Считают его выжившим из ума стариком, у кого семь седмиц на неделе. Даже Творислав признавал, что основания у них были. И снова виновата была его отцовская любовь. Не смог устоять перед мольбами дочери. Пусть и стала Гордеславушка заложной покойницей, но для отца она так и осталась живой. Поэтому обе её просьбы принял близко к сердцу. Сначала она просила назначить битву на болоте, а потом раздумала. Ох и злились тогда древляне и хазары. Хазарский хан вообще предложил призвать шамана, чтобы дух княжны не беспокоил живых. Только если Гордеслава справилась с Гостобраном, то неужели какого-то колдуна кочевого напугается?
Знатно воспользовался тогда Яронег разбродом между былыми союзниками. Рати кочевников разбил поодиночке, а древляне сами повернули в свой Искоростень. Даже отец Радмилы, Брячислав Туровский, оговорился срочными делами. Оно и понятно. Каждому своя рубаха к телу ближе.
— А я, выходит, люб тебе? — мрачно спросил он у красавицы.
— Мне не любы неблагодарные люди. А Яронег всё же сын Гостобрана. Ты же, княже, подарил мне щедрые требы.
— Я?
— Али запамятовал? Кто эту сечу кровопролитную начал? Кто с ворогами былыми союз заключил? Мои волки и вороны вдосталь налакались крови славянской. Многие хоробры полегли, многие очи закрылись, плоть людей стала цветами да травами, — при этих словах дева изо всех сил сжала букет тонкими, как веточки, пальцами, но из стеблей на покрывало, расшитое золотыми нитями, брызнул не сок растений, а кровь.
Творислава едва не замутило при этих жестоких словах. Он не задумывался о чужих жизнях, но сейчас ему казалось, что поток пролитой безвинной крови пал на его седую, как лунь, голову. Всю жизнь он воевал, ссорился и мирился с Гостобраном, старался править справедливо. Но теперь страшно ему стало попасть после смерти не в Ирий, а стать прислужником жуткой и злобной Марены. Из-за чего же тогда они поругались с Гостобраном? С возрастом память Творислава стала дырявой, как решето. Вроде бы Гостобран на каком-то пиру перебрал и стал хвастаться вымышленными военными подвигами. Творислав обычно молчал, а тут что-то не стерпел. Слово за слово, князья поругались. Хотя нет, это вроде было в предпоследний раз. В последний раз вроде Гостобран зарезал родича Творислава из-за какой-то девки, чьего имени на следующий солнцеворот уже не мог вспомнить. Выпивка, бахвальство, распутные молодки — разве всё это стоило человеческих жизней? Но, — тут князь помрачнел, — на этот раз причина более чем уважительная. Да и сама Марена на его стороне.
— Такова, видно, моя Доля. Веди меня, богиня.
— Если ты убьёшь князя Яронега, то насытится ли твоя жажда крови?
— О да. Златокаменцы не сделали моей семье ничего дурного. Но правитель должен заплатить своей жизнью за жизнь моей дочери.
— Это разумная вира, — кивнула кудрявой головой собеседница. — Собирай войска. А когда придёт время, то я упрежду тебя. Ворота в город сама тебе открою. А там — знаешь, как поступить. Только в порубе у князя сидит кудесник — мой верный слуга. Его не трожь. Этот кудесник был другом Яронега, но князь быстро позабыл добро, — тут голос пришелицы стал похож на звон металла.
— Да я хоть всех головников на свободу выпущу, — пообещал обрадованный князь.
— Всех не стоит, — хладнокровно ответила богиня, — только одного-единственного. А чтоб не забыл наш уговор, держи божий дар.
Девушка рассмеялась ледянящим душу смехом и хлопнула старика по ладони. Рука у неё была студёной, но этого следовало ожидать. Душу самого Творислава сковала ледяная скорбь, и он ощутил некое родство с Мареной-Зимой.
— По рукам, княже?
— По рукам. Пусть стрела Перуна меня поразит, если я не сдержу слова.
— Это зря. Я знаю, что твоему слову можно доверять. Но бережёного и моя подруга Яга не съест. Разожги огонь. Пусть сам огонь-Сварожич будет нашим послухом.
Творислав поклялся всеми богами, прикоснулся губами к своему мечу, а позже облобызал и серп, который богиня вынула из своих волос, а когда закончил говорить, то новая княжеская союзница исчезла так же внезапно, как и появилась. Только под утро князь забылся спасительным сном. Был уже светлый день, когда он очнулся.
Первая мысль властителя была проста до предела:
— Привидится же такое.
Он не сомневался, что Марена, их договор и страшная клятва померещились его воспалённому разуму. Уж слишком часто правителя Мурома тревожили мысли о мести. Так слепни одолевают могучую корову, которая пытается стряхнуть их хвостом. Но что это? На ларе из слоновой кости лежала свежая веточка рябины. Не веря своим старческим, слегка подслеповатым очам, Творислав повертел в руках цветущую ветвь. Цветущую? Да ведь уже наступила осень. Облетел цвет с рябины давно уж. Творислав выглянул в окно и поразился. Садовые деревца были поцелованы первым снегом. Не инеем, а самым настоящим снегопадом. Князь быстро обулся в сафьяновые сапожки и поспешил в сад. Никогда ещё Творислав Муромский так внимательно не вглядывался в клумбы, деревья и прочие растения. Сад — это бабья забава. Его покойная жена, а затем Гордеслава и Радмила для своего удовольствия занимались плодовыми деревьями, цветами и лекарственными травами. А вот Томша ничем не интересуется. Рукоделием не занимается, детей спихнула на мамок да нянек, только и знает, что красоваться перед зеркалом да ссорить всех. Что только нашёл в ней Усыня? Когда уйдёт Творислав в Ирий, то на кого оставит родную землю? Хотя вход в Ирий ему теперь заказан.
Сразу видно, что пришла Зима-Марена к нему на гостевание. Приголубила метель листочки опадающие, травушку осеннюю и оставила свой след на руке Творислава. Чтобы помнил, с кем связался. Словно ледяное прикосновение выжгло кровь под кожей опрометчивого князя.
Не возрадовались люди новому походу, но с князьями спорить — головой рисковать. Усыня было заупрямился, но суровый отец резко окоротил непослушного сына.
— Вот будешь князем — тогда раздавай приказы. Держись за понёву Томши.
Посмеялся народ над незадачливым княжичем, да разошёлся по домам. Решено — быть походу.
Чистозвана чувствовала себя, как лесная сова. Её временем теперь была ночь непроглядная. Посадили пташку из веси в златую клетку и стерегут, как зеницу ока. Как ей хотелось ощутить босыми ступнями мягкость трав, мха, лишайников, прохладу Матери-сырой-земли. Ведь после Перунова дня жара медленно уходит за далёкие моря. Сейчас как раз самая грибная пора. Подосиновики, подберёзовики, чёрные и белые грузди, внушительные боровики, мягкие моховики, разноцветные сыроежки — соблазн для грибника. Чистозвана любила играть в прятки с грибами. У каждого гриба — своя повадка и правила игры. В этой игре человек всегда водит, а грибы — прячутся. Лучше всех хоронятся золотистые лукавые лисички. И не счесть, сколько раз Чистозвана обманывалась, приняв желтеющий в траве, берёзовый листочек за малюсенькую лисичку. Всегда листочки и хвоя были дружны со шляпками грибов. Папоротники же напоминали Чистозване зачарованных зелёных рыб.
Но сейчас не время предаваться грёзам о былом счастье, так можно размякнуть, как хлеб, брошенный в молоко. Чистозвана долетела до княжьего терема, оказалась в своей горнице и моментально упала на лебяжью перину. Но сон и дрёма окончательно раздружились с узницей.
Да, Чистозвана находилась в плену, хотя окружающие величали её княжеской гостьей. Как пирожок не назови — всё равно съедят.
Чистозвана знала, что когда сон не приходит, то самое лучшее вспоминать о былом или думать о посторонних предметах. Не успеешь оглянуться, как заснёшь. Только лучше не кручиниться. Легко сказать — трудно сделать. Как быть, если тоска сдавливает душу Чистозваны своими металлическими щупальцами. Может, было бы лучше немного побродить по ночному лесу? Нет, — сказала себе Чистозвана. — У меня ещё будет время для прогулок. Мне не нужны жалкие кусочки от праздничного каравая. Стоит проявить терпение и я получу тёплый, ароматный, хрустящий хлеб целиком. При мыслях о хлебе Чистозвана вспомнила сегодняшнюю, нет уже вчерашнюю встречу с маленькой обездоленной девочкой. Жаль, что тогда она не была в образе Марены, ведь за серебро можно было бы выручить в разы больше, чем за стеклянные бусины. Хотя трусливая Любонега точно улепетала бы от грозной самозванной богини. Даже храбрый Творислав сначала оробел. А уж Вадим упал бы замертво от страха. При воспоминании об этом ненавистном предателе Чистозвана зарычала. Не делай добра злым людям… Эту истину следует внушать детям с молоком матери. Беломил показал своей дщери только самую светлую сторону жизни. Не из рода, а в род пошёл Вадим. Ведь он был потомком того пасынка Красавы, который даже не пустил на порог мачеху. Теперь Чистозвана знала страшную историю, случившуюся несколько столетий назад. Но почти ничего не изменилось в людских душах. По-прежнему за самопожертвование злые люди платят чёрной, как смола, неблагодарностью. Глупая, глупая Чистозвана. Ты столько времени мечтала повторить подвиг Красавы. Что же, это тебе удалось лучше, чем ты думала. Порой Чистозване казалось, что, бросив вызов высшим силам, она примерила чужую судьбу, как старый сарафан, который боярыня подарила бедной родственнице. Вадим оказался неблагодарным предателем, который был недостоин не то, что любви, но и жизни. Но с вероломным гончаром Чистозвана поквитается потом. Раньше она была соткана из живого пламени, белоговолых луговых цветов и лесных трав. А нынче Чистозвана себя сравнивала с растением, выросшим из плоти мертвяка неотмщённого.
Чистозвана старалась припомнить все песни, предания, сказки, кощуны и легенды, которые ей довелось услышать за всю жизнь. Всё началось с Кудьмы, а закончилось девочкой, превратившейся в лебедя. Нет, предания лучше слушать, а не проживать.
Чистозвана мимолётно вспомнила те сказки, которыми её щедро потчевала Свинья. История о жадном богаче, который не пожелал подать краюшку хлеба нищему. Но в нищего обратился сам бог Кугу-Юмо. Коварное божество спросило богача, хочет ли он, чтобы нищие никогда не просили у него денег. Почему-то в сказках богачи бывают не только жадными, но и неимоверно глупыми и доверчивыми. Дурак никогда не сумеет разбогатеть. Даже если по случайности ему подвернется клад, то глупец пустит все деньги по ветру. Если до этого какие-нибудь ловкачи не отберут золото у малоума. Хотя даже такой лис как Велислав умудрился попасть в капкан бесчеловечных охотников.
Чистозвана дала себе слово, что больше никогда не будет охотиться на зверей без особой надобности. Никогда она не будет расставлять капканы. Условия для зверя и охотника должны быть равны. Пусть лисы лакомятся курами, волки поедают зайцев, но звери никогда первыми не нападают на людей. Сколько дурных слухов ходит о волках. А ведь эти звери только стремятся выжить и заботятся о своём потомстве. Ведь волки являются прекрасными родителями. Недалеко от веси Локсти проживало племя горных мари. Свинья, которая была изгоем в родной веси, зачастую общалась с соседним племенем. Когда сон подолгу не приходит, то лучше всего рассказать сказку али баснь. Свинья поведала Чистозване о детях, дразнивших луну, о коварной мыши, обманувшей верблюда (эту сказку она слышала от славянина, сбежавшего из хазарского плена), о девице, чей жених пал в бою с врагами, и она убила нового жениха, чтобы не принадлежать другому. А потом головница, ожидающая казни в порубе за свое лиходейство, обратилась в кукушку и облетела многие земли, но нашла тело мёртвого жениха. До сих пор кручинится дева по своему милому. Когда хоронили Беломила, Чистозвана слышала скорбную песнь лесной птахи. Но тогда ей было всё равно, сколько ещё солнцеворотов ей отпущено. Тогда её душа напоминала реку, которую осушил до дна мифический великан.
Для такой живой и деятельной девицы сильные потрясения были намного предпочтительнее тоски, скуки и отчаяния. Чистозвана предпочитала бурю, грозу, град, смерч, наводнение. Только не ненастье. Тоска — означала тупое равнодушие, разочарование в жизни, нежелание двигаться вперёд. А Чистозвана была как факел, созданный для того, чтобы гореть, но не затухать. Эта хрупкая, как лоза, девушка могла выдержать любые порывы ветра, но бездействие, словно засуха, губило юный побег.
Сейчас Чистозване хотелось завыть, уподобляясь лютой волчице или разбуженной медведихе, стоило только вспомнить о своих ошибках. Эти воспоминания напоминали кипящую похлёбку, которую нерадивая хозяйка в спешке проливает на нежную кожу. Щёки Чистозваны при этих болезненных для неё воспоминаниях, краснели, как обожжённые участки кожи. Былое жгло сильнее, чем крапива, кипяток или огонь. Об огне даже и думать не хотелось.
За время заточения глаза Чистозваны привыкли к тьме. В темноте она видела не хуже своих любимых котов. Хорошо всё же, что животным, Оленю и Ягодке ничего не угрожает. Хотя Олень ведёт себя, по меньшей мере, безрассудно. Словно хочет пожилой гусляр прослыть смутьяном. По словам служанки Теплиги, Яронег уже пригрозил строптивому певцу опалой. Нахальный простолюдин только посмеялся:
— Что мне опала? Ну отрубят вторую руку, так что в этом необычного? Вот если бы ты, княже, отрастил мне отрубленную руку, тогда бы я ещё подумал. А так…
Яронег ничего не ответил на эту дерзость. Он глядел на того человека, которого всё ещё считал своим другом, с плохо скрытой печалью, а после повернулся и пошёл к заборолам.
Чистозвана же погрузилась в размышления о своей жизни. Выводы напрашивались самые неутешительные.
Сколько же непростительных ошибок и промахов совершила глупая рыбацкая дочка? Главная из них — желание спасти Вадима, чтоб его леший завёл в чащу непролазную. Как прав был Велислав, что решил избавиться от никчёмного гончара. Зачем Чистозвана пошла в лес? Зачем разбудила свою Недолю?
Хотя неправ был и простодушный рыбарь Беломил. Не надо ему было пускать на порог свою родню. Хотя за это сам Род огневался бы на ослушника. Но сейчас Чистозване не хотелось верить в светлых богов. Теперь она жрица Марены.
Не надо было Беломилу внушать дочери, что мир создан только для удовольствия, любви, дружбы и добра. Ведь доверчивый зверолов так и говорил: «Что со мной случится — обращайся к моим друзьям. Они тебя выручат».
Выручили. Обобрали. Они забрали у Чистозваны не украшения, не бредень и не прочие безделушки и нужные вещи. Ляд с ним, с украденным. Обидно, мерзко, противно, но не смертельно. Друзья отца забрали у Чистозваны веру в людей. Нет. Не так. Они поступили как кабаны, грызущие дуб. Эти люди просто подточили своими зубами душу Чистозваны. А рухнул дуб, когда Вадима приносили в жертву. Велислав был грозой, друзья Беломила — свиньями во всех смыслах.
Ах, отец, лучше бы ты учил свою дочь неразумную рассчитывать только на себя. Самое опасное, что может случиться с личностью — уверенность, что все тебе должны по жизни. Такой воспитали глупую и чванливую Осинку. Возможно, Синеслава стала такой, имея перед глазами пример бабушки. Хотя нет, Тополёну Лихо с большим аппетитом скушало, когда Величана была маленькой да удаленькой девчуркой. Лихо…
Чистозвана не обращала внимания на зарю, возводящую за окном розовые замки непревзойдённой красоты. В веси людей будил звонкий голос петуха. Пёстрый болтун никогда не пропускал утро и возвещал всем о начале нового дня.
Знатно воспользовался тогда Яронег разбродом между былыми союзниками. Рати кочевников разбил поодиночке, а древляне сами повернули в свой Искоростень. Даже отец Радмилы, Брячислав Туровский, оговорился срочными делами. Оно и понятно. Каждому своя рубаха к телу ближе.
— А я, выходит, люб тебе? — мрачно спросил он у красавицы.
— Мне не любы неблагодарные люди. А Яронег всё же сын Гостобрана. Ты же, княже, подарил мне щедрые требы.
— Я?
— Али запамятовал? Кто эту сечу кровопролитную начал? Кто с ворогами былыми союз заключил? Мои волки и вороны вдосталь налакались крови славянской. Многие хоробры полегли, многие очи закрылись, плоть людей стала цветами да травами, — при этих словах дева изо всех сил сжала букет тонкими, как веточки, пальцами, но из стеблей на покрывало, расшитое золотыми нитями, брызнул не сок растений, а кровь.
Творислава едва не замутило при этих жестоких словах. Он не задумывался о чужих жизнях, но сейчас ему казалось, что поток пролитой безвинной крови пал на его седую, как лунь, голову. Всю жизнь он воевал, ссорился и мирился с Гостобраном, старался править справедливо. Но теперь страшно ему стало попасть после смерти не в Ирий, а стать прислужником жуткой и злобной Марены. Из-за чего же тогда они поругались с Гостобраном? С возрастом память Творислава стала дырявой, как решето. Вроде бы Гостобран на каком-то пиру перебрал и стал хвастаться вымышленными военными подвигами. Творислав обычно молчал, а тут что-то не стерпел. Слово за слово, князья поругались. Хотя нет, это вроде было в предпоследний раз. В последний раз вроде Гостобран зарезал родича Творислава из-за какой-то девки, чьего имени на следующий солнцеворот уже не мог вспомнить. Выпивка, бахвальство, распутные молодки — разве всё это стоило человеческих жизней? Но, — тут князь помрачнел, — на этот раз причина более чем уважительная. Да и сама Марена на его стороне.
— Такова, видно, моя Доля. Веди меня, богиня.
— Если ты убьёшь князя Яронега, то насытится ли твоя жажда крови?
— О да. Златокаменцы не сделали моей семье ничего дурного. Но правитель должен заплатить своей жизнью за жизнь моей дочери.
— Это разумная вира, — кивнула кудрявой головой собеседница. — Собирай войска. А когда придёт время, то я упрежду тебя. Ворота в город сама тебе открою. А там — знаешь, как поступить. Только в порубе у князя сидит кудесник — мой верный слуга. Его не трожь. Этот кудесник был другом Яронега, но князь быстро позабыл добро, — тут голос пришелицы стал похож на звон металла.
— Да я хоть всех головников на свободу выпущу, — пообещал обрадованный князь.
— Всех не стоит, — хладнокровно ответила богиня, — только одного-единственного. А чтоб не забыл наш уговор, держи божий дар.
Девушка рассмеялась ледянящим душу смехом и хлопнула старика по ладони. Рука у неё была студёной, но этого следовало ожидать. Душу самого Творислава сковала ледяная скорбь, и он ощутил некое родство с Мареной-Зимой.
— По рукам, княже?
— По рукам. Пусть стрела Перуна меня поразит, если я не сдержу слова.
— Это зря. Я знаю, что твоему слову можно доверять. Но бережёного и моя подруга Яга не съест. Разожги огонь. Пусть сам огонь-Сварожич будет нашим послухом.
Творислав поклялся всеми богами, прикоснулся губами к своему мечу, а позже облобызал и серп, который богиня вынула из своих волос, а когда закончил говорить, то новая княжеская союзница исчезла так же внезапно, как и появилась. Только под утро князь забылся спасительным сном. Был уже светлый день, когда он очнулся.
Первая мысль властителя была проста до предела:
— Привидится же такое.
Он не сомневался, что Марена, их договор и страшная клятва померещились его воспалённому разуму. Уж слишком часто правителя Мурома тревожили мысли о мести. Так слепни одолевают могучую корову, которая пытается стряхнуть их хвостом. Но что это? На ларе из слоновой кости лежала свежая веточка рябины. Не веря своим старческим, слегка подслеповатым очам, Творислав повертел в руках цветущую ветвь. Цветущую? Да ведь уже наступила осень. Облетел цвет с рябины давно уж. Творислав выглянул в окно и поразился. Садовые деревца были поцелованы первым снегом. Не инеем, а самым настоящим снегопадом. Князь быстро обулся в сафьяновые сапожки и поспешил в сад. Никогда ещё Творислав Муромский так внимательно не вглядывался в клумбы, деревья и прочие растения. Сад — это бабья забава. Его покойная жена, а затем Гордеслава и Радмила для своего удовольствия занимались плодовыми деревьями, цветами и лекарственными травами. А вот Томша ничем не интересуется. Рукоделием не занимается, детей спихнула на мамок да нянек, только и знает, что красоваться перед зеркалом да ссорить всех. Что только нашёл в ней Усыня? Когда уйдёт Творислав в Ирий, то на кого оставит родную землю? Хотя вход в Ирий ему теперь заказан.
Сразу видно, что пришла Зима-Марена к нему на гостевание. Приголубила метель листочки опадающие, травушку осеннюю и оставила свой след на руке Творислава. Чтобы помнил, с кем связался. Словно ледяное прикосновение выжгло кровь под кожей опрометчивого князя.
Не возрадовались люди новому походу, но с князьями спорить — головой рисковать. Усыня было заупрямился, но суровый отец резко окоротил непослушного сына.
— Вот будешь князем — тогда раздавай приказы. Держись за понёву Томши.
Посмеялся народ над незадачливым княжичем, да разошёлся по домам. Решено — быть походу.
Чистозвана чувствовала себя, как лесная сова. Её временем теперь была ночь непроглядная. Посадили пташку из веси в златую клетку и стерегут, как зеницу ока. Как ей хотелось ощутить босыми ступнями мягкость трав, мха, лишайников, прохладу Матери-сырой-земли. Ведь после Перунова дня жара медленно уходит за далёкие моря. Сейчас как раз самая грибная пора. Подосиновики, подберёзовики, чёрные и белые грузди, внушительные боровики, мягкие моховики, разноцветные сыроежки — соблазн для грибника. Чистозвана любила играть в прятки с грибами. У каждого гриба — своя повадка и правила игры. В этой игре человек всегда водит, а грибы — прячутся. Лучше всех хоронятся золотистые лукавые лисички. И не счесть, сколько раз Чистозвана обманывалась, приняв желтеющий в траве, берёзовый листочек за малюсенькую лисичку. Всегда листочки и хвоя были дружны со шляпками грибов. Папоротники же напоминали Чистозване зачарованных зелёных рыб.
Но сейчас не время предаваться грёзам о былом счастье, так можно размякнуть, как хлеб, брошенный в молоко. Чистозвана долетела до княжьего терема, оказалась в своей горнице и моментально упала на лебяжью перину. Но сон и дрёма окончательно раздружились с узницей.
Да, Чистозвана находилась в плену, хотя окружающие величали её княжеской гостьей. Как пирожок не назови — всё равно съедят.
Чистозвана знала, что когда сон не приходит, то самое лучшее вспоминать о былом или думать о посторонних предметах. Не успеешь оглянуться, как заснёшь. Только лучше не кручиниться. Легко сказать — трудно сделать. Как быть, если тоска сдавливает душу Чистозваны своими металлическими щупальцами. Может, было бы лучше немного побродить по ночному лесу? Нет, — сказала себе Чистозвана. — У меня ещё будет время для прогулок. Мне не нужны жалкие кусочки от праздничного каравая. Стоит проявить терпение и я получу тёплый, ароматный, хрустящий хлеб целиком. При мыслях о хлебе Чистозвана вспомнила сегодняшнюю, нет уже вчерашнюю встречу с маленькой обездоленной девочкой. Жаль, что тогда она не была в образе Марены, ведь за серебро можно было бы выручить в разы больше, чем за стеклянные бусины. Хотя трусливая Любонега точно улепетала бы от грозной самозванной богини. Даже храбрый Творислав сначала оробел. А уж Вадим упал бы замертво от страха. При воспоминании об этом ненавистном предателе Чистозвана зарычала. Не делай добра злым людям… Эту истину следует внушать детям с молоком матери. Беломил показал своей дщери только самую светлую сторону жизни. Не из рода, а в род пошёл Вадим. Ведь он был потомком того пасынка Красавы, который даже не пустил на порог мачеху. Теперь Чистозвана знала страшную историю, случившуюся несколько столетий назад. Но почти ничего не изменилось в людских душах. По-прежнему за самопожертвование злые люди платят чёрной, как смола, неблагодарностью. Глупая, глупая Чистозвана. Ты столько времени мечтала повторить подвиг Красавы. Что же, это тебе удалось лучше, чем ты думала. Порой Чистозване казалось, что, бросив вызов высшим силам, она примерила чужую судьбу, как старый сарафан, который боярыня подарила бедной родственнице. Вадим оказался неблагодарным предателем, который был недостоин не то, что любви, но и жизни. Но с вероломным гончаром Чистозвана поквитается потом. Раньше она была соткана из живого пламени, белоговолых луговых цветов и лесных трав. А нынче Чистозвана себя сравнивала с растением, выросшим из плоти мертвяка неотмщённого.
Чистозвана старалась припомнить все песни, предания, сказки, кощуны и легенды, которые ей довелось услышать за всю жизнь. Всё началось с Кудьмы, а закончилось девочкой, превратившейся в лебедя. Нет, предания лучше слушать, а не проживать.
Чистозвана мимолётно вспомнила те сказки, которыми её щедро потчевала Свинья. История о жадном богаче, который не пожелал подать краюшку хлеба нищему. Но в нищего обратился сам бог Кугу-Юмо. Коварное божество спросило богача, хочет ли он, чтобы нищие никогда не просили у него денег. Почему-то в сказках богачи бывают не только жадными, но и неимоверно глупыми и доверчивыми. Дурак никогда не сумеет разбогатеть. Даже если по случайности ему подвернется клад, то глупец пустит все деньги по ветру. Если до этого какие-нибудь ловкачи не отберут золото у малоума. Хотя даже такой лис как Велислав умудрился попасть в капкан бесчеловечных охотников.
Чистозвана дала себе слово, что больше никогда не будет охотиться на зверей без особой надобности. Никогда она не будет расставлять капканы. Условия для зверя и охотника должны быть равны. Пусть лисы лакомятся курами, волки поедают зайцев, но звери никогда первыми не нападают на людей. Сколько дурных слухов ходит о волках. А ведь эти звери только стремятся выжить и заботятся о своём потомстве. Ведь волки являются прекрасными родителями. Недалеко от веси Локсти проживало племя горных мари. Свинья, которая была изгоем в родной веси, зачастую общалась с соседним племенем. Когда сон подолгу не приходит, то лучше всего рассказать сказку али баснь. Свинья поведала Чистозване о детях, дразнивших луну, о коварной мыши, обманувшей верблюда (эту сказку она слышала от славянина, сбежавшего из хазарского плена), о девице, чей жених пал в бою с врагами, и она убила нового жениха, чтобы не принадлежать другому. А потом головница, ожидающая казни в порубе за свое лиходейство, обратилась в кукушку и облетела многие земли, но нашла тело мёртвого жениха. До сих пор кручинится дева по своему милому. Когда хоронили Беломила, Чистозвана слышала скорбную песнь лесной птахи. Но тогда ей было всё равно, сколько ещё солнцеворотов ей отпущено. Тогда её душа напоминала реку, которую осушил до дна мифический великан.
Для такой живой и деятельной девицы сильные потрясения были намного предпочтительнее тоски, скуки и отчаяния. Чистозвана предпочитала бурю, грозу, град, смерч, наводнение. Только не ненастье. Тоска — означала тупое равнодушие, разочарование в жизни, нежелание двигаться вперёд. А Чистозвана была как факел, созданный для того, чтобы гореть, но не затухать. Эта хрупкая, как лоза, девушка могла выдержать любые порывы ветра, но бездействие, словно засуха, губило юный побег.
Сейчас Чистозване хотелось завыть, уподобляясь лютой волчице или разбуженной медведихе, стоило только вспомнить о своих ошибках. Эти воспоминания напоминали кипящую похлёбку, которую нерадивая хозяйка в спешке проливает на нежную кожу. Щёки Чистозваны при этих болезненных для неё воспоминаниях, краснели, как обожжённые участки кожи. Былое жгло сильнее, чем крапива, кипяток или огонь. Об огне даже и думать не хотелось.
За время заточения глаза Чистозваны привыкли к тьме. В темноте она видела не хуже своих любимых котов. Хорошо всё же, что животным, Оленю и Ягодке ничего не угрожает. Хотя Олень ведёт себя, по меньшей мере, безрассудно. Словно хочет пожилой гусляр прослыть смутьяном. По словам служанки Теплиги, Яронег уже пригрозил строптивому певцу опалой. Нахальный простолюдин только посмеялся:
— Что мне опала? Ну отрубят вторую руку, так что в этом необычного? Вот если бы ты, княже, отрастил мне отрубленную руку, тогда бы я ещё подумал. А так…
Яронег ничего не ответил на эту дерзость. Он глядел на того человека, которого всё ещё считал своим другом, с плохо скрытой печалью, а после повернулся и пошёл к заборолам.
Чистозвана же погрузилась в размышления о своей жизни. Выводы напрашивались самые неутешительные.
Сколько же непростительных ошибок и промахов совершила глупая рыбацкая дочка? Главная из них — желание спасти Вадима, чтоб его леший завёл в чащу непролазную. Как прав был Велислав, что решил избавиться от никчёмного гончара. Зачем Чистозвана пошла в лес? Зачем разбудила свою Недолю?
Хотя неправ был и простодушный рыбарь Беломил. Не надо ему было пускать на порог свою родню. Хотя за это сам Род огневался бы на ослушника. Но сейчас Чистозване не хотелось верить в светлых богов. Теперь она жрица Марены.
Не надо было Беломилу внушать дочери, что мир создан только для удовольствия, любви, дружбы и добра. Ведь доверчивый зверолов так и говорил: «Что со мной случится — обращайся к моим друзьям. Они тебя выручат».
Выручили. Обобрали. Они забрали у Чистозваны не украшения, не бредень и не прочие безделушки и нужные вещи. Ляд с ним, с украденным. Обидно, мерзко, противно, но не смертельно. Друзья отца забрали у Чистозваны веру в людей. Нет. Не так. Они поступили как кабаны, грызущие дуб. Эти люди просто подточили своими зубами душу Чистозваны. А рухнул дуб, когда Вадима приносили в жертву. Велислав был грозой, друзья Беломила — свиньями во всех смыслах.
Ах, отец, лучше бы ты учил свою дочь неразумную рассчитывать только на себя. Самое опасное, что может случиться с личностью — уверенность, что все тебе должны по жизни. Такой воспитали глупую и чванливую Осинку. Возможно, Синеслава стала такой, имея перед глазами пример бабушки. Хотя нет, Тополёну Лихо с большим аппетитом скушало, когда Величана была маленькой да удаленькой девчуркой. Лихо…
Чистозвана не обращала внимания на зарю, возводящую за окном розовые замки непревзойдённой красоты. В веси людей будил звонкий голос петуха. Пёстрый болтун никогда не пропускал утро и возвещал всем о начале нового дня.
