– Я не раз пытался вразумить её, но ты же знаешь, что если меня довести, я становлюсь принципиальным и больше не иду ни на уступки, ни на повторные обсуждения!
– Ладно, в ваши дела я не лезу, но, главное, чтобы у мальчика была твоя поддержка!
– Она будет всегда, вне зависимости от решения суда или моих отношений с его бесноватой матерью.
Воскресным утром я встал по будильнику и был готов к своему дебюту на аджилити в кинологическом центре. Усевшись в фургон, я достал из бардачка сложенную карту, по которой мне предстояло добраться до склада и забрать оттуда необходимое для соревнований оборудование. Вдруг зазвонил мобильный и, взглянув на номер, я понял, что это был мой бывший сокамерник. Созванивались мы теперь редко, ведь каждый был занят восстановлением жизни на гражданке. Однако время от времени делились новостями и картинками по электронной почте. С месяц назад я отослал ему фотографию Рароши, найденную под статьёй об Ираке, а он мне – девушки, с которой жил.
– Привет, брат! – от души обрадовался я его голосу.
– Здравствуй, друг! Не отвлекаю? – серьёзным и в чём–то трагичным тоном спросил он меня.
– А что случилось?
– Я уже дважды видел твою любимую в Москве, на этот раз в торговом центре и предположу, что теперь она обосновалась в нашей столице.
– Правда? Вот этот класс! А говорил с ней? – забилось сердце в молодой груди и сбило дыхание.
– Она была в компании молодого человека и взрослого мужчины, возможно, отца. Счастливой невестой твоя возлюбленная не выглядела, но держалась спокойно и смиренно. Парень водил её под руку по ювелирному салону, и они выбирали колье. Я подошёл и передал привет от тебя. «Не знаю такого!», – неожиданно сказала она.
– Как же не знает?! – растерянно повторил я за другом.
– Моя женщина сказала, что юноша, с которым была твоя девушка – сын бизнесмена с Северного Кавказа, хапуги, что сделал состояние в блатные 90–е. Ты прости, но, похоже, что Рароша – птичка в золотой клетке, которую никогда уже не выпустят к вольному скандинавскому орлу. И, возможно, что она привыкнет к золочёным прутьям.
Я приложил мобильный к подбородку и зажмурил глаза от нестерпимой боли, вспоровшей мне душу.
– Алло! Ты здесь? Друг, ты близко к сердцу–то не принимай! – затараторил товарищ, поняв, что огорчил. – Она ж девка восточная и ежели отец приказал ей всё забыть, то при нём уж точно вспоминать тебя не станет! Да и жених рядом был!
– Да, брат. Спасибо за информацию! Мне на работу пора!
– Сегодня же выходной?
– Работаю сверхурочно!
– Молодец, мужик! Услышимся!
Неприятные известия, доставленные товарищем, заставили меня изрядно понервничать. Я полез в дипломат за успокоительным, не решаясь вести машину в беспокойном состояние. Душу одолевали разные чувства: непонимание, ревность, обида, злость, неверие, сомнения и, наконец, принятие: «Похоже, что любовь Рароши не настолько сильна, чтобы она хотела за неё бороться, а может блеск бирюлек, купленных богатым женихом, дороже, чем сияние моей неосязаемой любви? Как бы то ни было, от меня отреклись, а значит и мне надо забыть, что было! В конце концов, её мамаша могла быть права: дочка спутала жалость с любовью, хотя о последней она мне и не говорила никогда напрямую!». Я завёл мотор автомобиля и, сглотнув горечь разочарования, поехал по своим делам.
Аджилити шли успешно. К нам в центр приехали клиенты с питомцами и, сделавшие заблаговременные ставки, они с нетерпением ждали решения судьи о победителе. Моим заданием было ходить по полю, знакомиться с людьми, следить за порядком и агитировать азартных игроков на более высокие ставки. Была и задача сложнее – разрешать споры, нередко возникавшие во время соревнований. Теперь мне стало ясно, на что так разозлился тот итальянский посетитель, что был выгнан мной из центра: начальница решила спор не в его пользу, и он остался в проигрыше.
– А на кого поставил ты, лейтенант? – спросила, возникшая из–за моей спины, майор.
– Я не играю на деньги!
Она прикусила нижнюю губу и, посмотрев на меня шаловливым взглядом, внезапно предложила:
– А на секс вместо денег сыграешь со мной? Рискнёшь?
– С Вами играть опасно! – ответил я ей, но заинтригованный задумался о предложении. К тому же моё юное двадцатилетнее тело давно жаждало начальницу, а задетый за самолюбие Рарошей, я решил, что не только ей одной гулять под ручку с кем–то другим.
– Укажи на собаку, которая, по твоему мнению, превзойдёт по очкам ту, которую выберу я. Окажешься правым – возьмёшь меня как захочешь, а проиграешь – подчинишься моей женской воли. Удовольствие ты получишь в обоих случаях! Вопрос лишь в том, кто будет вести в нашем интимном танце.
– А как же Ваш муж?
Майор расхохоталась:
– Мы с ним уже давно женаты только на бумаге, и каждый живёт своей жизнью. Выбирай пса!
По конечному решению судьи, избранный мной кобель прошёл полосу препятствий с лучшим результатом, чем сука начальницы, и я победил. С величавой хищностью взглянул я на майора, ответившую мне хитрой флиртующей ухмылкой. «Наверняка ж задумала что–то!», – подозрительно прищурил я глаза, согласный на её ловушку и довольный итогом пари.
Сумма, полученная мной за проведение аджилити, превзошла все ожидания.
– Не думал, что собачьи соревнования приносят столько денег! – признался я ИТ–специалисту.
– Майор отлично умеет заарканивать толстосумов, в основном итальянцев, настолько зажравшихся, что не знают, куда деньги свои девать. Ставки на спорт и казино им приелись, а вот подпольные аджилити – новое слово в их лексиконе и новый интерес, за кой они готовы раскошелиться. Наш инспектор–кинолог разработал систему ставок, по которой, как и в любом казино, наш центр всегда в крупном выигрыше. Теперь ты понял, почему начальница скрывает от полковника левый доход? Он же скупой до мозга костей и будет забирать всё до копейки, не оставляя ей ровным счётом ничего. Если вообще не закроет аджилити из страха перед министром внутренних дел. А мы все тут неплохо питаемся! Так что, смотри, чтобы нигде не болтал о том, что видел!
В ответ я лишь понятливо кивнул и забрал свой сорванный куш.
Проигравшая спор майор, к моему удивлению, решила расплатиться с долгом у меня на квартире. Я был не против, но немного стеснялся небольших габаритов и простоты своей обители, которую заранее начисто убрал. Перед приходом гостьи я накрыл стол на двоих, пожарив филе лосося и сварив картошку в мундире. Бутылка красного вина и два бокала также красовались на белоснежной скатерти. Меня по–прежнему ужасно разрывало между чувствами к любимой и страстью к майору, вот только последняя была рядом, здесь и сейчас, и не морочила мне голову пустыми обещаниями ждать.
Звонок в дверь молниеносно участил мой пульс. Распахнув её, я даже не успел сказать и слова, как начальница обхватила руками мне шею и примкнула к губам горячим поцелуем. Не отрываясь от жарких объятий, я завёл её внутрь и захлопнул дверь. Сбросившая пальто с изящных плеч и расстегнувшая блузу, она прижалась ко мне, дрожащая от страсти, и я ответил ей той же дрожью. Удивительно, но в тот момент я не чувствовал биения сердца, только мужское возбуждение, настолько сильное, что жгло нутро и било кипятком в отключённую голову. Крепко ухватив майора за талию, я усадил её себе на таз и прислонил спиной к стене. Задравшаяся юбка оголила аппетитные ягодицы, и я взялся их с наслаждением сжимать. Волны её волос упали на мои широкие плечи, когда прижавшись губами мне к уху, она прошептала: «Ты заметил, что я без трусов?». Выпустив на волю своё неукротимое желание, я крепко держал её за ляжки, плотно взявшие в кольцо мои бедра, и проникал в самый эпицентр её пожара. Пальцы начальницы сжимали мне плечи, а чувственные стоны вызывали ощущение сладостного падения в пропасть страсти. Оно было физическим и находилось в самой груди, у сердца. Никогда ранее я не испытывал подобного чувства: неудержимого желания быть в женщине и брать её со всем неистовом пылом, что наполнял моё тело, и этим пылом мне хотелось поделиться с ней.
– Я хочу заполнить Вас всю до последней капли, до конца! Можно? – шёпотом спросил я её, прикрывшую глаза от удовольствия.
– Ты этого желаешь?
– Да, очень!
– Тогда не сдерживайся! Я и сама не желаю, чтобы ты отвлекался на что–то сейчас! – вцепилась она сильней в меня и застонала ещё слаще и громче.
Помнивший о словах айтишника, я и не думал отвлекаться на презерватив. Накрывший меня взрыв был сравним с выпущенной из вулкана лавой. Я громко простонал, высвобождая сексуальный запал и получая неимоверное удовольствие от близости майора.
– Ну, вот я и расплатилась с тобой! – холодно сказала она, спущенная мной на ноги и приводящая себя в порядок после взаимного «пожара».
– Я нам еду приготовил! – опёршийся локтем о стену и едва переводивший дыхание, промолвил я.
– Долг оплачен и мне пора, – покинула начальница квартиру, оставив мне остывший ужин на двоих и ощущение собственной глупости.
«Айтишник был прав, предупреждая, что её сердце принадлежит другому! Хотя не пойму я себя. С чего вдруг мне стала важна её любовь? Должно быть безразлично, ведь я по-прежнему без памяти люблю Рарошу. И всё равно, как–то больно…», – печально понурив голову, размышлял я под струями воды в душевой кабинке, и не видел иного смысла в предложенном майором пари, кроме как прихоти владеть мной, хотя это я вышел победителем.
Моя работа в кинологическом центре продлилась ещё неделю и резко оборвалась следующим воскресеньем, в день очередного аджилити, которое я должен был попробовать вести самостоятельно. А дело было в том, что неожиданно произошла утечка информации о запрещённой частной деятельности на территории нашего полугосударственного центра и, прибывшие на проверку полковник с подполковником, перевернули здание вверх дном в поисках доказательств о проведении аджилити. Мне сильно подфартило в тот день, и я успел предупредить коллег и клиентов о проверке. Наше преступление осталось нераскрытым, однако майору пришлось признаться мужу о новом секретаре, и разъяренный, он выставил меня за дверь. Самым болезненным и ироничным мне показалось то, что бывший сослуживец, устроивший меня к майору на работу, и был предшествующим мне секретарём. Желавший отомстить начальнице за увольнение, он сам инициировал утечку, но, к сожалению, моими руками, ведь притворяясь другом, он незаметно вынюхивал у меня работу центра. И хоть про аджилити я не упоминал, мой сослуживец выведал, что центр открыт в выходные и сообщил об этом полковнику. Я был рад узнать, что муж майора не оставил и стукача без надлежащего внимания, забрав на допрос к себе в МВД.
Мне было сложно покинуть начальницу, и я признаюсь честно, мой понимающий читатель, что долго и сильно по ней тосковал. Однако через месяц, совершенно нежданно она появилась на пороге моей квартиры и, задержавшись на несколько дней, поведала историю своей жизни. Я узнал, что майор покинула отчий дом совсем юной, служила в армии, была осуждена за преступление, которого не совершала, боролась за женское счастье, страдала, любила мужчин, использовавших её в собственных целях. Я узнал, что она была способна зачать и наш айтишник был не прав, считая её бесплодной, вот только оба раза, что она была беременна, кончались потерей плода из-за волнений, что майор переживала. Боль, предательства и слёзы – вот из чего состояла судьба этой сильной, практичной и умной женщины, все ещё молодой, красивой и необычайно сексуальной.
Выслушав исповедь бывшей начальницы, я испытал к ней глубокую нежность, слегка отдававшую грустью, но так и не смог понять, что чувствовал к ней больше: жалость или тончайшую любовь. «Возможно, что и Рароша ощутила ко мне то же самое и, не сумевши разобраться в пучине чувств, решила и вовсе похоронить их в памяти на дне того болота, что назывался Ираком», – поразмыслил я.
– Как ты думаешь, зачем я пришла к тебе и рассказала о своей судьбе? – вырвала меня из раздумий майор.
– Думаю, Вам надо было выговориться, а Вы доверяете мне.
– В этом есть доля правды, лейтенант. Я тебе, действительно, верю. Но, купив билет на счастье, я пришла попрощаться, – искренне заулыбалась она, и льдинки серых глаз пробил тёплый солнечный свет.
– Вы уезжаете?
– С проведённых мною аджилити я смогла накопить приличную сумму денег, часть из которой выделила на небольшую ферму в Новой Зеландии. Там так живописно и красиво, дорогой! Я займусь разведением мелкого рогатого скота и земледелием. Но прежде поменяю паспортные данные, чтобы никто из прошлого не потревожил ни меня, ни малыша, что я ношу под сердцем!
– Вы беременны? – искренне обрадовался я, поняв из рассказа начальницы, что единственное чего она по-настоящему хотела – ребёнок.
– Нам чуть больше месяца, – святясь от счастья, погладила она живот.
– В таком случае Вам больше нельзя алкоголь и прочие губящие плод продукты и напитки! – с особой заботой наказал я ей, сурово сведя брови.
– Не волнуйся, никаких больше вредных привычек! Как мать, я чувствую, что ребёнок во мне силён и здоров! Это мой последний шанс родить, лейтенант, самый последний! И ради него я готова бросить всё, за что так бессмысленно боролась все эти годы! Я ведь имею право на счастье, правда, дорогой?
– Вы заслужили быть счастливой! – добро улыбнулся я. – А мне адрес фермы дадите? Буду Вам открытки слать на Рождество!
– Если только угостишь меня тортиком с манго и арбузом? – просящим взглядом окинула меня майор.
– Я мигом сбегаю в магазин! – вскочил я из–за стола, торопясь в прихожую.
– Будь добр, очень хочется!
– Конечно! – даже не надевая носки, я засунул голые ноги в лафеты и как попало накинул куртку. – Я скоро! – крикнул я начальнице и бросился выполнять её материнскую прихоть.
Вернувшись, скинул с себя обувь и оправдался по пути на кухню:
«Странно, но продавщица сказала, что торта с арбузом и манго у них не бывает, поэтому я купил Вам с клубникой и…», – майора не было на месте. Я поставил сладкое на столешницу и заглянул в комнату. Там её тоже не нашлось. Оглядывая душевую и прихожую, я обратил внимание, что пальто и сапожки начальницы тоже пропали. Тогда я понял, что она ушла и мне отчего–то взгрустнулось. Вернувшись на кухню, я обнаружил записку, оставленную майором под чашкой с недопитым чаем: «Будь счастлив! И спасибо за бесценный подарок в моей судьбе!». «А адрес всё же не оставила!», – угрюмо улыбнулся я, не сильно вникая в написанное, пока память не «швырнула» меня в прошлое: срок больше месяца, небезопасный секс в моей квартире, бесценный подарок…».
Я бросился к двери, чуть не свалившись о порог. Метнувшись вниз по лестнице, я ощущал чертовскую пульсацию в висках и дикое трепетание сердца, напрочь перебивающее мне дыхание. «Майор! Майор!», – звал я её снаружи, суматошно ища глазами знакомый силуэт по окнам такси и бегая по заснеженной улице босыми ногами.
