— Превосходно. Самая подходящая дата, — сообщила я, подыграв Александру — Но, к сожалению, отец пригрозил лишить меня наследства, если я выйду замуж в этом году, так что придется жить с вашими родителями.
— Только не это, — вздрогнул парень, и все, включая его самого, расхохотались.
Сжав мою локоть, Эрик спас меня от дальнейшей бессмысленной беседы, объявив:
— Мира хочет немного подышать свежим воздухом. Мы идем гулять.
Выйдя из дома, мы пересекли газон и медленно направились по подъездной дорожке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эрик.
— Все в порядке… просто немного устала. В наступившем молчании я, как всегда, лихорадочно пыталась придумать что сказать, но на ум ничего не шло.
— Должно быть, многое случилось с тобой за последний год? — осведомилась я.
Эрик кивнул и неожиданно объявил то, что Я меньше всего ожидала услышать:
— Ты будешь первой, кто поздравит меня. Анна Громова и я решили пожениться. Собираемся официально объявить о своей помолвке на вечере в субботу.
Все закружилось перед моими глазами. Анна Громова! Я знала Анну и не любила ее. Хотя она была очень хорошенькой, живой и веселой, однако она всегда казалась мне тщеславной и ограниченной.
— Надеюсь, ты будешь с ней счастлив, — выговорила я вслух, старательно скрывая боль и разочарование.
— Я тоже на это надеюсь.
Мы еще с полчаса по гуляли по двору, беседуя о планах на будущее. Я неотступно, с чувством невозвратной потери думала все это время, какой Эрик прекрасный собеседник, внимательный и как много общего у нас .
Мы уже направлялись к дому, когда к дверям подкатили две машины откуда вышла эффектная брюнетка в сопровождении двух молодых людей.
— О, вот и скорбящая вдова наконец-то появилась! — с сарказмом пробормотал Эрик, глядя на Натали Рай - Росман.
Смотрю на Натали, шикарную вдову. И не скажешь по ней, что мужа потеряла.
В ушах горят и переливаются огромные бриллианты, несмотря на простой серый костюм, она выглядит чувственно-соблазнительной.
— Ты заметила, она и слезинки не проронила на похоронах! Эта женщина напоминает мне чем-то Лукрецию Борджиа!
Я согласилась со столь схожей характеристикой:
— Она здесь не для того, чтобы принимать соболезнования. Хочет, чтобы завещание прочитали сегодня же, как только гости разойдутся.
— Кстати, насчет «разойдутся». У меня через час деловое свидание.
Наклонившись, он по-братски чмокнул меня в щеку.
— Попрощайся за меня с отцом. - Я глядела вслед Эрику, уносившему с собой, мои девичьи мечты. Он открыл дверцу автомобиля, бросил темный пиджак на заднее сиденье и, подняв глаза, помахал мне рукой.
Отчаянно пытаясь не зацикливаться на потере, я вынудила себя подойти и поздороваться с Натали.
Во время похоронной службы та ни разу не заговорила со мной и моим отцом, а просто с бесстрастным видом стояла между сыновьями.
— Как вы себя чувствуете? — вежливо спросила я.
— Не терпится уехать отсюда, — ледяным тоном бросила женщина. — Как скоро мы сможем перейти к делу?
— В доме полно гостей, — объяснила ей — Вам придется спросить отца, когда вскроют завещание.
Натали уже поставившая ногу на ступеньку, обернулась с каменным лицом:
— Я слова не сказала Станиславу с того дня, в нашем доме в Солнцево. И заговорю лишь тогда, когда буду командовать парадом, а он станет умолять меня потолковать с ним. До этого времени, тебе милая, придется исполнять роль переводчика, между мной и твоим отцом!
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
ОЧЕНЬ ПРОШУ СТАВИТЬ ЗВЕЗДОЧКИ И ДОБАВЛЯТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКУ, ЧТОБ НЕ ПОТЕРЯТЬ.
ПОДДЕРЖИТЕ ПИСАТЕЛЯ И МУЗА ДЛЯ ЛЕГКОГО И БЫСТРОГО НАПИСАНИЯ КНИГИ.
С ЛЮБОВЬЮ АВТОР!
Задумавшись, над ее словами, я ощутила как озноб прошелся по моей спине.
Женщина гордо вошла в дом, ее сыновья держались по обе стороны, как почетный караул.
Я посмотрела ей в спину, потрясенная исходившей от нее ненавистью. Тот день в Солнцево, о котором упоминала Натали, был по-прежнему так ясно жив в памяти, словно это происходило вчера. Семь лет назад мы с отцом приехали в гости к деду и обнаружили, что попали на свадьбу Исы Росмана с Натали, двадцать лет служившей у него секретаршей. В свои сорок четыре она была на тридцать лет моложе жениха, да к тому же вдовой с двумя сыновьями немного старше меня.
Я не понимала, почему жена деда и мой отец так ненавидят друг друга, но из того немногого, что я услыхала во время яростного спора между дедом и отцом, поняла, что неприязнь началась давно, когда Иса еще жил в Санкт-Петербурге. И мой отец, не стесняясь Натали, назвал ее расчетливой интриганкой, амбициозной потаскухой, а деда — старым дураком, которого обманом и лестью принудили сделать предложение с тем, чтобы ее сыновья смогли заполучить часть дедушкиных денег.
В тот день я в последний раз видела деда. Он продолжал контролировать все предприятия, кроме «Росман Компани», управление которой целиком передал в руки сына. И хотя торговые центры составляли менее четверти фамильного состояния, однако сам характер компании требовал постоянного и неусыпного внимания отца. В отличие от остальных обширных владений семьи именно сеть торговых центров «Росман Компани» был гораздо большим, чем просто акционерным обществом, приносящим дивиденды, — он считался основой богатства Росманов и источником неизменной гордости семьи.
— Это последняя воля и завещание Исы Николаевича Росмана, — начал поверенный деда, как только я со отцом уселись в библиотеке рядом с Натали и ее сыновьями. Сначала шли суммы, завещанные благотворительным фондам. А потом уже шли имена членов семьи.
Поскольку поверенный настоятельно потребовал моего присутствия, я предположила, что и мне отписаны какие-то небольшие деньги, но, какого было мое удивление, когда адвокат Петр Петрович Раймон прочел:
— «Моей единственной и родной внучке, Миреи Станиславовне Росман, я завещаю двадцать миллионов долларов».
Мой рот открылся сам собой, и пришлось сделать усилие, чтобы сосредоточиться на словах Петра Петровича.
— «Хотя время и обстоятельства помешали мне больше общаться Миреей, я видел, что она растет доброй и умной девочкой, которая не растратит деньги зря. Чтобы помочь ей употребить их с пользой, я завещаю эти двадцать миллионов с тем условием, чтобы они были положены на доверительный фонд вместе с процентами, дивидендами и т, п., пока она не достигнет возраста двадцати шести лет. Далее, я назначаю своего сына, Станислава Исаевича Росмана, ее попечителем и опекуном над указанными суммами».
Остановившись, чтобы откашляться, господин Раймон перевел взгляд со Станислава на Натали и ее сыновей и снова начал читать:
— «В интересах справедливости, я разделил оставшееся имущество поровну между всеми наследниками. Моему сыну, Станиславу Исаевичу Росману, я оставляю все акции и вложения в «Росман Компани», что составляет приблизительно четверть всего состояния».
Я слушала, ничего не понимая. «В интересах справедливости» он оставляет сыну четверть состояния? Но если дед хотел разделить все поровну, его жена должна получить тоже четверть, а не оставшиеся три! Но тут же словно издалека до нее донеслись слова поверенного:
— «Моей жене Натали и усыновленным по закону сыновьям Владу и Давиду я завещаю остальные три четверти своего состояния в равных долях, с условием, что Мэри станет попечительницей и опекуном над частями, принадлежащими Владу и Давиду, пока оба не достигнут возраста тридцати лет».
Слова «усыновленным по закону» кинжалом вонзились в мое сердце, особенно когда я заметила выражение лица отца, потрясенного изменой. Он медленно повернул голову и уставился на женщину. Та, не мигая вернула его взгляд, растянув губы в улыбке злобного торжества.
— Ты хитрая сука, — процедил он. — Сказала, что заставишь его усыновить их, и добилась своего!
— Я предупредила тебя тогда и предупреждаю сейчас, что счеты еще не сведены, — ответила она, наслаждаясь его яростью. — Думай об этом, Стас. Лежи без сна по ночам, гадая, какой удар я нанесу следующим и что отниму у тебя. Лежи без сна, тревожась, мучаясь, совсем так, как заставил страдать меня восемнадцать лет назад.
Росман сцепил зубы с такой силой, что побелевшие скулы выступили буграми, но усилием воли удержался от ответа. Я отвела глаза от противников и посмотрела на сыновей Натали. Лицо Влада было словно отражением материнского — такое же злобно-торжествующее. Давид, уставился в пол и хмурился.
— Давид — слабак, — сказал когда-то отец. — Натали и Влад — алчные барракуды, но по крайней мере мы хотя бы знаем, чего от них ожидать. Младший же странный тихушник, а в тихом омуте, как правило черти водятся.
Словно почувствовав, что я смотрю на Давида, он поднял глаза, стараясь выглядеть при этом как можно более безразличным. Он не выглядел странным и в нем, не было ничего угрожающего. По правде говоря, во время последней встречи он выходил из себя, чтобы мне угодить. Тогда я жалела его, потому что его мать открыто предпочитала Влада, а тот, хотя и был на год старше брата, не испытывал к нему ничего, кроме презрения.
Я неожиданно почувствовала, что не могу больше выносить угнетающей атмосферы этой комнаты и этих людей.
— Прошу извинить меня, — сказала я адвокату, раскладывавшему на столе какие-то документы, — я подожду за дверями, пока вы закончите.
— Но вы должны подписать эти бумаги, Мирея Станиславовна.
— Подпишу позже, перед вашим уходом, когда отец их прочтет.
Я решила выйти во двор. Становилось темно, и я медленно сошла с крыльца, чувствуя, как холодный ветерок леденит щеки. За спиной открылась дверь, я обернулась, думая, что адвокат хочет позвать меня, но это оказался Давид, застывший на полпути, не ожидавший меня здесь увидеть. Молодой человек колебался, словно хотел остаться, но не был уверен в дружеском приеме.
Пытаясь проявить вежливость я попыталась улыбнуться:
— Правда, здесь хорошо?
Давид кивнул, принимая невысказанное приглашение присоединиться ко мне, и спустился с крыльца. В двадцать пять лет он был на несколько сантиметров ниже младшего брата и не так привлекателен, как Влад. Давид стоял, глядя на меня, словно не зная, что сказать.
— Ты изменилась, — наконец выдавил он.
— По-видимому, да. В последний раз мы виделись, когда мне было пятнадцать лет.
— После того что сейчас здесь произошло, ты будишь нас ненавидеть.
Все еще немного ошеломленная условиями завещания деда и не в силах осознать, что они означают для отца, я пожала плечами:
— Завтра я, видимо, так и буду думать. Но сейчас… я словно оцепенела.
— Я хотел бы, чтобы ты знала, — нерешительно начал он. — Не я замышлял лишить тебя любви деда и украсть деньги твоего отца.
Я поняла, что не могу осуждать его за то, что отец потерял принадлежащие ему деньги. Вздохнув, я подняла глаза к небу:
— Что имела в виду твоя мать насчет сведения счетов с отцом?
— Известно только, что они ненавидели друг друга, сколько я себя помню. Не имею ни малейшего понятия, с чего все началось, но, зная мать, могу с уверенностью сказать, что она не остановится, пока не насытит жажду мести.
— Но почему?
— Леди, — с холодной уверенностью бросил он, — война только начинается!
И снова, озноб пробежал по моей спине при этом мрачном пророчестве. Я вгляделась в лицо Давида, но тот просто поднял брови и отказался что-либо объяснить.
Я выдернула из гардероба платье, которое намеревалась надеть на бал двенадцатого июля, швырнула его на постель и сняла купальный халат. Лето, начавшееся с похорон деда, стало для меня непрерывной пятинедельной битвой с отцом, которая накануне переросла в настоящую войну.
Раньше я из кожи вон лезла, чтобы угодить отцу. Даже когда тот был чрезмерно строг со мной, я думала, что все это лишь доказательство любви отца; если Станислав вел себя грубо, убеждала себя, что он устал от работы; но теперь, обнаружив, насколько деспотически отец вмешивается в мою жизнь, не считаясь с моим желанием, я не собиралась отказываться от своей мечты, лишь бы угодить ему.
С самого раннего детства я предполагала, что когда-нибудь получу возможность последовать примеру предков и занять законное место в компании. Каждое последующее поколение мужчин Росман поднималось шаг за шагом в иерархии фирмы, начиная с заведующего отделом, ступенька за ступенькой делая карьеру, пока не становились вице-президентами, а позже президентами и главами корпорации.
Наконец, когда они были готовы удалиться от дел, передавали бразды правления сыновьям, а сами становились председателями совета директоров. Все шло по заведенному порядку вот уже почти сто лет, и за все это время ни служащие, ни пресса ни разу не осуждали Росманов за некомпетентность, не намекали, что они не заслуживают столь высоких должностей. Я верила, знала, что могу стать достойной преемницей отца, если получу такую возможность. Все, чего я ожидала и хотела, — подходящего шанса. Но отец не желал дать мне его лишь потому, что я имела несчастье родиться дочерью, а не сыном.
Доведенная едва ли не до слез, я натянула платье, завела руки за спину и попыталась застегнуть «молнию», одновременно подходя к туалетному столику и глядя в зеркало. Без всякого интереса рассматривая короткое вечернее платье без бретелек, купленное за несколько недель специально для этого случая. Корсаж был разрезан по бокам, подхватывая груди, нежный шелк голубого оттенка, сужался у талии и легким вихрем ниспадал до колен.
Подняв щетку, я провела по длинным волосам и, не желая делать сложную прическу, откинула их с лица на спину, слегка растрепав. Идеальным украшением для такого платья послужить кулон из голубового топаза в комплекте с длинными серьгами капельками из той же серии, что и кулон. И на этом все украшения, которые я предпочла надеть. Взглянув на себя оценивающе в зеркало, я и не подумала бы переодеться в другой наряд. Мне действительно было безразлично, как я выгляжу, и решение ехать на бал пришло лишь потому, что мне не хотелось оставаться сегодня дома в одиночестве и в скуки. Да и я обещала друзьям что приду.
Усевшись за столик, я натянула туфли из голубого муара на высоких каблуках в тон платью, а когда выпрямилась, случайно взглянула на висевший в рамке, журнал «Бизнес Голд», на обложке которого была фотография с швейцаром в униформе, стоявшим у дверей. Двадцати одно этажное здание, построенное десять лет назад, стало эмблемой и приметой Москвы, а швейцар — символом неустанного стремления Росманов как можно лучше обслужить посетителей. В журнале была помещена также восторженная статья о торговом центре, где говорилось, что этикетка с именем «Росман» стала признаком определенного общественного статуса, а затейливое «Р» на пластиковом пакете с покупкой — характеристикой придирчивого покупателя с прекрасным вкусом. В статье также рассказывалось о чрезвычайной компетентности наследников семьи Росман, необыкновенном умении разбираться в бизнесе, которому они посвящали жизнь, и что талант и любовь к розничной торговле передавались в генах от поколения к поколению Росманов еще со времен основателя фирмы первого Станислава Росмана, дедушки Исы Росмана, в честь которого и назвали моего отца.
Когда журналист, интервьюировавший моего дедушку, спросил об этом, тот рассмеялся и ответил, что все возможно.
— Только не это, — вздрогнул парень, и все, включая его самого, расхохотались.
Сжав мою локоть, Эрик спас меня от дальнейшей бессмысленной беседы, объявив:
— Мира хочет немного подышать свежим воздухом. Мы идем гулять.
Выйдя из дома, мы пересекли газон и медленно направились по подъездной дорожке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эрик.
— Все в порядке… просто немного устала. В наступившем молчании я, как всегда, лихорадочно пыталась придумать что сказать, но на ум ничего не шло.
— Должно быть, многое случилось с тобой за последний год? — осведомилась я.
Эрик кивнул и неожиданно объявил то, что Я меньше всего ожидала услышать:
— Ты будешь первой, кто поздравит меня. Анна Громова и я решили пожениться. Собираемся официально объявить о своей помолвке на вечере в субботу.
Все закружилось перед моими глазами. Анна Громова! Я знала Анну и не любила ее. Хотя она была очень хорошенькой, живой и веселой, однако она всегда казалась мне тщеславной и ограниченной.
— Надеюсь, ты будешь с ней счастлив, — выговорила я вслух, старательно скрывая боль и разочарование.
— Я тоже на это надеюсь.
Мы еще с полчаса по гуляли по двору, беседуя о планах на будущее. Я неотступно, с чувством невозвратной потери думала все это время, какой Эрик прекрасный собеседник, внимательный и как много общего у нас .
Мы уже направлялись к дому, когда к дверям подкатили две машины откуда вышла эффектная брюнетка в сопровождении двух молодых людей.
— О, вот и скорбящая вдова наконец-то появилась! — с сарказмом пробормотал Эрик, глядя на Натали Рай - Росман.
Смотрю на Натали, шикарную вдову. И не скажешь по ней, что мужа потеряла.
В ушах горят и переливаются огромные бриллианты, несмотря на простой серый костюм, она выглядит чувственно-соблазнительной.
— Ты заметила, она и слезинки не проронила на похоронах! Эта женщина напоминает мне чем-то Лукрецию Борджиа!
Я согласилась со столь схожей характеристикой:
— Она здесь не для того, чтобы принимать соболезнования. Хочет, чтобы завещание прочитали сегодня же, как только гости разойдутся.
— Кстати, насчет «разойдутся». У меня через час деловое свидание.
Наклонившись, он по-братски чмокнул меня в щеку.
— Попрощайся за меня с отцом. - Я глядела вслед Эрику, уносившему с собой, мои девичьи мечты. Он открыл дверцу автомобиля, бросил темный пиджак на заднее сиденье и, подняв глаза, помахал мне рукой.
Отчаянно пытаясь не зацикливаться на потере, я вынудила себя подойти и поздороваться с Натали.
Во время похоронной службы та ни разу не заговорила со мной и моим отцом, а просто с бесстрастным видом стояла между сыновьями.
— Как вы себя чувствуете? — вежливо спросила я.
— Не терпится уехать отсюда, — ледяным тоном бросила женщина. — Как скоро мы сможем перейти к делу?
— В доме полно гостей, — объяснила ей — Вам придется спросить отца, когда вскроют завещание.
Натали уже поставившая ногу на ступеньку, обернулась с каменным лицом:
— Я слова не сказала Станиславу с того дня, в нашем доме в Солнцево. И заговорю лишь тогда, когда буду командовать парадом, а он станет умолять меня потолковать с ним. До этого времени, тебе милая, придется исполнять роль переводчика, между мной и твоим отцом!
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
ОЧЕНЬ ПРОШУ СТАВИТЬ ЗВЕЗДОЧКИ И ДОБАВЛЯТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКУ, ЧТОБ НЕ ПОТЕРЯТЬ.
ПОДДЕРЖИТЕ ПИСАТЕЛЯ И МУЗА ДЛЯ ЛЕГКОГО И БЫСТРОГО НАПИСАНИЯ КНИГИ.
С ЛЮБОВЬЮ АВТОР!
Глава 6
***
Задумавшись, над ее словами, я ощутила как озноб прошелся по моей спине.
Женщина гордо вошла в дом, ее сыновья держались по обе стороны, как почетный караул.
Я посмотрела ей в спину, потрясенная исходившей от нее ненавистью. Тот день в Солнцево, о котором упоминала Натали, был по-прежнему так ясно жив в памяти, словно это происходило вчера. Семь лет назад мы с отцом приехали в гости к деду и обнаружили, что попали на свадьбу Исы Росмана с Натали, двадцать лет служившей у него секретаршей. В свои сорок четыре она была на тридцать лет моложе жениха, да к тому же вдовой с двумя сыновьями немного старше меня.
Я не понимала, почему жена деда и мой отец так ненавидят друг друга, но из того немногого, что я услыхала во время яростного спора между дедом и отцом, поняла, что неприязнь началась давно, когда Иса еще жил в Санкт-Петербурге. И мой отец, не стесняясь Натали, назвал ее расчетливой интриганкой, амбициозной потаскухой, а деда — старым дураком, которого обманом и лестью принудили сделать предложение с тем, чтобы ее сыновья смогли заполучить часть дедушкиных денег.
В тот день я в последний раз видела деда. Он продолжал контролировать все предприятия, кроме «Росман Компани», управление которой целиком передал в руки сына. И хотя торговые центры составляли менее четверти фамильного состояния, однако сам характер компании требовал постоянного и неусыпного внимания отца. В отличие от остальных обширных владений семьи именно сеть торговых центров «Росман Компани» был гораздо большим, чем просто акционерным обществом, приносящим дивиденды, — он считался основой богатства Росманов и источником неизменной гордости семьи.
— Это последняя воля и завещание Исы Николаевича Росмана, — начал поверенный деда, как только я со отцом уселись в библиотеке рядом с Натали и ее сыновьями. Сначала шли суммы, завещанные благотворительным фондам. А потом уже шли имена членов семьи.
Поскольку поверенный настоятельно потребовал моего присутствия, я предположила, что и мне отписаны какие-то небольшие деньги, но, какого было мое удивление, когда адвокат Петр Петрович Раймон прочел:
— «Моей единственной и родной внучке, Миреи Станиславовне Росман, я завещаю двадцать миллионов долларов».
Мой рот открылся сам собой, и пришлось сделать усилие, чтобы сосредоточиться на словах Петра Петровича.
— «Хотя время и обстоятельства помешали мне больше общаться Миреей, я видел, что она растет доброй и умной девочкой, которая не растратит деньги зря. Чтобы помочь ей употребить их с пользой, я завещаю эти двадцать миллионов с тем условием, чтобы они были положены на доверительный фонд вместе с процентами, дивидендами и т, п., пока она не достигнет возраста двадцати шести лет. Далее, я назначаю своего сына, Станислава Исаевича Росмана, ее попечителем и опекуном над указанными суммами».
Остановившись, чтобы откашляться, господин Раймон перевел взгляд со Станислава на Натали и ее сыновей и снова начал читать:
— «В интересах справедливости, я разделил оставшееся имущество поровну между всеми наследниками. Моему сыну, Станиславу Исаевичу Росману, я оставляю все акции и вложения в «Росман Компани», что составляет приблизительно четверть всего состояния».
Я слушала, ничего не понимая. «В интересах справедливости» он оставляет сыну четверть состояния? Но если дед хотел разделить все поровну, его жена должна получить тоже четверть, а не оставшиеся три! Но тут же словно издалека до нее донеслись слова поверенного:
— «Моей жене Натали и усыновленным по закону сыновьям Владу и Давиду я завещаю остальные три четверти своего состояния в равных долях, с условием, что Мэри станет попечительницей и опекуном над частями, принадлежащими Владу и Давиду, пока оба не достигнут возраста тридцати лет».
Слова «усыновленным по закону» кинжалом вонзились в мое сердце, особенно когда я заметила выражение лица отца, потрясенного изменой. Он медленно повернул голову и уставился на женщину. Та, не мигая вернула его взгляд, растянув губы в улыбке злобного торжества.
— Ты хитрая сука, — процедил он. — Сказала, что заставишь его усыновить их, и добилась своего!
— Я предупредила тебя тогда и предупреждаю сейчас, что счеты еще не сведены, — ответила она, наслаждаясь его яростью. — Думай об этом, Стас. Лежи без сна по ночам, гадая, какой удар я нанесу следующим и что отниму у тебя. Лежи без сна, тревожась, мучаясь, совсем так, как заставил страдать меня восемнадцать лет назад.
Росман сцепил зубы с такой силой, что побелевшие скулы выступили буграми, но усилием воли удержался от ответа. Я отвела глаза от противников и посмотрела на сыновей Натали. Лицо Влада было словно отражением материнского — такое же злобно-торжествующее. Давид, уставился в пол и хмурился.
— Давид — слабак, — сказал когда-то отец. — Натали и Влад — алчные барракуды, но по крайней мере мы хотя бы знаем, чего от них ожидать. Младший же странный тихушник, а в тихом омуте, как правило черти водятся.
Словно почувствовав, что я смотрю на Давида, он поднял глаза, стараясь выглядеть при этом как можно более безразличным. Он не выглядел странным и в нем, не было ничего угрожающего. По правде говоря, во время последней встречи он выходил из себя, чтобы мне угодить. Тогда я жалела его, потому что его мать открыто предпочитала Влада, а тот, хотя и был на год старше брата, не испытывал к нему ничего, кроме презрения.
Я неожиданно почувствовала, что не могу больше выносить угнетающей атмосферы этой комнаты и этих людей.
— Прошу извинить меня, — сказала я адвокату, раскладывавшему на столе какие-то документы, — я подожду за дверями, пока вы закончите.
— Но вы должны подписать эти бумаги, Мирея Станиславовна.
— Подпишу позже, перед вашим уходом, когда отец их прочтет.
Я решила выйти во двор. Становилось темно, и я медленно сошла с крыльца, чувствуя, как холодный ветерок леденит щеки. За спиной открылась дверь, я обернулась, думая, что адвокат хочет позвать меня, но это оказался Давид, застывший на полпути, не ожидавший меня здесь увидеть. Молодой человек колебался, словно хотел остаться, но не был уверен в дружеском приеме.
Пытаясь проявить вежливость я попыталась улыбнуться:
— Правда, здесь хорошо?
Давид кивнул, принимая невысказанное приглашение присоединиться ко мне, и спустился с крыльца. В двадцать пять лет он был на несколько сантиметров ниже младшего брата и не так привлекателен, как Влад. Давид стоял, глядя на меня, словно не зная, что сказать.
— Ты изменилась, — наконец выдавил он.
— По-видимому, да. В последний раз мы виделись, когда мне было пятнадцать лет.
— После того что сейчас здесь произошло, ты будишь нас ненавидеть.
Все еще немного ошеломленная условиями завещания деда и не в силах осознать, что они означают для отца, я пожала плечами:
— Завтра я, видимо, так и буду думать. Но сейчас… я словно оцепенела.
— Я хотел бы, чтобы ты знала, — нерешительно начал он. — Не я замышлял лишить тебя любви деда и украсть деньги твоего отца.
Я поняла, что не могу осуждать его за то, что отец потерял принадлежащие ему деньги. Вздохнув, я подняла глаза к небу:
— Что имела в виду твоя мать насчет сведения счетов с отцом?
— Известно только, что они ненавидели друг друга, сколько я себя помню. Не имею ни малейшего понятия, с чего все началось, но, зная мать, могу с уверенностью сказать, что она не остановится, пока не насытит жажду мести.
— Но почему?
— Леди, — с холодной уверенностью бросил он, — война только начинается!
И снова, озноб пробежал по моей спине при этом мрачном пророчестве. Я вгляделась в лицо Давида, но тот просто поднял брови и отказался что-либо объяснить.
Глава 7
***
Я выдернула из гардероба платье, которое намеревалась надеть на бал двенадцатого июля, швырнула его на постель и сняла купальный халат. Лето, начавшееся с похорон деда, стало для меня непрерывной пятинедельной битвой с отцом, которая накануне переросла в настоящую войну.
Раньше я из кожи вон лезла, чтобы угодить отцу. Даже когда тот был чрезмерно строг со мной, я думала, что все это лишь доказательство любви отца; если Станислав вел себя грубо, убеждала себя, что он устал от работы; но теперь, обнаружив, насколько деспотически отец вмешивается в мою жизнь, не считаясь с моим желанием, я не собиралась отказываться от своей мечты, лишь бы угодить ему.
С самого раннего детства я предполагала, что когда-нибудь получу возможность последовать примеру предков и занять законное место в компании. Каждое последующее поколение мужчин Росман поднималось шаг за шагом в иерархии фирмы, начиная с заведующего отделом, ступенька за ступенькой делая карьеру, пока не становились вице-президентами, а позже президентами и главами корпорации.
Наконец, когда они были готовы удалиться от дел, передавали бразды правления сыновьям, а сами становились председателями совета директоров. Все шло по заведенному порядку вот уже почти сто лет, и за все это время ни служащие, ни пресса ни разу не осуждали Росманов за некомпетентность, не намекали, что они не заслуживают столь высоких должностей. Я верила, знала, что могу стать достойной преемницей отца, если получу такую возможность. Все, чего я ожидала и хотела, — подходящего шанса. Но отец не желал дать мне его лишь потому, что я имела несчастье родиться дочерью, а не сыном.
Доведенная едва ли не до слез, я натянула платье, завела руки за спину и попыталась застегнуть «молнию», одновременно подходя к туалетному столику и глядя в зеркало. Без всякого интереса рассматривая короткое вечернее платье без бретелек, купленное за несколько недель специально для этого случая. Корсаж был разрезан по бокам, подхватывая груди, нежный шелк голубого оттенка, сужался у талии и легким вихрем ниспадал до колен.
Подняв щетку, я провела по длинным волосам и, не желая делать сложную прическу, откинула их с лица на спину, слегка растрепав. Идеальным украшением для такого платья послужить кулон из голубового топаза в комплекте с длинными серьгами капельками из той же серии, что и кулон. И на этом все украшения, которые я предпочла надеть. Взглянув на себя оценивающе в зеркало, я и не подумала бы переодеться в другой наряд. Мне действительно было безразлично, как я выгляжу, и решение ехать на бал пришло лишь потому, что мне не хотелось оставаться сегодня дома в одиночестве и в скуки. Да и я обещала друзьям что приду.
Усевшись за столик, я натянула туфли из голубого муара на высоких каблуках в тон платью, а когда выпрямилась, случайно взглянула на висевший в рамке, журнал «Бизнес Голд», на обложке которого была фотография с швейцаром в униформе, стоявшим у дверей. Двадцати одно этажное здание, построенное десять лет назад, стало эмблемой и приметой Москвы, а швейцар — символом неустанного стремления Росманов как можно лучше обслужить посетителей. В журнале была помещена также восторженная статья о торговом центре, где говорилось, что этикетка с именем «Росман» стала признаком определенного общественного статуса, а затейливое «Р» на пластиковом пакете с покупкой — характеристикой придирчивого покупателя с прекрасным вкусом. В статье также рассказывалось о чрезвычайной компетентности наследников семьи Росман, необыкновенном умении разбираться в бизнесе, которому они посвящали жизнь, и что талант и любовь к розничной торговле передавались в генах от поколения к поколению Росманов еще со времен основателя фирмы первого Станислава Росмана, дедушки Исы Росмана, в честь которого и назвали моего отца.
Когда журналист, интервьюировавший моего дедушку, спросил об этом, тот рассмеялся и ответил, что все возможно.
