Ошарашенный, я почувствовал, как моё нутро содрогнулась, а потом рухнуло в пропасть глубокого огорчения и суматошной паники. А вот на смену опустошению пришла раздраженность и злость за неосуществленные мечты. В ярости я бросил телефон о стену здания. От удара он разлетелся на части, точно так же, как и моё разбитое сердце.
– Дьявол, ты же обещал мне эту любовь!
– Нет, я обещал, что ты будешь одержимым ею! – возник безмолвной диалог в недрах надломленной души.
С каждой минутой моё настроение всё больше сходило на «нет». Я терзался противоречивыми мыслями о том, насколько права её мать и взаимны ли чувства любимой. «Почему же она и словом о свадьбе не обмолвилась в письме? Может, и правда жалеет меня, да и только? Но как же тогда «всегда твоя, Рароша»? Как всё это понимать?», – держался я за разболевшуюся голову. Коллега, инструктор–кинолог, мужчина вдвое старше и опытней меня, так же служивый, собрал мой телефон и, вручив его обратно, сказал, что планы у матери и дочки могут быть отличны, и надо узнать, чего желает девушка сама. Успокоенный его словами, я поставил себе цель: во что бы то ни было найти любимую до того, как соперник оденет кольцо ей на палец. «У меня есть время до конца весны! Нужны ещё деньги на поездку! А там уж как–нибудь найду её и заберу, если захочет! Выбор хотя бы будет за ней, а не за матерью!», – твердил я себе бесконечное количество раз.
В тот вечер, совершенно негаданно и нежданно, начальница взяла меня и нашего ИТ–специалиста на деловую встречу с некими итальянками. Наш центр кинологии при Министерстве внутренних дел Скандинавии тренировал и сдавал в аренду лабрадоров для служебных задач в государственных учреждениях, однако физические лица не имели права дрессировать в центре собственных собак или арендовать наших питомцев – любая частная деятельность была под запретом! По этой причине я был удивлён клиентам из Италии. Тем не менее, склонная к загадкам, майор, не потрудилась разъяснить мне ситуацию заранее, лишь наказав, чтоб я держал себя пай–мальчиком.
Мы разместились в дорогущем ресторане с роскошным видом на город. Должен упомянуть, мой внимательный читатель, что скандинавы, привыкшие к суровому климату северного края, нередко выбирают летний столик на веранде, если ещё не выпал снег и землю не сковали морозы. Там поступили и мы. Официанты подали пледы и напитки с сырной тарелкой. Вскоре на встречу подошли две женщины в бриллиантах и платьях от французских кутюрье. Все четверо, кроме меня, свободно общались на итальянском языке, мне же было поручено записывать клички собак, какие суммы и странные условия непонятного мероприятия. Достаточно быстро я заподозрил, что начальница помогает в организации собачьих боёв. Разозлённый за издевательство над живыми существами, я догнал её у уборной в подходящий момент и, схватив за руку, потребовал объяснений.
– Это не бои, дорогой! По выходным мы устраиваем аджилити в кинологическом центре. Это соревнования собак–спортсменов, суть которых в прохождение ими преград на полосе препятствий. Те, кто ловчее и проворнее других, выигрывают! А такие богатые тёти, как те, что сидят за нашим столом, делают высокие ставки на победителей или проигравших, – коротко пояснила она мне. – Я очень хорошо на этом зарабатываю! Если будешь ассистировать мне, то и тебе сытный кусок перепадёт.
– Но этим Вы серьёзно нарушаете протокол работы центра! Мы не имеем права заниматься частной деятельностью на полугосударственном объекте. Нас могут закрыть, а поверх ещё и дело на каждого участника Ваших аджилити завести!
– Так ты определись, чего ты хочешь: денег или чистой гражданской совести! – ухмыльнулась майор.
– Я не хочу проблем с законом! Да и Вам они не нужны! Бросьте это!
– Закон – это мой муж! Он – владелец центра кинологии и полковник МВД. Только о соревнованиях он ничего не знает и не должен ни в коем случае узнать! Иначе мне сильно не поздоровится! Понял? Но даже если такое и случится, он не станет штрафовать меня, во всяком случае, юридически.
– Вас–то, может, и не станет! А как же я и мои коллеги, замешанные в нарушении протокола? Где я потом с отметкой о подсудном деле работу получу?
– Никакого суда и разбирательства не стоит опасаться, потому что выставлять собственный центр в негативном свете СМИ ему ни к чему!
– Но над Вашим супругом ведь тоже есть руководство – министр, который позволяет ему владеть полугосударственным учреждением. Разве не так? Реакции этого чиновника Вы не боитесь?
– Его реакции страшится мой муж, поэтому и не должен знать об аджилити! Запомни, лейтенант, кто не рискует, тот не пьёт шампанского, не имеет королеву и не живёт во дворце! А я хочу жить во дворце и пить мартини со льдом и апельсиновым соком! Ты говорил о возлюбленной, ну так если хочешь иметь её, как свою королеву, соглашайся на риск и расслабь мышцы лица! Сейчас мы вернёмся к клиенткам, и ты будешь с ними мил и вежлив, не забывая о том, кому принадлежишь, – хищно улыбнулась она, и показала глазами в сторону стола, вновь сев за которой, я сделал свой выбор.
Глава 17. Завышенные требования
Горе мужчине, если женщина планирует больше счастья, чем ему требуется.
© Витаутас Каралюс
Наступило волшебное время рождественских праздников. Я встретил, прилетевшую в гости, сестру и все выходные дни посвятил ознакомлению её со столицей Скандинавии. Мы посещали музеи и парки, гуляли по заснеженной набережной, ходили на туристические рынки и ярмарки, наслаждались концертом в оперном театре. Моя подруга настолько исходила желчью и вредностью всё это время, что ни разу не присоединилась к нам, и только лишь на Новый год и Рождество мне удалось повидаться с Калебом. Конечно же, он не до конца понимал значение и смысл всех торжеств и накрытых столов, но несказанно радовался папе, принесшему в подарок огромный детский конструктор, а ещё мелки с доской для рисования. Заодно, малыш познакомился с ещё одной тётей, моей младшей сестрой, что привезла ему красивую одежду и игрушки с Южного Кавказа.
– Племянник так на тебя похож! – подметила она однажды, сидя со мной в кафе на одной из улочек Старого города.
– Наверное, мы – родственники! – шутливо ответил я.
– А почему же ты не женишься на маме сына? Неужели ты её совсем не любишь?
– У моей подруги приятная внешность и когда–то её внутренний мир казался мне не менее привлекательным, однако я никогда не питал к ней страсти или любви, – чувств, которые мужчина может испытывать к женщине. Она всегда воспринималась мной, как друг, и не более. А с этим ничего не поделаешь и этого никак не изменишь! Сердцу невозможно приказать, ведь оно не подчиняется законам разума или общественной морали. Так уж случилось, что мы переспали, и появился Калеб. Я помогаю сыну, но не считаю себя обязанным быть женатым на его матери.
– У нас на родине тебя бы не поняли и заставили взять её в жены сразу же по возвращению с армии. В ином случае на вас обоих лёг бы позор и порицание окружающих.
– Именно поэтому я переехал к отцу в Скандинавию, где мне никто не указ и где каждый сам себе хозяин! А тебе–то здесь нравится?
– Очень! – улыбаясь, ответила сестра. – В этом городе чисто, красиво, культурно и никто не задевает, когда идёшь по улице. Даже непривычно!
– Имей в виду, что всё на этом свете имеет две стороны. Сейчас ты видишь то позитивное, что город может предложить туристу. Однако чтобы жить в этой стране тебе понадобится выучить язык, пройти этапы интеграции в местное общество, столкнуться с культурными различиями и пережить психологические сложности миграции, когда из «своего» становишься «чужим».
– Но ведь тебе всё это удалось!
– Мой отец – скандинав, я возмужал в его доме, день ото дня практикуя язык и знакомясь с местной культурой быта. И всё равно мне поначалу было тяжело: одиноко, непонятно, неловко и трудно. Перед тем, как решить, желаешь ли ты обосноваться в этой стране, подумай над тем, что я сказал. Пойми правильно, у меня своя жизнь, и я не смогу всё время быть рядом. Ты должна быть готова к тому, что какие–то проблемы придётся решать и самой! – без прикрас сказал я всё сестре, дабы избежать непонимания и обид в будущем. Будучи глубже меня подверженной восточному менталитету, в котором помощь родственнику важнее саморазвития, она могла ожидать от старшего брата большей самоотдачи, чем та, на которую я был готов. Теперь же все точки были расставлены над «и», и мне было спокойнее.
Через пару дней она улетела, а я был доволен тем, что частично исполнил просьбу матери и показал Скандинавию сестре. На прощание я напомнил ей о сказанном в кафе предупреждение и дал время подумать о будущем: «Захочешь приехать – пришлю необходимые бумаги, а захочешь остаться на родине – оплачу место в институте!». Обняв меня в благодарность, сестра покинула зону провожающих и, пройдя через таможенный досмотр, скрылась в зале вылета, уже недоступном моему глазу.
Первый рабочий день в наступившем году начался с дружественных рукопожатий и всеобщих объятий. Соскучившиеся друг по другу, мы, работники кинологического центра, пили кофе с печеньями на кухне и задорно смеялись, слушая смешные истории о чьём–то рождественском отдыхе.
– Всем успешного нового года! – прозвучало официальным тоном пожелание начальницы, заглянувшей к нам по пути в кабинет.
– Спасибо! И Вам! – раздались ответные выкрики сотрудников.
Я бросил в урну бумажный стакан и, помахав всем, отправился за майором. В приёмной я вытащил из пиджака шоколадный трюфель, купленный для неё в честь новогодних праздников.
– Это Вам! – протянул я ей в руки, обёрнутую в подарочную бумагу, коробку с конфетами.
– Спасибо, не стоило! – холодно сказала она, небрежно закинув подарок в ящик стола.
– Мне просто хотелось сделать Вам приятное, не намекая ни на что и ничего не ожидая взамен, – глупо почувствовал я себя.
– Лейтенант, это смахивает на ухаживание! Такое сближение нам ни к чему!
– Так точно! – ответил я, не желая спорить и оправдываться, но ощущая расстройство прямо в центре души.
– Сегодня к нам зайдёт мой муж. Он не должен тебя здесь увидеть, ясно? – строгим тоном оповестила она меня о главном событие дня.
– И что мне делать, если он внезапно нагрянет? Под рабочий стол спрятаться?
– Делай что хочешь, но чтобы духа твоего тут не было, когда он заявится!
– Будет исполнено! – разочарованный сложившейся беседой, отдал я честь и оставил её наедине самой с собой.
До самого обеда я, словно мартышка, всё время привставал с кресла и поглядывал в окно, не подъехала ли к стоянке незнакомая мне машина, которая знаменовала бы приближение полковника. Майор же закрылась в кабинете и непрестанно шуршала бумагами, наверняка запрятывая левую документацию от контролирующих глаз супруга. Собираясь вниз в положенное время перерыва, я как раз углядел в окно неизвестный мне автомобиль, припарковавшийся у нашего центра. «Вовремя!», – прокомментировал я шепотом и спустился в столовую. Разогрев еду в микроволновой печке, я сел за общий стол, справа от ИТ–специалиста.
– Где остальные? – удивило меня отсутствие персонала на обеденном часу.
– Начальница звонила вниз, сказала, что владелец центра на проверку едет. Все по рабочим местам сидят, готовятся: столы прибирают, отчёты сортируют, да и вообще видимость усердной работы создают.
– А ты чего здесь тогда?
– Так у меня всё прибрано! Да и обед, есть обед! По закону! Ты же тоже здесь!
– Мне было сказано исчезнуть, когда придёт супруг.
Айтишник рассмеялся:
– Не удивительно! Мужик ещё от прежнего секретаря убыток возместить не успел, а жёнушка нового красавца завела! Увидь он тебя в её приёмной, обоим бы «навалять» захотел!
– Я смотрю, ты к начальнице критично настроен! – уже не в первый раз задело меня злоречие айтишника.
– Меня не майор нанимала, а муж её! Это называется «преданность», друг!
– Нет, коллега, это называется двойные стандарты! Не ты ли работаешь на подпольных аджилити, скрываемых от полковника, которому служишь верой и правдой? – разозлился я на его двуличие.
– Мне тоже деньги нужны!
– В этом я тебя не упрекаю, только я преданность иначе понимаю.
– Ясно, – развернулся он полностью ко мне, – ты начальнице верен, так?
– Да. Я – её личный секретарь!
– А может, любовник?
– А может и любовник! Только тебя это не касается! – возмущённо поднял я бровь.
ИТ–специалист душевно рассмеялся и протянул мне руку:
– Ладно, товарищ, чего мы с тобой из–за руководства вечно спорим?
– Не люблю, когда кидают камень в спину человеку, – не подал я руки в ответ.
– Ну, всё, ладно тебе злиться! Не трогаю я твою майоршу! Не секретарь, а питбуль какой–то!
Внезапно сверху раздался командный голос мужчины, и мы оба взглянули в потолок.
– Пришёл! – указал пальцем вверх ИТ–специалист. – Сейчас скандал разразится!
– С чего ты взял?
– Он требует, чтобы она вела дела в центре иначе, а майор стоит на своём. Да и вообще, эти двое ругаются всякий раз, когда находятся в одном помещение! Не знаю, как им удается сожительствовать, до сих пор не убив друг друга. Хорошо хоть детей не имеют, а то неврастениками бы повырастали!
– Наверное, потому ребёнка и не завели, чтобы он разборок не наблюдал.
– Да нет! Говорят, что они долго пытались, но то ли полковник, то ли майор не в состояние зачать. Скорей всего проблема в начальнице, ведь у него, по–моему, есть сын от первого брака. Но я могу ошибаться!
Раздор на верхнем этаже становился всё громче и эмоциональнее. Создавалось впечатление, словно эта женатая пара забыла о том, что на работе, и что здесь трудятся их подчинённые, вынужденные терпеть, как двое взрослых людей кричат друг на друга из–за всяких бумаг и клиентов. Для себя я отметил смелость майора, ибо не каждая женщина решилась бы перечить мужу, который явно раскалился, как утюг, своим тяжёлым басом гневно отчитывая её.
– Полковник что–то разошёлся не на шутку! Надеюсь, не ударит её? – взволнованно всматривались мои глаза в штукатурку потолка, как будто от пристального взора он вдруг стал бы прозрачным.
– Синяков на ней замечено не было. Да и какое тебе дело?! Она же просто твоя начальница! – поставил он кофейник на стол.
– Она, прежде всего, – женщина и человек.
–Не влюбись! Уверен, что майор до сих пор по твоему предшественнику сохнет! Уж больно любила она его!
– Чужая душа – потёмки! – переживательно выдохнул я и налил себе предложенного мне айтишником, кофе. – Ладно, пережду, когда «проверка» покинет здание!
Ждать пришлось долго, но злобных шагов полковника, бегущего по лестнице вниз, сложно было не услышать. Я поспешно вышел на перекур во внутренний дворик, на случай спонтанного посещения им кухни. Когда же я заметил отъезжающий от стоянки автомобиль, то вернулся внутрь и поднялся к начальнице. Она сидела в своём кресле и, явно понервничав, закидывала в рот подаренные мною трюфели один за другим. Её руки слегка тряслись, а взгляд был направлен в незримую пустоту.
