Теперь уже фыркает Дорохина:
- Пф-ф-ф…Во-первых, он уже не мой, а во-вторых, еще не хватало Лизунова сюда подключить.
А почему нет? Недоверчиво щурю глаз - что-то подруга недоговаривает. Но Светлана развеивает мои сомнения:
- Ты что, завтра весь город, тогда, будет знать.
Уныло соглашаюсь:
- Чего делать то, тогда?
Светка отставляет чашку в сторону и качает головой:
- Не знаю…
Ну, все, мне хана. Но подруга вдруг оживает:
- Хотя, может быть… Может быть, я знаю через кого надо сработать!
Да! Мне сейчас любые варианты подходят, главное – сдвинуться с места и ввязаться.
- Во-о-от! Давай, попробуем.
Расстаемся на более оптимистической ноте – я, окрыленная надеждой, остаюсь дожидаться новостей, а подружка, как я понимаю, торопится к себе на работу, кого-то заряжать на помощь.
Ждать и догонять – хуже некуда, никаких нервов не хватит. Пока Светланы нет, стресс иду снимать к барной стойке – самое лучшее место для этого. Там, как раз, сидит такая же нервная девица, пьющая в одиночестве. Вешаю сумку на спинку стульчика и присаживаюсь сама, положив ногу на ногу. Заказываю у Витька бокал вина и самозабвенно цежу, по глоточку – все лучше, чем накручивать себя, готовясь к публичному аутодафе, прямо посреди холла нашей фирмы.
Блин, скоро Светка то? Смотрю на часы и нетерпеливо поднимаю глаза к потолку. Девица, сидящая неподалеку, слезает и уходит прочь, оставляя меня одну. Только подношу бокал к губам, допить остатки, как над ухом раздается:
- Филатова, хватит бухать!
Чуть не поперхнулась. Дорохина вешает свою сумку на спинку соседнего стульчика и усаживается рядом. Мне не терпится узнать приговор, и я сразу наседаю:
- Ну, наконец, Свет! Ну, что там с твоей идеей?
С отчаянием и надеждой высматриваю у нее на лице хотя бы минимальные признаки успеха. Судя по всему с этим пока не очень.
- Ну, Хилькевич созвонился с каким-то своим однокашником, ну, в агентстве новостей, что ли, работает.
Дорохина неуверенно мнется и не смотрит в глаза, но я все равно цепляюсь, как утопающая за соломинку – торопливо киваю:
- И что там?
- Ну... Поехал к нему, сейчас они будут там архивы шерстить. В общем, если что найдут, привезут сюда.
- Когда привезут?
- Как только, так сразу.
Зная активность Стужева, счет идет на часы, если уже не на минуты. Там наверно уже вязанки с хворостом в кучку собирают вокруг моего кабинета. Пригорюнившись, сижу, подперев щеку рукой и, можно сказать, прощаюсь со свободой. И уже непроизвольно крутится в голове. «Как-то шли на дело, выпить захотелось, мы зашли в соседний ресторан, там сидела Мурка в кожаной тужурке, а из-под полы торчал наган».
- Черт!
- Филатова, ты вообще, чем недовольна, за тебя уже столько народу впряглось.
Жалобно вздыхаю:
- Да извини, просто сама понимаешь, каждая минута на счету. У меня такое ощущение, что меня уже в розыск объявили.
Дорохина таращится куда-то в сторону выхода:
- Вон, кстати и Хилькевич.
Мгновенно разворачиваюсь, крутанувшись на стуле… К нам подходит Светкин приятель:
- Привет.
- Cалют!
Дорохина вопросительно смотрит на прибывшего:
- А-а-а… Ты чего так быстро?
- Ну, извини, так получилось.
Испуганно смотрю на него, а подруга осторожно интересуется, боясь накаркать отрицательный ответ.
- Вы чего там, ничего не нашли и… Или нашли?
- Мы нашли…, только не знаю, поможет это или наоборот.
Как наоборот? Эту Гермиону, что, уже «Интерпол» разыскивает? Мой голос вмиг садится, и я испуганно шепчу:
- А что там?
- А вы хоть знаете, кто отец у этой Марии Германовны?
Лично я, нет. Светка тоже пожимает плечами:
- Ну, наверно, какой-нибудь Герман Филатов, судя по отчеству.
Мы с Анютой переглядываемся, совершенно без понятия на таинственного Германа и Хилькевич достает из своей папки распечатку, чтобы сунуть в руки Дорохиной...
- Ну, да, только не просто Герман, а Герман Витальевич. Причем тот самый.
Мы все равно не въезжаем.
- В смысле?
- Читайте.
Ознакомиться с деяниями этого Германа не успеваю - мобильник, до сих пор спокойно лежащий на барной стойке, вдруг оживает нервным перезвоном, и я беру его в руки:
- Извините.
Соскочив со стула, отхожу в сторону и смотрю на дисплей - это Петрович. Какое-то у меня недоброе предчувствие.
- Алло.
- Мария Павловна, а куда вы пропали, а?
- А-а-а… Я, тут отъехала, по работе.
- А предупредить нельзя было, хоть кого-нибудь? Тут тебя все ищут!
- Извините Николай Петрович, просто они внезапно позвонили.
- Ты сейчас где? Когда будешь на рабочем месте?
- Я не знаю, минут через сорок.
- Даю тебе полчаса! Точнее двадцать пять минут, потому что через полчаса у нас совещание. По очень важному вопросу.
- А-а-а… Хорошо, Николай Петрович, я постараюсь. А-а-а… По какому вопросу совещание?
- По-важному! Я же сказал.
- Я поняла, прыгаю в машину.
Дав отбой, захлопываю крышку телефона и поднимаю глаза к потолку. Ну, вот и началось. Походу, Стужев собрал все улики и у меня в кабинете засада маски-шоу. Может быть даже с приказом не брать живьем. Безнадежно встряхнув руками, возвращаюсь к Хилькевичу с Дорохиной.
- Черт! Оказывается, меня там уже ждут с вилами и серебряными пулями. А у вас что?
Дорохина нехотя слезает со своего стула:
- У нас тоже... Гхм…, в общем надо ехать на Рублевку и на Тверскую.
- Зачем?
- Зачем? Хэ… Ты почитай, кто у нее папаша.
Беру листок у нее из рук и разворачиваю к себе. Понятно… Чуть ли не первый заместитель главного лица.
4-3
Маша
От «Бистро» до офиса идти пять минут, но я растягиваю процесс на все пятнадцать. Наконец, все в сборе - за столом, сбоку от пустого председательского кресла, сидит Федотов, сама встаю у окна, изображая спокойствие и независимость, вдоль стены устроились Валя, Сергей, Стася и Толик, Стужев прохаживается по залу с какими-то листками, свернутыми в трубочку и пока безмолвствует. Почему-то больше никто за стол не садится и от этого обстановка мне кажется еще более нервной. Пауза явно затягивается и Петрович, наконец, оборачивается к Стужеву:
- Ну что, Александр, мы все ждем.
Внутренне напрягаюсь - значит, я права, этот упырь что-то наковырял, и сейчас меня будут рвать на части. Сашок победно глядит на меня, поправляет галстук и, не спеша, направляется в мою сторону:
- Не надо меня торопить!
Он стоит, передо мной, ухмыляясь – наверно, выбирает место на шее, куда присосаться. Затем поворачивается к Петровичу, обводит взглядом сослуживцев:
- Дорогие друзья, уважаемые коллеги.
Он идет в обратном направлении, вдоль шеренги сотрудников, потом снова разворачивается ко мне лицом:
- Я прошу отнестись со всей серьезностью к тем словам, что я сейчас скажу.
Мандраж внутри достигает предела - я не знаю, чего он там наковырял про эту Гермиону, и от чего мне отбиваться, и это заставляет психовать сильнее и сильнее. Вся внутренне сжавшись, отвожу глаза в сторону, вниз, в пол.
- Я не преувеличу, если скажу, что наш коллектив - это одна большая дружная семья.
Федотов тоже не в своей тарелке из-за долгого театрального вступления и нетерпеливо елозит:
- Давай, ближе к делу!
Я ловлю растерянный взгляд начальника и понимаю, что сегодня Петрович мне не союзник. Сашок продолжает:
- Так вот, я хочу вернуться к вопросу, который почему-то все стали потихонечку забывать.
Он доходит до окна, мимо меня, и встает здесь же, у кресла начальника. Мягкова подает голос первой:
- А именно?
Стужев резко разворачивается в ее сторону:
- А именно к таинственному исчезновению нашего заместителя директора!
Он смотрит на меня в упор, я молчу, и он снова начинает свой марш мимо меня и вдоль шеренги сотрудников:
- Романа Даниловича Сереброва.
Срываюсь со своего места и иду вслед за Сашком:
- Так, стоп, Стужев!
Он медленно оглядывается, и я набрасываюсь на него с упреками:
- Что значит таинственного? Все знают, что Роман попал в аварию и находится в коме.
Александр тычет в меня пальцем и таинственным голосом произносит:
- Вот!
- Что, вот?
- Вот та легенда, которую нам втюхали.
Он наклоняется к уху сидящего Федотова:
- И в которую заставили поверить.
- Что значит втюхали, Стужев, что ты несешь?
Он резко разворачивается лицом к лицу и надвигается на меня:
- Я знаю, что я говорю. Ни в одной больнице такой гражданин не числится!
Пригожин со своего места вмешивается в наш спор:
- Я чего-то не пойму, к чему ты клонишь?
- Сейчас поймешь. Я отвечаю за те слова, которые я сейчас произнесу.
Он смотрит в упор на меня, и я не отвожу взгляд, демонстративно складывая руки на груди.
- Наша горячо любимая…
Он оглядывается на Сергея и добавляет:
- … А некоторыми обожаемая…
Это меня на долю секунды отвлекает... Так уж и обожаемая... Хотя, может быть, это он вчера подыгрывал моему второму «я» перед родителями и изображал «жениха»?
Потом Стужев медленно обходит вокруг меня:
- … Мария Филатова...
Он опять замолкает, делая театральную паузу, и все вокруг замирают в напряжении:
- Вовсе не тот человек, за которого она себя так талантливо выдает!
Нечто подобное я ожидала и изображаю удивление, остальные тоже переглядываются, а кто-то скептически ухмыляется. Это немного успокаивает – наскоком Сашку рыбку не поймать. Будем держаться обычной линии.
- Слушай Стужев, по-моему, это переходит уже всяческие границы.
Саня восхищенно смотрит на меня, покручивая пальцами в воздухе:
- Боже, какая игра! Негодующе вздернуты брови!
Качаю сокрушенно головой:
- Дурдом!
Стужев вдруг делает страшную гримасу, кривя рот и повышая голос:
- Ты лучше расскажи всем, как ты уложила в постель директора…
Он смотрит в свои бумажки скрепленные большой скрепкой.
- …Рязанской строительной компании!
Такого поворота я не ожидала. Убийства, грабежи… Куда ни шло… Но в постель? Походу у нашего доморощенного детектива крыша вконец поехала. Лишь недоуменно хмыкаю:
- Чего-о-о-о?
- Ничего!
Стужев кидает свои листки Федотову, тот снимает с них скрепки, и народ дружно придвигается поближе в предвкушении грязных сплетен.
- Там черным по белому написано про все твои подвиги!
Он тянет руку к бумагам и тыкает в них пальцем.
- И про Самару, и про Иркутск.
Какой-то шизофренический бред – я с растерянной улыбкой прикрываю глаза рукой. Хотя физиономия Петровичу к смеху не располагает – у него в руках фотография с милиционерами и темноволосой женщиной, лица которой правда не видно. Зато хорошо видны наручники на руках.
Стужев продолжает орать:
- Слушай, может ты сбросишь свою блузочку? Там же наверняка живого места от татуировок нет, да?
Вот, дерьмо! Что он говорит-то? Зачем нести всю эту фигню на публике? И причем тут исчезновение Сереброва? Или его я тоже замочила? Сашок тянет свои похотливые ручонки ко мне, и я смотрю на них, застыв и не реагируя, как кролик на парочку удавов. Слава богу, Сергей кидается наперерез и хватает Стужева за грудки:
- А ну-ка, извинился!
Блин, Пригожин, если выживу, я тебя за это поцелую. Вот, кто единственный достойный мужчина в этом гадюшнике. Стужев хрипит:
- Перед кем?
- Перед ней, извинился!
Он яростно трясет Александра и тот испуганно кричит:
- А ты сам почитай, что там написано! Перед кем извиняться?
В уши рвутся визги Стаси Болотной и Мягковой. Мне становится легче дышать – со мной Сергей, дай бог, прорвемся! Он тоже повышает голос и готов подраться со Стужевым:
- Я тебе сейчас почитаю!
Вцепившись в руку Пригожина, пытаюсь его сдержать и оттащить:
- Сергей, не трогай его!
Не хватало, чтобы и его укатали в асфальт из-за меня. Федотов рявкает:
- А ну, прекратить!
Стася все равно подтявкает:
- Фото говорят сами за себя.
Да ничего они не говорят. Отчаянно кричу:
- Но это не я!
Все стараются что-то сказать, перекричать друг друга, превращая спор в безумную какофонию слов. Не поймешь, кто чего и говорит:
- Да, прямо, не ты… Но очень похожа… Мало ли похожих людей… Марий Филатовых немало…
Но ведь похожа, да…
Пытаюсь перекричать гвалт:
- Николай Петрович, кому вы верите?!
Змея Болотная визжит, поднимая указательный палец вверх:
- Он верит своим глазам! А факты девушка вещь упрямая!
Девушка? Удивленно смотрю на стоящую вплотную Станиславу. Все-таки, она решила пойти в атаку и присоединить свое ядовитое жало к основному кусающему. Сергей потихоньку сникает, теперь у нападающих снова перевес и оборону сдерживать труднее. Заготовки врага я узнала, самое время отступить, узнать, что там у Светки и собраться с силами. Обвожу взглядом сгрудившийся вокруг народ:
- Так, понятно.
Глаза горят, все жаждут крови. У Стужева в глазах торжество. Логика ни в какие ворота не лезет. Неужели он сам верит своим сказкам? Все его доказательства полное фуфло – любая милиция, появившись здесь и проверив паспорта, настучат этому упырю и его приспешнице по башке, а потом, развернувшись, уйдет, матерясь последними словами....
- Мне сейчас что, оправдываться перед всеми, да?
Сашок самодовольно лыбится:
- А не надо оправдываться и так все ясно.
На столе валяются гадкие фотки, поддержки ждать неоткуда – Федотов сидит, понурив голову, закрылся сцепленными между собой руками. Пора перегруппироваться.
- Так, ладно.
Обхожу стоящую Стасю и направляюсь к двери.
- Это ты куда?
Оглядываюсь - та стоит у стола с фотографиями в руках и с желанием крикнуть «Фас!». Пожимаю плечами:
- Мне надо позвонить.
- Кому? Адвокату или своим сообщникам?
Чего уж мелочиться:
- Киллеру!
И иду на выход.
Выбравшись в холл, пытаюсь снова и снова дозвониться до Дорохиной. Мне бы передышку и хоть одну малюсенькую надежду. Топчусь возле закрытых дверей, обхватив себя рукой за талию, а другую, с трубой, прижав к уху. Опять длинные гудки… Я уже на пределе и, кажется, вот-вот сорвусь и разревусь. Из-за двери слышится мучительный крик Пригожина:
- Да, я ей, верю!
И тишина...
- Свет, ну возьми трубу!
Неожиданно рядом раздается голос Федотова:
- Маша!
Испуганно оглядываюсь. Пора?
- Сейчас!
- Сейчас было десять минут назад. Пошли, пошли, пошли…
Да какие десять, какие десять? И двух не прошло.
Он приобнимает меня, придерживая за локти, и разворачивает в сторону зала заседаний:
- Пошли.
Безвольно и безропотно поддаюсь – кажется, уже никаких сил нет для борьбы и придумать ничего не могу. Чувствую, как он настойчиво подталкивает меня сзади, потом открывает дверь и заставляет войти внутрь.
- Пф-ф-ф…Во-первых, он уже не мой, а во-вторых, еще не хватало Лизунова сюда подключить.
А почему нет? Недоверчиво щурю глаз - что-то подруга недоговаривает. Но Светлана развеивает мои сомнения:
- Ты что, завтра весь город, тогда, будет знать.
Уныло соглашаюсь:
- Чего делать то, тогда?
Светка отставляет чашку в сторону и качает головой:
- Не знаю…
Ну, все, мне хана. Но подруга вдруг оживает:
- Хотя, может быть… Может быть, я знаю через кого надо сработать!
Да! Мне сейчас любые варианты подходят, главное – сдвинуться с места и ввязаться.
- Во-о-от! Давай, попробуем.
Расстаемся на более оптимистической ноте – я, окрыленная надеждой, остаюсь дожидаться новостей, а подружка, как я понимаю, торопится к себе на работу, кого-то заряжать на помощь.
***
Ждать и догонять – хуже некуда, никаких нервов не хватит. Пока Светланы нет, стресс иду снимать к барной стойке – самое лучшее место для этого. Там, как раз, сидит такая же нервная девица, пьющая в одиночестве. Вешаю сумку на спинку стульчика и присаживаюсь сама, положив ногу на ногу. Заказываю у Витька бокал вина и самозабвенно цежу, по глоточку – все лучше, чем накручивать себя, готовясь к публичному аутодафе, прямо посреди холла нашей фирмы.
Блин, скоро Светка то? Смотрю на часы и нетерпеливо поднимаю глаза к потолку. Девица, сидящая неподалеку, слезает и уходит прочь, оставляя меня одну. Только подношу бокал к губам, допить остатки, как над ухом раздается:
- Филатова, хватит бухать!
Чуть не поперхнулась. Дорохина вешает свою сумку на спинку соседнего стульчика и усаживается рядом. Мне не терпится узнать приговор, и я сразу наседаю:
- Ну, наконец, Свет! Ну, что там с твоей идеей?
С отчаянием и надеждой высматриваю у нее на лице хотя бы минимальные признаки успеха. Судя по всему с этим пока не очень.
- Ну, Хилькевич созвонился с каким-то своим однокашником, ну, в агентстве новостей, что ли, работает.
Дорохина неуверенно мнется и не смотрит в глаза, но я все равно цепляюсь, как утопающая за соломинку – торопливо киваю:
- И что там?
- Ну... Поехал к нему, сейчас они будут там архивы шерстить. В общем, если что найдут, привезут сюда.
- Когда привезут?
- Как только, так сразу.
Зная активность Стужева, счет идет на часы, если уже не на минуты. Там наверно уже вязанки с хворостом в кучку собирают вокруг моего кабинета. Пригорюнившись, сижу, подперев щеку рукой и, можно сказать, прощаюсь со свободой. И уже непроизвольно крутится в голове. «Как-то шли на дело, выпить захотелось, мы зашли в соседний ресторан, там сидела Мурка в кожаной тужурке, а из-под полы торчал наган».
- Черт!
- Филатова, ты вообще, чем недовольна, за тебя уже столько народу впряглось.
Жалобно вздыхаю:
- Да извини, просто сама понимаешь, каждая минута на счету. У меня такое ощущение, что меня уже в розыск объявили.
Дорохина таращится куда-то в сторону выхода:
- Вон, кстати и Хилькевич.
Мгновенно разворачиваюсь, крутанувшись на стуле… К нам подходит Светкин приятель:
- Привет.
- Cалют!
Дорохина вопросительно смотрит на прибывшего:
- А-а-а… Ты чего так быстро?
- Ну, извини, так получилось.
Испуганно смотрю на него, а подруга осторожно интересуется, боясь накаркать отрицательный ответ.
- Вы чего там, ничего не нашли и… Или нашли?
- Мы нашли…, только не знаю, поможет это или наоборот.
Как наоборот? Эту Гермиону, что, уже «Интерпол» разыскивает? Мой голос вмиг садится, и я испуганно шепчу:
- А что там?
- А вы хоть знаете, кто отец у этой Марии Германовны?
Лично я, нет. Светка тоже пожимает плечами:
- Ну, наверно, какой-нибудь Герман Филатов, судя по отчеству.
Мы с Анютой переглядываемся, совершенно без понятия на таинственного Германа и Хилькевич достает из своей папки распечатку, чтобы сунуть в руки Дорохиной...
- Ну, да, только не просто Герман, а Герман Витальевич. Причем тот самый.
Мы все равно не въезжаем.
- В смысле?
- Читайте.
Ознакомиться с деяниями этого Германа не успеваю - мобильник, до сих пор спокойно лежащий на барной стойке, вдруг оживает нервным перезвоном, и я беру его в руки:
- Извините.
Соскочив со стула, отхожу в сторону и смотрю на дисплей - это Петрович. Какое-то у меня недоброе предчувствие.
- Алло.
- Мария Павловна, а куда вы пропали, а?
- А-а-а… Я, тут отъехала, по работе.
- А предупредить нельзя было, хоть кого-нибудь? Тут тебя все ищут!
- Извините Николай Петрович, просто они внезапно позвонили.
- Ты сейчас где? Когда будешь на рабочем месте?
- Я не знаю, минут через сорок.
- Даю тебе полчаса! Точнее двадцать пять минут, потому что через полчаса у нас совещание. По очень важному вопросу.
- А-а-а… Хорошо, Николай Петрович, я постараюсь. А-а-а… По какому вопросу совещание?
- По-важному! Я же сказал.
- Я поняла, прыгаю в машину.
Дав отбой, захлопываю крышку телефона и поднимаю глаза к потолку. Ну, вот и началось. Походу, Стужев собрал все улики и у меня в кабинете засада маски-шоу. Может быть даже с приказом не брать живьем. Безнадежно встряхнув руками, возвращаюсь к Хилькевичу с Дорохиной.
- Черт! Оказывается, меня там уже ждут с вилами и серебряными пулями. А у вас что?
Дорохина нехотя слезает со своего стула:
- У нас тоже... Гхм…, в общем надо ехать на Рублевку и на Тверскую.
- Зачем?
- Зачем? Хэ… Ты почитай, кто у нее папаша.
Беру листок у нее из рук и разворачиваю к себе. Понятно… Чуть ли не первый заместитель главного лица.
4-3
Маша
От «Бистро» до офиса идти пять минут, но я растягиваю процесс на все пятнадцать. Наконец, все в сборе - за столом, сбоку от пустого председательского кресла, сидит Федотов, сама встаю у окна, изображая спокойствие и независимость, вдоль стены устроились Валя, Сергей, Стася и Толик, Стужев прохаживается по залу с какими-то листками, свернутыми в трубочку и пока безмолвствует. Почему-то больше никто за стол не садится и от этого обстановка мне кажется еще более нервной. Пауза явно затягивается и Петрович, наконец, оборачивается к Стужеву:
- Ну что, Александр, мы все ждем.
Внутренне напрягаюсь - значит, я права, этот упырь что-то наковырял, и сейчас меня будут рвать на части. Сашок победно глядит на меня, поправляет галстук и, не спеша, направляется в мою сторону:
- Не надо меня торопить!
Он стоит, передо мной, ухмыляясь – наверно, выбирает место на шее, куда присосаться. Затем поворачивается к Петровичу, обводит взглядом сослуживцев:
- Дорогие друзья, уважаемые коллеги.
Он идет в обратном направлении, вдоль шеренги сотрудников, потом снова разворачивается ко мне лицом:
- Я прошу отнестись со всей серьезностью к тем словам, что я сейчас скажу.
Мандраж внутри достигает предела - я не знаю, чего он там наковырял про эту Гермиону, и от чего мне отбиваться, и это заставляет психовать сильнее и сильнее. Вся внутренне сжавшись, отвожу глаза в сторону, вниз, в пол.
- Я не преувеличу, если скажу, что наш коллектив - это одна большая дружная семья.
Федотов тоже не в своей тарелке из-за долгого театрального вступления и нетерпеливо елозит:
- Давай, ближе к делу!
Я ловлю растерянный взгляд начальника и понимаю, что сегодня Петрович мне не союзник. Сашок продолжает:
- Так вот, я хочу вернуться к вопросу, который почему-то все стали потихонечку забывать.
Он доходит до окна, мимо меня, и встает здесь же, у кресла начальника. Мягкова подает голос первой:
- А именно?
Стужев резко разворачивается в ее сторону:
- А именно к таинственному исчезновению нашего заместителя директора!
Он смотрит на меня в упор, я молчу, и он снова начинает свой марш мимо меня и вдоль шеренги сотрудников:
- Романа Даниловича Сереброва.
Срываюсь со своего места и иду вслед за Сашком:
- Так, стоп, Стужев!
Он медленно оглядывается, и я набрасываюсь на него с упреками:
- Что значит таинственного? Все знают, что Роман попал в аварию и находится в коме.
Александр тычет в меня пальцем и таинственным голосом произносит:
- Вот!
- Что, вот?
- Вот та легенда, которую нам втюхали.
Он наклоняется к уху сидящего Федотова:
- И в которую заставили поверить.
- Что значит втюхали, Стужев, что ты несешь?
Он резко разворачивается лицом к лицу и надвигается на меня:
- Я знаю, что я говорю. Ни в одной больнице такой гражданин не числится!
Пригожин со своего места вмешивается в наш спор:
- Я чего-то не пойму, к чему ты клонишь?
- Сейчас поймешь. Я отвечаю за те слова, которые я сейчас произнесу.
Он смотрит в упор на меня, и я не отвожу взгляд, демонстративно складывая руки на груди.
- Наша горячо любимая…
Он оглядывается на Сергея и добавляет:
- … А некоторыми обожаемая…
Это меня на долю секунды отвлекает... Так уж и обожаемая... Хотя, может быть, это он вчера подыгрывал моему второму «я» перед родителями и изображал «жениха»?
Потом Стужев медленно обходит вокруг меня:
- … Мария Филатова...
Он опять замолкает, делая театральную паузу, и все вокруг замирают в напряжении:
- Вовсе не тот человек, за которого она себя так талантливо выдает!
Нечто подобное я ожидала и изображаю удивление, остальные тоже переглядываются, а кто-то скептически ухмыляется. Это немного успокаивает – наскоком Сашку рыбку не поймать. Будем держаться обычной линии.
- Слушай Стужев, по-моему, это переходит уже всяческие границы.
Саня восхищенно смотрит на меня, покручивая пальцами в воздухе:
- Боже, какая игра! Негодующе вздернуты брови!
Качаю сокрушенно головой:
- Дурдом!
Стужев вдруг делает страшную гримасу, кривя рот и повышая голос:
- Ты лучше расскажи всем, как ты уложила в постель директора…
Он смотрит в свои бумажки скрепленные большой скрепкой.
- …Рязанской строительной компании!
Такого поворота я не ожидала. Убийства, грабежи… Куда ни шло… Но в постель? Походу у нашего доморощенного детектива крыша вконец поехала. Лишь недоуменно хмыкаю:
- Чего-о-о-о?
- Ничего!
Стужев кидает свои листки Федотову, тот снимает с них скрепки, и народ дружно придвигается поближе в предвкушении грязных сплетен.
- Там черным по белому написано про все твои подвиги!
Он тянет руку к бумагам и тыкает в них пальцем.
- И про Самару, и про Иркутск.
Какой-то шизофренический бред – я с растерянной улыбкой прикрываю глаза рукой. Хотя физиономия Петровичу к смеху не располагает – у него в руках фотография с милиционерами и темноволосой женщиной, лица которой правда не видно. Зато хорошо видны наручники на руках.
Стужев продолжает орать:
- Слушай, может ты сбросишь свою блузочку? Там же наверняка живого места от татуировок нет, да?
Вот, дерьмо! Что он говорит-то? Зачем нести всю эту фигню на публике? И причем тут исчезновение Сереброва? Или его я тоже замочила? Сашок тянет свои похотливые ручонки ко мне, и я смотрю на них, застыв и не реагируя, как кролик на парочку удавов. Слава богу, Сергей кидается наперерез и хватает Стужева за грудки:
- А ну-ка, извинился!
Блин, Пригожин, если выживу, я тебя за это поцелую. Вот, кто единственный достойный мужчина в этом гадюшнике. Стужев хрипит:
- Перед кем?
- Перед ней, извинился!
Он яростно трясет Александра и тот испуганно кричит:
- А ты сам почитай, что там написано! Перед кем извиняться?
В уши рвутся визги Стаси Болотной и Мягковой. Мне становится легче дышать – со мной Сергей, дай бог, прорвемся! Он тоже повышает голос и готов подраться со Стужевым:
- Я тебе сейчас почитаю!
Вцепившись в руку Пригожина, пытаюсь его сдержать и оттащить:
- Сергей, не трогай его!
Не хватало, чтобы и его укатали в асфальт из-за меня. Федотов рявкает:
- А ну, прекратить!
Стася все равно подтявкает:
- Фото говорят сами за себя.
Да ничего они не говорят. Отчаянно кричу:
- Но это не я!
Все стараются что-то сказать, перекричать друг друга, превращая спор в безумную какофонию слов. Не поймешь, кто чего и говорит:
- Да, прямо, не ты… Но очень похожа… Мало ли похожих людей… Марий Филатовых немало…
Но ведь похожа, да…
Пытаюсь перекричать гвалт:
- Николай Петрович, кому вы верите?!
Змея Болотная визжит, поднимая указательный палец вверх:
- Он верит своим глазам! А факты девушка вещь упрямая!
Девушка? Удивленно смотрю на стоящую вплотную Станиславу. Все-таки, она решила пойти в атаку и присоединить свое ядовитое жало к основному кусающему. Сергей потихоньку сникает, теперь у нападающих снова перевес и оборону сдерживать труднее. Заготовки врага я узнала, самое время отступить, узнать, что там у Светки и собраться с силами. Обвожу взглядом сгрудившийся вокруг народ:
- Так, понятно.
Глаза горят, все жаждут крови. У Стужева в глазах торжество. Логика ни в какие ворота не лезет. Неужели он сам верит своим сказкам? Все его доказательства полное фуфло – любая милиция, появившись здесь и проверив паспорта, настучат этому упырю и его приспешнице по башке, а потом, развернувшись, уйдет, матерясь последними словами....
- Мне сейчас что, оправдываться перед всеми, да?
Сашок самодовольно лыбится:
- А не надо оправдываться и так все ясно.
На столе валяются гадкие фотки, поддержки ждать неоткуда – Федотов сидит, понурив голову, закрылся сцепленными между собой руками. Пора перегруппироваться.
- Так, ладно.
Обхожу стоящую Стасю и направляюсь к двери.
- Это ты куда?
Оглядываюсь - та стоит у стола с фотографиями в руках и с желанием крикнуть «Фас!». Пожимаю плечами:
- Мне надо позвонить.
- Кому? Адвокату или своим сообщникам?
Чего уж мелочиться:
- Киллеру!
И иду на выход.
***
Выбравшись в холл, пытаюсь снова и снова дозвониться до Дорохиной. Мне бы передышку и хоть одну малюсенькую надежду. Топчусь возле закрытых дверей, обхватив себя рукой за талию, а другую, с трубой, прижав к уху. Опять длинные гудки… Я уже на пределе и, кажется, вот-вот сорвусь и разревусь. Из-за двери слышится мучительный крик Пригожина:
- Да, я ей, верю!
И тишина...
- Свет, ну возьми трубу!
Неожиданно рядом раздается голос Федотова:
- Маша!
Испуганно оглядываюсь. Пора?
- Сейчас!
- Сейчас было десять минут назад. Пошли, пошли, пошли…
Да какие десять, какие десять? И двух не прошло.
Он приобнимает меня, придерживая за локти, и разворачивает в сторону зала заседаний:
- Пошли.
Безвольно и безропотно поддаюсь – кажется, уже никаких сил нет для борьбы и придумать ничего не могу. Чувствую, как он настойчиво подталкивает меня сзади, потом открывает дверь и заставляет войти внутрь.
