. Нахмурившись, она ругала дочку за просьбу задержаться, но та стояла на своём. «Упрямая! – заключил я про себя, наблюдая, как она возвращается ко мне, выпросив у матери ещё немного времени. – Упрямая и красивая!».
– Пойдёмте! Только недолго, иначе мать совсем заругает!
– Можно на «ты», – сказал я и, затушив окурок об уличную пепельницу, предложил свою руку в качестве опоры на прогулке, но Рароша отказалась взять меня под неё, и мы просто двинулись к морю, шагая друг рядом с другом. Однако как только кроны деревьев скрыли нас от глаз строгой родительницы, любимая тихонько обвила пальцы рук вокруг моего предплечья и стеснительно улыбнулась, глядя вниз, на асфальтированную аллею.
– Тебя сильно мучали в плену? – погрустнев, спросила она.
– Пустяки! Главное, что выбрался оттуда! Мне отец помог!
– Я очень рада! – в волнение она сжала мою руку чуть сильней.
– Расскажи о себе!
– Я живу в Санкт–Петербурге. Мой папа – араб из Ирака, учившийся в Москве. Влюбившись в русскую культуру быта, он переехал в Россию много лет назад и там встретил мою маму. Она с Северного Кавказа, христианка, как ты знаешь и я крещеная, только крестик свой в Багдаде утеряла, а новый пока выбрать не могу. Я должна почувствовать, что он будет оберегать меня. У родителей я единственная дочь, но у нас много родственников, и у меня хватает двоюродных братьев и сестёр. Я учусь на репортёра, а вскоре начнётся практика и, возможно, я даже работу получу! Теперь твоя очередь рассказать о себе! – улыбнулась она.
– Я тоже с Кавказа, только с Южного. Я вырос у моря и я и есть оно: порой бушующий и неуправляемый, а иногда спокойный и степенный. Больше всего на свете я люблю шум и ласку волн.
В Турции отец помог нам обустроиться в санатории, который был похож на рай после иракского ада: маленький домик посреди рощи, запах хвойных деревьев, тёплое море.
Я забыл, что значит лежать на кровати и, зайдя в бунгало, первым делом бросился на воздушную постель, пока мой товарищ изучал побережье, деликатно оставив меня наедине с отцом.
– Боже, какое же это счастье! – поделился я удовольствием с папой.
– Отдыхай! Вот тебе деньги на ресторан и прочие расходы! – бросил он турецкие купюры на столик у входа в номер. – Ещё тут билеты до Скандинавии и два письма, которые мне передали в Министерстве внутренних дел Ирака. Так как ты попал в плен, вручить их тебе возможности не было, а вернее сказать, этого просто никто не стал делать!
– Отец! – вскочил я с кровати и крепко обнял его.
– Всё будет хорошо! Приходи в себя: ешь, пей, лечи раны, что на теле и в голове! А я в командировку! Увидимся дома!
Он вышел за дверь, и мне стало грустно. Присутствие близкого человека облегчало мои внутренние волнения, от которых было не так–то легко избавиться. Пережитый стресс давал о себе знать, проявляясь во всём: во сне, в еде, в нахождение среди незнакомцев, в закрытых дверях, в речи, в поведение, в постоянной настороженности и в ощущение опасности, не отпускающем ни на минуту.
Я подошёл к столику и взял в руки почту. Так как вся корреспонденция проверялась перед тем, как быть переданной военнослужащим, письма были переложены в конверты с печатью МВД Ирака, и подписаны лишь именем адресата. Я вскрыл первое письмо и крепко прижал его к груди, ведь оно было от мамы, сестры и бабушки, о руках которой я так мечтал в плену. Родные, как и всегда, писали, что любят и скучают. Не уведомлённые о том, что я попал в плен, они желали мне счастливого возвращения со службы и ждали новостей по моему прибытию домой. Только вот мама указала в письме, что ночами ей снится один и тот же сон, где я подхожу к экрану и печально гляжу в него, не говоря ни слова. Я схватил телефонную трубку и набрал номер детства. Мне ответила младшая сестра. Расплакавшись, она попросила приехать в гости, а затем передала трубку матери, которая сказала, что очень волнуется и ждёт. Пообещав им погостить в родных пенатах на Южном Кавказе, я положил трубку, улыбаясь теплу родных сердец.
Второе же письмо мне показалось странным. Это была открытка с двумя лодками на тихом озере, своим пейзажем схожая со сном, что снился мне о возлюбленной. С её обратной стороны был номер телефона и стих, написанный на арабском и переведённый на русский:
«Если ты мой возлюбленный, научи, как жить вдалеке от тебя,
Если ты доктор мой, помоги от тебя излечиться,
Если ты мой учитель, научи плавать меня,
Чтобы в море тоски по тебе мне не утопиться».
Пока я рассматривал таинственную открытку, с прогулки вернулся товарищ:
– Тут такая красота! Удивительное место! Роща в виде парка и песочный пляж, к которому выходишь прямо из–за ёлок! Твой отец, конечно, молодец, такой отдых организовал!
– Он хочет, чтобы я прилично выглядел по возвращению домой, – прибывая в размышлениях об открытке, пояснил я другу.
– Причина не важна! Главное, что он сделал это!
– Однозначно! – всё так же задумчиво ответил я ему.
– Ты чего такой отстранённый от мира сего? Опять переключился на свою визуализацию?
– Да нет! Тут письмо пришло, но, по–моему, в иракском Министерстве внутренних дел ошиблись получателем.
– А что там?
Я протянул ему открытку, внимательно изучив которую, друг сделал вывод:
– Номер телефона российский. Позвони и скажи, что письмо случайно доставили тебе, ведь, наверное, та, что писала его, ждёт ответа от своего любимого и места себе не находит.
Я набрал цифры, начертанные на картоне открытки, и переживательно выдохнул, слушая длинные гудки.
– Алло! – ответил мне нежный женский голосок.
– Здравствуйте! Я военнослужащий с Ближнего Востока, который по ошибке получил открытку, что вы писали какому–то парню. Решил позвонить и предупредить вас, что письмо ушло не в те руки.
– Я писала не какому–то парню, а герою, спасшему меня в Ираке и схваченному бандитами, и я думаю, что открытка верно попала к Вам, потому что узнаю Ваш голос.
– Вы, – заволновался я, и сердце дико забилось в груди, – Рароша?
– Да. Как же я счастлива, что слышу Вас и что Вы живы! – расплакалась она. – Простите меня!
– Мне не за что Вас прощать! – стиснул я трубку во вспотевшей от жарких эмоций ладони.
Девушка замолчала, не умеючи вымолвить и слова от нахлынувшего плача.
– Знаете, Вы были моим свет в плену. Я выжил, потому что шёл на него! И тогда я понял, что свет виден только в темноте. Не попади я к демонам, не разглядел бы ангела! Я влюбился в Вас!
– Вы дали мне армейский жетон, по номеру которого я нашла Вас и узнала, что Вы в плену! Я молилась и надеялась, что Вы живы! Где Вы сейчас? – поуспокоившись, спросила она, сделав вид, что пропустила моё признание мимо ушей, ведь для восточной девушки оно звучало слишком рано и чересчур откровенно. Я понял это опосля и легонько улыбнулся.
– Я в санатории в Турции, а через неделю вернусь домой в Скандинавию.
– Я хочу вернуть Вам жетон и сказать «спасибо» лично! Вы не будете против, если я отниму несколько минут Вашего времени на отдыхе?
– Вы приедете в Турцию?
– Я приеду к Вам, чтобы отблагодарить.
– Не стоит благодарности, но увидеть Вас я буду счастлив!
– Что ж, говорите адрес! Я ещё обговорю этот вопрос с родителями, и, даст Всевышний, с их благословения увижу Вас в конце недели. Только я буду не одна, а с мамой! Одной мне путешествовать страшновато, да и наедине с мужчиной оставаться, извините, не положено.
– Буду счастлив знакомству с Вашей родительницей, ведь она подарила этому миру такую замечательную дочь!
– Вы меня смущаете.
– Простите, но стих, написанный Вами, тоже меня засмущал, – неуклюже прозвучал мой флирт.
– Это просто слова из одной красивой арабской песни, пришедшей мне на ум, на момент сочинения письма.
– Что же, пусть так! – улыбнулся я, уверенный в своей правоте и продиктовал возлюбленный адрес санатория. Вежливо распрощавшись, я дал отбой.
С минуту помолчав и «переварив» неожиданную беседу с девушкой своей мечты, я развернулся к, ожидающему повествования, товарищу, и от счастья присел и закричал: «Да!». Неистово смеясь и приподнимая «несчастного» друга вверх, отрывая от пола и сжимая в дружеских объятьях, я был на седьмом небе от первой удачи на любовной арене.
– Она обещала приехать, друг! Обещала ко мне приехать! – возбуждённо выкрикивал я.
– Вот и начинается наша жизнь заново! – радуясь за меня, ответил он.
Глава 12. Долгожданная встреча
Мужчина, когда притворяется, что влюблён, старается быть весёлым, галантным, оказывать всяческое внимание. Но если он влюблён по–настоящему, он похож на овцу.
© Агата Кристи
Всю неделю я готовился к встрече с возлюбленной: приводил в порядок мысли и тело, ел полезную пищу, лечил гематому глаза, восстанавливал силы, вдыхая запах хвои и плавая в Средиземном море. Товарищ составлял мне компанию в оздоровительных процедурах, а ещё звонил каждый вечер своим родным и мечтал о скорой встрече с ними. В Стамбуле он получил денежный перевод и смог купить билет до дома. Ему крупно повезло, что попавши в плен, он смог сохранить свой паспорт и права, которые террористы по неведомой причине, не стали забирать себе. Возможно, они просто осознали, что заплатить выкуп за него некому и документы оказались просто не нужны. Как бы то ни было, всё бы сильно усложнилось, не имей он при себе удостоверения личности. Мне же практичный отец восстановил паспорт ещё перед приездом в Ирак.
Вечер воскресенья был тёплым и ласковым, несмотря на лёгкий ветерок, внезапными порывами заигрывающий с постояльцами санатория. Потихоньку на землю опускались сумерки, и небо принимало бархатный сиреневый цвет.
– Может, по сто грамм накатим в баре? – предложил товарищ.
– Я не пьющий! Предпочитаю трезвый рассудок, способный на мышление, – отшутился я. – К тому же сегодня последний день недели и я очень надеюсь, что моя любимая приедет, как и собиралась.
– О! Мне освободить вам домик на ночь? – подмигнув, поинтересовался друг.
– Не тот случай! Я не собираюсь тащить её в постель на первом же свидание, да и она с мамой приезжает. Ты же знаешь, как в восточных семьях принято!
– А как будет принято в твоей семье? У тебя больше западное или восточное мировоззрение?
– Думаю, что оно смешанное. В чём–то я по–кавказски упрям, в чём–то по–славянски душевен, а в чём–то по–скандинавски мягок.
Внезапный звонок со стойки регистрации прервал наш откровенный диалог.
«Вас ждут на аллее в парке!», – уведомила администратор.
– Ну, всё, приехала! – объявил я товарищу и переживательно сглотнул.
– Удачи, брат! – похлопал он меня, похолодевшего от волнения предстоящей встречи, по плечу.
Забежав в душевую, я взглянул на себя на зеркало. «Так, выбрит, уложен!», – загладил я назад густые волны волос. Надев новую тенниску светло–голубого цвета, аккуратно застегнул все пуговицы и тщательно заправил её в брюки. Разладив складки на одежде, я похлопал по щекам ладонями, в которые налил отцовский одеколон. «Красавец!», – ухмыльнулся я себе, почти излечившему раны с синяками на лице и теле.
Я вышел из бунгало на слегка дрожащих от волнения ногах, а сердце так сильно билось в груди, что сбивало дыхание. Ледяные руки я спрятал в карманы и ступил на аллею, лежащую через хвойный парк. Она ждала меня там, сидя на скамейке под ярким фонарем.
«Дьявол, какой пронзительный свет! – стало мне не по себе от нахлынувших воспоминаний об ослепляющих вспышках. – Ладно, взял себя в руки и пошёл!»
– Добрый вечер! – вымолвил я, подойдя к девушке.
Она неспешно встала со скамьи, глядя на меня, как на призрак, проявившийся с потустороннего мира:
– Здравствуйте!
Девушка была одета в льняное платье кремового оттенка и лёгкие босоножки того же цвета. Её волосы были распущены и забавные кудряшки, так полюбившиеся мне, по–прежнему шаловливо скакали по её плечам. В спокойной обстановке я лучше разглядел черты лица возлюбленной. Они были мягкими и нежными, почти детскими. Наивный взгляд янтарных глаз не мог оставить меня равнодушным, а чувственные губы так и тянуло поцеловать.
Мы молча смотрели друг на друга несколько секунд, после чего девушка сказала: «Там моя мама ждет! Я с Вами ненадолго!». Я посмотрел сквозь кусты на площадь у главного корпуса и увидел женщину восточной внешности, сердито глядящую в нашу сторону. Я поднял руку в приветствие, но её взгляд стал ещё суровее.
– Может, мы всё–таки подойдём к Вашей матери, и Вы познакомите нас?
– Поверьте, что это излишне! Моя мама беспокоиться, что я приехала к Вам и могу понаделать глупостей, – смущённо улыбнулась она. – Не подумайте, что я сумасбродная. Я стараюсь не делать того, за что моим родителям было бы стыдно, но мать есть мать – она переживает.
– Именно поэтому я считаю своим долгом поздравствоваться с ней! – улыбнулся я и сделал шаг в сторону площади.
– Погодите! – схватила меня за рукав Рароша. – Прошу, послушайте! Сейчас, действительно, не время! Она не в лучшем настроение, а это может сильно повлиять на ваше с ней знакомство. Понимаете, я настояла на том, чтобы приехать сюда, и ей пришлось солгать отцу о том, куда мы едем, иначе папа не за что не отпустил бы меня к Вам! Видите, в каком преступлении я повинна! Вот она и хлопочет за то, чтобы больше я не проказничала.
– Почему же Ваш отец не одобрил бы поездку? Я никогда не думал причинять Вам зла!
– В этом я не сомневаюсь, но после моей учебной командировки в Ирак с событиями там произошедшими, папа перенервничал и теперь даже слышать не хочет о чём–то с этим связанным, включая Вас, простите.
– В отношении к Ираку я с Вашим папой солидарен. Вам не стоило ехать туда!
– Вы всё–таки злитесь на меня! – грустно опустила она глаза.
– Нисколько. Просто юной и милой девушке, как Вы, там не место!
– Вот ваш жетон! Он намоленный. Вы не представляете, как он спас меня тогда в развалинах Багдада, да и в танке тоже! А сколько раз я просила Бога сохранить Вам жизнь, зажав его в ладонях! Теперь же он будет приносить только удачу! – протянула она мне памятный амулет.
– Спасибо! – искренне ответил я, взяв в руку металлическое воспоминание о службе на Ближнем Востоке.
– Благодарю за то, что спасли меня от погибели! Я никогда не забуду о Вашей доблести и доброте, – сказала девушка и была готова уходить.
– Подождите! Подарите мне удовольствие прогуляться с Вами по этой аллее до моря и обратно. Я так Вас ждал! Это не займёт много времени!
На минуту задумавшись, она пальцем показала мне жест подождать, и легонько приподняв изящные кисти руки к худеньким плечам, побежала в сторону матери.
Я следил за их беседой, закурив самокрутку. Волнение от встречи улеглось, и я успокоился, вот только очень хотелось, чтобы родительница дала добро на променад. Нахмурившись, она ругала дочку за просьбу задержаться, но та стояла на своём. «Упрямая! – заключил я про себя, наблюдая, как она возвращается ко мне, выпросив у матери ещё немного времени. – Упрямая и красивая!».
– Пойдёмте! Только недолго, иначе мать совсем заругает!
– Можно на «ты», – сказал я и, затушив окурок об уличную пепельницу, предложил свою руку в качестве опоры на прогулке, но Рароша отказалась взять меня под неё, и мы просто двинулись к морю, шагая друг рядом с другом. Однако как только кроны деревьев скрыли нас от глаз строгой родительницы, любимая тихонько обвила пальцы рук вокруг моего предплечья и стеснительно улыбнулась, глядя вниз, на асфальтированную аллею.
– Тебя сильно мучали в плену? – погрустнев, спросила она.
– Пустяки! Главное, что выбрался оттуда! Мне отец помог!
– Я очень рада! – в волнение она сжала мою руку чуть сильней.
– Расскажи о себе!
– Я живу в Санкт–Петербурге. Мой папа – араб из Ирака, учившийся в Москве. Влюбившись в русскую культуру быта, он переехал в Россию много лет назад и там встретил мою маму. Она с Северного Кавказа, христианка, как ты знаешь и я крещеная, только крестик свой в Багдаде утеряла, а новый пока выбрать не могу. Я должна почувствовать, что он будет оберегать меня. У родителей я единственная дочь, но у нас много родственников, и у меня хватает двоюродных братьев и сестёр. Я учусь на репортёра, а вскоре начнётся практика и, возможно, я даже работу получу! Теперь твоя очередь рассказать о себе! – улыбнулась она.
– Я тоже с Кавказа, только с Южного. Я вырос у моря и я и есть оно: порой бушующий и неуправляемый, а иногда спокойный и степенный. Больше всего на свете я люблю шум и ласку волн.
