– У Вас всё хорошо? – подошёл я к майору.
– Что, прости? – перевела она взгляд на меня и по сведённым в грустной мимике бровям, я понял, что её душа наполнена тревогой.
– Как Вы? – переформулировал я вопрос, понимая, что дела её вряд ли можно назвать хорошими.
Неожиданно начальница закрыла руками лицо и разрыдалась. Я сел на корточки у кресла и, развернув его к себе, прижал её голову к своему плечу, уткнувшись в которое, она позволила себе пару минут нормальной женской слабости. Крепко обвив мою шею руками, она сминала пальцами пиджак на моей спине и горько–горько плакала.
«Больше не могу! – твердила она сквозь всхлипы. – Я всё иначе в жизни хотела!».
Я не знал, чем помочь своей начальнице, но медленно гладил её по волосам, надеясь, что такое проявление сочувствия хоть как–то, да поможет ей. Моё сердце сжималось в груди, испытывая жалость, нежность и желание избавить её от неведанных мне мук. Нелепо, но я чувствовал гораздо большее, чем преданность секретаря начальству – привязанность души и теплоту.
– Давайте сходим в кино? Я приглашаю! – внезапно предложил я ей, желая отвлечь от негативных мыслей и волнений.
– В кино? – подняла она голову с моего плеча и прикрыла заплаканное лицо тыльной стороной ладони.
– Да, в кинотеатр. Говорят, «Рыцари неба» – фильм неплохой: про бандитов, захвативших истребитель. Правда, Вам, наверное, больше «Гордость и предубеждение» понравится, – любовный роман по книге Джейн Остин.
– Уйди, пожалуйста, в приёмную! – всё так же закрывая лицо рукой, сказала она. – И никого не впускай! Мне надо привести себя в порядок!
Я сделал, как начальница велела, а через час она вышла ко мне и, улыбаясь, произнесла:
– Сказала же, что нам не следует сближаться! А он мне конфеты, кино! Какой же ты ребёнок, лейтенант!
– Да я без задних мыслей!
– Пошли, давай! Только не фильм смотреть в кинотеатр, а пропустить пару рюмок в бар. Мне это сейчас больше нужно, а ты будешь охранять меня ото всяких приставал!
Мы приехали в самый центр столицы к железнодорожной станции. Было около четырёх вечера и на землю уже спустились ранние скандинавские сумерки. Припарковав машину у высотного здания, начальница серьёзно спросила:
– Паспорт есть с собой?
– Да, а что?
– В бар малышей не пускают? – вдруг рассмеялась она.
– Очень смешно! – изобразил я обиду.
– Не переживай, сегодня ты с мамой! – продолжала она шутить.
Мне очень хотелось верить, что её улыбка не была натянутой маской, и что настроение, действительно, улучшилось, а причиной тому было моё приглашение проветриться.
– Куда мы идём? – спросил я, ступая в лифт высотки.
– В ледяной бар, что на верхнем этаже! Никогда там не был?
– Нет. Я служил с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, а до совершеннолетия по кабакам я, по понятным причинам, не шлялся.
– Я поняла: из взрослой жизни ты только сына и успел зачать до службы! – ухмыльнулась она.
– Наверное.
– Что ж, это прекрасно – иметь детей! Я всегда мечтала о ребёнке! Это был бы самый драгоценной подарок судьбы! – вновь взгрустнула она.
Я слегка улыбнулся, не зная, что и сказать в ответ женщине, которая, по словам айтишника, не могла зачать дитя, а потому был рад, что лифт остановился, и нам было пора выходить.
Майор привела меня в удивительный бар, где абсолютно всё было во льду и изо льда: стены, мебель, барная стойка, даже касса и стаканы, в которых нам подали коктейли на водке. Повсюду на больших ледяных глыбах была инкрустация добытчиков золота, а в одну из них воткнута кованая кирка. Зелено–голубое освещение бара напоминало северное сияние, а этническая музыка нордов взывала к самым глубинам души. Нам выдали перчатки и тёплые плащи, облачившись в которые, мы уселись за столик на длинную скамью, уложенную шкурами. Я всё смотрел в глубину серых глаз своей начальницы, так несказанно сочетающихся с атмосферой холода Арктики, и всё больше и больше проникался их ледяной красотой.
– Почему Вы выбрали именно это место? – спросил я её, допивающую уже второй коктейль.
– Иногда хочется заморозить сердце, чтобы оно не испытывало боли.
– Кто причинил Вам боль? Ваш муж?
Начальница печально рассмеялась:
– Милый мой, ты ж не хотел путать работу с приватной жизнью!
– Но мы сидим в уютном баре, а не на работе, и Вы можете раскрыть мне душу!
– За мной повторяешь? – ухмыльнулась она, вспомнив слова, которые сама же и сказала, подвозя меня домой.
– Нет, учусь от Вас! – легонько подтрунил я над майором.
– Скажу тебе коротко, лейтенант, что все мои мужчины были подлецами в той или иной степени. В личной жизни мне никогда особо не везло! Таких, как ты я не встречала: защитник женщин, заботливый отец, романтик, мечтающий о далёкой возлюбленной. В чём же твои недостатки, скажи? Я не могу нащупать их! Одно благородство и доброта!
– Вы заблуждаетесь! Дело не в благородстве. Я рос без отца в тяжелое постперестроечное время. Мою мать, как и меня с сестрой было некому защитить и некому обеспечить. Чтобы добыть нам пропитание, мама бралась за любую подработку, и однажды, недобросовестный покупатель на рынке, где она торговала, ударил её в лицо и убежал, не заплатив за товар. Синяк на лице матери оставил шрам на моём сердце, а потому я не терплю насилия над женским полом и не желаю быть отцом, бросившим сына и его мать на произвол судьбы.
– Знаешь, милый, каждый взрослый однажды приходит к развилке: побороть потрясение детства или сделать его хозяином собственной судьбы. Ты мог бы вырасти другим, если бы подчинился травме: мужчиной, бьющим женщин и безответственным родителем. Однако, благодаря внутренней силе и врождённому благородству, ты стал этой травме в противовес. Будь я моложе, увела бы тебя у твоей заграничной любви и сделала своим на веки, – подмигнула мне она.
Допив свой пятый коктейль, майор и вовсе позабыла о тяжёлом дне и весело смеясь, рассказывала мне отрывки из своей судьбы, которые совсем не казались смешными. Посчитав, что на сегодня ей достаточно, я предложил пройтись по центральному проспекту и взять такси у отеля, стоявшего в его конце. Согласившаяся, она неспешно шагала по заснеженному асфальту, ловя в ладони мелкие снежинки. Я держал её под руку, беспокоясь, что обутая в лёгкие сапожки, она могла поскользнуться на, спрятанном под снегом, льду.
Дойдя до отеля Хильтон, она взяла одно из такси, толпящихся у его роскошного позолоченного входа и, облокотившись на открытую дверцу машины, спросила, глядя мне в глаза:
– Скажи, дорогой, если бы я сняла нам самый фешенебельный номер в этой гостинице, ты переспал бы со мной прямо сейчас?
– Нет, я не альфонс, которого водят по барам, а потом снимают на ночь.
– Я–то думала, что ты ответишь честно: «Потому что не люблю Вас!», – захихикала майор, печально опустив глаза.
– А кто сказал, что у меня нет к Вам чувств?
С удивлением она вновь взглянула на меня, ожидая пояснений.
– Любовь – она такая многогранная и неповторимая. Разных людей мы любим разной любовью – нежной, страстной, чистой, незрелой, молчаливой, дружественной. Да любой! Она может охватывать хоть весь мир, но к каждому человеку ощущаться по–особому. Это не значит, что можно лгать, предавать, изменять, но это точно значит, что к избранным можно относиться с душой и трепетом.
– Ты очень оригинальный парень, лейтенант! И что за любовь ты чувствуешь ко мне?
– Добрую, благодарную, доверительную! А ещё страсть: пылкую, жгучую, горящую внутри неукротимым пламенем! Я считаю Вас взбалмошной, но это безумно привлекает, хотя думаю, что Вам это, наверняка, говорили и другие мужчины, – разоткровенничался я под влиянием выпитого градуса.
– Искренне – единицы!
Майор села в салон такси, а я захлопнул дверцу. Перед отъездом она улыбнулась мне и послала воздушный поцелуй. Я поднял руку на прощание и побрел домой, уставший от длинного, сумбурного дня.
В то время, что я шёл с начальницей от бара до отеля, мне звонила подруга, как назойливая муха, вибрируя в кармане брюк, но, не желая отвлекаться от майора, я просто переложил мобильный в дипломат. Однако дома я перезвонил ей, забеспокоившись, что пропущенных вызовов было слишком уж много.
– У Калеба температура 40, а ты трубку не берёшь!
– А чего ты меня ждёшь? Надо срочно в больницу ехать! Подъедет такси, сядете в него! Я тоже выезжаю! – дал я ей отбой и вызвал им с сыном такси до близлежащего госпиталя. Сам же словил автомобиль у дома и отправился к ним.
Врач, осмотревший мальчика, сказал, что это грипп и, назначив лечение, отпустил домой.
« Прошу, останься с нами, мне страшно!», – умоляла подруга, и я не мог отказать.
Разместившийся на кровати в гостевой комнатушке, я готовился ко сну, когда, уложившая Калеба спать, она зашла ко мне в лёгком пеньюаре, и крадучись мартовской кошкой по матрасу, достигла моих губ.
– У нас ребёнок болеет! – отстранился я на подушке.
– Почему от тебя несёт алкоголем?
– Потому что я пил, наверное.
– С кем? Со своим начальством? – на нотах грядущего скандала, «завопила» она. – Кувыркаешься с ней, да? Поэтому сексуально не голодный?
– Иди к себе! Я остался в твоём доме ради сына. Ты мне не жена, чтобы ревновать и допрашивать с кем я пью и с кем занимаюсь сексом.
Фыркнув со всей накопленной злобой, подруга покинула мою временную спальню, а я почти сразу уснул.
Проснувшись утром, я потянулся к мобильному проверить время и подскочил на постели в холодном поту: «Десять утра! Я не услышал будильника! Проспал работу! Так, надо срочно позвонить майору!».
– Я уже отпросила тебя у руководства! – внезапно раздался голос подруги за моей спиной. Повернув голову, я заметил, что она лежит на другой половине кровати.
– Ты что, опять звонила в центр кинологии?
– Звонила. Я отключила твой будильник и хотела, чтобы ты проспался после вчерашней гулянки!
– По–моему я запретил тебе совать свой нос в мои дела! Тем более принимать за меня решения и говорить с моим начальством.
– А что ты так разнервничался? Поговорили с ней по–женски.
– Что значит, по–женски? – вскочил я с кровати, напуганный фразой, ехидно звучащей из её уст.
– Начальница была недовольна и, кажется, расстроена тем фактом, что ты сегодня не придёшь. Я объяснила ей, что папа нам понадобился с ночи, и, уставший, он проспал начало рабочего дня в моих нежных объятьях. Зато я, его верная подруга и мама нашего мальчика, подумала о служебной этике и позвонила предупредить её о том, что секретаря не будет на месте. С пониманием того, что сын и семья важнее работы и руководства, она дала добро на выходной.
В одночасье разгневавшийся, но сумевший обуздать праведную ярость, я стал поспешно одеваться.
– Куда ты? – возмущённо спросила подруга.
–На работу!
– Я думала, что ты побудешь дома, с сыном и со мной.
– Это не мой дом! И я не с тобой! – не сдержавшись, поднял я голос. – Ты перешла все границы моего терпения! Сегодня же обращусь в социальную службу и потребую свиданий с Калебом наедине, без твоего участия! А деньги буду переводить исключительно на банковский счёт, минуя встречи с тобой!
– Поступишь так и вообще сына не увидишь!
– Это мы ещё посмотрим!
Глава 18. На прощание
Дорогие читатели моего произведения "Приказано исполнить". Для вас предупреждение о СПОЙЛЕРЕ в этой главе. Если вы не хотите заранее знать, чем окончиться "Приказано исполнить: под прицелом", переходите к прочтениюследующей главы - главы 19. Спасибо за внимание к моим романам!
Судьбоносные встречи порождают не менее судьбоносные следствия.
© Харуки Мураками
По дороге в кинологический центр, я очень переживал, что майор рвёт и мечет, ибо я нарушил рабочий устав: не позвонил предупредить об опоздание и дал номер телефона посторонней женщине, наговорившей, к тому же, всякой чуши. Во всяком случае, со стороны всё выглядело именно так, и я не ошибся – начальница была в бешенстве.
– Простите, моя подруга позвонила Вам без спроса, а меня просто не разбудила утром! – приоткрыл я дверь в кабинет майора и доложил всё на чистоту.
– Послушай, тебе за двадцать, а мне за сорок. У тебя ветра бесшабашности в голове, а у меня мозги, поэтому свои детские игры с подружкой, которая звонит с твоего мобильного, рассказывая, как ты нежно дремлешь рядом, оставьте при себе! Мне это не интересно! Я твоя начальница, а не очередная девка из телефонной книжки, которой можно звонить и болтать всякую ерунду, пытаясь то ли похвастаться, то ли вызвать ревность! Ты в восемь должен быть в приёмной! Не можешь – позвони сам и чётко доложи причину отсутствия!
– Более не повториться!
– Иди, работай, раз пришёл! И жизнь свою личную за дверью снаружи оставь!
Отчитанный и покрасневший от стыда, я сел за рабочий стол и включил компьютер.
– Ты водить умеешь? – выкрикнула мне начальница из кабинета.
– В Ираке водил внедорожник, но прав у меня не имеется, – громко ответил я.
– Оторви пятую точку от кресла и поезжай в местное отделение автоинспекции МВД. Сдашь экзамены на получение прав, а в пятницу заберёшь водительское удостоверение! И только попробуй мне не сдать! У нас аджилити в это воскресенье и мне необходимо, чтоб ты доставил на фургоне инвентарь со склада.
– Будет исполнено! – обрадовался я правам и тому, что, кажется, был прощён ею.
В конце недели, как и задумывалось, мне выдали удостоверение водителя и ключи от рабочего фургона. Теперь я мог забыть о неудобных пересадках на общественном транспорте и комфортно добираться до центра кинологии в личном транспортном средстве.
– Горжусь твоими успехами в гражданской жизни! – признался отец субботним вечером при встрече. – Правда, ты мог бы и не скрывать, что трудишься секретарём на женщину–майора. Не лучшее занятие, но я рад, что оно есть!
– Тебе подруга «настучала»?
– Она переживает и говорит, что ты решил их бросить! Не ожидал! Она всё–таки сирота и так не поступают, даже если спят с начальством.
– Папа, она всё больше вязнет в эгоизме, злобе и собственном вранье с надуманным сюжетом! Я не отказывался от Калеба, но впредь я не желаю с ней ненужных встреч, и оформляю свидания с сыном тет–а–тет, без присутствия матери. Буду забирать его свободными вечерами, а потом возвращать домой. Материальная поддержка с моей стороны останется неизменной, только осуществляться будет через банк.
– Не знаю, сын. Мне отчего–то жаль твою подружку: ты уже лишил её своей любви, а теперь лишаешь возможности видеть тебя!
– Напрасно! Мать твоего внука забыла, видимо, упомянуть во время вашей беседы, что подала судебный иск с ходатайством и вовсе запретить мне свидания с сыном по причине приступов ПТСР, под воздействием которых, я могу быть опасен для здоровья и жизни ребёнка. «Понаплела» там с три короба, как я кидался на неё и на Калеба.
– Вы не можете просто сесть и всё обсудить, как взрослые люди?
