— Велислав ничего не боялся. Но тот, кто хоть раз встретил Лихо, не отделается дешёво. Иногда лучше расплатиться сразу, ибо потом судьба спросит побольше. Наш покойный староста любил брать долг с процентами. Так и Недоля.
— Мне нынче не до рассуждений. Если бы ты знала, Красава, как я себя казню за то, что решила спасти Вадима. Какая же я дура!
— Не могу с тобой не согласиться в том, что не надо было спасать Вадима. Но что толку сожалеть о былом? Не зря мудрые люди говорят: «Если бы не мороз, то овёс до неба дорос». Из этих если бы можно было бы спрясть столько полотна, что хоть Мать-сыру-землю одевай вместо снега.
— Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Устрой мне встречу с Мареной.
Луч месяца, осветивший лицо Бабы-Яги, поразился недоумению этой обычно спокойной старухи.
— Я что-то плохо слышать стала на старости лет. Ты добровольно решила принести себя в жертву Марене?
— Не себя. А князя Яронега.
— А ты знаешь, что станется с княжеством после его смерти?
— Какое мне дело до иных людей. Разве часто смертные думают о ком-то, кроме себя. Только теперь я признала правоту Величаны в некоторых вещах.
В этот момент поляна осветилась багряным светом. Череп Величаны покатился по мокрой после недавнего дождя крапиве и остановился около неведомого Чистозване высокого зелёного стебля, увенчанного розовыми цветами. Другое подобное растение имело чёрные бутоны, а третье было украшено белоснежными цветами. Стебель был длинным, как кустарник, а цветы по форме напоминали изысканные ажурные колокольчики или разноцветные чаши в середине, которых был махровый золотой пестик. Алые глазницы освещали поляну, пруд и двух женщин, сидящих на поваленном стволе дерева, заменяющем скамью.
— Вот и дожила, что меня внучка добрым словом вспомнила.
— Как раз не дожила, — не без злорадства заметила Красава, — много воли взяла, как я посмотрю.
— Как раз не добрым, — парировала Чистозвана, — я просто призанала твою правоту. Доброта принесла мне немного счастья. Я столько глупостей сотворила, что сама себе не люба стала.
— Это бывает, — заметил череп. — Только неправа ты, Яга, насчёт Лиха. Нет больше Лиха, но людям лучше жить не стало. Дело в том, что за всё надо платить. Я заплатила сполна за своё властолюбие. Разве моя жизнь была радостной до встречи с Лихом? Ты, Чистозвана, заплатила за своё желание спасти Вадима.
— Э, нет, — усмехнулась Баба-Яга, — я заплатила своей сломанной жизнью за сделку с тёмными силами и за то, что покрывала злодеяние подруги. А ещё за свою трусость. Ведь я молчала, когда невиновного приносили в жертву. Только порой пресветлые боги не карают злодеев, этим толкая смертных взять правосудие в свои руки. Ты же, Величана, хотела жить лучше. В этом нет ничего плохого. Плохо терять чувство меры. Ты возмечтала о несбыточном, как коза, решившая выпить пруд до дна. Ты постоянно приходила ко мне, докучала своей ненавистью, превратилась в нежить при жизни. Ты считала себя мудрой женщиной, а в действительности была глиной в моих руках. Что касается тебя, Чистозвана, то ты зря решила спасти Вадима. Он унаследовал неблагодарность, злобу и глупость от своего далёкого пращура. Но что толку махать кулаками после драки?
— Я слышала, что ты хочешь разделаться с Яронегом? — спросил череп.
— Тебе-то что?
— Мне до этого большое дело. У Яронега только дочь, рождённая от наложницы. Понимаешь, внученька, к чему я клоню?
Яга расхохоталась:
— Да, некоторых людей даже Закрадье не исправит. Выкуси. Он и сам не захочет. У мальчика своя гордость есть, чтобы…
Ярополк, который по привычке прислушивался к разговору взрослых подтвердил слова Бабы-Яги.
— Мне Златокаменск так нужен, как зайчишке пятая ножка. Он и на своих четырёх — неплохо бегает. А я завоюю по праву меча собственное государство. А Яронег не удержит даже наследства нашего тятеньки. Немного мудрости надо, чтобы воспользоваться созревшими плодами. А вот вырастить дерево — тут хыст нужен. А ещё упорство и трудолюбие. Он ещё будет с Твориславом воевать, а я разобью этих дурней поодиночке.
— Ну хвастаться-то все горазды, — усмехнулась Яга.
— Плох тот хирдманн, что конунгом не мечтает стать, — парировал Ярополк. — Я княжеский сын и выкормыш Бабы-Яги. Почему бы мне не стать прославленным правителем? Продешевила ты, бывшая прабабка. Не знала ты мне цены. А когда Творислав и Яронег истребят друг друга, и Златокаменск станет безлюдным, я водружу твой череп на престол. Властвуй. Наслаждайся.
— Дожили, — удручённо заметила Величана.
— Как раз не дожили, — повторил Ярополк фразу приёмной бабушки.
Чистозвана ощутила полузабытое чувство спокойствия и защищённости. Что ни говори, в лесу она чувствовала себя уютнее, чем среди людей.
— Ладно, — сказала Яга, — К Марене я тебя не пущу. Но а к Вувер-куве вполне можно сходить. Она выслушает тебя, посоветует. Да и не чужие вы с ней. Она должница твоего отца.
— Уж не Сыряна ли стала новой Вувер-кувой? — завистливо спросила Величана.
— А ты что полагала, что косточки твоей сестры уже обглодали звери лесные? — подбоченилась Яга.
— Мы с ней не слишком хорошо расстались, — ответила Величана. Никогда ещё Чистозвана не слышала у своей злоехидной бабки такого робкого и пристыженного голоса.
— А что такое? — заинтересовался Ярополк.
Тут Чистозвана ему поведала о сёстрах Величаны. Когда она повела речь о недавних событиях, то череп стал прыгать на месте, как пирожок из кощуны.
— Ты что, окончательно рехнулась? Как можно было отдать всё, что нажито непосильным трудом чужим людям? И теперь эта Ржанка гоголем ходит. А ты?.. А ты?..
Ярополк забросил череп в пруд. Пусть, мол, бывшая прабабка остынет. Но вода чуть не загорелась от ярости обманутой в лучших чувствах Величаны. Уж больно жадна и мелочна при жизни была дщерь Негомила.
— Я слышала, что многие правители хотят знать секрет греческого огня, — медленно проговорила Баба-Яга, — но вот оружие не хуже. Некоторые люди плохо переносят даже чужую щедрость.
Ярополк, не говоря ни слова, поплёлся в избу и вернулся с бреднем, сплетённым из крапивы. Не судилось Гордеславе сплести второй бредень для Вадима, но Ярополк решил, что без подобной вещи в хозяйстве им с приёмной бабушкой не прожить. Вот и методом проб и ошибок, сцепив зубы и сквернословя, как перепивший медовухи витязь, всё же за несколько месяцев сплёл невод. До сих пор ладони малолетнего рукодельника были в мозолях и волдырях, ведь крапива в этом лесу волшебная и жалит больнее, но зато может сдержать любую нежить, а не только слабохарактерного, впавшего в детство Гостобрана. Поймал прабабкин череп Ярополк и подкинул вверх. Запутался череп в ветвях толстой старой ели.
— Ну полетим к Вувер-куве.
— Тоже мне, сокол ясный нашёлся, — пошутила Баба-Яга.
— А она далеко живёт?
—Рукой подать. В марийских лесах. Только скоро Чистозваны хватятся.
— Не хватятся. Я на месяце покачаюсь и солнце уговорю.
Баба-Яга едва за голову не схватилась, но в итоге задорно улыбнулась.
— С кем поведёшься… Когда я общалась с Величаной, то весь мир казался мне угрюмым и тёмным, как бурелом. Тогда я хотела уйти на покой. А вы, словно радуга, что появляется после дождя.
Чистозвана могла бы сразу переместиться, но одной было как-то боязно появляться в чужом доме. Всё же Баба-Яга, как ни крути, тутошняя, а Вувер-кува сродни тем юдам, про которых рассказывала Свинья. Своих злыдней славяне почти не боялись, а вот юды казались чем-то загадочным, странным и страшным. Пусть Ярополк и глуздырь, но от него толку не меньше, чем от иных хоробров. Вон даже лук с собой взял.
— Ты умеешь стрелять? — поразился череп. Вместо ответа Ярополк сбил метким выстрелом ветку на землю. Чистозвана поймала охлаждённый череп и кинула его Ярополку, словно игрушку.
— Стрелять меня учил ещё Яронег. Лицемер он. Если меня ненавидел, то так бы и сказал. Правда, тогда у меня ещё плохо получалось. Но в этом лесу есть блазень, который некогда был печенежским царевичем. Он-то меня и научил.
— Права была Гордеслава, — одними губами промолвила Чистозвана, — что Яронег, что Милава — мелочные и мстительные люди.
— Ладно. Полетели к Вевер-куве.
— А у меня ты разрешения не спросишь? — насупилась Баба-Яга.
— Спрошу. Но потом. Времени и так в обрез. А она вообще кто такая?
— Такая же служительница Марены, как и я. Тоже живёт в избушке. Любит притворяться глухой. Но никого ещё не съела. Возьмите Величану в дорогу. Давно, чай, с сестрой не виделась.
— Не видеться бы ещё столько же, — злобно оскалился череп. — Эта тварь прокляла меня. Когда весняки разошлись, то я подошла к сестре. Дала ей краюшку чёрствого чёрного хлеба и напутствия в дорогу.
Ярополк так и прыснул.
— А на мягкий хлеб из пшеничной муки ты не могла разориться?
— Вот и Весенка мне также сказала. Ох, и вездесущая баба была.
— Почему была? — удивился Ярополк.
— Потому что я теперь в Закрадье. Не сбивай меня. А Сыряна говорит, значится: " Ничего удивительного. Чем богаты — тем и рады. У тебя чёрное и чёрствое сердце, так и дар соответственный. А твой старший сын добр и щедр, вот и хотел взять меня, старуху, в дом. Только я не хочу быть обузой. Из чёрствого сердца прорастёт калина, но и угольков не останется от твоего любимого сына. Как баяльница в рифму сказанула».
Ярополк засмеялся радостно. Он предвкушал новое приключение. Младший брат князя Яронега не терзался неуверенностью в себе. Мальчик знал, что его ждёт великий удел и не распылялся на мелочи, бабьи и мужицкие смотни.
Прода от 23.08.2025, 22:25
Чистозвана летела на сером гусаке Тумане, том самом Тумане, что обратил речную траву в колдовское колечко. Характер у птицы был не самый пакостный, но поворчать этот дух любил.
— Кому понравится, если его поднимут среди ночи. Конечно, даже добрые кони сейчас дремлют в своих стойлах, а вот я…
Баба-Яга довольно резко оборвала пернатого крикуна.
— Лошади спят стоя. Они так намаются за день, что не тебе им завидовать, Туман. К тому же шальная стрела может оборвать жизнь даже самого лучшего коня. Да и не всем коням судится умереть от старости. Порой во время долгой осады витязи съедают коней. Поэтому прекрати жалиться на свою Недолю. Днём отоспишься.
Гусак горестно вздохнул, поворчал по давно укоренившейся привычке и согласился отвезти гостью Яги на своей спине. Но по дороге продолжал жаловаться уже Чистозване, которая, впрочем, не уделяла должного внимания речам обидчивой птицы. Больше её интересовала золотая звёздная дорога, верхушки деревьев и земля, которая казалась совсем крошечной и далёкой. Такой полет был самым настоящим дивом. Ярополк летел в ступе, которую Баба-Яга одолжила ему ради такого случая. Пестом он работал довольно неловко, поэтому ступа вихлялась то в одну, то в другую сторону, вызывая привычное ворчание Тумана.
— Не умеешь — не берись. Да, не быть тебе королём моря. Так ты даже простую лодку-долблёнку потопишь. Смотри, по крылу меня не задень. И дерево тоже не затронь. Не ровен час разлетится пест, а мне за тебя отвечать. Лебедей-то она не стала будить. Они бы быстро бы с неё спесь сбили. Пользуется моей мягкостью и безответностью.
Чистозвана подавила смешок. Меньше всего ворчливый Туман, ни на единый миг не закрывающий клюв, напоминал мягкую и безответную птицу. Но с его слов выходило, что гусь обладает голубиной кротостью и позволяет всем на себе ездить во всех смыслах. Колдовское кольцо переносило Чистозвану в любое место так быстро, что она толком не успевала разглядеть окружающий пейзаж. Теперь же всё было по-иному. Она почти забыла о цели своего полёта, захваченная сиянием ночного светила, близостью причудливых созвездий, веянием ночного ветерка, холодившего нежную кожу.
Наконец-то они оказались около низкой лесной избушки-заимки, построенной из тёмных плохо обтёсанных брёвен. По сравнению с этим зданием дом Бабы-Яги гляделся боярскими хоромами. Череп Величаны нетерпеливо задёргался в мешке, который Чистозвана перекинула через округлое плечо. Ярополк с большим трудом умудрился приземлиться, чуть не врезавшись в ель, и успев помянуть всех злых духов. Избушка была огорожена ельником, словно частоколом. Ели чередовались с острыми брёвнами, на которых красовались головы домашних и диких животных. Хозяйка довольно быстро вышла из домика. Не понадобилось даже стучаться. В её руке был факел, в ушах — серьги из птичьих перьев (это украшение сразу насторожило гусака, вспорхнувшего на самую высокую ель), а седую голову венчал пышный венок из дубовых листьев.
— Славяне? В моём лесу? Ночью? Совсем страх потеряли?
— Благо тебе, бабушка, — поклонилась Чистозвана.
— Какая я тебе бабушка? Я ведьма-людоедка. Не дают отдохнуть даже в своих владениях.
— Не серчай, ведьма, только дело у меня есть к тебе.
— Понятно, что не грибы-ягоды собирать ночью пришла. Время папоротников тоже миновало. Несколько месяцев назад несколько глупых девиц хотели найти цветок папоротника, я одну утащила и съела, чтобы иным было неповадно. Так всё селище переполошилось, мне требы богатые принесли, молили отступиться от них.
— Везёт же людям, — раздался приглушённый голос из мешка.
От неожиданности щеголеватая ведьма чуть не выронила факел.
— Это чтой-то у вас, землячки?
— А ты почём знаешь, ведьма старая, что мы твои земляки? — загородил собой Чистозвану Ярополк, обретший дар речи.
— Говор вас выдаёт хоть и шитьё на поневе мокшанское. Вот зигзаг, символизирующий воду, вот восьмиконечная звезда, означающая солнце, а уж ромб не вышивает только ленивая рукодельница в мокшанских весях. Сестра у меня после Купалы вышла замуж за мокшанина. Вот и знаю всё про их рукоделие. Постоянно хвасталась, что у меня нет таких вещей, сорока такая.
Воспоминания размягчили грозную колдунью, как молоко — хлеб. Чистозвана же решила, что её родичка всё примечает, но имеет слабость к нарядам, вышивке и украшениям. Про преимущество мокшанских мастериц перед славянскими она была готова говорить хоть до утра, а это не входило в планы Чистозваны, то и дело, поглядывающей на восток.
— Ты права. Мы твои родичи. Я Чистозвана, дочь Беломила, а это Ярополк, правнук Величаны.
— Во как. Твой, что ли?
— Нет, сын Осинки и покойного князя Гостобрана.
— Пошли в избу, — велела колдунья, мгновенно утратив игривое настроение. Ярополк немного замялся. В лесу он ещё мог укоротить аппетит людоедки пущенной стрелой, но в конце концов мальчик еле слышно пробормотал:
— Эхма! Была не была.
Гусак так и остался сидеть на ели, не проронив ни звука. Когда нужно, Туман мог поспорить молчаливостью с рыбами.
«Лучше быть молчальником, чем мясом в похлёбке», — размышлял в таких случаях неглупый дух. Гусю было отрадно, что Вувер-кува не приметила его.
Старуха усадила гостей за стол, достав холодную кашу с пшеном, толчёную с мёдом малину, бруснику, чернику и клюкву. К большому неудовольствию гостей, вместо тарелок ведьма использовала листья лопуха. Ну хоть ложки были деревянные и расписные. Уже хорошо. Изящная золотоволосая девушка проснулась и настороженно наблюдала за гостями. Увидев ещё одну обитательницу избушки-заимки, Ярополк, скрывая подступивший к горлу липкий страх, глумливо спросил:
