– Но не таких, – с придыханием сообщил ей принц.
В тот же момент хлипкая дверь перед графиней отворилась. Огнивом блондин зажег все свечи в подсвечнике, стоявшем на столе, и, взяв его в руки, вытянул перед собой.
Взгляд Анны-Марии даже не знал, за какое из полотен зацепиться. Сколько же времени Его Высочество провел в своем тайном убежище, увлекаясь написанием позорных сюжетов? Прачки стирают в реке белье, кухарки стряпают на королевской кухне в заляпанных жиром передниках. Простая девчонка лет десяти из трущоб позирует с пышной красной розой в руках. А вот нос пиратского флагмана разрезает бушующие волны, борется с неуправляемой стихией.
Но одна единственная картина заставила Анну-Марию сойти с места, приблизиться к высокому полотну на расстояние вытянутой руки и расширить глаза от страха и ужаса.
Это она! Ее лицо, ее волосы и даже одно из любимых платьев, складки которого вырисованы так тщательно, что, кажется, дотронься, и ткань заструится под пальцами как настоящая. Но кое-что в этом портрете вызывало тревогу и неподдельную панику.
– Я не такая, – наконец-то обрела графиня дар речи. Дориан встал рядом, сложив руки за спиной. – Совсем не такая. Эта улыбка… а взгляд. Это не мой взгляд. Это взгляд простушки, которая от голода не может нарадоваться краюхе черствого хлеба. Отвратительно.
– Голод и хлеб здесь не при чем. – Голос Дориана стал едва слышен. Свистящий шепот. – Я написал тебя такой, какой вижу. Именно так ты будешь выглядеть, если снимешь свою маску. Нежная улыбка, чистый и ласковый взгляд. Ведь Энн-Мэй, что живет внутри тебя, загнанная обстоятельствами на самую глубину… она такая. Честная и открытая, любящая и…
– Хорошая попытка промыть мне мозги, Ваше Высочество, – резко оборвала его Анна-Мария, топнув ногой и скрестив руки на груди. – Немедленно избавься от этого убожества, если не хочешь, чтобы твое тайное логово сгорело дотла! Вместе с твоими «шедеврами», – процедила она последнее слово сквозь зубы. – Король из тебя будет, как из меня куриная запеканка: представить такого невозможно.
– Энн-Мэй…
– И прекрати называть меня так! – гаркнула девушка ему прямо в лицо, до сих пор косясь на картину, которая ей еще долго в кошмарах будет сниться. – Я не простушка какая-нибудь! Не девка из гнилых трущоб! Для тебя и для всех, не обделенных титулами, я – Анна-Мария. Для других – госпожа Понтилат. И никак иначе. Чтобы я еще хоть раз, еще хоть раз…
– Энн-Мэй…
Пришлось графине испуганно отскочить в сторону на добрый метр, когда принц упал перед ней на колени. Но взгляд сверху вниз на особу королевской крови парализовал привыкшую к дворцовому этикету девушку.
– Что я делаю не так? – сипло осведомился Дориан. – Вероятно, никто кроме меня не замечал моментов, когда ты позволяешь настоящей себе вырываться наружу. Когда ты с улыбкой смотришь на парящие хлопья снега, когда вдыхаешь цветочный аромат и краснеешь при этом, будто делаешь что-то непристойное. Когда увлекаешься игрой на рояле и хотя бы ненадолго прекращаешь бояться того, что тебе причинят боль.
– Я не боюсь боли! – в сердцах вскрикнула графиня, сжав кулаки и резко вздернув подбородок. – Я ничего не боюсь. И никогда не боялась. Я знаю, кто я такая. И какой властью обладает одно мое имя. Одно. Мое. Имя.
– Твое имя… может быть, – отвел Дориан опустошенный взгляд. – Но сама над собой ты власти не имеешь.
– Что?! Да как ты… да как вы, Ваше Высочество?..
– Дориан, – поправил девушку принц. – Просто Дориан.
– Дориан может идти отсюда прочь! – взмахнула графиня рукой. – Хотя, это я пойду прочь. Потому что пока эта уродина смотрит на меня, – ткнула она пальцем в холст, едва не проткнув картину насквозь, – мне хочется удавиться! До встречи, Дориан. Благодарю за уничижительный экскурс в глубины моей души. Ложный!
Подобрав подол, хмыкнув и громко цокая каблуками по полу, Анна-Мария гордо покинула тайную мастерскую, прихватив подсвечник с собой. Затем вернулась, поставила его обратно на стол, достала из него одну свечу и снова вышла. Не оставлять же наследника престола впотьмах. Не ровен час, навернется, а вся вина ляжет на плечи поздней гостьи.
– Энн-Мэй, – поднял парень взгляд на мягко улыбавшуюся ему с портрета графиню Понтилат. – Эх, что же я делаю не так?
Затушив свечу у самого выхода из потайного хода, Анна-Мария бросила ее на пол и поспешила как можно скорее ретироваться из покоев бывшего жениха.
Сначала старуха со своими глупыми страшными сказками, теперь принц, уверенный в том, что его возлюбленная – ангел во плоти. Нет, нет, нет. Ее просто второй раз решили сжить со свету. Теперь уже моральным давлением. А положить всему этому конец можно лишь узнав истинное лицо убийцы. Восстановить справедливость, доказать хотя бы самой себе, что это – никакое не проклятье…
Проклятье! Могло же такое прийти в голову от полной безысходности? Сказка – как основа, а дальше – дело за малым. Заставить жителей дворца плясать под свою дудку. Такое по силам ведьмаку или ведьме, не обделенным могуществом.
– Азуса…
Распахнув двери своих покоев, графиня наконец-то встретила того, кто мог бы сослужить ей верную службу. Того, кто могуществом сам не обделен и, возможно, развеет все ее сомнения относительно глупых сказок про нерадивых принцесс.
– Анна-Мария? А мы как раз тебя ожидаем.
Закинув ногу на ногу, некромант и ведьмак в одном флаконе сидел на диванчике перед камином и, оттопырив мизинец, держал в руках маленькую чашечку с дымившимся напитком.
Но, не обращая никакого внимания на присутствующих здесь Марло и Эмильена, расположившихся на соседнем диванчике, девушка птицей подлетела к бастарду, вцепилась пальцами в кружевное жабо и уставилась в каре-золотые глаза с нескрываемым ужасом.
– Это не проклятье? – прошептала графиня, пытаясь прочитать ответ еще до того, как Азуса его озвучит. – Проклятья – это ведь сказки, верно? Такие же, как одна из тех, что рассказали мне накануне, верно?
Впервые Азуса видел Анну-Марию настолько напуганной и подавленной. Привыкшая к своему статусу и обласканная вниманием окружающих, девушка окончательно пала духом и готова поверить в любую небылицу, лишь бы найти повод для такого холодного приема. А небылицу ли?..
– Эмильен, – вместо ответа обратился ведьмак к ходячей энциклопедии с человеческим лицом. – Проклятья.
– Хм… – мальчишка задумчиво погладил пальцами подбородок, и взгляды всех присутствующих обратились к нему. – Проклятье – это особая перенастройка энергетики, которая зависит от желаний своего создателя. Он задумывает модель поведения цели, живого или неживого ее окружения и создает плетение, соответствующее этой модели. Это сильная магия, очень сильная, но контролю она не поддается. Нельзя создать проклятье намеренно.
– Ты только что сказал, что модель поведения задумывается, – перебил Марло. – Мне, конечно, нет до этого никакого дела, но как-то не сходится.
– Модель поведения, действительно, задумывается, – кивнул светлой кудрявой головой Эмильен. – Но создается она на эмоциях, ярких и искренних, а затем становится явью. Это и называется проклятьем.
С трудом разжав пальцы, графиня упала на диван рядом с Азусой и прикрыла лицо руками.
Всё не могло быть слишком просто. Она не могла воскреснуть и вернуться во дворец, как ни в чем не бывало, после того, что произошло. Убийца не остановился на достигнутом. И, судя по всему, не собирается. Мало ему было ножа, шрамы от которого до сих пор заживают на нежной коже. Еще и проклятьем одарил, отвернувшим от Анны-Марии всех тех, кто прежде защищал ее от всех невзгод. Отец, король…
– Так, – брюнет устало потер виски, переваривая новую поступившую информацию. – Эмильен, – вновь обратился он к незаменимому товарищу, – ты знаешь, как определить, находится ли человек под действием проклятья? Кто его наложил? Каким образом оно действует?
– Второе и третье – мимо, – мотнул парень головой. – Об этом можно только догадаться. А что касается первого… да, возможно. На теле жертвы проклятья должна находиться Ведьмина печать. Опережая твой вопрос… вид она принимает произвольный. Для каждого проклятья печать своя, неповторимая. И найти ее может только ведьмак.
– Я по доброте душевной вызываюсь отыскать печать на теле графини, – сжал перед собой кулак Марло. – Во имя справедливости и мира во всем мире, ведь даже такие, как она, имеют право на…
– Азуса, – пальцы Анны-Марии вновь заключили в плен кружевное жабо брюнета. – Найди печать. Пожалуйста.
– Ну да-да, пошел я нафиг… – откинулся рыжий на спинку дивана.
Долго же бастард ждал того момента, когда графиня падет в отчаяние и поплатится за все свершенные грехи, однако не ожидал, что взгляд ее окажется настолько… знакомым. Ведь в тот день, когда наследника престола неожиданно решили сменить, в отражении зеркала на Азусу смотрели совершенно такие же глаза. Глаза человека, от которого в одночасье отвернулся весь мир.
– Выйдите, – не отворачиваясь от лица Анны-Марии, произнес ведьмак. – Если печать, действительно, есть, то я ее найду.
А когда дверь за двумя некромантами закрылась с той стороны, девушке скомандовали… приспустить платье.
– Ч-что сделать? – даже опешила она, сдвинув брови, и уже инстинктивно обняв себя за плечи.
– Печать на вашем теле, дорогая графиня, – терпеливо пояснил Азуса. – И если мы рассчитываем отыскать ее, вам следует доверить вместилище этой печати мне. Мне, моим глазам и моим рукам. А вы как думали? Если ее может обнаружить лишь ведьмак, значит, необходимо считывание энергетического поля. Или же вы, дорогая Понтилат, рассчитываете всю жизнь теряться в догадках, находитесь ли под действием проклятья или же?..
– Хорошо, – с едва подрумянившимися щеками сдалась Анна-Мария, ловко развязала шнуровку корсета и, прикрывая кружевной лиф одной рукой, приспустила домашний наряд до пояса. – Только давай побыстрее, ведьмак. А распустишь руки свыше того, чем требуется – угодишь на эшафот.
– Договорились, – согласился брюнет.
Оба его указательных пальца провели по щекам графини. Медленно, прощупывая малейшее магическое изменение естественных энергетических потоков. Кончики пальцев закололо, как от легкого морозца. Именно такой игривый холодок касается твоей кожи по утрам в раннем декабре. Необычная энергетика для женщины из древнего рода, восходившего к самим королям прошлого. Виной тому проклятье или же?..
Руки пошли дальше, изучая каждый миллиметр кожи смущенной, но решительной знатной особы. Шея, плечи, ключицы. Здесь температура оказалась куда ниже. Будто Азуса касался фигуры, выточенной из цельного куска льда. Гладкой, изящной, но заставлявшей кончики пальцев неметь от холода. По груди он прошелся быстро, заставив Анну-Марию зажмуриться. Затем скользнул по району живота. В точке солнечного сплетения лютый мороз сковал пальцы ведьмака настолько, что они на некоторое время потеряли чувствительность.
Но все вернулось на круги своя, как только парень, придвинувшись чуть ближе, перешел к изучению спины. Снизу вверх, от талии к затылку. Зима внутри графини Понтилат прекратила свое буйство, уступив место поздней осени. Такой же, что пестрела сейчас за окном яркими багряно-золотыми красками. Прохладно, но вполне терпимо.
Пальцы некроманта побежали по копчику, осиной талии. То скользя, то останавливаясь и прощупывая энергетику на наличие чужеродных вмешательств.
Но то, что искал Азуса, обнаружилось только под левой лопаткой. Изо рта вырвалось облако густого пара, пальцы вновь онемели. Тем не менее, сделав над собой усилие и напитав энергетический сгусток собственной магией, брюнет наконец-то увидел то, что до сих пор увидеть было невозможно даже ему.
– Жжется, – стиснув зубы, прошипела Анна-Мария, а ведьмак лишь убедился в своей правоте.
– Терпите, – чуть более мягко, чем сам того хотел, попросил он. – Я должен увидеть плетение. Сплошной ком энергии ничего нам не даст.
И он увидел. Увидел небольшую корону под левой лопаткой графини, заключенную в печатный круг – границу плетения. Символ королевской власти украшал единственный мерцающий камень.
«Один из семи», – догадался Азуса, взглядом изучив печать и заприметив еще шесть небольших углублений, расположенных на равном отдалении друг от друга.
– Вот только что всё это значит?.. – вслух спросил он сам себя. – В чем смысл этого проклятья?
– Я знала, что отец с королем отвернулись от меня не просто так, – сделала девушка свои выводы от реакции некроманта. – Это всё та ведьма со своими глупыми сказками. Это она прокляла меня.
– А я не так уверен в этом. Почему же отношение Дориана к тебе не изменилось, если проклятье на всех действует одинаково? Почему оно обнаружилось после твоей смерти? И как твое убийство с ним связано? Кто его наложил? Какова была его цель? И почему твоя энергетика?.. А впрочем, – остановил поток вопросов Азуса, – я всё запомнил. – Перекачка энергии прекратилась, и печать в виде короны с драгоценными камнями испарилась так же внезапно, как проявилась. – Нужно спросить у Эмильена и отталкиваться будем уже от его слов.
– Ты так много надежд возлагаешь на мальчишку, – не удержалась от едкости Анна-Мария, отстранилась и поспешно вернула корсет на законное место.
– Потому что этот мальчишка – ходячая академическая библиотека. А мы трое – твой единственный шанс вернуть свою жизнь в прежнее русло. Нравится тебе это или нет.
Утро Анны-Марии добрым не было по той простой причине, что в каждый ее сон умудрялась проникать страшная старуха и раз за разом пересказывала одну и ту же глупую сказку. Графиня непроизвольно выучила сказку про Грязнавку слово в слово, и мысли иные теперь категорически отзывались проникать в голову.
А еще Азуса ничего не рассказал ей про проклятье, как и Эмильен. Пошушукались в уголке и решили, что подробности девушке знать не требуется. Или же ей нельзя знать подробности? Что-то может пойти не так? Что же, если от знания этого проклятья может зависеть сохранность ее второй жизни?
Вся троица встретила графиню Понтилат, когда та уже приняла утреннюю ванну, переоделась и была готова к завтраку, а затем и к новой встрече с отцом. Нельзя пускать всё на самотек. Следует разобраться самостоятельно в причине его неприязни к единственному ребенку. Ребенку, который всегда гарантировал сохранение традиций. Место Понтилатов – на троне, место Готтьеров по праву завоевателей – тоже. У графа – дочь, у короля – сын. Всё сходится, но кто-то или что-то всеми силами пытается разрушить равновесие королевства.
– Доброго утра, графиня, – поприветствовал девушку Азуса, как только та вышла за двери своих покоев.
– Можно обойтись, – махнул Марло рукой.
– Госпожа, – низко склонил голову Эмильен.
– И вам не хворать, – задрала особа подбородок и без лишних церемоний застучала каблуками по каменному полу коридора.
– Нам следует начать работу над ритуалом по избавлению от предсмертной амнезии, – напомнил ей брюнет, поравнявшись.
– Позже, – лаконично ответила ему графиня. – Сейчас мне нужно разобраться с проблемами насущными, а уже потом заняться делами второстепенными.
– Это не второстепенное дело, – возник Марло по другую сторону. – Это наш диплом, между прочим, а время – не резиновое.
– Чихала я на ваш диплом с церковной колокольни. Смысл имеет лишь то, что вернет мне прежнее уважение со стороны отца и короля. Даже если кто-то хочет помешать – не бывать этому. Трон принадлежит мне.
В тот же момент хлипкая дверь перед графиней отворилась. Огнивом блондин зажег все свечи в подсвечнике, стоявшем на столе, и, взяв его в руки, вытянул перед собой.
Взгляд Анны-Марии даже не знал, за какое из полотен зацепиться. Сколько же времени Его Высочество провел в своем тайном убежище, увлекаясь написанием позорных сюжетов? Прачки стирают в реке белье, кухарки стряпают на королевской кухне в заляпанных жиром передниках. Простая девчонка лет десяти из трущоб позирует с пышной красной розой в руках. А вот нос пиратского флагмана разрезает бушующие волны, борется с неуправляемой стихией.
Но одна единственная картина заставила Анну-Марию сойти с места, приблизиться к высокому полотну на расстояние вытянутой руки и расширить глаза от страха и ужаса.
Это она! Ее лицо, ее волосы и даже одно из любимых платьев, складки которого вырисованы так тщательно, что, кажется, дотронься, и ткань заструится под пальцами как настоящая. Но кое-что в этом портрете вызывало тревогу и неподдельную панику.
– Я не такая, – наконец-то обрела графиня дар речи. Дориан встал рядом, сложив руки за спиной. – Совсем не такая. Эта улыбка… а взгляд. Это не мой взгляд. Это взгляд простушки, которая от голода не может нарадоваться краюхе черствого хлеба. Отвратительно.
– Голод и хлеб здесь не при чем. – Голос Дориана стал едва слышен. Свистящий шепот. – Я написал тебя такой, какой вижу. Именно так ты будешь выглядеть, если снимешь свою маску. Нежная улыбка, чистый и ласковый взгляд. Ведь Энн-Мэй, что живет внутри тебя, загнанная обстоятельствами на самую глубину… она такая. Честная и открытая, любящая и…
– Хорошая попытка промыть мне мозги, Ваше Высочество, – резко оборвала его Анна-Мария, топнув ногой и скрестив руки на груди. – Немедленно избавься от этого убожества, если не хочешь, чтобы твое тайное логово сгорело дотла! Вместе с твоими «шедеврами», – процедила она последнее слово сквозь зубы. – Король из тебя будет, как из меня куриная запеканка: представить такого невозможно.
– Энн-Мэй…
– И прекрати называть меня так! – гаркнула девушка ему прямо в лицо, до сих пор косясь на картину, которая ей еще долго в кошмарах будет сниться. – Я не простушка какая-нибудь! Не девка из гнилых трущоб! Для тебя и для всех, не обделенных титулами, я – Анна-Мария. Для других – госпожа Понтилат. И никак иначе. Чтобы я еще хоть раз, еще хоть раз…
– Энн-Мэй…
Пришлось графине испуганно отскочить в сторону на добрый метр, когда принц упал перед ней на колени. Но взгляд сверху вниз на особу королевской крови парализовал привыкшую к дворцовому этикету девушку.
– Что я делаю не так? – сипло осведомился Дориан. – Вероятно, никто кроме меня не замечал моментов, когда ты позволяешь настоящей себе вырываться наружу. Когда ты с улыбкой смотришь на парящие хлопья снега, когда вдыхаешь цветочный аромат и краснеешь при этом, будто делаешь что-то непристойное. Когда увлекаешься игрой на рояле и хотя бы ненадолго прекращаешь бояться того, что тебе причинят боль.
– Я не боюсь боли! – в сердцах вскрикнула графиня, сжав кулаки и резко вздернув подбородок. – Я ничего не боюсь. И никогда не боялась. Я знаю, кто я такая. И какой властью обладает одно мое имя. Одно. Мое. Имя.
– Твое имя… может быть, – отвел Дориан опустошенный взгляд. – Но сама над собой ты власти не имеешь.
– Что?! Да как ты… да как вы, Ваше Высочество?..
– Дориан, – поправил девушку принц. – Просто Дориан.
– Дориан может идти отсюда прочь! – взмахнула графиня рукой. – Хотя, это я пойду прочь. Потому что пока эта уродина смотрит на меня, – ткнула она пальцем в холст, едва не проткнув картину насквозь, – мне хочется удавиться! До встречи, Дориан. Благодарю за уничижительный экскурс в глубины моей души. Ложный!
Подобрав подол, хмыкнув и громко цокая каблуками по полу, Анна-Мария гордо покинула тайную мастерскую, прихватив подсвечник с собой. Затем вернулась, поставила его обратно на стол, достала из него одну свечу и снова вышла. Не оставлять же наследника престола впотьмах. Не ровен час, навернется, а вся вина ляжет на плечи поздней гостьи.
– Энн-Мэй, – поднял парень взгляд на мягко улыбавшуюся ему с портрета графиню Понтилат. – Эх, что же я делаю не так?
Затушив свечу у самого выхода из потайного хода, Анна-Мария бросила ее на пол и поспешила как можно скорее ретироваться из покоев бывшего жениха.
Сначала старуха со своими глупыми страшными сказками, теперь принц, уверенный в том, что его возлюбленная – ангел во плоти. Нет, нет, нет. Ее просто второй раз решили сжить со свету. Теперь уже моральным давлением. А положить всему этому конец можно лишь узнав истинное лицо убийцы. Восстановить справедливость, доказать хотя бы самой себе, что это – никакое не проклятье…
Проклятье! Могло же такое прийти в голову от полной безысходности? Сказка – как основа, а дальше – дело за малым. Заставить жителей дворца плясать под свою дудку. Такое по силам ведьмаку или ведьме, не обделенным могуществом.
– Азуса…
Распахнув двери своих покоев, графиня наконец-то встретила того, кто мог бы сослужить ей верную службу. Того, кто могуществом сам не обделен и, возможно, развеет все ее сомнения относительно глупых сказок про нерадивых принцесс.
– Анна-Мария? А мы как раз тебя ожидаем.
Закинув ногу на ногу, некромант и ведьмак в одном флаконе сидел на диванчике перед камином и, оттопырив мизинец, держал в руках маленькую чашечку с дымившимся напитком.
Но, не обращая никакого внимания на присутствующих здесь Марло и Эмильена, расположившихся на соседнем диванчике, девушка птицей подлетела к бастарду, вцепилась пальцами в кружевное жабо и уставилась в каре-золотые глаза с нескрываемым ужасом.
– Это не проклятье? – прошептала графиня, пытаясь прочитать ответ еще до того, как Азуса его озвучит. – Проклятья – это ведь сказки, верно? Такие же, как одна из тех, что рассказали мне накануне, верно?
Впервые Азуса видел Анну-Марию настолько напуганной и подавленной. Привыкшая к своему статусу и обласканная вниманием окружающих, девушка окончательно пала духом и готова поверить в любую небылицу, лишь бы найти повод для такого холодного приема. А небылицу ли?..
– Эмильен, – вместо ответа обратился ведьмак к ходячей энциклопедии с человеческим лицом. – Проклятья.
– Хм… – мальчишка задумчиво погладил пальцами подбородок, и взгляды всех присутствующих обратились к нему. – Проклятье – это особая перенастройка энергетики, которая зависит от желаний своего создателя. Он задумывает модель поведения цели, живого или неживого ее окружения и создает плетение, соответствующее этой модели. Это сильная магия, очень сильная, но контролю она не поддается. Нельзя создать проклятье намеренно.
– Ты только что сказал, что модель поведения задумывается, – перебил Марло. – Мне, конечно, нет до этого никакого дела, но как-то не сходится.
– Модель поведения, действительно, задумывается, – кивнул светлой кудрявой головой Эмильен. – Но создается она на эмоциях, ярких и искренних, а затем становится явью. Это и называется проклятьем.
С трудом разжав пальцы, графиня упала на диван рядом с Азусой и прикрыла лицо руками.
Всё не могло быть слишком просто. Она не могла воскреснуть и вернуться во дворец, как ни в чем не бывало, после того, что произошло. Убийца не остановился на достигнутом. И, судя по всему, не собирается. Мало ему было ножа, шрамы от которого до сих пор заживают на нежной коже. Еще и проклятьем одарил, отвернувшим от Анны-Марии всех тех, кто прежде защищал ее от всех невзгод. Отец, король…
– Так, – брюнет устало потер виски, переваривая новую поступившую информацию. – Эмильен, – вновь обратился он к незаменимому товарищу, – ты знаешь, как определить, находится ли человек под действием проклятья? Кто его наложил? Каким образом оно действует?
– Второе и третье – мимо, – мотнул парень головой. – Об этом можно только догадаться. А что касается первого… да, возможно. На теле жертвы проклятья должна находиться Ведьмина печать. Опережая твой вопрос… вид она принимает произвольный. Для каждого проклятья печать своя, неповторимая. И найти ее может только ведьмак.
– Я по доброте душевной вызываюсь отыскать печать на теле графини, – сжал перед собой кулак Марло. – Во имя справедливости и мира во всем мире, ведь даже такие, как она, имеют право на…
– Азуса, – пальцы Анны-Марии вновь заключили в плен кружевное жабо брюнета. – Найди печать. Пожалуйста.
– Ну да-да, пошел я нафиг… – откинулся рыжий на спинку дивана.
Долго же бастард ждал того момента, когда графиня падет в отчаяние и поплатится за все свершенные грехи, однако не ожидал, что взгляд ее окажется настолько… знакомым. Ведь в тот день, когда наследника престола неожиданно решили сменить, в отражении зеркала на Азусу смотрели совершенно такие же глаза. Глаза человека, от которого в одночасье отвернулся весь мир.
– Выйдите, – не отворачиваясь от лица Анны-Марии, произнес ведьмак. – Если печать, действительно, есть, то я ее найду.
А когда дверь за двумя некромантами закрылась с той стороны, девушке скомандовали… приспустить платье.
– Ч-что сделать? – даже опешила она, сдвинув брови, и уже инстинктивно обняв себя за плечи.
– Печать на вашем теле, дорогая графиня, – терпеливо пояснил Азуса. – И если мы рассчитываем отыскать ее, вам следует доверить вместилище этой печати мне. Мне, моим глазам и моим рукам. А вы как думали? Если ее может обнаружить лишь ведьмак, значит, необходимо считывание энергетического поля. Или же вы, дорогая Понтилат, рассчитываете всю жизнь теряться в догадках, находитесь ли под действием проклятья или же?..
– Хорошо, – с едва подрумянившимися щеками сдалась Анна-Мария, ловко развязала шнуровку корсета и, прикрывая кружевной лиф одной рукой, приспустила домашний наряд до пояса. – Только давай побыстрее, ведьмак. А распустишь руки свыше того, чем требуется – угодишь на эшафот.
– Договорились, – согласился брюнет.
Оба его указательных пальца провели по щекам графини. Медленно, прощупывая малейшее магическое изменение естественных энергетических потоков. Кончики пальцев закололо, как от легкого морозца. Именно такой игривый холодок касается твоей кожи по утрам в раннем декабре. Необычная энергетика для женщины из древнего рода, восходившего к самим королям прошлого. Виной тому проклятье или же?..
Руки пошли дальше, изучая каждый миллиметр кожи смущенной, но решительной знатной особы. Шея, плечи, ключицы. Здесь температура оказалась куда ниже. Будто Азуса касался фигуры, выточенной из цельного куска льда. Гладкой, изящной, но заставлявшей кончики пальцев неметь от холода. По груди он прошелся быстро, заставив Анну-Марию зажмуриться. Затем скользнул по району живота. В точке солнечного сплетения лютый мороз сковал пальцы ведьмака настолько, что они на некоторое время потеряли чувствительность.
Но все вернулось на круги своя, как только парень, придвинувшись чуть ближе, перешел к изучению спины. Снизу вверх, от талии к затылку. Зима внутри графини Понтилат прекратила свое буйство, уступив место поздней осени. Такой же, что пестрела сейчас за окном яркими багряно-золотыми красками. Прохладно, но вполне терпимо.
Пальцы некроманта побежали по копчику, осиной талии. То скользя, то останавливаясь и прощупывая энергетику на наличие чужеродных вмешательств.
Но то, что искал Азуса, обнаружилось только под левой лопаткой. Изо рта вырвалось облако густого пара, пальцы вновь онемели. Тем не менее, сделав над собой усилие и напитав энергетический сгусток собственной магией, брюнет наконец-то увидел то, что до сих пор увидеть было невозможно даже ему.
– Жжется, – стиснув зубы, прошипела Анна-Мария, а ведьмак лишь убедился в своей правоте.
– Терпите, – чуть более мягко, чем сам того хотел, попросил он. – Я должен увидеть плетение. Сплошной ком энергии ничего нам не даст.
И он увидел. Увидел небольшую корону под левой лопаткой графини, заключенную в печатный круг – границу плетения. Символ королевской власти украшал единственный мерцающий камень.
«Один из семи», – догадался Азуса, взглядом изучив печать и заприметив еще шесть небольших углублений, расположенных на равном отдалении друг от друга.
– Вот только что всё это значит?.. – вслух спросил он сам себя. – В чем смысл этого проклятья?
– Я знала, что отец с королем отвернулись от меня не просто так, – сделала девушка свои выводы от реакции некроманта. – Это всё та ведьма со своими глупыми сказками. Это она прокляла меня.
– А я не так уверен в этом. Почему же отношение Дориана к тебе не изменилось, если проклятье на всех действует одинаково? Почему оно обнаружилось после твоей смерти? И как твое убийство с ним связано? Кто его наложил? Какова была его цель? И почему твоя энергетика?.. А впрочем, – остановил поток вопросов Азуса, – я всё запомнил. – Перекачка энергии прекратилась, и печать в виде короны с драгоценными камнями испарилась так же внезапно, как проявилась. – Нужно спросить у Эмильена и отталкиваться будем уже от его слов.
– Ты так много надежд возлагаешь на мальчишку, – не удержалась от едкости Анна-Мария, отстранилась и поспешно вернула корсет на законное место.
– Потому что этот мальчишка – ходячая академическая библиотека. А мы трое – твой единственный шанс вернуть свою жизнь в прежнее русло. Нравится тебе это или нет.
Глава 8. Приворотное зелье для ведьмака
Утро Анны-Марии добрым не было по той простой причине, что в каждый ее сон умудрялась проникать страшная старуха и раз за разом пересказывала одну и ту же глупую сказку. Графиня непроизвольно выучила сказку про Грязнавку слово в слово, и мысли иные теперь категорически отзывались проникать в голову.
А еще Азуса ничего не рассказал ей про проклятье, как и Эмильен. Пошушукались в уголке и решили, что подробности девушке знать не требуется. Или же ей нельзя знать подробности? Что-то может пойти не так? Что же, если от знания этого проклятья может зависеть сохранность ее второй жизни?
Вся троица встретила графиню Понтилат, когда та уже приняла утреннюю ванну, переоделась и была готова к завтраку, а затем и к новой встрече с отцом. Нельзя пускать всё на самотек. Следует разобраться самостоятельно в причине его неприязни к единственному ребенку. Ребенку, который всегда гарантировал сохранение традиций. Место Понтилатов – на троне, место Готтьеров по праву завоевателей – тоже. У графа – дочь, у короля – сын. Всё сходится, но кто-то или что-то всеми силами пытается разрушить равновесие королевства.
– Доброго утра, графиня, – поприветствовал девушку Азуса, как только та вышла за двери своих покоев.
– Можно обойтись, – махнул Марло рукой.
– Госпожа, – низко склонил голову Эмильен.
– И вам не хворать, – задрала особа подбородок и без лишних церемоний застучала каблуками по каменному полу коридора.
– Нам следует начать работу над ритуалом по избавлению от предсмертной амнезии, – напомнил ей брюнет, поравнявшись.
– Позже, – лаконично ответила ему графиня. – Сейчас мне нужно разобраться с проблемами насущными, а уже потом заняться делами второстепенными.
– Это не второстепенное дело, – возник Марло по другую сторону. – Это наш диплом, между прочим, а время – не резиновое.
– Чихала я на ваш диплом с церковной колокольни. Смысл имеет лишь то, что вернет мне прежнее уважение со стороны отца и короля. Даже если кто-то хочет помешать – не бывать этому. Трон принадлежит мне.
