– Пусть ждёт, пока я с делами в Москве не разберусь! Я ей не собачонка, по первой команде к ноге бежать! Вернусь, решим, как жить дальше! – не на шутку разъярился я очередной стервозной выходкой подруги.
– Передам.
– Всё, пока! – раздраженно завершил я телефонный разговор.
«Вот же достала!», – озвучил я мысли по направлению в ванную комнату. По милости подруги, я не видел сына уже несколько месяцев и отчасти отец был прав: несмотря на глубокие родительские чувства к Калебу, я стал отвыкать от него, как бы трагично это не звучало. Понимая это рассудком, я твёрдо намеревался вернуть всё на круги своя, и очень надеялся, что теплота в общение меж мной и сыном не улетучится от встреч в казенном зале социальных служб. Услышав же о новой выходке подруги с переселением в Америку, я настолько возгорелся гневом, что даже не сумел спокойно рассудить, как разрешить эту проблему, а потому оставил на потом.
Приведя себя в порядок, я прибрал квартиру, постирал и приготовил обед к приезду хозяев моей временной обители. Исполнив долг благодарного квартиранта, я отправился в интернет–кафе, чтобы отправить видео Рароше, а заодно и распечатать её фото, которое намеревался положить в прозрачный кармашек портмоне.
Ровно в двенадцать дня я ждал любимую посередине парка. В моих руках был огромный увесистый букет прекрасных алых роз, а в кармане пиджака в коробочке, обтянутой бархатом – маленький нагрудный крестик, который я переплавил из армейского жетона, что, по словам, Рароши, неоднократно спас её в Ираке. Взволнованный перед свиданием, я ходил кругами по площади парка, беспокойно поглядывая по сторонам и, временами присаживаясь на скамью. Сердце учащённо билось в груди, а в животе порхали бабочки любви. Время шло, и я переживал о том, что она опаздывает. «Женщинам положено задерживаться в пути!» – убеждал я сам себя и перепроверял, не смялись ли стрелки на брюках и гладко ли выбрито лицо для её поцелуев. Прошло минут сорок, а за ними и час. Я не выдержал и решительно двинулся к дому любимой.
Войдя в подъезд и поднявшись на второй этаж, я уверенно постучал в знакомую дверь. Никто не открыл. Я прислушался. За дверью царила тишина. Пара настойчивых нажатий в дверной звонок, сопровождаемых моим нервозным постукиванием каблуком лоферов о каменный пол, не принесла результата.
– Мужчина, Вы к кому? – открыла дверь пожилая соседка с двери напротив, то ли услышавшая мои попытки попасть в квартиру возлюбленной, то ли подглядевшая их в глазок.
– Я к семье, проживающей в этой квартире. Стучу, а никто не открывает!
– Так у юной девочки свадьба! Странные они, конечно, восточные! Дочке и 19–ти нет, а уже замуж выдали за молодого кавказца.
– То есть свадьба всё же состоялась?
– Так часа три назад скандал такой у них разразился! Сюда приехал отец–бизнесмен с пьяным в стельку сыном. Младший и слова промолвить не мог, а старший всё спорил, да ругался с папашей девчонки, который поначалу их даже на порог пускать не захотел, а потом, видать, договорились. Ну и вскоре её, в слезах и платье белом, свадебном, насильно повели по лестнице в машину.
– Номер ЗАГСа или место торжества знаете? – торопливо спросил я, не дослушав рассказа бабули.
– А Вы кто, молодой человек?– с подозрением спросила она.
– Друг семьи, приехавший в столицу и случайно услышавший о свадьбе. Хотел поздравить, да не успел, а с женихом и вовсе не знаком!
– Какой ЗАГС не ведаю, а торжество в престижном ресторане на четыре вечера заказано. Из уважения мне тоже пригласительный вручили! Только как мне туда добраться с коленями больными?
– А я за Вами заеду! Вместе отправимся на праздник! А цветы эти – Вам! Молодожёнам я другой подарок сделаю! – протянул я букет и покинул подъезд, благословлённый радостной старушкой.
Нервно моргая и пытаясь не подпустить близко к сердцу страшную тучу болезненного отчаянья, я набрал номер таксиста, подъехавшего за мной через пятнадцать минут.
– Я думал, уже всё хорошо, а у тебя опять всё заново! – негодовал шофёр, махая на меня рукой, пока мы объезжали ЗАГСы Москвы. – Остановись уже! Она уже не свободная девушка, а жена чья–то! Она – не твоя, вай!
– Она всегда будет моей! Всегда! Я всё равно на ней женюсь! Меня даже смерть не остановит! Я стану призраком, вернусь на землю и женюсь! – озлобленно ткнул я указательным пальцем в бардачок машины, воспротивившись его словам и всем Богам, не дававшим мне и шанса, воссоединится с той, к которой пылал неизменной любовью.
– Хорошо, успокойся! Сейчас пальцем мне капот проткнёшь, а яростью – крышу выжжешь! Я как таксовать буду?
– Прости, не виноват ты. Просто сил моих больше нет даже на то, чтобы печалиться. Внутри одна злоба! Так бы морду её папаше и папаше её жениха набил!
– Э, ты что, слушай, они тебе в отцы годятся! Не хорошо! Так нельзя делать!
– Знаю, что нельзя! Воспитан иначе! Да и поздно уже кому–то морду бить! Время – начало четвертого! – жадно выпил я воды, пытаясь потушить пожар, палящий внутри.
Как и было обещано, мы заехали за пожилой соседкой и, удобно усадив её в уютный салон такси, отправились в ресторан. Выглядела бабушка очень прилично: завивка на волосах, лёгкий макияж, красный маникюр, белое шифоновое платье в цветочек и лодочки на низком каблуке.
– Вы очень обаятельны! – сделал я комплимент старушке.
– Скажи, милок, ты ж к девчонке свататься приехал? – посмотрела она мне в глаза и сочувственно поджала губы.
– Приехал, да не успел! – ответил я печальной улыбкой.
– А на свадьбу к ним зачем стремишься? Сердце болью отравить решил?
– Поможете?
– Самоубийцам не помогаю, – опустила она голову.
– А Вы влюбленным душам помогите, – достал я крестик из кармана. – Это очень личная вещь. Я хочу его на шею девушке повесить. Потом могу с миром лететь домой восвояси.
– Чем помочь–то тебе?
– Скажите на входе, что я – внук, желающий сопроводить Вас до стола из–за больных колен и нарушения баланса, а как исполню родственный долг, то ресторан покину.
– А как же я домой–то доберусь!
– Мой таксист приедет за Вами, обещаю!
Пожилая женщина так и поступила, показав своё пригласительное охраннику.
«Можете проходить!», – сказал он, почтительно открыв нам дверь.
Я довёл бабулю до её стола и попросил сказать невесте, что буду ждать у входа на кухню.
Свадебный зал впечатлял своей роскошью и помпезностью. Высокие потолки были украшены изысканными люстрами, а окна завешаны багряными портьерами с вышитыми на них позолотой узорами. В конце помещения располагалась площадка для молодожёнов с длинным столом, украшенным невысокой скульптурой жениха и невесты. Позади на стене висела декорация в виде двух огромных золотых колец. Крышу просторного зала удерживали столбы, за одним из которых находилась кухня и подсобка, и именно за ним я и присел на стул, наблюдая за всем происходящим.
Мои чувства были тяжелы, как цепи, давящие на плечи, а взгляд был неотрывно прикован к двери, в которую вошла моя любимая под руку с полу–трезвым женихом. Она была прекрасна, одетая в приталенное платье из белоснежной ткани, расшитое жемчугом и декорированное кружевами. На её губах я не заметил улыбки, а глаза не сияли девичьим счастьем. Рароша делала то, к чему её принудили: вступала в семейную жизнь с избранником отца. Она старалась не заплакать, играя роль счастливой невесты, но в её движениях и взгляде читались мучения.
От появления молодожёнов с родителями за спиной, весь зал наполнился весельем и какофонией свиста с хлопками в ладоши, и только я вскочил со стула, испытывая вселенскую горечь и боль. Прислонившись к столбу, разболевшимся от мигрени, лбом, я зажмурил глаза до рези в глазницах. «Чёрт, как же жжёт в груди!», – подумал я, стиснув зубы от ревности, огорчения и гнева.
Поуспокоившись, я сел на место и терпеливо подождал, пока соседская старушка не нашептала возлюбленной о том, что я томился у входа на кухню. Тихонько подошедшую ко мне, я завёл её поглубже в темноту коридора, ведущего к кухонной подсобке.
– Прости меня, я ничего не смогла сделать! – уткнулась Рароша мне в грудь.
– И ты меня прости! Я сделал недостаточно! – прижал я её к себе, красивую, нарядную, такую, как хотел бы видеть в качестве своей невесты.
– Мы разведёмся…, – прослезилась она, недосказав желаемого и наспех стирая слёзы изящными длинными пальцами.
– Я всё равно на тебе женюсь, Рароша! Ты станешь моей женой! – я открыл коробочку с крестом на цепочке. – Это жетон, переплавленный в нагрудный крестик. Он будет оберегать тебя во всём и везде!
– Господи, – провела она рукой по подарку, – освящу его в Церкви и буду носить с собой всегда!
– Позволь повесить его на тебя!
Рароша повернулась ко мне спиной и, расстегнув застёжку цепочки, я надел подарок на её изящную шею.
– А ты не можешь остаться и жить в Москве? От одного присутствия тебя в этой стране мне будет легче! – спросила любимая, прижимая крестик к груди.
– Мне с сыном надо вопрос решить. Его мать навсегда в Америку забрать хочет! – поделился я с ней своими проблемами, забыв о том, что никогда не говорил, что у меня есть отпрыск.
– С сыном? – посмотрела она на меня в полном шоке.
– Да, но я никогда не был в отношениях с его матерью…
– Ты такой же, как все! Обманул меня! Использовал мою наивность! – зарыдала она, закрыв руками лицо.
– Да нет же! Это было до нашей встречи! Я тебя одну люблю! – перепугался я.
– Как ты мог так поступить? Я же тебе первый поцелуй и первую ночь подарила! А ты мне лгал, что у тебя уже есть женщина! Ты мою честь запятнал!
– Да послушай ты меня…, – схватил я Рарошу за плечи, раздражённый тем, что она не даёт мне возможности всё объяснить.
– Хорошо, что я замуж пошла, а то осталась бы порочной старой девой до конца лет своих! – в истерике кричала мне она.
– Я всегда буду рядом, услышь меня!
– Ты врёшь, и жениться не собирался! Поразвлечься приехал! Отпусти! – вырывалась любимая из моей хватки, привлекая внимание персонала.
Я разжал руки, и она убежала, оставив меня с разломленным сердцем и ощущением, что я сам запятнал свою совесть и честь.
Полностью разбитый и сокрушённый всем произошедшим, я вернулся на стул за скрывающий моё присутствие столб. Я смотрел на Рарошу, мечтая о том, что она опомниться и вернётся на разъяснительную беседу. Я посылал ей смс, одно за другим, но она даже не глядела в телефон. Я чувствовал себя нелепо, виновато, гнило, хотя и понимал, что всё совсем не так, как восприняло её чувствительное сердце.
Минут через тридцать, я заметил, как новоявленный муж моей Рароши направился в уборную, и пошёл за ним.
– Опять ты? – выронил он из рук листочек с белым порошком. – Это отец меня заставил! Видит Аллах, я не хотел!
– Ты помнишь мои предупреждения о том, что будет с тобой, если обидишь свою молодую жену? – прижал я его к стенке.
– Да, помню, псих ты ненормальный!
– Вот и не забывай! Это моя женщина, рождённая для меня, моя будущая супруга и мать моих детей! Тронешь её – пеняй на себя! – поправил я смятый пиджак на его груди и покинул ресторан.
Глава 25. Я один
Человек может лишиться всего, кроме своего внутреннего мира
Я вернулся в квартиру бывшего сокамерника, разбитый физически и с разбитым сердцем. Все мои мысли были о замужестве возлюбленной и о предстоящей ей брачной ночи с новоиспеченным мужем. Ревность сжигала меня изнутри и я дышал её испепеляющим жаром. Измученный разум, точно получив заряд адреналина, оживился, рисуя мне картинки одну за другом, на которых сынок бизнесмена «лапал» мою любимую везде, где вздумается. На этих же картинках он, на правах восточного мужа, решал их быт, определял запреты и ел еду, что супруга готовила, ни разу не сочтя за счастье её присутствие рядом. Я завидовал ему так, как никогда и никому. Завидовал даже тому, что он может просто смотреть на неё, разговаривать с ней, слышать её дыхание. Я так хотел Рарошу в своей жизни, что жизни без неё мне не хотелось вовсе!
– Ты чего такой помятый? – спросил товарищ, обняв меня при встрече.
– Она замуж вышла. Я не сумел спасти нашу любовь от этого брака, – грустно ответил я.
– Зато ты спас себя!
– От чего?
– От чего–то дурного! Не по судьбе она тебе пришла, – услышь ты меня, наконец! Было бы иначе, так и обстоятельства сложились бы по–другому! В твою пользу, а не против тебя.
– Это ты привык ждать, что обстоятельства сложатся в твою пользу, а я сам кузнец своего счастья! – сорвался я на не в чём не повинного друга.
– Тогда получается, что мастер ты никудышный, раз подкову вашего благополучия сковать не сумел, – перевёл он моё негодование в шутку.
– Прости, брат, не хотел «налетать» на тебя!
– Да ладно! Я и правда неудачник, полагающийся на судьбу, только судьба меня совсем не балует удачными обстоятельствами.
– Будь оно так, не выжил бы в Ираке! Значит, жизнь твоя имеет смысл! Я знаю, через какую бурю эмоций ты проходишь каждый день, и на твоём месте не стал бы отказываться от врача.
– Чего мы в прихожей стоим?! Пошли, выпьем чего покрепче! – закрыл он тему и, зашаркав старыми тапками по линолеуму, двинулся на кухню.
Я сел за стол, а бывший сокамерник положил перед нами деревянную доску для нарезания овощей, поверх которой поставил горячую сковороду с макаронами, залитыми томатной пастой. Разложил две тарелки с приборами, достал малосольное ассорти и открыл бутылку водки.
– Моя женщина уснула после дальней дороги. Посидим по–мужски! – наполнил он рюмки.
– Ты бы не налегал на спиртное!
– Это единственное отвлечение от боли. Душевной, та, что здесь, – зажмурил он глаза и застучал кулаком себе по груди.
– Водка не может быть отвлеченьем, друг! Мой папа – врач, и я точно знаю, что после запоя наступает похмелье, сопровождающееся повышенной тревожностью, потому как поднимается кортизол, а это гормон «стресса», и падает дофамин – гормон «счастья». Тревожность в нашем с тобой случае обратится в неконтролируемую панику, вызывая потребность в новой дозе водки во имя успокоения. Ты попадёшь в замкнутый круг.
– Я, конечно, не такой умный, как ты, но и в твоём медицинском наставление не нуждаюсь, ты уж прости, – заглотнул он сто грамм и налил себе ещё.
– Как прошло знакомство с твоими родителями? – сменил я тему.
– Неплохо для первого раза, учитывая разницу в культуре и мировоззрение. Родным не нравится, что женщина работает, и что раскрепощённая в общение. У нас же, знаешь, как: зажатость говорит о скромности, а вот открытость о разгульности. Родители предпочитают оставаться слепы к нашей любви, как и к тому, что я не зарабатываю ни копейки. Мужчина, сын – для них лишь это важно, вот и ищут мне женщину из «своих»: стеснительную и домашнюю. А как мы жить будем, и на что, даже не задумываются.
– Так они не дали согласия на брак?
– А мне надоело ждать его! Я просто поставил их в известность, что свадьба состоится через год, первого марта.
