Когда Чистозвана появилась перед Велиславом, он привлёк её к себе почти отеческим жестом, поцеловал в пробор и зашептал в изящное ушко страшные слова, поразившие молодуху.
— Но ты уверен?.. — произнесла Чистозвана, всё ещё не в силах поверить в услышанное.
— Более чем. Остальное тебе знать пока негоже.
— Я верю тебе, любый мой.
Велислав думал, что вот ради этой минуты, ради ласковых слов и огненных поцелуев, ради этой девицы, вернее уже бабы замужней, которая, впрочем, так и не разувала супруга в брачную ночь, он позабыл дружбу и любовь к родной земле. Он готов наступить на головушку буйную Яронегову, как на бездушный валун, пройтись по родному граду огнём и мечом, только бы быть с этой непростой девицей, чьи очи напоминает цветки цикория, а тело слаще мёда. Её пышные кудри щекотали его лицо и Велислав, забыв обо всем, стал целовать эти дерзкие косы, вызвав счастливую улыбку на ярких, как земляника, устах, кои не преминул одарить теми же ласками. Чистозвана не противилась, она была покорной, как былинка, а в следующий момент становилась неуправляемой, как вихрь. Потом она гладила его тёмные густые волосы, которые сама Недоля присыпала светлым снегом и сказала:
— Я всё выполню, как должно. Я верю тебе, как всегда верила.
Чистозвана была молчалива, решительна и непреклонна, когда приказала Теплиге, да-да, именно не попросила, а приказала привести к ней Яронега Златокаменского. После положенных приветствий, которыми обменялись правитель и его бесправная узница, Чистозвана сразу же молвила:
— Знаешь ли ты, о княже, зачем я вызвала тебя?
В первый момент Яронег опешил от подобного нахальства. Правитель не был слеп, и его глазам было приятно созерцать красу пленницы. Так же он мог бы глядеть на чашу византийской работы, на дивное италийское зеркало, которое видел на торжище и хотел было приобрести в дар своей любушке Милаве, но цена его ошеломила. В некоторых вопросах порывистый Яронег мог быть до ужаса практичным. Велислав обучил своего друга счёту, и князь ужаснулся, прикинув, сколько витязей он сможет нанять за стоимость этого бесполезного стекла. Красивая безделушка не стоит множества агрянских дирхемов. Так и красота любовницы его друга не стоит его внимания. Красавиц на свете много, а родная земля одна. Ради мира и покоя Яронег пожертвовал бы даже Милавой и Мечиславой. Если бы мстительный Творислав Муромский удовольствовался бы только его кровью, то он подставил бы горло, как чёрный петух, вороной конь али белый барашек, рождённый для заклания. Повелитель должен радеть только о благе своей земли. Людские страсти, привязанности и даже любовь к детям ничто перед общим благом. Яронег презрительно посмотрел на заносчивую прелестницу и холодно молвил, точно сам Карачун обдал строптивицу своим дыханием:
— Ты? Вызвала меня?
— Не цепляйся к словам, князь многомудрый, — кротко и почтительно промолвила Чистозвана. Но её тон не изменил княжеского настроения.
— Многомудрый, говоришь, девка из веси Каменка. — Яронег нарочно перековеркал название Золотые камни, чтобы показать нахалке, что он думает о ней и её родных местах. — Многомудрым был другой. У меня был друг, лучший друг, которого Велес и Перун могут подарить человеку, а ты… Волочайка никчёмная… Ты обольстила его и настроила против меня… Дрянь… Это из-за тебя он стал христианином безответным.
Княжеская рука замахнулась, чтобы ударить ту, кого он считал первопричиной своих бед, но Чистозвана и не шелохнулась. Она не зажмурила дивные очи, похожие на цветы мяты и почти с вызовом глядела на князя. Она не отшатнулась, не попыталась прикрыться, словно не веря, что разгневанный мужчина сможет её ударить. И грозный князь отступил перед волей внучки колдуньи. Когда Яронег успокоился, то девица запальчиво произнесла:
— Никогда, слышишь, никогда, мой Велислав не был безответным.
— Он стал тряпкой у твоих тонких ног, — мрачно ответствовал Яронег.
— Тряпкой? — издевательски переспросила Чистозвана. — Да брось ты, княже. Я просила его отменить жертвоприношение Вадима, но с тем же успехом я могла бы требовать, чтобы Даждьбог спустился с неба, — тут пленница усмехнулась, вспомнив про проделку Ярополка. — А если хочешь видеть того, кто лежит, словно медвежья шкура у ног любимой женщины, то посмотри в зеркало, княже. Или такая роскошь тебе не по кошелю?
Яронег молчал, как поражённый дарами Перуна — златовласой молоньёй и голосистым громом. Слова же сей девицы били больнее, чем белёсый град — юные посевы. Вот, кто унаследовал чёрную душу и страшный дар Величаны.
— Завтра же тебя сожгут на костре, ведьма. И тогда Велислав станет прежним, — зло процедил Яронег. Но ведьма не напугалась и засмеялась тихим торжествующим смехом, глядя, как властелин многих городов, печищ, весей, селищ, сёл и городищ хватается за обереги.
— Не надейся, княже. Если хоть один волосок упадёт с моей неразумной головы, то и ты недолго проживёшь.
— Тебе завяжут глаза, ведьма, чтобы ты никого не сглазила, смотря в пол, произнёс правитель.
— А при чём тут проклятие колдуньи? — тряхнула роскошными тёмно-золотистыми косами княжеская собеседница. Её личико было подобно молочно-розовому цветку. Такое же гладкое, юное, безмятежное. — Думаю, что Творислав Муромский не погладит тебя по голове за убийство своей внучки.
— Ты брешешь, как паршивая собака, — обозлился Яронег.
— Мои слова легко проверить, княже.
— Если ты не соврала, то война близится к концу, — возрадовался Яронег. — Не захочет же Творислав получить свою внучку по частям.
Чистозвана ничего не ответила князю Златокаменскому. Да он ничего бы и не услышал. Всю жизнь Яронег, как и его отец, слушал только себя. Пока посольство собирается и добирается до Мурома, она сотню раз успеет повидаться с Твориславом.
Так и случилось.
Чистозвана не напрасно опасалась княжеского гнева. Вначале Творислав был взбешён открывшимся обманом. Но Чистозване не привыкать к княжеской ярости! Думала ли маленькая девочка, слушая рассказ однорукого гусляра, какую роль она сама сыграет во вражде двух племён? Трудно понять волю Богов.
— Не было обмана, княже. Весьма дурацкая привычка перебивать иных людей.
— Как не было? — взревел Творислав. — Не ты ли представилась богиней Мареной?
— Я и есть земное воплощение Марены. Только её жрица может принять облик грозной богини. Такова её воля, что ты должен одолеть Яронега Златокаменского.
— С Богами не спорят, — пролепетал почти успокоенный правитель, уже меняющий гнев на милость. Постепенно они разговорились с Чистозваной. Она в общих чертах поведала ему о своей жизни, дружбе с Гордеславой и знакомстве с Бабой-Ягой, Вувер-кувой и самой Мареной. Стоит ли говорить, что старик слушал про лесные дива вполуха. Его больше занимали судьбы любимой дочери и новообретённоой родственницы. Сам же Творислав в основном вспоминал о молодости. Чистозвана в свою очередь не уделяла должного внимания откровениям своего кровного родича. Она больше не сердилась на зачинщика раздору, на смену злости пришло понимание, но они так и остались чужими. Вновь Чистозвана размышляла о том, что княжеские дети многие свои черты унаследовали от вечно враждующих отцов. Яронег с такой же лёгкостью поверил наговорам, как и его отец. Разве что его рука не поднялась на друга. Пока не поднялась. Вот именно.
Милава оказалась тем плодом, который падает недалеко от яблоньки. Из яблоневого семечка не вырастишь вишню. Она многажды предавала людей, испытывала угрызения совести, но решалась на новое злодейство. Это ядовитое семечко вырастила сама Величана. А она умела навязывать людям свою волю. Милаве бы подумать о страшной судьбе ведьмы, но очевидно некоторые вещи оказываются сильнее людей. Чистозвана познала это на собственной шкуре. Она любила пышные зелёные, как заморские смарагды, дубравы, тихие прозрачные воды, бревенчатые избы, тёмные дороги, запорошенный снегом лес, причудливые остроконечные травинки, цветущие молочные ландыши, чьи алые ягоды могут быть страшным ядом в неумелых руках. Так и рыбацкая дочь до поры до времени цвела, как лесной белоголовый майский житель, пока человеческая злоба не обратила нежный бутон в кровавую ягоду. Расцвел ландыш. Осталось только собрать страшную жатву. Не калиной, а смертоносным ландышем расцвела дочь доброго рыбаря, ставшая княжеской внучкой. Она осуждала Творислава за то горе, что он принёс Златокаменскому княжеству, но поняла его только тогда, когда перед ней завиднелась угроза потери человека, ради которого билось её ретивое сердечко. А Творислав пережил потерю любимой дочери, жены, предательство Гостобрана. Ведь отец Яронега был очень ненадёжным и неверным другом и побратимом. Он многажды обманывал и предавал Творислава, но тот надеялся на лучшее. На лучшее надеялась и Чистозвана, ринувшись спасать Вадима. Но благодарность неведома некоторым смертным. Гостобран, Вадим, Яронег. Один из них был уже мёртв стараниями Велислава. Двум другим предстояло в скором времени отправиться в ледяное царство Марены. И Чистозвана приложит все свои силы, чтобы злокозненный гончар не вернулся в Явь. Милава долгое время была любимицей Недоли, но она могла бы выбрать другой путь. Приблудная и нелюбимая боярская дочь оказалась слишком удобным и податливым материалом для Величаны, которая выковала сосуд мести из оскорблённой и обездоленной девицы. Так было суждено. Теперь Чистозвана понимала, что жизнь слишком сложна, чтобы осуждать иных людей. Каждый идёт по выбранному пути, на котором может многое приобрести, а может и голову сложить. Почти, как в старинной кощуне. Она же выбрала свой путь, с которого ни за что не сойдёт. Её тропка получилась тёмной, извилистой и трудной. Но скоро Чистозвана узнает, куда ведёт её выбранная дорога. И снова строчки песни пришли ей на ум:
«Ты пойдешь тропой,
Ты пойдешь тропой,
Я?—?кустами;
Освежись водой,
Освежись водой,
Я?—?слезами».
Но отныне они с Велиславом пойдут по одной дороге, как пленники, прикованные друг к другу. А что их там ждёт, уже не столь и важно.
В последующие дни Чистозвана имела смиренный вид и была покорна, чем вызвала тревогу у Теплиги. Ключница уже привыкла к порывистому и независимому нраву узницы, поэтому перемена её не порадовала. Олень лучше знал свою питомицу, поэтому про себя сравнивал Чистозвану с волчицей, которая зализывала свои раны в родном логове, чтобы набраться сил перед решающей битвой. Но Теплиге он не озвучивал своих мыслей. А вскоре совсем иные тревоги вытеснили эти думы.
Яронег изгрыз все ногти, ожидая ответа Творислава. Была у него с детства эта привычка, с которой князь ничего не мог поделать. Старался он не выказывать волнения, но тревога всё равно прорывалась. Даже Милава не знала о княжеской печали. Ведь в последнее время Яронег стал холоден с ней, словно гневался на разоблачение своего кудесника. Испокон веков доносчику первый кнут. Вот и хлестал Яронег наложницу своим презрением, как бичом. Ответ князя Муромского пришёл в месяц листопад. И какой ответ. Творислав, в отличие от того же Яронега, не был обучен читать резы и не обладал техникой узелкового письма, свой ответ он передал через верных ему людей. Волхв, воевода и двое купцов затвердели наизусть наказ Творислава Муромского. По их словам, властитель возрадовался той вести, что от его семени пророс молодой росток, что зовётся Чистозваной. Однако, негоже князю Яронегу держать в пленницах родичку своей усопшей супруги. Почему предлагает Творислав Яронегу мир.
Наивный князь так и подскочил, забыв о величественности, приличествующей правителю. Сейчас он напоминал зелёного воя, только что принятого в дружину, а не могущественного повелителя.
— Мир? Да-да. Мы только об этом и мечтаем. Я готов выплатить любую виру оскорблённому отцу.
— Князь Творислав, — глухо проговорил старый волхв, пристально глядя на Яронега своими светлыми, как речная вода, глазами, пока тот не отвёл взгляда, — не является алчным человеком. Горе временно помутило его разум. Такое иногда случается с князьями, когда они слушают дурных советчиков. — Яронег покраснел от двусмысленности этих слов, которые можно было применить не только к Твориславу, но и к Гостобрану, да и самому Яронегу. Юный князь разгневался на старого ведуна, воззвавшего к его совести. Он поправил золотой обруч на лбу, принял степенный вид и почти развязязно вопросил:
— Так чего же хочет твой хозяин?
— Хозяева бывают у рабов! — зашёлся старикашка дребезжащим смехом. — А князь Муромский хочет, чтобы ты сочетался браком с его внучкой. А что касается волчьей наездницы, Милавы…
Тут Яронег гневно воскликнул, испепеляя наглого чародея пылающим взором синих, как морская вода глаз:
— Волчья наездница? Это ты не о подстилке оборотня Велислава говоришь, ведун дерзкий? Ведь он был самым, что ни на есть настоящим волком, а эта волочайка…
Волхв выставил ладони вперёд, внезапно слова замерли на губах Яронега. Он недоуменно воззрился на старика. Тот смотрел укоризненно.
— Довольно, Яронег Златокаменский. Негоже князю позволять управлять гневу разумом. Волчьими наездницами зовутся в полуночных краях ведьмы. Мне известно, что Гостобран не понимал кеннингов, но я думал, что его сын слишком тесно общается с варягами, чтобы проникнуться мёдом поэзии, за который Один пожертвовал глазом.
Эти слова охладили пыл слишком горячего князя, как струи дождя чело больного лихорадкой. Действительно, не время лаяться, как шелудивому псу, когда слишком многое поставлено на кон. Но жениться на служанке, которая была нянькой его брата, полюбовницей гончара, внучкой ведьмы и отобрала у него дружбу Велислава? Вот уж поистине слишком высокая цена. Но Яронегу придётся её заплатить ради всеобщего спокойствия. Тщательно подбирая слова, Яронег молвил почти кротко:
— А что насчёт моей наложницы? Творислав потребует её жизнь?
— Нет, — сухо промолвил старец, — князь уже не жаждет напиться кровью своих врагов. Но будет лучше, если твои отношения с этой женщиной останутся в прошлом.
— Это разумное требование, — кивнул Яронег. Я не буду рисковать таким с трудом достигнутым миром ради похоти. Я сильно отличаюсь от моего друга Велислава, чьими объедками мне приходится довольствоваться. Ха! Не верю я в голубиную кротость Творислава Муромского. Он решил унизить меня браком с подобной женщиной. Но будь по-вашему. Это всё?
— Нет. На брачном пиру должны будут присутствовать Гостобран и Гордеслава?
Яронег долгое время молчал, словно не веря в услушанное.
— Зачем это Твориславу надобно?
Старый ведун только недоуменно пожал тощими плечами. А купцы за его спинами замахали руками, делая странные знаки. Лицо же молодого воеводы озарила озорная улыбка. На по-детски пухлых щёках появились прелестные ямочки, но, поймав сумрачный взгляд старика, юнец уставился в пол. И в воду глядеть не надо, что этот чародей главный в этом странном посольстве.
— Князь не обязан перед нами отчитываться. Такова его воля. Возможно, он осознаёт, что ему недолго осталось влачить свои дни в подлунном мире. Он понимает, что ему осталось считанные дни бродить по нашей гостеприимной земле. Скоро ему быть в ледяной юдоли жестокосердой Марены.
