Мне так не хватает ее наглой смелости и твердой уверенности, что любой выбранный путь верный, если его выбрала она. Руби никогда не волновало то, что думают о ней окружающие, она плевала на чужое мнение, жила ярко, с надрывом, торопясь, словно знала, как мало у нее времени. Если Руби чего-то хотела — она это получала. Если бы Руби захотела Оливера Кейна, он бы уже лежал у ее ног и ел с руки.
Свет несколько раз моргает, отвлекая меня от размышлений, и внезапно все до единой мысли выветриваются из головы. Матрас в ногах проминается, словно кто-то садится на край кровати. Вскрикнув, я подтягиваю ноги, вжимаясь спиной в изголовье, и замотавшись до ушей в одеяло, с ужасом смотрю в изножье кровати… и шумно выдыхаю, нервно смеясь над своей пугливостью.
Боже… это кошка. Всего лишь кошка. Серая с голубым отливом, крупная, холеная и вполне симпатичная кошка.
Откуда ты взялась? Дверь заперта, окно тоже. Может забежала, когда я заходила, или еще раньше, и все это время спала под кроватью. Глядя на меня медово-золотистыми глазами и мягко ступая лапками, животное бесшумно и грациозно приближается ко мне. Лоснящаяся пушистая шерстка так и манит запустить в нее пальцы, приласкать, погладить, почесать за ушком, потереться щекой о мягкую мордочку. Маленькая гостья запрыгивает мне на колени, складывает лапки пред собой и, лениво прикрыв глаза, ждет ласки и обожания.
— Ты не по адресу, киса. Я с детства ненавижу кошек.
Шерри
«Не всем историям суждено быть рассказанным.
Некоторые тайны лучше никогда не раскрывать, спрятать подальше от любопытных глаз, замуровать за стальными дверями и заживо похоронить в кромешной темноте. Стеречь и охранять, словно сокровище, даже если внутри драгоценного черного ларца с секретами копошатся черви.
А если этот червь — ты, то смысл вышесказанного кардинальным образом меняется, правда? Если червь ты, то единственный путь к спасению — просочиться в узкую замочную скважину. А если их три, то какую выбрать?»
— Бери ту, что уже, не промахнешься, — смеюсь себе под нос, быстро порхая пальцами по клавиатуре.
«Если червь ты, то всякий смысл теряется, ведь у червей нет мозгов, им все равно, где ползать.
Но я не червь.
Я наделен разумом и терпением.
Я знаю, что рано или поздно замки откроются. Нужен только ключ. И рука, не боящаяся повернуть его, толкнуть дверь и выпустить меня».
— Черт, ну и фигня, — тяжело выдыхаю я, откладывая в сторону первую страницу рукописи. — Ты не червь. Ты больной на всю голову, — зевнув, перехожу к следующей. Но этот раз пустых страниц не наблюдается, хотя… не уверена, что меня этот факт сильно радует. Несмотря на скептическое отношение к опусу неизвестного автора, меня не покидает скребущее ощущение в области затылка и свинцовое напряжение в мышцах спины. Неприятные симптомы усиливаются, стоит только приступить к работе к работе над рукописью, каждое новое слово дается сложнее предыдущего.
«Ее постепенно покидали силы, а вместе с ними и надежда. Она все больше спала, ничтожно мало ела и не реагировала на мое чтение. Я мог повторять по десять раз один и тот же абзац, она не замечала, потеряв интерес к происходящему вокруг. Взгляд, устремленный в темноту, искусанные в кровь бледные губы. Она угасала, и я понимал, что еще несколько дней, и мне некому будет читать.
— Тебе бывает страшно? — как-то спросила она, после многочасового молчания. Я закрыл книгу и с любопытством посмотрел на нее.
— Нет, но знаю, что такое страх. Я много раз видел его на лицах других.
— Ты помнишь? Лица тех, что ушли?
— Они не ушли, — поправляю я.
— Я знаю, что никто не ушел отсюда сам! — закричала, вскакивая на ноги и с бессильной злостью сжимая кулачки. — И никто никогда не уйдет. Я сгнию здесь так же, как все остальные.
— Ты уйдешь, — спокойно произнес я.
Не поверила, хрипло рассмеялась и измученно осела у моих ног. Хриплый протяжный стон разорвал тишину, заставив хрупкие плечи задрожать, а тонкие пальцы вцепиться в посеревшие волосы.
— Она умирает, — раскачиваясь из стороны в сторону, прошептала так тихо, что пришлось читать по губам.
— На чем мы остановились? — я снова открыл книгу».
— Что за черт…, — бросаю страницу в сторону и несколько мучительных секунд смотрю на аккуратно выведенные строчки, пока те не начинают расплываться. Даю себе минуту, чтобы привести мысли в порядок, успокоиться и продолжить.
«Она кротко кивнула и умолкла, обхватив мои колени обеими руками. Для нее вошло это в привычку — сидеть вот так, у моих ног, словно послушное животное, цепляясь за меня, как за единственный источник своего существования. Я знал, что ее преданность и симпатия не бескорыстны, имеют цену и определенную цель.
«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его.» Если речь о мифическом аде, то чтобы выбраться из него, дружить придется с самим Дьяволом.
Она не побоялась, уяснила правила, сделала свой выбор и выжила.
Я не осуждал ее ни минуты.
Я сожалел, что не смогу уйти с ней. И со временем придумал, как смогу заставить ее вернуться и выпустить меня, когда мы оба будем готовы.
Я продолжил читать, опираясь спиной на стену. Ровным голосом, без смены интонацией. Глава за главой, в пустоту. Минуты, переходящие в часы, ночь, сменяющаяся ночью.
Я злился. Она не слушала меня и совсем скоро перестанет видеть.
Я с громким хлопком закрыл книгу. Резкий звук рикошетом отлетел от стен. Она вздрогнула и, запрокинув голову, посмотрела на меня. Ее глаза были такими же черными, как густая мгла вокруг нас. Эта тьма сделала ее особенной для меня. Эта тьма объединила нас в нечто цельное, в нечто невозможное и опасное для мира вне этих стен.
— Ты уверена, что хочешь уйти?
Слишком слабая, чтобы говорить, она дернула головой.
— Одного желания недостаточно, — склонив голову, я наблюдал, как оживает ее лицо и учащается дыхание. — Ты должна быть готова. Скажи мне. Скажи сейчас, что справишься и сделаешь все, что потребуется, чтобы уйти отсюда.
— Да, я сделаю. Прошу… помоги мне.
— Мне нужно что-то взамен. Ты согласна?
— У меня ничего нет.
— Ты вернешься, когда я позову. Да или нет?
— Да, — она ответила быстро, не подумав, не подозревая, насколько серьезный вопрос стоял перед ней. Но в действительности … в действительности никто из нас ничего не решал. Присев на корточки, я осторожно погладил ее по спутанным тусклым волосам. Скоро они снова будут светиться, как серебряный снег, которого я никогда не видел.
— Ни слова, — шёпотом попросил я, накрывая ладонью сухие губы.
— Не смотри, — она послушно опустила ресницы.
— Беги!
Фухх. Я жадно выдыхаю, осознав, что практически не дышала несколько минут. Вот это накрыло кого-то. Такое здоровой головой не придумаешь. Страница заканчивается, и я с нетерпением хватаю следующую, но там меня ждет то, что я уже читала. Но это только на первый взгляд.
«Принято считать, что ад — это место, из которого не возвращаются, билет в один конец, последний выписанный жизнью счет за все, что мы успели наворотить. А если речь идет не о мифическом, а о реальном аде? Здесь, на земле, рядом с нами.
Возможно ли вернуться, выжить?
Да, но иногда выжить недостаточно, чтобы покинуть ад. Он преследует нас, прорастает внутри, овладевает. Иногда мы сами забираем его с собой…
Иногда, чтобы исцелиться, необходимо вернуться назад, в мгновение, когда мы потеряли надежду или обрели что-то большее…
Ты вернешься, когда я позову.
Ты обещала.
Время пришло.
Открой глаза.
Прямо сейчас.»
Пальцы замирают на клавиатуре, кожа на руках покрывается мурашками.
«Что ты видишь?
Не забывай дышать. Глубже. Почувствуй, как легкие наполняет кислород, просачивается в вены.
Сосредоточься. Считай про себя.
Раз, два, три…»
Словно в трансе я делаю глубокий вдох. На счёте четыре выдыхаю.
« Смотри и ты увидишь. Ты можешь. Ты готова.
Не бойся.
Я всегда рядом.
Я за твоей спиной.
Оглянись.»
Вот это жесть… Волосы на затылке встают дыбом, свинцовая тяжесть опускается на плечи, но я нахожу в себе силы пересилить страх и оборачиваюсь.
«Ничего?
А знаешь почему?»
Как в бреду я отрицательно качаю головой, осознавая степень нереальности происходящего.
«Ты все еще во тьме.»
Кончики пальцев жжет, словно бумага, которую я только что держала, оказалась пропитанной ядом.
— Что за черт, — повторяю, вставая со стула, пячусь назад, задыхаясь и щурясь от дикой головной боли. Лопатки вжимаются в книжные полки. Вздрогнув, я плотно закрываю веки и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, упираюсь лбом в корешки книг, медленно считаю от одного до десяти, восстанавливая дыхание и массируя пульсирующие виски.
Все в прядке, уговариваю саму себя. Это всего лишь слова, чей-то вымысел, плод воображения, не имеющий ко мне никакого отношения. Через пару минут самовнушения становится чуть легче, боль отступает. Открыв глаза, я делаю глубокий вдох и натыкаюсь взглядом на книгу, которой еще вчера здесь не было. Первый том о приключениях Робинзона Крузо. Повинуясь порыву, достаю коллекционный старинный экземпляр Дефо и аккуратно раскрываю его. Страницы приятно шелестят, взгляд цепляется за подчеркнутую карандашом строчку:
«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его»
Что за чертовщина? Книга вываливается из ослабевших рук и с грохотом падает на пол. И в этот момент я меньше всего думаю о ее исторической ценности. Страх сильнее любых теорий. Я не анализирую, не ищу логичных объяснений. Я не понимаю что происходит, почему со мной, почему именно сейчас. Мысли мечутся в хаотическом беспорядке, обгоняя друг друга, боль возвращается в троекратном объёме, концентрируясь в области затылка. Мне трудно дышать, и каждый глоток кислорода отвоевываю с боем. Ужас запускает механизм движения, толкает меня вперед, и я выскакиваю из кабинета, преследуя одну единственную цель — бежать. Бежать как можно дальше и как можно быстрее.
Подгоняемая паникой, я забываю набросить пальто и вылетаю из дома в одном тонком бежевом офисном платье, сбегаю по ступенькам крыльца в сад, а дальше по дорожке к разводным воротам. Всего триста метров, и я свободна… Каблуки стучат по тротуарной плитке, горло горит, в ушах гул.
Я оглушена необъяснимым ужасом, чувствую его ледяное дыхание в своих волосах… Бегу еще быстрее. Еще…и на полном ходу врезаюсь в компанию четырех горничных, одетых в одинаковую униформу. Девушки ловят меня, не позволяя упасть. Что-то лепечут на своем языке, обступив со всех сторон. Я понимаю только: Мисс и окей. Больше ничего. Оливер не соврал. Прислуга не говорит по-английски.
Появление горничных немного успокаивает, паника уступает здравому смыслу. Я растерянно разглядываю похожих друг на друга, как родные сестры, миниатюрных азиаток, пока они с не меньшим интересом и с добродушными улыбками рассматривают меня. Сообразив, что я немного не в себе, девушки жестами предлагают пойти с ними, и я соглашаюсь, потому что не могу сейчас отказаться от человеческого общества.
Через пять минут я уже пью горячий чай со странным, но приятным, немного пряным вкусом, с любопытством рассматриваю небольшую опрятную кухню и вполуха слушаю оживленную болтовню горничных. Растягиваю время как могу, но вторая кружка чая заканчивается, горничные начинают собираться домой, поглядывая на меня с беспокойством.
Вежливо поблагодарив и попрощавшись с новыми знакомыми, я снова выхожу в сад и неторопливо бреду по дорожке к дому. Полчаса назад, выскочив из зловещей обители в шоковом состоянии, я не обратила внимания, что день сегодня на удивление теплый и солнечный. Голубе небо, высокое и чистое, опускающееся к горизонту раскалённое солнце, просачивающееся золотистой паутинкой сквозь все еще густые кроны яблонь, роняющих время от времени свои сочные созревшие плоды мне под ноги. Подняв голову, подставляю лицо под согревающие солнечные лучи, на секунду позволяя себе заглушить жужжащие мысли и послушать умиротворяющее пение птиц и треск цикад.
Когда я увидела «Кanehousgarden» в первый раз, у меня проскользнула мысль, что я хотелось бы увидеть это место весной, когда все цветет и оживает. Возможно, случись мне приехать сюда в такое время, все сложилось бы иначе, и сам дом, и его территория не внушали бы мне такого ужаса и опасения. Отчасти мое желание сбылось — среди дождливой осени на несколько часов вернулось лето, и внутренний двор засверкал совсем другими красками.
Я обхватываю себя руками, продвигаясь вперед маленькими шажочками. Под ногами шелестит листва, сухая, словно ночью не было проливного дождя, багряная и золотая, хотя вчера казалась пожухшей и грязной.
Приступ паники полностью рассеивается, оставляя смутное ощущение тревоги, но адреналин в крови по-прежнему зашкаливает, эмоции бушуют, вызывая подозрение, что иллюзия безопасности мимолетна…
Я набираю номер Гвендолен, прежде чем успеваю подумать, что собираюсь сказать ей. Поставить в известность, что разрываю наш договор и возвращаюсь домой? Почему? Из-за какой-то чертовой рукописи и ряда жутковатых совпадений? Как объяснить ей причину? А аванс? Он уже потрачен, а отработаны только два дня. Неполных два дня. А кажется, что прошли недели.
— Шерил, я слушаю, — официально отвечает Гвендолен Кейн. Я теряюсь, не в силах подобрать вразумительной причины, по которой беспокою шеф-редактора в разгар рабочего дня. — У тебя что-то срочное? — нетерпеливо спрашивает она.
— Я… я хотела сказать, что приступила к работе над рукописью, — сбивчиво говорю я. — Еще вчера…
— Замечательно, я проверю файл, когда вернусь из рабочей поездки.
— Да, я… просто думала, что Оливер отправил вам готовый текст. Там совсем немного…
— Завтра я приеду и внимательно изучу весь отработанный материал, одобренный Оливером. У тебя все?
— Да, — выдохнула упавшим голосом. В трубке раздались короткие гудки. Она просто сбросила вызов. Высокомерная стерва.
Завтра… Я поговорю с Гвен. Извинюсь и объясню, что не могу продолжать работу над рукописью по личным причинам. Она вряд ли поймет, но держать точно не станет. Найти мне замену не составит большого труда…
В саду вдруг резко начинает темнеть, и летнее тепло вновь сменяется осенней прохладой. Пение птиц и стрекот насекомых затихает, по верхушкам деревьев разгоняется ветер, густо посыпая землю опавшей листвой. Зябко поёжившись, с тревогой оглядываюсь на огромный старый дом. Предзакатное солнце бросает на отштукатуренные стены ржавые блики, пылая дьявольским огнем в глубине тёмных окон. У меня ноет сердце от тяжелого предчувствия. Я непроизвольно отступаю назад. В спину бьет резкий порыв ветра, срывает заколку с головы, небрежно раскидывает волосы по плечам, со свистом проходит по саду, собирая с земли истлевшую листву, кружит в грязном хороводе, поднимается на крыльцо и швыряет на ступени, с грохотом распахивает входную дверь…и исчезает в черном зеве проема, похожим на огромную оскалившуюся чудовищную пасть.
Немой крик стынет в горле, и от обморока меня спасает механический скрежет открывающихся ворот. Развернувшись, я бегу навстречу въезжающему на территорию автомобилю. Боже, я готова плакать от облегчения. Тонированный чёрный Мерседес останавливается, не доехав до парковки нескольких метров.
Свет несколько раз моргает, отвлекая меня от размышлений, и внезапно все до единой мысли выветриваются из головы. Матрас в ногах проминается, словно кто-то садится на край кровати. Вскрикнув, я подтягиваю ноги, вжимаясь спиной в изголовье, и замотавшись до ушей в одеяло, с ужасом смотрю в изножье кровати… и шумно выдыхаю, нервно смеясь над своей пугливостью.
Боже… это кошка. Всего лишь кошка. Серая с голубым отливом, крупная, холеная и вполне симпатичная кошка.
Откуда ты взялась? Дверь заперта, окно тоже. Может забежала, когда я заходила, или еще раньше, и все это время спала под кроватью. Глядя на меня медово-золотистыми глазами и мягко ступая лапками, животное бесшумно и грациозно приближается ко мне. Лоснящаяся пушистая шерстка так и манит запустить в нее пальцы, приласкать, погладить, почесать за ушком, потереться щекой о мягкую мордочку. Маленькая гостья запрыгивает мне на колени, складывает лапки пред собой и, лениво прикрыв глаза, ждет ласки и обожания.
— Ты не по адресу, киса. Я с детства ненавижу кошек.
Прода от 17.03.2020, 18:17ГЛАВА 10
Шерри
«Не всем историям суждено быть рассказанным.
Некоторые тайны лучше никогда не раскрывать, спрятать подальше от любопытных глаз, замуровать за стальными дверями и заживо похоронить в кромешной темноте. Стеречь и охранять, словно сокровище, даже если внутри драгоценного черного ларца с секретами копошатся черви.
А если этот червь — ты, то смысл вышесказанного кардинальным образом меняется, правда? Если червь ты, то единственный путь к спасению — просочиться в узкую замочную скважину. А если их три, то какую выбрать?»
— Бери ту, что уже, не промахнешься, — смеюсь себе под нос, быстро порхая пальцами по клавиатуре.
«Если червь ты, то всякий смысл теряется, ведь у червей нет мозгов, им все равно, где ползать.
Но я не червь.
Я наделен разумом и терпением.
Я знаю, что рано или поздно замки откроются. Нужен только ключ. И рука, не боящаяся повернуть его, толкнуть дверь и выпустить меня».
— Черт, ну и фигня, — тяжело выдыхаю я, откладывая в сторону первую страницу рукописи. — Ты не червь. Ты больной на всю голову, — зевнув, перехожу к следующей. Но этот раз пустых страниц не наблюдается, хотя… не уверена, что меня этот факт сильно радует. Несмотря на скептическое отношение к опусу неизвестного автора, меня не покидает скребущее ощущение в области затылка и свинцовое напряжение в мышцах спины. Неприятные симптомы усиливаются, стоит только приступить к работе к работе над рукописью, каждое новое слово дается сложнее предыдущего.
«Ее постепенно покидали силы, а вместе с ними и надежда. Она все больше спала, ничтожно мало ела и не реагировала на мое чтение. Я мог повторять по десять раз один и тот же абзац, она не замечала, потеряв интерес к происходящему вокруг. Взгляд, устремленный в темноту, искусанные в кровь бледные губы. Она угасала, и я понимал, что еще несколько дней, и мне некому будет читать.
— Тебе бывает страшно? — как-то спросила она, после многочасового молчания. Я закрыл книгу и с любопытством посмотрел на нее.
— Нет, но знаю, что такое страх. Я много раз видел его на лицах других.
— Ты помнишь? Лица тех, что ушли?
— Они не ушли, — поправляю я.
— Я знаю, что никто не ушел отсюда сам! — закричала, вскакивая на ноги и с бессильной злостью сжимая кулачки. — И никто никогда не уйдет. Я сгнию здесь так же, как все остальные.
— Ты уйдешь, — спокойно произнес я.
Не поверила, хрипло рассмеялась и измученно осела у моих ног. Хриплый протяжный стон разорвал тишину, заставив хрупкие плечи задрожать, а тонкие пальцы вцепиться в посеревшие волосы.
— Она умирает, — раскачиваясь из стороны в сторону, прошептала так тихо, что пришлось читать по губам.
— На чем мы остановились? — я снова открыл книгу».
— Что за черт…, — бросаю страницу в сторону и несколько мучительных секунд смотрю на аккуратно выведенные строчки, пока те не начинают расплываться. Даю себе минуту, чтобы привести мысли в порядок, успокоиться и продолжить.
«Она кротко кивнула и умолкла, обхватив мои колени обеими руками. Для нее вошло это в привычку — сидеть вот так, у моих ног, словно послушное животное, цепляясь за меня, как за единственный источник своего существования. Я знал, что ее преданность и симпатия не бескорыстны, имеют цену и определенную цель.
«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его.» Если речь о мифическом аде, то чтобы выбраться из него, дружить придется с самим Дьяволом.
Она не побоялась, уяснила правила, сделала свой выбор и выжила.
Я не осуждал ее ни минуты.
Я сожалел, что не смогу уйти с ней. И со временем придумал, как смогу заставить ее вернуться и выпустить меня, когда мы оба будем готовы.
Я продолжил читать, опираясь спиной на стену. Ровным голосом, без смены интонацией. Глава за главой, в пустоту. Минуты, переходящие в часы, ночь, сменяющаяся ночью.
Я злился. Она не слушала меня и совсем скоро перестанет видеть.
Я с громким хлопком закрыл книгу. Резкий звук рикошетом отлетел от стен. Она вздрогнула и, запрокинув голову, посмотрела на меня. Ее глаза были такими же черными, как густая мгла вокруг нас. Эта тьма сделала ее особенной для меня. Эта тьма объединила нас в нечто цельное, в нечто невозможное и опасное для мира вне этих стен.
— Ты уверена, что хочешь уйти?
Слишком слабая, чтобы говорить, она дернула головой.
— Одного желания недостаточно, — склонив голову, я наблюдал, как оживает ее лицо и учащается дыхание. — Ты должна быть готова. Скажи мне. Скажи сейчас, что справишься и сделаешь все, что потребуется, чтобы уйти отсюда.
— Да, я сделаю. Прошу… помоги мне.
— Мне нужно что-то взамен. Ты согласна?
— У меня ничего нет.
— Ты вернешься, когда я позову. Да или нет?
— Да, — она ответила быстро, не подумав, не подозревая, насколько серьезный вопрос стоял перед ней. Но в действительности … в действительности никто из нас ничего не решал. Присев на корточки, я осторожно погладил ее по спутанным тусклым волосам. Скоро они снова будут светиться, как серебряный снег, которого я никогда не видел.
— Ни слова, — шёпотом попросил я, накрывая ладонью сухие губы.
— Не смотри, — она послушно опустила ресницы.
— Беги!
Фухх. Я жадно выдыхаю, осознав, что практически не дышала несколько минут. Вот это накрыло кого-то. Такое здоровой головой не придумаешь. Страница заканчивается, и я с нетерпением хватаю следующую, но там меня ждет то, что я уже читала. Но это только на первый взгляд.
«Принято считать, что ад — это место, из которого не возвращаются, билет в один конец, последний выписанный жизнью счет за все, что мы успели наворотить. А если речь идет не о мифическом, а о реальном аде? Здесь, на земле, рядом с нами.
Возможно ли вернуться, выжить?
Да, но иногда выжить недостаточно, чтобы покинуть ад. Он преследует нас, прорастает внутри, овладевает. Иногда мы сами забираем его с собой…
Иногда, чтобы исцелиться, необходимо вернуться назад, в мгновение, когда мы потеряли надежду или обрели что-то большее…
Ты вернешься, когда я позову.
Ты обещала.
Время пришло.
Открой глаза.
Прямо сейчас.»
Пальцы замирают на клавиатуре, кожа на руках покрывается мурашками.
«Что ты видишь?
Не забывай дышать. Глубже. Почувствуй, как легкие наполняет кислород, просачивается в вены.
Сосредоточься. Считай про себя.
Раз, два, три…»
Словно в трансе я делаю глубокий вдох. На счёте четыре выдыхаю.
« Смотри и ты увидишь. Ты можешь. Ты готова.
Не бойся.
Я всегда рядом.
Я за твоей спиной.
Оглянись.»
Вот это жесть… Волосы на затылке встают дыбом, свинцовая тяжесть опускается на плечи, но я нахожу в себе силы пересилить страх и оборачиваюсь.
«Ничего?
А знаешь почему?»
Как в бреду я отрицательно качаю головой, осознавая степень нереальности происходящего.
«Ты все еще во тьме.»
Кончики пальцев жжет, словно бумага, которую я только что держала, оказалась пропитанной ядом.
— Что за черт, — повторяю, вставая со стула, пячусь назад, задыхаясь и щурясь от дикой головной боли. Лопатки вжимаются в книжные полки. Вздрогнув, я плотно закрываю веки и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, упираюсь лбом в корешки книг, медленно считаю от одного до десяти, восстанавливая дыхание и массируя пульсирующие виски.
Все в прядке, уговариваю саму себя. Это всего лишь слова, чей-то вымысел, плод воображения, не имеющий ко мне никакого отношения. Через пару минут самовнушения становится чуть легче, боль отступает. Открыв глаза, я делаю глубокий вдох и натыкаюсь взглядом на книгу, которой еще вчера здесь не было. Первый том о приключениях Робинзона Крузо. Повинуясь порыву, достаю коллекционный старинный экземпляр Дефо и аккуратно раскрываю его. Страницы приятно шелестят, взгляд цепляется за подчеркнутую карандашом строчку:
«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его»
Что за чертовщина? Книга вываливается из ослабевших рук и с грохотом падает на пол. И в этот момент я меньше всего думаю о ее исторической ценности. Страх сильнее любых теорий. Я не анализирую, не ищу логичных объяснений. Я не понимаю что происходит, почему со мной, почему именно сейчас. Мысли мечутся в хаотическом беспорядке, обгоняя друг друга, боль возвращается в троекратном объёме, концентрируясь в области затылка. Мне трудно дышать, и каждый глоток кислорода отвоевываю с боем. Ужас запускает механизм движения, толкает меня вперед, и я выскакиваю из кабинета, преследуя одну единственную цель — бежать. Бежать как можно дальше и как можно быстрее.
Подгоняемая паникой, я забываю набросить пальто и вылетаю из дома в одном тонком бежевом офисном платье, сбегаю по ступенькам крыльца в сад, а дальше по дорожке к разводным воротам. Всего триста метров, и я свободна… Каблуки стучат по тротуарной плитке, горло горит, в ушах гул.
Я оглушена необъяснимым ужасом, чувствую его ледяное дыхание в своих волосах… Бегу еще быстрее. Еще…и на полном ходу врезаюсь в компанию четырех горничных, одетых в одинаковую униформу. Девушки ловят меня, не позволяя упасть. Что-то лепечут на своем языке, обступив со всех сторон. Я понимаю только: Мисс и окей. Больше ничего. Оливер не соврал. Прислуга не говорит по-английски.
Появление горничных немного успокаивает, паника уступает здравому смыслу. Я растерянно разглядываю похожих друг на друга, как родные сестры, миниатюрных азиаток, пока они с не меньшим интересом и с добродушными улыбками рассматривают меня. Сообразив, что я немного не в себе, девушки жестами предлагают пойти с ними, и я соглашаюсь, потому что не могу сейчас отказаться от человеческого общества.
Через пять минут я уже пью горячий чай со странным, но приятным, немного пряным вкусом, с любопытством рассматриваю небольшую опрятную кухню и вполуха слушаю оживленную болтовню горничных. Растягиваю время как могу, но вторая кружка чая заканчивается, горничные начинают собираться домой, поглядывая на меня с беспокойством.
Вежливо поблагодарив и попрощавшись с новыми знакомыми, я снова выхожу в сад и неторопливо бреду по дорожке к дому. Полчаса назад, выскочив из зловещей обители в шоковом состоянии, я не обратила внимания, что день сегодня на удивление теплый и солнечный. Голубе небо, высокое и чистое, опускающееся к горизонту раскалённое солнце, просачивающееся золотистой паутинкой сквозь все еще густые кроны яблонь, роняющих время от времени свои сочные созревшие плоды мне под ноги. Подняв голову, подставляю лицо под согревающие солнечные лучи, на секунду позволяя себе заглушить жужжащие мысли и послушать умиротворяющее пение птиц и треск цикад.
Когда я увидела «Кanehousgarden» в первый раз, у меня проскользнула мысль, что я хотелось бы увидеть это место весной, когда все цветет и оживает. Возможно, случись мне приехать сюда в такое время, все сложилось бы иначе, и сам дом, и его территория не внушали бы мне такого ужаса и опасения. Отчасти мое желание сбылось — среди дождливой осени на несколько часов вернулось лето, и внутренний двор засверкал совсем другими красками.
Я обхватываю себя руками, продвигаясь вперед маленькими шажочками. Под ногами шелестит листва, сухая, словно ночью не было проливного дождя, багряная и золотая, хотя вчера казалась пожухшей и грязной.
Приступ паники полностью рассеивается, оставляя смутное ощущение тревоги, но адреналин в крови по-прежнему зашкаливает, эмоции бушуют, вызывая подозрение, что иллюзия безопасности мимолетна…
Я набираю номер Гвендолен, прежде чем успеваю подумать, что собираюсь сказать ей. Поставить в известность, что разрываю наш договор и возвращаюсь домой? Почему? Из-за какой-то чертовой рукописи и ряда жутковатых совпадений? Как объяснить ей причину? А аванс? Он уже потрачен, а отработаны только два дня. Неполных два дня. А кажется, что прошли недели.
— Шерил, я слушаю, — официально отвечает Гвендолен Кейн. Я теряюсь, не в силах подобрать вразумительной причины, по которой беспокою шеф-редактора в разгар рабочего дня. — У тебя что-то срочное? — нетерпеливо спрашивает она.
— Я… я хотела сказать, что приступила к работе над рукописью, — сбивчиво говорю я. — Еще вчера…
— Замечательно, я проверю файл, когда вернусь из рабочей поездки.
— Да, я… просто думала, что Оливер отправил вам готовый текст. Там совсем немного…
— Завтра я приеду и внимательно изучу весь отработанный материал, одобренный Оливером. У тебя все?
— Да, — выдохнула упавшим голосом. В трубке раздались короткие гудки. Она просто сбросила вызов. Высокомерная стерва.
Завтра… Я поговорю с Гвен. Извинюсь и объясню, что не могу продолжать работу над рукописью по личным причинам. Она вряд ли поймет, но держать точно не станет. Найти мне замену не составит большого труда…
В саду вдруг резко начинает темнеть, и летнее тепло вновь сменяется осенней прохладой. Пение птиц и стрекот насекомых затихает, по верхушкам деревьев разгоняется ветер, густо посыпая землю опавшей листвой. Зябко поёжившись, с тревогой оглядываюсь на огромный старый дом. Предзакатное солнце бросает на отштукатуренные стены ржавые блики, пылая дьявольским огнем в глубине тёмных окон. У меня ноет сердце от тяжелого предчувствия. Я непроизвольно отступаю назад. В спину бьет резкий порыв ветра, срывает заколку с головы, небрежно раскидывает волосы по плечам, со свистом проходит по саду, собирая с земли истлевшую листву, кружит в грязном хороводе, поднимается на крыльцо и швыряет на ступени, с грохотом распахивает входную дверь…и исчезает в черном зеве проема, похожим на огромную оскалившуюся чудовищную пасть.
Немой крик стынет в горле, и от обморока меня спасает механический скрежет открывающихся ворот. Развернувшись, я бегу навстречу въезжающему на территорию автомобилю. Боже, я готова плакать от облегчения. Тонированный чёрный Мерседес останавливается, не доехав до парковки нескольких метров.
