- Все на тебя смотрят с обожанием...
- Только не твоя мачеха! Она меня не любила, всеми силами старалась сделать мне плохо...
Орвил вскинул тёмные брови в удивлении.
- Ания? Почему?
Эрвин сделал вид, что опять не заметил этой фамильярности по отношению к жене отца со стороны пасынка.
- Наверное, из-за турнира...
- А что на турнире?
- Ну, я же выиграл в поединке... Она мстила мне за это... за тебя...
- За меня?
- Конечно! Она злилась, что я выиграл, что барон за это приблизил меня, будто я занял твоё место рядом с отцом.
Орвил нахмурился и задумчиво хмыкнул.
- Зачем ей это?
- Она потому и взяла меня с собой в Берд, потому что барон тоже знал об этом... Он знал, что она меня недолюбливает, надеялась, что ей за это ничего не будет, что он не накажет её. Её-то он не наказал, всё мне досталось...
- И ты считаешь, что это всё из-за меня? Она мстит тебе за меня?
- Конечно! Она даже однажды попыталась подсунуть мне вина в кубке барона, ей так хотелось доказать, что я что-то скрываю...
- И что? Ты выпил из него?
- Конечно же, нет!
- Почему? Она оказалась права, и ты, в самом деле, что-то скрываешь? Ведь так? Признайся!- Улыбался, будто поймал на лжи.
Эрвин усмехнулся. Нет, в тот момент он об этом не думал. Он не верил в этот кубок, он просто развернулся и ушёл, всё показалось ему полным бредом.
- Я не поверил в этот кубок, такого не бывает, я больше поверил в то, что в вине был яд...
- Она бы никогда такого не сделала!- Орвил резко перебил его.
- Я знаю, теперь я знаю, но тогда я ожидал от неё чего угодно, даже яда... А кубок? Она же потом пила из него... Так что, не такой он и волшебный, наверное... Барон переоценивает его силу.
- Он никогда отца не подводил. А то, что баронесса пила из него, так, может, ей и правда нечего скрывать...
Эрвин усмехнулся на эти слова барона.
- Ты сам-то в это веришь?
- Во что? В её невиновность?
- Конечно!
- А что, у тебя есть какие-то доказательства, ты в чём-то её подозреваешь?
Эрвин-то, конечно, имел доказательства, но сомневался, что сейчас было время и место, чтобы говорить об этом. Может, в другой раз? А вот барон этот сам прекрасно знает об измене мачехи, а тайну всё равно пытается сохранять, разыгрывает удивление, как хороший актёр из уличного балагана. Да, я знаю, что она – твоя любовница, и знаю, что она родила тебе сына, об этом даже ты сам не догадываешься. Поэтому вся эта легенда об этом волшебном кубке – пустой звук. Если она пила из него, то никакой он не волшебный. Вот и всё.
- Пусть её подозревает её муж, а не я, хорошо? Я не хочу вмешиваться в ваши семейные дела. Она – твоя мачеха, ты – её пасынок. Мне всё равно, что там у вас было в прошлом, за что отец выгнал тебя из дома и в чём подозревает её. Я побуду здесь немного и уйду. И слава Богу!
Они оба молчали, и молчали долго, Орвил, чуть прищурив тёмные глаза, рассматривал задумчивое лицо собеседника. Вот, всё в нём вроде нормально, всем он нравится, всех здесь он покорил своим этим обаянием, стихи, вот, читает собственного сочинения, но... Вот это самое но не давало покоя. Что-то настораживало в нём, что-то было в нём, не дающее покоя.
А может, всё просто так казалось, и просто надо меньше голову забивать. В самом деле, он побудет здесь немного и уйдёт.
А вот то, что Ания тоже, оказывается, чувствовала, что Эрвин этот не так прост и что-то скрывает от всех, это было открытие для него. И она, и он не могли ошибиться. Этот Эрвин и ей показался каким-то странным, она даже пыталась проверить его отцовским кубком. И он не стал пить из него. Всё это настораживало. Всё это рождало вопросы. Кто он? Откуда? Кто его родители? Из какого он рода? Кто воспитывал его? Кто учил его премудростям охоты и военного дела, кто учил его слагать стихи? Кто он такой?
Вопросы всегда требуют ответов.
Он здесь уже два месяца, а Орвил так ничего и не узнал о нём. А узнает ли? Вот в чём вопрос.
- Ладно. Хорошая была охота. Хороший был день. Я к себе. Доброй ночи...- Эрвин пожелал доброй ночи и поднялся уходить. Барон проводил его задумчивым взглядом.
* * * * *
Боль в левой руке не давала покоя, ноющая, противная, такая, что не даёт расслабиться, забыться сном. Такое бывало перед дождём или грозой, а зимой перед метелью или снегопадом, и в такие ночи Орвил не мог найти себе покоя, мучился бессонницей. В голову лезли всякие мысли, вспоминалось прошлое: умершая мать, отец, отказавшийся от него, как от сына, и выгнавший вон, дед, которого он знал совсем недолго. И мачеха. Ания. Та ночь, когда они вместе разговаривали, когда он признался ей в любви, в том, что завидует собственному отцу, и появление последнего в слепой своей ярости. И этот перелом, и обвинения в измене, и страх за неё, за то, что отец расправится с ней, что уничтожит её своими излюбленными способами, каками травил жизнь матери. И отчаяние, что теперь уже не сможет помочь, что оставил её там одну, один на один с этим старым тираном.
Всё вспоминалось само собой в такие долгие одинокие ночи боли и тоски. Конечно, была потом ночь другая, та, в «Пропавшей подкове», она изменила многое. В первый и единственный раз они были вместе. Но в моменты бессонных ночей, когда в природе ожидалась перемена, когда должны были нагрянуть бури и ненастья, когда сломанные кости ныли зубной болью, вспоминалась именно та ночь в январе, а не счастливая ночь в «Пропавшей подкове». Почему? Почему память была такой избирательной? Странно.
И в эту январскую ночь он не мог заснуть, а бродил в полумраке зала туда-сюда, то к камину – добавить дров, то поворошить угли, то выпить вина, расставил шахматы на большой чёрно-белой доске, а всё больше просто баюкал больную руку, как ребёнка, не засыпающего в болезни и не дающего покоя своим родителям. Никакие лекарства не помогали ему, ничто не могло успокоить эту боль, местный врач сказал, что это, видно, на всю жизнь. Да, «хорошую» долгую память о себе оставил отец, чтобы всегда помнил, помнил и знал, за что страдает, за что мучается. За то, что позарился на чужую жену, на ту, что должен был считать своей второй матерью. Вот так, вот и терпи теперь всю оставшуюся жизнь.
Но он ни о чём не жалел, да, в жизни были ошибки, но это была не одна из них. Разве любовь можно считать ошибкой? Настоящую любовь, выстраданную, вымученную, а главное – взаимную, он любил, но ведь и его в ответ любили. И ладно, что они не могли быть вместе, что она, его любовь, не захотела быть с ним рядом, не захотела оставить свои земли, своего мужа, а главное – своего ребёнка. Что с того?
Важно, что где-то там, за много дней пути от него, живёт она, та, которую он любит, и которая любит его. Да, она живёт с другим, но в сердце, всей душой, она любит только его, его одного. И он будет ждать её, будет ждать возможных встреч и свиданий, что может быть, когда-нибудь что-то изменится, и вопреки всему они будут вместе. Будет ли это очередной турнир или какой-нибудь пир или праздник, всё равно, что это будет. Он будет ждать этого момента, ждать, пока позволяют это годы и сама жизнь.
И правильно сказал ему этот Эрвин, у него не будет жены и сыновей, а кому же он собирается оставить свои титул и земли, свой замок и служение сеньору? Об этом стоило бы думать, но не хотелось. Пока в сердце ещё жила любовь к одной единственной, не хотелось находить какую-то другую, зная, что всё равно не сможешь полюбить, как хотелось бы, и вряд ли найдёшь в сердце угол для другой женщины.
Может быть, время поможет ему, сгладит и уменьшит боль, и он сумеет найти другую, сможет полюбить её другой любовью, и у него ещё будут сыновья-наследники...
- Что, тебе не спится?- Неожиданный вопрос вырвал из раздумий, и Орвил резко развернулся к спрашивающему. Эрвин! Вот уж точно говорится, только помяни кого, тот и появится.
- Да вот...- Не знал, что ответить, и ответа не получилось.
- Что так? Я подумал, что случилось...
- Да нет, не могу уснуть. Рука болит, наверное, метель будет...
- А-а,- протянул Эрвин, но к себе не пошёл, остался с бароном.- А я подумал, вдруг, что случилось.
- Да нет, всё нормально, все спят.
Орвил, чуть прищурив глаза, рассматривал бывшего оруженосца. Ладно, он сам не спал, а этот-то чего по ночам бродит? Ему-то чего не спится?
- Побыть с тобой немного?- сам вдруг предложил и сел за стол, сам налил себе вина в кубок и заглянул в кубок барона:- Тебе добавить?
- Нет, там есть ещё.
Тоже подошёл и сел за стол, поддерживая больную руку под локоть. Бывший оруженосец чувствовал себя свободно под взглядом хозяина замка, отпил вина. Странно, этот Эрвин был здесь среди ночи. Почему?
- Ты сам-то, что не спишь?
- Да-а...- Отмахнулся небрежно, но Орвил заметил, что одет он как-то неправильно, будто собирался впопыхах, что ли, волосы взлохмачены, камзол вообще расстёгнут. Откуда он и куда?
- Что-то я смотрю, ты как на пожар собирался. Куда ты спешил?- Спросил, а потом догадался и сам продолжил:- Хотя, не говори, я понял... Ты у себя ещё не был. От девушки идёшь?
Эрвин усмехнулся, в который уже раз поражаясь догадливости барона. Как он умеет видеть все эти мелочи?
- Как ты это умеешь?
- И кто она? Какая-нибудь из горничных? Хотя, не отвечай, зачем мне это? Ты только смотри, чтобы через момент у меня тут орава твоих бастардов не бегала.- Усмехнулся холодно.- Я понимаю, дело молодое, и девчонки с тебя глаз не сводят, но...- Многозначительно поднял тёмные брови.
- Я смотрю, не бойся...
- Тогда молодец.- Пожал плечами.
Долго молчали, думая каждый о своём. Эрвин в самом деле шёл от девушки, думал, пройдёт тихо, и никто не заметит его, но нарвался на хозяина замка. Да, нехорошо получилось. Теперь всё выходит так, что Эрвин тут по девчонкам местным бегает, а барон этот ему выговаривает и про бастардов напоминает. А сам-то лучше? Или про мачеху свою уже забыл? А там, в доме отца, она, твоя вторая мамочка, нянчит твоего сына, и совсем не бастарда, ведь у него есть законный отец. Или дедушка... Тьфу ты! Запутаться можно!
Так что, не тебе меня учить, дорогой мой барон! Держал бы ты лучше самого себя под контролем, смотрел бы за собой лучше, чтоб не было этих самых бастардов.
А, может, там любовь? Самая настоящая, такая, чтоб на всю жизнь? Взаимная, всё пережившая, всё в муках вытерпевшая?
Улыбнулся своим мыслям и неожиданно спросил:
- Всё хотел узнать у тебя, спросить, откуда у барона Элвуда его волшебный кубок? Где он его взял? Что это вообще?
- Сколько себя помню, он всегда у него был. А откуда – не знаю, я не спрашивал, да и если бы спросил, отец бы всё равно мне не ответил.- Голос Орвила был негромким, он всегда отвечал неторопливо, вдумчиво.
- И что, кубок ни разу его не подводил? Не было такого, чтобы из него выпил тот, кто обманывает его?
- Я не слышал про такое...
- А ты сам-то пил из него?- На губах Эрвина появилась усмешка недоверчивости.
- Много раз.
- И что? Всегда удачно?
- Представь себе. Что-то я не понял тебя, ты что, в чём-то меня обвиняешь? Да отец проверял всё своё окружение под каждый новый год. Это у него прямо традиция. Он всех проверял... И меня – тоже.
- А почему тогда выгнал? Почему отрёкся, за что ненавидит? За что хочет убить?
- За мать... Ты же знаешь, что она из окружения Марда, и её отец, я – потомок перемирия, и моих родителей их родители поженили против воли, всё в угоду перемирию. Моя мать ненавидела отца, а он – взаимно её. Отец обвинял её во всех грехах, он даже считал, что я не его сын. Он травил её постоянно, мучил разными способами, и постоянно испытывал этим проклятым кубком. Она не могла из него пить...
- Почему?- Эрвин всё внимательно слушал.
- Я сам часто думал об этом. Всё спрашивал себя, и её – тоже, почему? Неужели она, в самом деле, изменяла отцу? Неужели я не сын своего отца? Она всегда отмалчивалась...- Орвил пожал плечами и усмехнулся над своими словами.- Я потом только узнал, дед сказал мне, она, оказывается, поддерживала тайную переписку с домом, я видел эти письма, в них ничего особенного нет, никаких тайн и политических интриг, ни одного секрета. Но она, видно, из-за этого жила с постоянным чувством вины, поэтому и не могла выпить из этого кубка. А отец всё время травил её за это, обвинял почём зря...
- И тебя за это выгнал?
Орвил сделал паузу, помолчал. Ночь, спящий замок, рдеющие угли в камине создавали доверие, ту атмосферу, какая бывает только ночью.
- Он давно об этом говорил, что собирается лишить всего и отречься от меня, как от сына, но ему нужен был наследник, и он опять женился... Так появилась Ания...- Эрвин медленно прикрыл глаза, начиная привыкать к подобному отношению пасынка к своей мачехе.- Отец сразу же начал подозревать измену... Мы просто общались. Я пытался заступаться за неё, отец всё время её бил, а я помнил свою мать и не мог выносить этого...
Примерно об этом же говорила и сама баронесса, тогда, ещё на постоялом дворе в Берде. Как тяжело им двоим было тогда, и как они потянулись друг к другу. Два молодых несчастья под одной крышей. Что поделаешь, бывает. Бывает и не такое...
- Вы – любовники?- прямо спросил вдруг Эрвин, ожидал от барона честного ответа, и этим вопросом сильно смутил его. Тот в замешательстве решил лучше выпить вина, а потом только спросил вопросом на вопрос:
- Тебе это зачем? По твоим словам, ты не служишь больше отцу, зачем тебе это знать?
Орвил пожал плечами, действительно, зачем ему это, когда он и так всё знает?
- Просто хотелось услышать честный ответ...
- В Дарнте у нас ничего не было!
- А помимо Дарнта?
Орвил громко усмехнулся и выпрямился на стуле, откинулся к высокой спинке, даже больную руку уже не поддерживал. Ответил резко:
- Знаешь, я начал чувствовать себя как на суде! Ты помощник судьи, раз задаёшь такие вопросы?
- Нет, я не помощник судьи, но мне интересен этот кубок. Я хочу знать о нём побольше. Баронесса смогла выпить из него после Берда...
- У нас ничего не было с ней тогда, на дороге, если ты об этом! Мы только поговорили!
- Что должно считаться изменой или ложью? Если твоя мать не могла выпить только из-за домашних писем, то...- Барон перебил его:
- Хватит! Перестань!
- Есть ли срок давности? Если пройдут годы после лжи или месяцы...- Барон снова перебил его:
- Эрвин! Да перестань же ты! Хватит об этом!
Но Эрвин продолжал говорить:
- Баронесса сказала мне, я не думала об этом, я думала только о том, что спрашивал у неё барон, об измене на дороге в Берд. Он хотел знать об этом. И она думала об этом и смогла выпить из этого кубка...
- Хватит...
- Всё зависит не от кубка, а от человека, который из него пьёт. Твоя мать не знала об этом...
- Перестань! Да что же ты за человек?
- Если бы она верила в то, что в её письмах ничего нет, не чувствовала вины за это, то она бы спокойно пила из него, я думаю...
- Хватит!- Барон ударил по столу раскрытой ладонью.- Ты сам из него выпить не смог! Ты даже не знал, что он, оказывается, волшебный, просто не стал пить и всё! И никакой вины за собой не чувствовал и ни о чём таком не думал, просто не выпил. Ведь так?
- А почему она смогла?- не унимался Эрвин.
- Кто?
- Баронесса...
- Да что ты заладил всё «баронесса» и «баронесса»? Что ты цепляешься к ней? Что она тебе сделала? Какая разница, почему она смогла выпить из него, а ты сам нет? Не всё ли тебе равно? Если кто и мог из него выпить, то только она!
- Только не твоя мачеха! Она меня не любила, всеми силами старалась сделать мне плохо...
Орвил вскинул тёмные брови в удивлении.
- Ания? Почему?
Эрвин сделал вид, что опять не заметил этой фамильярности по отношению к жене отца со стороны пасынка.
- Наверное, из-за турнира...
- А что на турнире?
- Ну, я же выиграл в поединке... Она мстила мне за это... за тебя...
- За меня?
- Конечно! Она злилась, что я выиграл, что барон за это приблизил меня, будто я занял твоё место рядом с отцом.
Орвил нахмурился и задумчиво хмыкнул.
- Зачем ей это?
- Она потому и взяла меня с собой в Берд, потому что барон тоже знал об этом... Он знал, что она меня недолюбливает, надеялась, что ей за это ничего не будет, что он не накажет её. Её-то он не наказал, всё мне досталось...
- И ты считаешь, что это всё из-за меня? Она мстит тебе за меня?
- Конечно! Она даже однажды попыталась подсунуть мне вина в кубке барона, ей так хотелось доказать, что я что-то скрываю...
- И что? Ты выпил из него?
- Конечно же, нет!
- Почему? Она оказалась права, и ты, в самом деле, что-то скрываешь? Ведь так? Признайся!- Улыбался, будто поймал на лжи.
Эрвин усмехнулся. Нет, в тот момент он об этом не думал. Он не верил в этот кубок, он просто развернулся и ушёл, всё показалось ему полным бредом.
- Я не поверил в этот кубок, такого не бывает, я больше поверил в то, что в вине был яд...
- Она бы никогда такого не сделала!- Орвил резко перебил его.
- Я знаю, теперь я знаю, но тогда я ожидал от неё чего угодно, даже яда... А кубок? Она же потом пила из него... Так что, не такой он и волшебный, наверное... Барон переоценивает его силу.
- Он никогда отца не подводил. А то, что баронесса пила из него, так, может, ей и правда нечего скрывать...
Эрвин усмехнулся на эти слова барона.
- Ты сам-то в это веришь?
- Во что? В её невиновность?
- Конечно!
- А что, у тебя есть какие-то доказательства, ты в чём-то её подозреваешь?
Эрвин-то, конечно, имел доказательства, но сомневался, что сейчас было время и место, чтобы говорить об этом. Может, в другой раз? А вот барон этот сам прекрасно знает об измене мачехи, а тайну всё равно пытается сохранять, разыгрывает удивление, как хороший актёр из уличного балагана. Да, я знаю, что она – твоя любовница, и знаю, что она родила тебе сына, об этом даже ты сам не догадываешься. Поэтому вся эта легенда об этом волшебном кубке – пустой звук. Если она пила из него, то никакой он не волшебный. Вот и всё.
- Пусть её подозревает её муж, а не я, хорошо? Я не хочу вмешиваться в ваши семейные дела. Она – твоя мачеха, ты – её пасынок. Мне всё равно, что там у вас было в прошлом, за что отец выгнал тебя из дома и в чём подозревает её. Я побуду здесь немного и уйду. И слава Богу!
Они оба молчали, и молчали долго, Орвил, чуть прищурив тёмные глаза, рассматривал задумчивое лицо собеседника. Вот, всё в нём вроде нормально, всем он нравится, всех здесь он покорил своим этим обаянием, стихи, вот, читает собственного сочинения, но... Вот это самое но не давало покоя. Что-то настораживало в нём, что-то было в нём, не дающее покоя.
А может, всё просто так казалось, и просто надо меньше голову забивать. В самом деле, он побудет здесь немного и уйдёт.
А вот то, что Ания тоже, оказывается, чувствовала, что Эрвин этот не так прост и что-то скрывает от всех, это было открытие для него. И она, и он не могли ошибиться. Этот Эрвин и ей показался каким-то странным, она даже пыталась проверить его отцовским кубком. И он не стал пить из него. Всё это настораживало. Всё это рождало вопросы. Кто он? Откуда? Кто его родители? Из какого он рода? Кто воспитывал его? Кто учил его премудростям охоты и военного дела, кто учил его слагать стихи? Кто он такой?
Вопросы всегда требуют ответов.
Он здесь уже два месяца, а Орвил так ничего и не узнал о нём. А узнает ли? Вот в чём вопрос.
- Ладно. Хорошая была охота. Хороший был день. Я к себе. Доброй ночи...- Эрвин пожелал доброй ночи и поднялся уходить. Барон проводил его задумчивым взглядом.
* * * * *
Боль в левой руке не давала покоя, ноющая, противная, такая, что не даёт расслабиться, забыться сном. Такое бывало перед дождём или грозой, а зимой перед метелью или снегопадом, и в такие ночи Орвил не мог найти себе покоя, мучился бессонницей. В голову лезли всякие мысли, вспоминалось прошлое: умершая мать, отец, отказавшийся от него, как от сына, и выгнавший вон, дед, которого он знал совсем недолго. И мачеха. Ания. Та ночь, когда они вместе разговаривали, когда он признался ей в любви, в том, что завидует собственному отцу, и появление последнего в слепой своей ярости. И этот перелом, и обвинения в измене, и страх за неё, за то, что отец расправится с ней, что уничтожит её своими излюбленными способами, каками травил жизнь матери. И отчаяние, что теперь уже не сможет помочь, что оставил её там одну, один на один с этим старым тираном.
Всё вспоминалось само собой в такие долгие одинокие ночи боли и тоски. Конечно, была потом ночь другая, та, в «Пропавшей подкове», она изменила многое. В первый и единственный раз они были вместе. Но в моменты бессонных ночей, когда в природе ожидалась перемена, когда должны были нагрянуть бури и ненастья, когда сломанные кости ныли зубной болью, вспоминалась именно та ночь в январе, а не счастливая ночь в «Пропавшей подкове». Почему? Почему память была такой избирательной? Странно.
И в эту январскую ночь он не мог заснуть, а бродил в полумраке зала туда-сюда, то к камину – добавить дров, то поворошить угли, то выпить вина, расставил шахматы на большой чёрно-белой доске, а всё больше просто баюкал больную руку, как ребёнка, не засыпающего в болезни и не дающего покоя своим родителям. Никакие лекарства не помогали ему, ничто не могло успокоить эту боль, местный врач сказал, что это, видно, на всю жизнь. Да, «хорошую» долгую память о себе оставил отец, чтобы всегда помнил, помнил и знал, за что страдает, за что мучается. За то, что позарился на чужую жену, на ту, что должен был считать своей второй матерью. Вот так, вот и терпи теперь всю оставшуюся жизнь.
Но он ни о чём не жалел, да, в жизни были ошибки, но это была не одна из них. Разве любовь можно считать ошибкой? Настоящую любовь, выстраданную, вымученную, а главное – взаимную, он любил, но ведь и его в ответ любили. И ладно, что они не могли быть вместе, что она, его любовь, не захотела быть с ним рядом, не захотела оставить свои земли, своего мужа, а главное – своего ребёнка. Что с того?
Важно, что где-то там, за много дней пути от него, живёт она, та, которую он любит, и которая любит его. Да, она живёт с другим, но в сердце, всей душой, она любит только его, его одного. И он будет ждать её, будет ждать возможных встреч и свиданий, что может быть, когда-нибудь что-то изменится, и вопреки всему они будут вместе. Будет ли это очередной турнир или какой-нибудь пир или праздник, всё равно, что это будет. Он будет ждать этого момента, ждать, пока позволяют это годы и сама жизнь.
И правильно сказал ему этот Эрвин, у него не будет жены и сыновей, а кому же он собирается оставить свои титул и земли, свой замок и служение сеньору? Об этом стоило бы думать, но не хотелось. Пока в сердце ещё жила любовь к одной единственной, не хотелось находить какую-то другую, зная, что всё равно не сможешь полюбить, как хотелось бы, и вряд ли найдёшь в сердце угол для другой женщины.
Может быть, время поможет ему, сгладит и уменьшит боль, и он сумеет найти другую, сможет полюбить её другой любовью, и у него ещё будут сыновья-наследники...
- Что, тебе не спится?- Неожиданный вопрос вырвал из раздумий, и Орвил резко развернулся к спрашивающему. Эрвин! Вот уж точно говорится, только помяни кого, тот и появится.
- Да вот...- Не знал, что ответить, и ответа не получилось.
- Что так? Я подумал, что случилось...
- Да нет, не могу уснуть. Рука болит, наверное, метель будет...
- А-а,- протянул Эрвин, но к себе не пошёл, остался с бароном.- А я подумал, вдруг, что случилось.
- Да нет, всё нормально, все спят.
Орвил, чуть прищурив глаза, рассматривал бывшего оруженосца. Ладно, он сам не спал, а этот-то чего по ночам бродит? Ему-то чего не спится?
- Побыть с тобой немного?- сам вдруг предложил и сел за стол, сам налил себе вина в кубок и заглянул в кубок барона:- Тебе добавить?
- Нет, там есть ещё.
Тоже подошёл и сел за стол, поддерживая больную руку под локоть. Бывший оруженосец чувствовал себя свободно под взглядом хозяина замка, отпил вина. Странно, этот Эрвин был здесь среди ночи. Почему?
- Ты сам-то, что не спишь?
- Да-а...- Отмахнулся небрежно, но Орвил заметил, что одет он как-то неправильно, будто собирался впопыхах, что ли, волосы взлохмачены, камзол вообще расстёгнут. Откуда он и куда?
- Что-то я смотрю, ты как на пожар собирался. Куда ты спешил?- Спросил, а потом догадался и сам продолжил:- Хотя, не говори, я понял... Ты у себя ещё не был. От девушки идёшь?
Эрвин усмехнулся, в который уже раз поражаясь догадливости барона. Как он умеет видеть все эти мелочи?
- Как ты это умеешь?
- И кто она? Какая-нибудь из горничных? Хотя, не отвечай, зачем мне это? Ты только смотри, чтобы через момент у меня тут орава твоих бастардов не бегала.- Усмехнулся холодно.- Я понимаю, дело молодое, и девчонки с тебя глаз не сводят, но...- Многозначительно поднял тёмные брови.
- Я смотрю, не бойся...
- Тогда молодец.- Пожал плечами.
Долго молчали, думая каждый о своём. Эрвин в самом деле шёл от девушки, думал, пройдёт тихо, и никто не заметит его, но нарвался на хозяина замка. Да, нехорошо получилось. Теперь всё выходит так, что Эрвин тут по девчонкам местным бегает, а барон этот ему выговаривает и про бастардов напоминает. А сам-то лучше? Или про мачеху свою уже забыл? А там, в доме отца, она, твоя вторая мамочка, нянчит твоего сына, и совсем не бастарда, ведь у него есть законный отец. Или дедушка... Тьфу ты! Запутаться можно!
Так что, не тебе меня учить, дорогой мой барон! Держал бы ты лучше самого себя под контролем, смотрел бы за собой лучше, чтоб не было этих самых бастардов.
А, может, там любовь? Самая настоящая, такая, чтоб на всю жизнь? Взаимная, всё пережившая, всё в муках вытерпевшая?
Улыбнулся своим мыслям и неожиданно спросил:
- Всё хотел узнать у тебя, спросить, откуда у барона Элвуда его волшебный кубок? Где он его взял? Что это вообще?
- Сколько себя помню, он всегда у него был. А откуда – не знаю, я не спрашивал, да и если бы спросил, отец бы всё равно мне не ответил.- Голос Орвила был негромким, он всегда отвечал неторопливо, вдумчиво.
- И что, кубок ни разу его не подводил? Не было такого, чтобы из него выпил тот, кто обманывает его?
- Я не слышал про такое...
- А ты сам-то пил из него?- На губах Эрвина появилась усмешка недоверчивости.
- Много раз.
- И что? Всегда удачно?
- Представь себе. Что-то я не понял тебя, ты что, в чём-то меня обвиняешь? Да отец проверял всё своё окружение под каждый новый год. Это у него прямо традиция. Он всех проверял... И меня – тоже.
- А почему тогда выгнал? Почему отрёкся, за что ненавидит? За что хочет убить?
- За мать... Ты же знаешь, что она из окружения Марда, и её отец, я – потомок перемирия, и моих родителей их родители поженили против воли, всё в угоду перемирию. Моя мать ненавидела отца, а он – взаимно её. Отец обвинял её во всех грехах, он даже считал, что я не его сын. Он травил её постоянно, мучил разными способами, и постоянно испытывал этим проклятым кубком. Она не могла из него пить...
- Почему?- Эрвин всё внимательно слушал.
- Я сам часто думал об этом. Всё спрашивал себя, и её – тоже, почему? Неужели она, в самом деле, изменяла отцу? Неужели я не сын своего отца? Она всегда отмалчивалась...- Орвил пожал плечами и усмехнулся над своими словами.- Я потом только узнал, дед сказал мне, она, оказывается, поддерживала тайную переписку с домом, я видел эти письма, в них ничего особенного нет, никаких тайн и политических интриг, ни одного секрета. Но она, видно, из-за этого жила с постоянным чувством вины, поэтому и не могла выпить из этого кубка. А отец всё время травил её за это, обвинял почём зря...
- И тебя за это выгнал?
Орвил сделал паузу, помолчал. Ночь, спящий замок, рдеющие угли в камине создавали доверие, ту атмосферу, какая бывает только ночью.
- Он давно об этом говорил, что собирается лишить всего и отречься от меня, как от сына, но ему нужен был наследник, и он опять женился... Так появилась Ания...- Эрвин медленно прикрыл глаза, начиная привыкать к подобному отношению пасынка к своей мачехе.- Отец сразу же начал подозревать измену... Мы просто общались. Я пытался заступаться за неё, отец всё время её бил, а я помнил свою мать и не мог выносить этого...
Примерно об этом же говорила и сама баронесса, тогда, ещё на постоялом дворе в Берде. Как тяжело им двоим было тогда, и как они потянулись друг к другу. Два молодых несчастья под одной крышей. Что поделаешь, бывает. Бывает и не такое...
- Вы – любовники?- прямо спросил вдруг Эрвин, ожидал от барона честного ответа, и этим вопросом сильно смутил его. Тот в замешательстве решил лучше выпить вина, а потом только спросил вопросом на вопрос:
- Тебе это зачем? По твоим словам, ты не служишь больше отцу, зачем тебе это знать?
Орвил пожал плечами, действительно, зачем ему это, когда он и так всё знает?
- Просто хотелось услышать честный ответ...
- В Дарнте у нас ничего не было!
- А помимо Дарнта?
Орвил громко усмехнулся и выпрямился на стуле, откинулся к высокой спинке, даже больную руку уже не поддерживал. Ответил резко:
- Знаешь, я начал чувствовать себя как на суде! Ты помощник судьи, раз задаёшь такие вопросы?
- Нет, я не помощник судьи, но мне интересен этот кубок. Я хочу знать о нём побольше. Баронесса смогла выпить из него после Берда...
- У нас ничего не было с ней тогда, на дороге, если ты об этом! Мы только поговорили!
- Что должно считаться изменой или ложью? Если твоя мать не могла выпить только из-за домашних писем, то...- Барон перебил его:
- Хватит! Перестань!
- Есть ли срок давности? Если пройдут годы после лжи или месяцы...- Барон снова перебил его:
- Эрвин! Да перестань же ты! Хватит об этом!
Но Эрвин продолжал говорить:
- Баронесса сказала мне, я не думала об этом, я думала только о том, что спрашивал у неё барон, об измене на дороге в Берд. Он хотел знать об этом. И она думала об этом и смогла выпить из этого кубка...
- Хватит...
- Всё зависит не от кубка, а от человека, который из него пьёт. Твоя мать не знала об этом...
- Перестань! Да что же ты за человек?
- Если бы она верила в то, что в её письмах ничего нет, не чувствовала вины за это, то она бы спокойно пила из него, я думаю...
- Хватит!- Барон ударил по столу раскрытой ладонью.- Ты сам из него выпить не смог! Ты даже не знал, что он, оказывается, волшебный, просто не стал пить и всё! И никакой вины за собой не чувствовал и ни о чём таком не думал, просто не выпил. Ведь так?
- А почему она смогла?- не унимался Эрвин.
- Кто?
- Баронесса...
- Да что ты заладил всё «баронесса» и «баронесса»? Что ты цепляешься к ней? Что она тебе сделала? Какая разница, почему она смогла выпить из него, а ты сам нет? Не всё ли тебе равно? Если кто и мог из него выпить, то только она!
