- Это того стоило? - продолжал Дарио, показывая на лежащую в беспамятстве Альву. - Скажите, Барт: это того стоило? Мне все равно, чего вы пытаетесь добиться. Я больше не участвую в ваших играх. Я не напишу больше ни строчки.
Барт хотел было что-то сказать, но Ольви приложила палец к губам, и он промолчал.
- Вы любите её, - повернулась к Дарио.
- Да, люблю, - с вызовом ответил тот, вскинув голову.
Повинуясь ее знаку, Барт ушел. Ольви подошла к Альве, потрогала компресс на лбу - он был очень горячий. Дарио смочил его холодной водой из кувшина, стоявшего в изголовье.
- Даже не думайте меня уговаривать, - сказал, не глядя на Ольви.
- Не буду, - грустно покачала она головой. - Я только что вернулась из города, где прошло мое детство. Там похоронены мои отец и брат, они умерли на моих глазах... Но того, что я сейчас скажу вам, Дарио, не знает никто, даже мой муж. Когда-то я любила одного человека... любила без памяти, готова была рискнуть всем, что у меня было. Но когда он погиб, меня не было рядом, да и о смерти его я узнала случайно спустя годы... как и моя мама - о смерти мужа и сына... И этого никак не исправить. Я очень хорошо понимаю вас, Дарио. Будьте с нею рядом столько, сколько сможете. Вам больше ни слова ни скажут о пьесе.
- Спасибо вам, Ольви, - глухо ответил Дарио, впервые взглянув на нее, и в его глазах блеснули слёзы.
- Я верю, что Альва поправится, - тихо сказала Ольви.
Барт поднял ладони:
- Как скажешь, моя птичка. Постараюсь обойтись тем, что у нас есть. Я уже встречался с императором. Он знает всё о киносомах и о предках дяди Анри. На днях назначит дату Зимнего заседания совета...
Помолчал и добавил:
- То, над чем я работал столько лет, вот-вот сбудется. Но мне горько думать, что я могу потерять Альву. Если бы мне когда-то сказали, что придется заплатить такую цену... Не знаю, согласился бы я... всё-таки речь идет о будущем нашей расы... И сама она понимала, как это важно, иначе не рисковала бы...
- А что говорит Лель? Она поправится?
Лель сказал:
— Я сделал все, что мог. Вся надежда на ее организм... правда, мина Альва никогда не отличалась крепким здоровьем, но что уж теперь... а, ладно. Надо ждать кризиса. В эту ночь или следующую температура упадет очень резко, будем надеяться, ее сердце выдержит… Надо будет обложить ее грелками и поить горячим. Если что - сразу зовите меня.
Дарио остался дежурить на кресле около кровати Альвы и не спал всю ночь, вслушиваясь в ее неровное хриплое дыхание. Ближе к утру началось все то, о чем предупреждал Лель: Альва взмокла, ее бил озноб, руки и ноги похолодели. Дарио послал Юми за Лелем и на кухню за горячей водой для грелок, и сам поил ее горячим крепким кофе.
Ольви с Азурико, Барт и Офелли собрались в малой гостиной; приехали Ларри с Арлэви и Кельвином, который тут же прошел в комнату к Альве ("хотя вряд ли я скажу что-то новое, Барт; картина довольно типична").
Время тянулось бы мучительно медленно, если бы не Ларри, затеявший игру в прятки с Азурико. Малыш удивлённо вскрикивал, вертел головой и, обнаружив Ларри за креслом или диваном, с широкой улыбкой ковылял к нему.
Наконец появился усталый Лель.
- Все в порядке, - объявил он, потирая лоб. - Она вне опасности. Я распорядился, чтобы ей приготовили бульон, переменили белье, и потом ей нужно хорошенько поспать.
- Мы хотим ее видеть, - сказал Барт.
- Только вы и Ольви, и недолго.
Не успели они с Бартом подойти к двери комнаты Альвы, как оттуда раздался пронзительный крик. А потом в коридор выпрыгнул Кельвин.
- Я бы не советовал пока туда заходить, - сказал он, с опаской оглядываясь на дверь и приглаживая пятерней волосы. - Альва... э-э-э... немного не в духе. Когда она пришла в себя и увидела Дарио, то первым делом спросила о пьесе. Ну, и ей очень не понравилось то, что он ответил...
- Да ты с ума сошел! - донеслось из комнаты. - Ты решил пустить коту под хвост все, над чем мы работали?! Я тут из кожи вон лезу, а ты, бездельник, сидишь в тепле...
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Кельвин и удалился, сдерживая улыбку.
А ещё через минуту из комнаты вылетел Дарио и как ошпаренный бросился прочь.
Работа над пьесой закипела с новой силой. Альва, укутанная в плед, с неизменной чашкой кофе, присутствовала на всех репетициях. Барт запретил ей думать о делах, пока она полностью не поправится, и Альва взялась контролировать "этого сумрачного гения".
- За ним нужен глаз да глаз, - ворчала она, неотрывно следя за действием и забывая об остывающем кофе.
Между тем события пьесы разворачивались стремительно: Дарио перестал рассыпать намеки и явил публике настоящего преступника прямо в процессе подготовки покушения. Все детали и подсказки сошлись воедино, снова оставив зрителей ошеломлёнными: главным злодеем оказался красавчик Ливен, герой Витана Ливио.
- Как он вообще на такое решился? - перешептывались актеры-любители, глядя на него кто с жалостью, кто с ужасом, помня о недавних злоключениях Ирвина и Кайи. - У него ведь не будет возможности оправдаться. Он окончательный главный злодей, страшно представить, что станет с его репутацией вне сцены...
Увы, они были правы. Репутация Витана рушилась на глазах. Ему припомнили все: и прошлую нелюдимость, и мрачные шутки, и сумасбродные выходки. Даже кронпринц Анрис поглядывал на него с неприязнью. Самого же Витана это нисколько не обескураживало. Он переносил все сплетни и шепотки за спиной спокойно и стойко играл свою роль.
Предпоследнее представление состоялось за несколько дней до Зимнего заседания Совета. Коварный герой Витана разгадал, кто есть Лаура-Кайя на самом деле, и приготовил для неё ловушку; все шло к тому, что она в неё попадёт. И, как всегда, на самом тревожном моменте упал занавес, а на сцену поднялся кронпринц.
- Вот и подошло к концу самое выдающееся событие нынешнего сезона, - подытожил он. - Следующее представление будет последним, и развязку всей этой драматичнейшей истории вы узнаете на приеме в императорском дворце, после Зимнего заседания Совета. А сейчас прошу меня извинить...
Кайя тихонько вздохнула, провожая взглядом уходящего Анриса, и ответила на немой вопрос Ольви:
- Мы с принцем объяснились накануне. Было очень жаль его разочаровывать, но я не могу ему дать никакой надежды...
Зимнее заседание состоялось в Большом зале, освещённом огромной газовой люстрой. Были приглашены не только пятьдесят членов Совета, но и их супруги и совершеннолетние наследники титула - старшие сыновья или, если не было сыновей, дочери.
Мягкие кожаные кресла располагались полукругом вокруг стола из красного дерева, за которым сидели Их Величества, кронпринц, приближенные к ним лица (чета Алва входила в их число) и те, кто собирался выступать сегодня. На стене позади стола был натянут экран из белого полотна, а рядом находился холодильный аппарат Линтов; первая фаза его работы была в самом разгаре.
Когда все расселись, церемониймейстер объявил об открытии Зимнего заседания Совета.
- Я бы хотел начать наше Заседание с сообщения о несомненно жизненно важном научном открытии, - сказал император Амальрик. - Я предоставляю слово алу Барту Авилю.
Барт отпустил руку Ольви и встал.
- Вы все меня знаете, дорогие алы, и все знаете о том, что я много лет выступал в пользу браков между чистокровными алвоями и алвоями-потомками мисанов. Убеждал, что между нами нет, в сущности, разницы...
Присутствующие слегка зашумели, и Ольви различила чей-то едва слышный шёпот: "Он опять за своё...".
- ...но Его Величество Амальрик посоветовал мне обратиться к помощи науки. Я так и сделал. И теперь, после многочисленных исследований и экспериментов, могу сказать: разница есть.
Раздался удивленный гул, и все взгляды вернулись к Барту.
Анрис Алва, сидящий напротив, снисходительно улыбнулся: я же тебе говорил, мой мальчик.
- Имя этой разнице - киносомы, и сейчас я вам их продемонстрирую. Для этого я прошу позволить мне взять у, скажем, десяти добровольцев образцы мягких тканей. Это делается с помощью специального шприца и абсолютно безвредно. К тому же многие из вас уже проходили эту процедуру по моей просьбе.
- Мой личный доктор готов ее провести, - сказал император, - и мы с Эстель и кронпринцем будем первыми добровольцами, как чистокровные алвои.
Он перевел взгляд на Анриса Алву.
- Я готов, - ответил тот, - и моя супруга тоже.
Арнэль Алва склонила голову в знак согласия.
- Я тоже готов! - откликнулся их старший сын, сидевший в первом ряду. - Я эту процедуру знаю.
- А я буду добровольцем от новых алвоев, - промурлыкал тоже из первого ряда Ларри.
- Как и я, - сказала Ольви.
Следующими вызвались супруги Линты; старший Линт, несмотря на то, что не все его предки были алвоями, получил место в Совете за свои заслуги и ввиду огромного состояния.
- И мы с сестрой, - сказал Барт, переглянувшись с Арлэви. - Итого двенадцать.
Император кивнул придворному доктору, и по его знаку слуги внесли ширму. Первым за ширму отправился сам Амальрик и вскоре вышел с пробиркой в руках. Второй была Ее Величество Эстель, затем кронпринц Анрис, за ним все остальные. Принесенные пробирки запечатали фамильными перстнями и обернули у основания тонкими ленточками: синей для главы рода, красной для его супруги и зелёной для наследника. Придворный доктор с помощниками, обученными у мисанов Барта, вставили пробирки в штатив - прямоугольную пластину с круглыми гнездами - и поместили в холодильную установку.
- А тем временем, пока готовятся образцы, позвольте показать вам то, как выглядят киносомы. Прошу внести проекционный фонарь.
Внесли высокий и узкий аппарат с небольшой трубой-дымоходом для керосиновой лампы. Слуга проворно открыл крышку под трубой, вынул лампу и зажёг фитиль. Вставил ее обратно (тут же потянуло запахом керосина) и повернул объектив к экрану.
На экране появился едва различимый круг, и Его Величество приказал притушить свет. В полутьме круг стал ярче и резче, и Барт вынул заранее заготовленные образцы, каждый помещенный между двумя пластинками тонкого стекла.
Образцы были в сотни раз меньше, чем стеклянные картинки, которые обычно показывали с помощью таких фонарей в алвойских салонах и на площадях для публики попроще, но в объектив этого проектора были вмонтированы линзы, созданные Русто Хаббе из Лунной Долины, а Русто знал в линзах толк.
- Это образец, взятый из мышцы чистокровного алвоя. Вот его киносомы - они выглядят как маленькие круглые зёрнышки. А вот образцы мой и моей сестры - наши киносомы такие же круглые. А вот это - образец моей жены. Видите? Они другие. Они вытянутые, овальные. И у моего сына тоже... И у моих племянников. Все они - новые алвои.
- И теперь, когда сама любимая тобой наука доказала, что разница между нами есть, и что она весьма наглядна, - теперь ты откажешься от своих безумных идей, мой мальчик? - насмешливо спросил Анрис Алва.
Барт на секунду сжался, но тут же встряхнул головой и ответил:
- Отнюдь. Дело в том, что киносомы есть не только у алвоев. И не только у людей. Они есть у животных и растений, у всех живых существ этого континента. И все они овальные. Я уверен, что в будущем они будут исследованы подробно, и будет открыто ещё множество их свойств, но об одном можно уверенно сказать уже сейчас.
Это долголетие. Овальные киносомы передаются из поколения в поколение всеми уроженцами здешней земли. И в организм новых алвоев они проникли от первых рождённых здесь мисанов. Это и есть единственная разница между древними и новыми семействами, и единственная надежда не дать потомкам древних фамилий вымереть окончательно. Из века в век жизнь алвоев с круглыми киносомами становилась все короче, и сейчас они живут не больше сорока пяти лет...
- Мне пятьдесят один, мой мальчик, - отрезал Анрис Алва.
Барт не успел ничего ответить: один из помощников придворного доктора воскликнул:
- Заморозка окончена! Ваше Величество, нам нужен свет, чтобы обработать образцы.
Люстра снова была зажжена на полную мощность, каждый из двенадцати алвоев вынул свою пробирку, и на их глазах доктора-мисаны стали колдовать над ними. Каждому вручили его препарат, зал снова погрузился в полутьму, и снова на экране вспыхнул яркий круг проектора.
- Его Величество Амальрик! - объявил Барт, и все увидели на экране круглые фиолетовые пятнышки киносом. Та же картина повторилась с Ее Величеством Эстель и Его Высочеством Анрисом, а затем с Бартом и Арлэви.
- Как вы убедились, у всех нас киносомы круглые, - подытожил Барт, - а теперь для разнообразия возьмём нового алвоя...
Ларри, как всегда сияя улыбкой, шагнул вперёд и вложил свой препарат в держатель.
По залу снова пронесся шёпот.
- Овальные, - констатировал Барт. - А теперь - моя жена, ала Ольви Орио-Авиль. Как видите, тоже овальные. Ничего удивительного: всем известно, что наши с сестрой супруги - новые алвои... Но не будем заставлять ждать моих тетю и дядю. Ал Анрис Алва!
И наступила тишина.
- Овальные? - прошептал Арвин Алва, старший сын и наследник. - Это какая-то ошибка...
- Ошибки быть не может, - оскорбленно заявил придворный врач, - я сам на ваших глазах обрабатывал образцы, ваши и семьи императора. Взгляните на образцы алы Арнэль Алва.
У алы Арнэль киносомы были круглыми, как и положено, а вот у Арвина - снова овальными. У четы Линтов тоже, но они-то были известными новыми алвоями.
Свет снова усилили, и все увидели озадаченные лица семейства Алва, и по залу пронесся недоуменный шёпот.
- Ал Анрис! - заговорил император Амальрик, и зал умолк. - Что вам известно о дуэли вашего деда?
- Мой дед погиб на дуэли с негодяем, защищая честь жены, - отчеканил Анрис Алва.
- Второго дуэлянта звали ал Эррин Марли. Он был сослан на первый континент, - сказал Амальрик. - Анрис, вы помните почерк вашей бабушки?
- Очень хорошо, - настороженно кивнул Алва.
- Внесите письма.
Вошёл молодой человек, неся на подносе стопку пожелтевших писем. Ольви узнала его: ал Дарвин Марли, привезенный Альвой; она поразилась, увидев его рядом с Анрисом и Арвином, тем, как он был похож на них. Барт, стоявший рядом и тоже не сводивший с них глаз, сжал ее плечо, и она живо вспомнила их разговор накануне.
- Я в шаге от достижения цели, - говорил он вчера вечером, мрачный, меряя шагами спальню. - Почему же мне так гадко на душе? Дядя Анри... я должен открыть правду о нем, иначе мне не выиграть эту игру, но он... его это убьет. Кто из его старого круга продолжит с ним знакомство, узнав, что он из новых? А тетя Арнэль? Мне уже кажется, что зря я это затеял...
- Не зря, - возмущённо сказала она. - Подумай о тех, для кого ты это все делаешь. Дети старых алвоев больше не будут обречены на короткую жизнь. А новые... такие как я... наконец-то почувствуют себя равными и станут равными не только на словах, но и на деле.
Родственник ала Анриса положил перед ним письма и молча отступил назад с застывшим лицом. Анрис развернул первое письмо, пробежал глазами, взял второе...
Он читал и бледнел, бледнел стремительно, как будто ему отворили кровь. Его жена и сын прочитывали каждое письмо тут же, вслед за ним.
Отложив последнее письмо, Анрис Алва, белый как экран на стене, поднял взгляд на императора.
Барт хотел было что-то сказать, но Ольви приложила палец к губам, и он промолчал.
- Вы любите её, - повернулась к Дарио.
- Да, люблю, - с вызовом ответил тот, вскинув голову.
Повинуясь ее знаку, Барт ушел. Ольви подошла к Альве, потрогала компресс на лбу - он был очень горячий. Дарио смочил его холодной водой из кувшина, стоявшего в изголовье.
- Даже не думайте меня уговаривать, - сказал, не глядя на Ольви.
- Не буду, - грустно покачала она головой. - Я только что вернулась из города, где прошло мое детство. Там похоронены мои отец и брат, они умерли на моих глазах... Но того, что я сейчас скажу вам, Дарио, не знает никто, даже мой муж. Когда-то я любила одного человека... любила без памяти, готова была рискнуть всем, что у меня было. Но когда он погиб, меня не было рядом, да и о смерти его я узнала случайно спустя годы... как и моя мама - о смерти мужа и сына... И этого никак не исправить. Я очень хорошо понимаю вас, Дарио. Будьте с нею рядом столько, сколько сможете. Вам больше ни слова ни скажут о пьесе.
- Спасибо вам, Ольви, - глухо ответил Дарио, впервые взглянув на нее, и в его глазах блеснули слёзы.
- Я верю, что Альва поправится, - тихо сказала Ольви.
***
Барт поднял ладони:
- Как скажешь, моя птичка. Постараюсь обойтись тем, что у нас есть. Я уже встречался с императором. Он знает всё о киносомах и о предках дяди Анри. На днях назначит дату Зимнего заседания совета...
Помолчал и добавил:
- То, над чем я работал столько лет, вот-вот сбудется. Но мне горько думать, что я могу потерять Альву. Если бы мне когда-то сказали, что придется заплатить такую цену... Не знаю, согласился бы я... всё-таки речь идет о будущем нашей расы... И сама она понимала, как это важно, иначе не рисковала бы...
- А что говорит Лель? Она поправится?
Лель сказал:
— Я сделал все, что мог. Вся надежда на ее организм... правда, мина Альва никогда не отличалась крепким здоровьем, но что уж теперь... а, ладно. Надо ждать кризиса. В эту ночь или следующую температура упадет очень резко, будем надеяться, ее сердце выдержит… Надо будет обложить ее грелками и поить горячим. Если что - сразу зовите меня.
Дарио остался дежурить на кресле около кровати Альвы и не спал всю ночь, вслушиваясь в ее неровное хриплое дыхание. Ближе к утру началось все то, о чем предупреждал Лель: Альва взмокла, ее бил озноб, руки и ноги похолодели. Дарио послал Юми за Лелем и на кухню за горячей водой для грелок, и сам поил ее горячим крепким кофе.
Ольви с Азурико, Барт и Офелли собрались в малой гостиной; приехали Ларри с Арлэви и Кельвином, который тут же прошел в комнату к Альве ("хотя вряд ли я скажу что-то новое, Барт; картина довольно типична").
Время тянулось бы мучительно медленно, если бы не Ларри, затеявший игру в прятки с Азурико. Малыш удивлённо вскрикивал, вертел головой и, обнаружив Ларри за креслом или диваном, с широкой улыбкой ковылял к нему.
Наконец появился усталый Лель.
- Все в порядке, - объявил он, потирая лоб. - Она вне опасности. Я распорядился, чтобы ей приготовили бульон, переменили белье, и потом ей нужно хорошенько поспать.
- Мы хотим ее видеть, - сказал Барт.
- Только вы и Ольви, и недолго.
Не успели они с Бартом подойти к двери комнаты Альвы, как оттуда раздался пронзительный крик. А потом в коридор выпрыгнул Кельвин.
- Я бы не советовал пока туда заходить, - сказал он, с опаской оглядываясь на дверь и приглаживая пятерней волосы. - Альва... э-э-э... немного не в духе. Когда она пришла в себя и увидела Дарио, то первым делом спросила о пьесе. Ну, и ей очень не понравилось то, что он ответил...
- Да ты с ума сошел! - донеслось из комнаты. - Ты решил пустить коту под хвост все, над чем мы работали?! Я тут из кожи вон лезу, а ты, бездельник, сидишь в тепле...
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Кельвин и удалился, сдерживая улыбку.
А ещё через минуту из комнаты вылетел Дарио и как ошпаренный бросился прочь.
***
Работа над пьесой закипела с новой силой. Альва, укутанная в плед, с неизменной чашкой кофе, присутствовала на всех репетициях. Барт запретил ей думать о делах, пока она полностью не поправится, и Альва взялась контролировать "этого сумрачного гения".
- За ним нужен глаз да глаз, - ворчала она, неотрывно следя за действием и забывая об остывающем кофе.
Между тем события пьесы разворачивались стремительно: Дарио перестал рассыпать намеки и явил публике настоящего преступника прямо в процессе подготовки покушения. Все детали и подсказки сошлись воедино, снова оставив зрителей ошеломлёнными: главным злодеем оказался красавчик Ливен, герой Витана Ливио.
- Как он вообще на такое решился? - перешептывались актеры-любители, глядя на него кто с жалостью, кто с ужасом, помня о недавних злоключениях Ирвина и Кайи. - У него ведь не будет возможности оправдаться. Он окончательный главный злодей, страшно представить, что станет с его репутацией вне сцены...
Увы, они были правы. Репутация Витана рушилась на глазах. Ему припомнили все: и прошлую нелюдимость, и мрачные шутки, и сумасбродные выходки. Даже кронпринц Анрис поглядывал на него с неприязнью. Самого же Витана это нисколько не обескураживало. Он переносил все сплетни и шепотки за спиной спокойно и стойко играл свою роль.
Предпоследнее представление состоялось за несколько дней до Зимнего заседания Совета. Коварный герой Витана разгадал, кто есть Лаура-Кайя на самом деле, и приготовил для неё ловушку; все шло к тому, что она в неё попадёт. И, как всегда, на самом тревожном моменте упал занавес, а на сцену поднялся кронпринц.
- Вот и подошло к концу самое выдающееся событие нынешнего сезона, - подытожил он. - Следующее представление будет последним, и развязку всей этой драматичнейшей истории вы узнаете на приеме в императорском дворце, после Зимнего заседания Совета. А сейчас прошу меня извинить...
Кайя тихонько вздохнула, провожая взглядом уходящего Анриса, и ответила на немой вопрос Ольви:
- Мы с принцем объяснились накануне. Было очень жаль его разочаровывать, но я не могу ему дать никакой надежды...
***
Зимнее заседание состоялось в Большом зале, освещённом огромной газовой люстрой. Были приглашены не только пятьдесят членов Совета, но и их супруги и совершеннолетние наследники титула - старшие сыновья или, если не было сыновей, дочери.
Мягкие кожаные кресла располагались полукругом вокруг стола из красного дерева, за которым сидели Их Величества, кронпринц, приближенные к ним лица (чета Алва входила в их число) и те, кто собирался выступать сегодня. На стене позади стола был натянут экран из белого полотна, а рядом находился холодильный аппарат Линтов; первая фаза его работы была в самом разгаре.
Когда все расселись, церемониймейстер объявил об открытии Зимнего заседания Совета.
- Я бы хотел начать наше Заседание с сообщения о несомненно жизненно важном научном открытии, - сказал император Амальрик. - Я предоставляю слово алу Барту Авилю.
Барт отпустил руку Ольви и встал.
- Вы все меня знаете, дорогие алы, и все знаете о том, что я много лет выступал в пользу браков между чистокровными алвоями и алвоями-потомками мисанов. Убеждал, что между нами нет, в сущности, разницы...
Присутствующие слегка зашумели, и Ольви различила чей-то едва слышный шёпот: "Он опять за своё...".
- ...но Его Величество Амальрик посоветовал мне обратиться к помощи науки. Я так и сделал. И теперь, после многочисленных исследований и экспериментов, могу сказать: разница есть.
Раздался удивленный гул, и все взгляды вернулись к Барту.
Анрис Алва, сидящий напротив, снисходительно улыбнулся: я же тебе говорил, мой мальчик.
- Имя этой разнице - киносомы, и сейчас я вам их продемонстрирую. Для этого я прошу позволить мне взять у, скажем, десяти добровольцев образцы мягких тканей. Это делается с помощью специального шприца и абсолютно безвредно. К тому же многие из вас уже проходили эту процедуру по моей просьбе.
- Мой личный доктор готов ее провести, - сказал император, - и мы с Эстель и кронпринцем будем первыми добровольцами, как чистокровные алвои.
Он перевел взгляд на Анриса Алву.
- Я готов, - ответил тот, - и моя супруга тоже.
Арнэль Алва склонила голову в знак согласия.
- Я тоже готов! - откликнулся их старший сын, сидевший в первом ряду. - Я эту процедуру знаю.
- А я буду добровольцем от новых алвоев, - промурлыкал тоже из первого ряда Ларри.
- Как и я, - сказала Ольви.
Следующими вызвались супруги Линты; старший Линт, несмотря на то, что не все его предки были алвоями, получил место в Совете за свои заслуги и ввиду огромного состояния.
- И мы с сестрой, - сказал Барт, переглянувшись с Арлэви. - Итого двенадцать.
Император кивнул придворному доктору, и по его знаку слуги внесли ширму. Первым за ширму отправился сам Амальрик и вскоре вышел с пробиркой в руках. Второй была Ее Величество Эстель, затем кронпринц Анрис, за ним все остальные. Принесенные пробирки запечатали фамильными перстнями и обернули у основания тонкими ленточками: синей для главы рода, красной для его супруги и зелёной для наследника. Придворный доктор с помощниками, обученными у мисанов Барта, вставили пробирки в штатив - прямоугольную пластину с круглыми гнездами - и поместили в холодильную установку.
- А тем временем, пока готовятся образцы, позвольте показать вам то, как выглядят киносомы. Прошу внести проекционный фонарь.
Внесли высокий и узкий аппарат с небольшой трубой-дымоходом для керосиновой лампы. Слуга проворно открыл крышку под трубой, вынул лампу и зажёг фитиль. Вставил ее обратно (тут же потянуло запахом керосина) и повернул объектив к экрану.
На экране появился едва различимый круг, и Его Величество приказал притушить свет. В полутьме круг стал ярче и резче, и Барт вынул заранее заготовленные образцы, каждый помещенный между двумя пластинками тонкого стекла.
Образцы были в сотни раз меньше, чем стеклянные картинки, которые обычно показывали с помощью таких фонарей в алвойских салонах и на площадях для публики попроще, но в объектив этого проектора были вмонтированы линзы, созданные Русто Хаббе из Лунной Долины, а Русто знал в линзах толк.
- Это образец, взятый из мышцы чистокровного алвоя. Вот его киносомы - они выглядят как маленькие круглые зёрнышки. А вот образцы мой и моей сестры - наши киносомы такие же круглые. А вот это - образец моей жены. Видите? Они другие. Они вытянутые, овальные. И у моего сына тоже... И у моих племянников. Все они - новые алвои.
- И теперь, когда сама любимая тобой наука доказала, что разница между нами есть, и что она весьма наглядна, - теперь ты откажешься от своих безумных идей, мой мальчик? - насмешливо спросил Анрис Алва.
Барт на секунду сжался, но тут же встряхнул головой и ответил:
- Отнюдь. Дело в том, что киносомы есть не только у алвоев. И не только у людей. Они есть у животных и растений, у всех живых существ этого континента. И все они овальные. Я уверен, что в будущем они будут исследованы подробно, и будет открыто ещё множество их свойств, но об одном можно уверенно сказать уже сейчас.
Это долголетие. Овальные киносомы передаются из поколения в поколение всеми уроженцами здешней земли. И в организм новых алвоев они проникли от первых рождённых здесь мисанов. Это и есть единственная разница между древними и новыми семействами, и единственная надежда не дать потомкам древних фамилий вымереть окончательно. Из века в век жизнь алвоев с круглыми киносомами становилась все короче, и сейчас они живут не больше сорока пяти лет...
- Мне пятьдесят один, мой мальчик, - отрезал Анрис Алва.
Барт не успел ничего ответить: один из помощников придворного доктора воскликнул:
- Заморозка окончена! Ваше Величество, нам нужен свет, чтобы обработать образцы.
Люстра снова была зажжена на полную мощность, каждый из двенадцати алвоев вынул свою пробирку, и на их глазах доктора-мисаны стали колдовать над ними. Каждому вручили его препарат, зал снова погрузился в полутьму, и снова на экране вспыхнул яркий круг проектора.
- Его Величество Амальрик! - объявил Барт, и все увидели на экране круглые фиолетовые пятнышки киносом. Та же картина повторилась с Ее Величеством Эстель и Его Высочеством Анрисом, а затем с Бартом и Арлэви.
- Как вы убедились, у всех нас киносомы круглые, - подытожил Барт, - а теперь для разнообразия возьмём нового алвоя...
Ларри, как всегда сияя улыбкой, шагнул вперёд и вложил свой препарат в держатель.
По залу снова пронесся шёпот.
- Овальные, - констатировал Барт. - А теперь - моя жена, ала Ольви Орио-Авиль. Как видите, тоже овальные. Ничего удивительного: всем известно, что наши с сестрой супруги - новые алвои... Но не будем заставлять ждать моих тетю и дядю. Ал Анрис Алва!
И наступила тишина.
- Овальные? - прошептал Арвин Алва, старший сын и наследник. - Это какая-то ошибка...
- Ошибки быть не может, - оскорбленно заявил придворный врач, - я сам на ваших глазах обрабатывал образцы, ваши и семьи императора. Взгляните на образцы алы Арнэль Алва.
У алы Арнэль киносомы были круглыми, как и положено, а вот у Арвина - снова овальными. У четы Линтов тоже, но они-то были известными новыми алвоями.
Свет снова усилили, и все увидели озадаченные лица семейства Алва, и по залу пронесся недоуменный шёпот.
- Ал Анрис! - заговорил император Амальрик, и зал умолк. - Что вам известно о дуэли вашего деда?
- Мой дед погиб на дуэли с негодяем, защищая честь жены, - отчеканил Анрис Алва.
- Второго дуэлянта звали ал Эррин Марли. Он был сослан на первый континент, - сказал Амальрик. - Анрис, вы помните почерк вашей бабушки?
- Очень хорошо, - настороженно кивнул Алва.
- Внесите письма.
Вошёл молодой человек, неся на подносе стопку пожелтевших писем. Ольви узнала его: ал Дарвин Марли, привезенный Альвой; она поразилась, увидев его рядом с Анрисом и Арвином, тем, как он был похож на них. Барт, стоявший рядом и тоже не сводивший с них глаз, сжал ее плечо, и она живо вспомнила их разговор накануне.
- Я в шаге от достижения цели, - говорил он вчера вечером, мрачный, меряя шагами спальню. - Почему же мне так гадко на душе? Дядя Анри... я должен открыть правду о нем, иначе мне не выиграть эту игру, но он... его это убьет. Кто из его старого круга продолжит с ним знакомство, узнав, что он из новых? А тетя Арнэль? Мне уже кажется, что зря я это затеял...
- Не зря, - возмущённо сказала она. - Подумай о тех, для кого ты это все делаешь. Дети старых алвоев больше не будут обречены на короткую жизнь. А новые... такие как я... наконец-то почувствуют себя равными и станут равными не только на словах, но и на деле.
Родственник ала Анриса положил перед ним письма и молча отступил назад с застывшим лицом. Анрис развернул первое письмо, пробежал глазами, взял второе...
Он читал и бледнел, бледнел стремительно, как будто ему отворили кровь. Его жена и сын прочитывали каждое письмо тут же, вслед за ним.
Отложив последнее письмо, Анрис Алва, белый как экран на стене, поднял взгляд на императора.
