– Я понял вас... – перебил Марций, и трибун согласно кивнул головой.
– Хорошо. Я люблю понятливых людей. – Трибун бросил свой плащ на лавку у входа. – Во-вторых, я хочу, чтобы вы уяснили себе одно: Ацилия – моя двоюродная сестра, наши отцы – братья, долгое время я думал, что они все погибли... Из её рода никого не осталось, вся фамилия-семья погибла в Нуманции... Она осталась одна, оказывается... Выжила вопреки всему... Я хочу, чтобы вы поняли – я заберу её у вас, что бы она для вас ни стоила, через что бы мне ни пришлось пройти!..
– Хорошо! – Марк согласился с его доводами. – А теперь послушайте меня. Эта девушка – дочь предателя, она оказалась в городе на момент осады и штурма. Консул Сципион Эмилиан отдал приказ на разграбление города, все жители, не зависимо от рода и происхождения, были обращены в рабство и отправлены в Рим. Вашей сестре угораздило остаться в легионе. Она могла попасть в руки любого, а попала в мои. Точнее, я выиграл её в кости у местного поддонка... Она у меня уже полгода. Она – моя рабыня, и я...
– Вы превратили её в свою наложницу! – резко перебил трибун, сверкнув глазами, но Марций продолжил:
– Она – моя рабыня, и я вправе был делать с ней, что захочу. В условиях войны противник теряет былое положение, его убивают, грабят, насилуют или продают, если хотят... Хотя, откуда вам это знать... – добавил негромко.
– Знаете, Марций, противник противником, я это понимаю не хуже вашего, но существуют какие-то понятия о приличии, о благородстве, о воспитании в конце концов!.. Вы же...
Марций перебил:
– Вы, как военный, входили когда-нибудь в захваченные посёлки или города?
– Да! – ответил резко, выкриком, на исходе терпения.
– И что? – Марций скривил губы. – Что вы видели там?.. Как вели себя там ваши легионеры?.. Ска?жете ещё, что вы сам лично не насиловали ни одной женщины? Не брали ни одной девушки?.. Это же смешно!
– Нет! – резко опять-таки перебил трибун, и Марций замолк недоверчиво, смотрел в глаза собеседнику. Помолчал, хотя хотел ответить: «Представьте себе, я тоже...», но промолчал об этом. Вздохнул:
– У вас же самого есть рабы, задавались ли вы вопросом о том, кто они, кем они были, или – рождены рабами? Чего они хотят?.. Может, у них тоже есть братья и сёстры, мамы и папы...
– Перестаньте, Марций! – Трибун нетерпеливо рубанул воздух ладонью. – Я не говорю об этом... Я не понимаю одного!.. Вы же знали, знали, что она дочь сенатора... Знали, что у неё есть родственники... Родственники отца...
– Предателя! – перебил в свою очередь Марций. – Дочь отступника, противника Рима. Что вы хотите?
– Она говорила вам, что аристократка... Пусть отец её отступник, его двадцать лет назад выслали из Рима, или вы тоже из тех, кто считает, что за грехи отцов должны отвечать их дети?.. Ладно сыновья, Гая уже нет в живых, но дочери... Почему дочери должны платить за всё?.. Что она оказалась вдруг должна вам? За что вы так унижали её?.. Какой она вам враг? Разве она брала в руки оружие? – Он сокрушённо покачал головой. – Почему, Марций?.. Почему вы не отпускали её, да и... – Дёрнул подбородком, скривившись. – Наложница! – Он усмехнулся. – До чего же подло... Низко как... Воевать с девушкой...
– Ни с кем я не воевал, что за сумасшествие! С чего вы это взяли...
– А чем тогда всё это объяснить?
– Она – рабыня, – медленно произнёс Марций, словно объясняя непутёвому ребёнку. – Мне было и есть всё равно, кто она была в прошлой жизни. Сейчас и в будущем – она моя!
– В будущем? Вы говорите «в будущем»?
– А вы думаете, я продам её вам?
– А разве нет? – спросил трибун вопросом на вопрос, изумлённо вскинув чёрные брови.
– Она выиграла у меня в кости только право написать письмо в Рим. Свою часть договора я выполнил, но мы ни слова не говорили о том, что я отпущу её или даже продам. – Он упрямо поджал губы.
Трибун некоторое время молчал, словно не верил тому, что слышал, потом прошептал:
– Ну вы и подлец, а она ещё вас защищала...
– Да? – он удивился, усмехнувшись. – Кто бы мог подумать...
– Просила, чтобы я не убивал вас... – процедил сквозь зубы.
– Вот как? – Он и сам себя ненавидел в этот момент, зная, что будет жалеть о каждом сказанном слове, но сейчас словно что-то двигало им, заставляло издеваться над этим человеком, чувства которого ему были и самому понятны. – Я не ожидал от неё этого... – Улыбнулся, двинув головой.
Трибун молчал, но видно было, как стиснуты его зубы, каким острым стал взгляд.
– Сколько? – спросил, наконец.
– Чего?
– Сколько денег вы хотите за неё? Во сколько вы её оцениваете?
– Я? Рабыню? – Усмехнулся. – А во сколько бы её оценили вы?
– Разве можно продавать свою сестру? У вас нет сердца, Марций.
– Правда? А когда вы отдаёте их замуж, своих сестёр, за старых патрициев, за всадников, которым больше сорока лет, которые уже дважды вдовцы, вы не продаёте их?
– Я не договаривался об этой свадьбе.
– Я не говорю только об этом конкретном случае, ведь у Ацилии есть жених, правда? Она как-то говорила мне...
– В Риме всегда партию детям выбирали родители, какое это имеет отношение к происходящему? Никто никого не продаёт!
– И я не продаю! – Марций повысил голос. – Никаких ваших денег не хватит, чтобы выкупить её, делайте, что хотите...
– Почему? Почему вы такой?
– Вы называете меня подлецом, считаете, что я обвиняю её в преступлениях отца, а почему же ваш дядя не отправил её из Нуманции заранее, почему он бросил своих детей на верную смерть ради своих идей? – Усмехнулся. – И вы?.. Я отправил письмо четыре дня назад, где вы расквартированы, где ваш гарнизон? Вы приехали только сейчас, и думаете, что ваши деньги всё решат здесь. Ваши звания, положение... А я не продам её, она моя и точка! Идите к кому хотите, хоть к самому легату, любой суд будет на моей стороне. Я имею полное право не продавать свою собственность, как делал это уже не раз. Мне предлагали за неё немалые деньги, хотели купить в притон...
Трибун перебил вспыльчиво:
– Я не притон! Я – её брат!
– А мне всё равно.
– Вам не может быть всё равно!
– Я уже слышал о том, что я – эгоист, между прочим, от вашей же сестры...
Трибун Ацилий покачал головой, шепнув:
– Она права...
Марций усмехнулся, передёрнув плечами:
– Знаете, я даже как-то предложил ей выйти за меня замуж? Обещал жениться...
– Неужели?
– Представьте себе.
– И что она вам ответила?
– А вы сами не догадываетесь? – Опять усмехнулся. – Ваша порода слишком уж блюдёт чистоту своей крови...
– Я так и знал. – Теперь уже настала очередь и трибуну улыбнуться.
Марций вздохнул и снова заговорил:
– Вы привыкли, что всё в этой жизни определяется положением, деньгами, правом рождения. Вам обязаны... Я не должен был лишь потому, что она патрицианка, я не смел, ведь её отец – сенатор... Я не имел право на то, или на другое... – Он резко тряхнул головой, и прядки на лбу взметнулись, а глаза мстительно прищурились. – А я мог, и я смел делать то, что считал нужным!.. Я захотел – и она стала работать! Научилась шить, варить, стирать... Никто, ни отец, ни брат, ни вы, никогда её этому не научили бы! А я научил, я заставил... А когда не хотела, применял силу... Представьте себе! – Он упрямо поджал губы. – Это уже не ваша сестра! Она смогла бы стать теперь хорошей женой, хозяйкой и матерью хоть кому... родила бы хороших детей и вырастила бы их сама, была бы хозяйкой любому... Даже мне!
– Вы увлеклись, Марций! – громко ответил Ацилий. – Всё это ей не надо...
– Да, – он покачал головой согласно, – у неё есть слуги, рабы, кто угодно...
– Отпустите её.
– А иначе что?
– Я вынужден буду давить на вас.
– Давите.
Трибун помолчал, потом спросил мягко:
– Объясните мне, зачем вам эта девушка? Хотите, я куплю вам другую, хотите – две?..
Марций засмеялся в ответ, но старший офицер смотрел на него, ожидая, когда он успокоится.
– Я обращусь в суд...
– Обращайтесь! – Марций беспечно махнул рукой.
– Я вызову вас на поединок.
– Валяйте. Это нарушение устава, и даже если вы сумеете убить меня, вас вышибут из армии, а я перед поединком отдам её своим легионерам...
– И вы сможете это сделать?.. Сможете, после того, как сами же сказали, что хотели жениться на ней?
– Я надеюсь, что вы не станете проверять, смогу ли я это сделать. – Выдержал паузу и добавил: – И навряд ли вы так уж легко убьёте меня в поединке: я боевой офицер, не смотрите, что я деканус, меня разжаловали из центурионов...
– Охотно верю. – Трибун даже бровью не повёл. Марций пожал плечами.
– Как хотите, мне кажется, вы зря приехали. Лучше бы вам было не знать о том, что она осталась жива... Для вас она умерла, и прежней, такой, как была, она уже не вернётся. И глупо будет вводить её обратно в тот мир, отдавать замуж за её жениха, и вообще...
– Это уже не вам решать.
– Конечно.
Они помолчали, и Марций собирался уже выйти на улицу, но трибун заговорил:
– Сколько я тут с вами поговорил? Сколько я вас знаю? – Марций приподнял брови. – А я уже? вас ненавижу... А она прожила с вами полгода...
Марк усмехнулся и отдёрнул полог палатки. «Проваливай отсюда... Катись в свой Рим... Ты ничего не добьёшься...»
– ...Ты с ума сошёл... Ты не представляешь себе, во что ты ввязался... – настала уже очередь Фарсия выговаривать ему. – Нет, я чувствовал, я догадывался, что здесь что-то не то, но... - Он качал головой удивлённо, кривил губы, но Марций слушал его, смотрел в лицо, думал, сам в себя, и ничего перед собой не видел.
Он не отдаст её, никогда не отдаст, кто бы и что ему ни говорил. Только бы этот день пережить, все эти нападки вытерпеть.
Он отвернулся, запуская пальцы обеих рук в волосы надо лбом. Как же он устал за сегодняшний день. А то ли ещё будет...
– Всё, Гай, я всё это понимаю, а сейчас перестань, хватит, мне надоело, я устал... Ты не первый говоришь мне всё это за сегодня, и я думаю, что и не последний... Хватит.
– Ты просто не понимаешь, с кем связываешься, ты же простой деканус. Куда ты замахнулся? Давно тебе надо было отправить её от себя...
– Всё! – Марций выставил руку, прерывая речь возмущённого друга. – Я знаю... Я всё это знаю... Но я не отступлюсь...
Фарсий так и остался стоять с приоткрытым от удивления ртом, когда Марк развернулся и ушёл.
Конечно же, её дома не было, придётся раздеваться самому, долго возился с кирасой, всё равно не смог, просто устало сел на лавку у входа, уставился в точку на полу. Пусто здесь одному. К вечеру уже, а свет нигде не горит, мрак лежит по углам, пробираясь в душу. И Гая нет... Никого нет...
Никого!
Один!
Проклятье!
Поднялся, рывком дёрнул ремень кирасы, стараясь распустить пряжку, одному это сделать тяжело, такая вот у него кираса, придётся заводить другую, проще, дешевле, и, может быть, менее надёжную, потом... А почему, собственно? Только потому, что останется один? Да не останется он один! Нет и нет! Он не отдаст её ни за какие деньги...
Пусть сейчас она с ним, пусть наговорятся, насмотрятся друг на друга, их дело, пока, но пусть не надеются ни на что... Ни на что! Будь они прокляты!
Он нервничал, и руки дрожали. Кирасу он так и не снял, а когда зашёл дежурный центурион, вызывая к легату, Марций встретил его красноречивым взглядом.
Так он и думал. Вот, уже и легат.
Пришлось снова затянуть пряжку ремня, лишь бы со стороны смотрелось нормально, всё же к командующему идти.
Легат долго смотрел в лицо, жуя губы, словно думал, о чём хочет спросить, хмурил седые брови. Марк знал, он только вчера приехал из Рима, а что ему, собственно, здесь делать, когда весь легион распустили по домам, остались одни офицеры, да и те, у кого никого нет, как Марк вот, например.
– Стоило только уехать... Уже бардак развели. – Голос легата был серьёзным, но где-то в нём угадывались подспудно усталые нотки. – Это в первую очередь вас касается, деканус. – Марций устал так же, как и легат за весь этот день, поэтому тоже тяжело прикрыл глаза, готовясь всей душой к продолжению, которого он ожидал. – Вы меня удивили. – Валенсий повёл чисто выбритым подбородком: сейчас все бреются. Эта мода пошла от консула Сципиона Эмилиана, он-то брился каждое утро... Вот и все за ним... Тоже.
Эти мысли пронеслись в голове за долю секунды, Марк неотрывно следил за глазами легата.
– Я не хотел, господин легат.
– Ваша рабыня в самом деле дочь сенатора Ацилия?
– Если верить ей и её брату. – Даже глазом не повёл.
– Да-а. – Легат покачал головой. – Её брату сложно не верить, согласитесь.
Марк стал объяснять терпеливо:
– Я выиграл эту рабыню в кости ещё в Нуманции, она стоила больших денег. Мне много раз предлагали купить её, я... – Он сделал паузу, переводя дыхание. – Знаете, господин легат, я... я привязался к ней и не хочу продавать никому.
– Вот как? – Валенсий удивлённо приподнял седые брови, прошёл несколько шагов по штабному помещению, заложил большие пальцы обеих рук за пояс, задумчиво смотрел в пол. – Когда покупали её, вы не знали, что она дочь сенатора?
– Нет! – Марций резко повернул голову на легата, опустив подбородок, глядел исподлобья.
– А потом знали?
– Она что-то говорила... Да мало ли что говорят рабы? Можно верить, можно – нет! – Он обходил прямые ответы на вопросы. Нет, он не врал прямо, он делал так, как делал всегда: умалчивал правду, а это не ложь. Он всегда так думал, по крайней мере.
Легат помолчал.
– Вы знаете, кто её брат?
– Трибун...
Легат покачал головой согласно:
– Старший трибун консульского легиона, приближённый консула Сципиона – Гай Ацилий Минор. Я когда-то знавал его отца...
Плечи Марция поникли сами собой при этих словах. Кто будет связываться с таким «большим» человеком, да ещё и сыном хорошего знакомого, будь замешано тут хоть десять рабов?
– Продайте её, Марций, верните её в семью. Говорю вам, не приказываю, как человек человеку, а не легат... деканусу... – Он сделал паузу, выталкивая из себя это последнее слово, это звание собеседника, и стало ясно: не часто легат разговаривал вот так наравных с младшими подчинёнными, да тем более такого звания. Для подобного разговора прибегают к услугам центурионов, как минимум, как посредников. – Для вас эта рабыня – прихоть, а для трибуна – дело чести, стоит ли сталкиваться лбами не за ради чего?..
– Господин легат... – Марций попытался вставить слово, но Валенсий продолжал как ни в чём не бывало:
– Я не хочу скандалов; кто бы ни был её отец, можете мне поверить, Сенат простит её, не без помощи консула, конечно, это не имеет значения. Эта шумиха и так стала уже достоянием легиона, вы хотите, чтобы сам Сципион прилагал к этому руку?..
– Господин легат... – Ещё одна попытка выразить своё мнение.
– Деканус, у вас на пути слишком влиятельные люди, куда вы замахнулись? Да и полетит не только ваша голова. – Усмехнулся, вернулся обратно к походному складному столу, заваленному свитками и табличками с приказами.
– Хорошо. Я люблю понятливых людей. – Трибун бросил свой плащ на лавку у входа. – Во-вторых, я хочу, чтобы вы уяснили себе одно: Ацилия – моя двоюродная сестра, наши отцы – братья, долгое время я думал, что они все погибли... Из её рода никого не осталось, вся фамилия-семья погибла в Нуманции... Она осталась одна, оказывается... Выжила вопреки всему... Я хочу, чтобы вы поняли – я заберу её у вас, что бы она для вас ни стоила, через что бы мне ни пришлось пройти!..
– Хорошо! – Марк согласился с его доводами. – А теперь послушайте меня. Эта девушка – дочь предателя, она оказалась в городе на момент осады и штурма. Консул Сципион Эмилиан отдал приказ на разграбление города, все жители, не зависимо от рода и происхождения, были обращены в рабство и отправлены в Рим. Вашей сестре угораздило остаться в легионе. Она могла попасть в руки любого, а попала в мои. Точнее, я выиграл её в кости у местного поддонка... Она у меня уже полгода. Она – моя рабыня, и я...
– Вы превратили её в свою наложницу! – резко перебил трибун, сверкнув глазами, но Марций продолжил:
– Она – моя рабыня, и я вправе был делать с ней, что захочу. В условиях войны противник теряет былое положение, его убивают, грабят, насилуют или продают, если хотят... Хотя, откуда вам это знать... – добавил негромко.
– Знаете, Марций, противник противником, я это понимаю не хуже вашего, но существуют какие-то понятия о приличии, о благородстве, о воспитании в конце концов!.. Вы же...
Марций перебил:
– Вы, как военный, входили когда-нибудь в захваченные посёлки или города?
– Да! – ответил резко, выкриком, на исходе терпения.
– И что? – Марций скривил губы. – Что вы видели там?.. Как вели себя там ваши легионеры?.. Ска?жете ещё, что вы сам лично не насиловали ни одной женщины? Не брали ни одной девушки?.. Это же смешно!
– Нет! – резко опять-таки перебил трибун, и Марций замолк недоверчиво, смотрел в глаза собеседнику. Помолчал, хотя хотел ответить: «Представьте себе, я тоже...», но промолчал об этом. Вздохнул:
– У вас же самого есть рабы, задавались ли вы вопросом о том, кто они, кем они были, или – рождены рабами? Чего они хотят?.. Может, у них тоже есть братья и сёстры, мамы и папы...
– Перестаньте, Марций! – Трибун нетерпеливо рубанул воздух ладонью. – Я не говорю об этом... Я не понимаю одного!.. Вы же знали, знали, что она дочь сенатора... Знали, что у неё есть родственники... Родственники отца...
– Предателя! – перебил в свою очередь Марций. – Дочь отступника, противника Рима. Что вы хотите?
– Она говорила вам, что аристократка... Пусть отец её отступник, его двадцать лет назад выслали из Рима, или вы тоже из тех, кто считает, что за грехи отцов должны отвечать их дети?.. Ладно сыновья, Гая уже нет в живых, но дочери... Почему дочери должны платить за всё?.. Что она оказалась вдруг должна вам? За что вы так унижали её?.. Какой она вам враг? Разве она брала в руки оружие? – Он сокрушённо покачал головой. – Почему, Марций?.. Почему вы не отпускали её, да и... – Дёрнул подбородком, скривившись. – Наложница! – Он усмехнулся. – До чего же подло... Низко как... Воевать с девушкой...
– Ни с кем я не воевал, что за сумасшествие! С чего вы это взяли...
– А чем тогда всё это объяснить?
– Она – рабыня, – медленно произнёс Марций, словно объясняя непутёвому ребёнку. – Мне было и есть всё равно, кто она была в прошлой жизни. Сейчас и в будущем – она моя!
– В будущем? Вы говорите «в будущем»?
– А вы думаете, я продам её вам?
– А разве нет? – спросил трибун вопросом на вопрос, изумлённо вскинув чёрные брови.
– Она выиграла у меня в кости только право написать письмо в Рим. Свою часть договора я выполнил, но мы ни слова не говорили о том, что я отпущу её или даже продам. – Он упрямо поджал губы.
Трибун некоторое время молчал, словно не верил тому, что слышал, потом прошептал:
– Ну вы и подлец, а она ещё вас защищала...
– Да? – он удивился, усмехнувшись. – Кто бы мог подумать...
– Просила, чтобы я не убивал вас... – процедил сквозь зубы.
– Вот как? – Он и сам себя ненавидел в этот момент, зная, что будет жалеть о каждом сказанном слове, но сейчас словно что-то двигало им, заставляло издеваться над этим человеком, чувства которого ему были и самому понятны. – Я не ожидал от неё этого... – Улыбнулся, двинув головой.
Трибун молчал, но видно было, как стиснуты его зубы, каким острым стал взгляд.
– Сколько? – спросил, наконец.
– Чего?
– Сколько денег вы хотите за неё? Во сколько вы её оцениваете?
– Я? Рабыню? – Усмехнулся. – А во сколько бы её оценили вы?
– Разве можно продавать свою сестру? У вас нет сердца, Марций.
– Правда? А когда вы отдаёте их замуж, своих сестёр, за старых патрициев, за всадников, которым больше сорока лет, которые уже дважды вдовцы, вы не продаёте их?
– Я не договаривался об этой свадьбе.
– Я не говорю только об этом конкретном случае, ведь у Ацилии есть жених, правда? Она как-то говорила мне...
– В Риме всегда партию детям выбирали родители, какое это имеет отношение к происходящему? Никто никого не продаёт!
– И я не продаю! – Марций повысил голос. – Никаких ваших денег не хватит, чтобы выкупить её, делайте, что хотите...
– Почему? Почему вы такой?
– Вы называете меня подлецом, считаете, что я обвиняю её в преступлениях отца, а почему же ваш дядя не отправил её из Нуманции заранее, почему он бросил своих детей на верную смерть ради своих идей? – Усмехнулся. – И вы?.. Я отправил письмо четыре дня назад, где вы расквартированы, где ваш гарнизон? Вы приехали только сейчас, и думаете, что ваши деньги всё решат здесь. Ваши звания, положение... А я не продам её, она моя и точка! Идите к кому хотите, хоть к самому легату, любой суд будет на моей стороне. Я имею полное право не продавать свою собственность, как делал это уже не раз. Мне предлагали за неё немалые деньги, хотели купить в притон...
Трибун перебил вспыльчиво:
– Я не притон! Я – её брат!
– А мне всё равно.
– Вам не может быть всё равно!
– Я уже слышал о том, что я – эгоист, между прочим, от вашей же сестры...
Трибун Ацилий покачал головой, шепнув:
– Она права...
Марций усмехнулся, передёрнув плечами:
– Знаете, я даже как-то предложил ей выйти за меня замуж? Обещал жениться...
– Неужели?
– Представьте себе.
– И что она вам ответила?
– А вы сами не догадываетесь? – Опять усмехнулся. – Ваша порода слишком уж блюдёт чистоту своей крови...
– Я так и знал. – Теперь уже настала очередь и трибуну улыбнуться.
Марций вздохнул и снова заговорил:
– Вы привыкли, что всё в этой жизни определяется положением, деньгами, правом рождения. Вам обязаны... Я не должен был лишь потому, что она патрицианка, я не смел, ведь её отец – сенатор... Я не имел право на то, или на другое... – Он резко тряхнул головой, и прядки на лбу взметнулись, а глаза мстительно прищурились. – А я мог, и я смел делать то, что считал нужным!.. Я захотел – и она стала работать! Научилась шить, варить, стирать... Никто, ни отец, ни брат, ни вы, никогда её этому не научили бы! А я научил, я заставил... А когда не хотела, применял силу... Представьте себе! – Он упрямо поджал губы. – Это уже не ваша сестра! Она смогла бы стать теперь хорошей женой, хозяйкой и матерью хоть кому... родила бы хороших детей и вырастила бы их сама, была бы хозяйкой любому... Даже мне!
– Вы увлеклись, Марций! – громко ответил Ацилий. – Всё это ей не надо...
– Да, – он покачал головой согласно, – у неё есть слуги, рабы, кто угодно...
– Отпустите её.
– А иначе что?
– Я вынужден буду давить на вас.
– Давите.
Трибун помолчал, потом спросил мягко:
– Объясните мне, зачем вам эта девушка? Хотите, я куплю вам другую, хотите – две?..
Марций засмеялся в ответ, но старший офицер смотрел на него, ожидая, когда он успокоится.
– Я обращусь в суд...
– Обращайтесь! – Марций беспечно махнул рукой.
– Я вызову вас на поединок.
– Валяйте. Это нарушение устава, и даже если вы сумеете убить меня, вас вышибут из армии, а я перед поединком отдам её своим легионерам...
– И вы сможете это сделать?.. Сможете, после того, как сами же сказали, что хотели жениться на ней?
– Я надеюсь, что вы не станете проверять, смогу ли я это сделать. – Выдержал паузу и добавил: – И навряд ли вы так уж легко убьёте меня в поединке: я боевой офицер, не смотрите, что я деканус, меня разжаловали из центурионов...
– Охотно верю. – Трибун даже бровью не повёл. Марций пожал плечами.
– Как хотите, мне кажется, вы зря приехали. Лучше бы вам было не знать о том, что она осталась жива... Для вас она умерла, и прежней, такой, как была, она уже не вернётся. И глупо будет вводить её обратно в тот мир, отдавать замуж за её жениха, и вообще...
– Это уже не вам решать.
– Конечно.
Они помолчали, и Марций собирался уже выйти на улицу, но трибун заговорил:
– Сколько я тут с вами поговорил? Сколько я вас знаю? – Марций приподнял брови. – А я уже? вас ненавижу... А она прожила с вами полгода...
Марк усмехнулся и отдёрнул полог палатки. «Проваливай отсюда... Катись в свой Рим... Ты ничего не добьёшься...»
Прода от 12.01.2020, 17:25
Глава 31
– ...Ты с ума сошёл... Ты не представляешь себе, во что ты ввязался... – настала уже очередь Фарсия выговаривать ему. – Нет, я чувствовал, я догадывался, что здесь что-то не то, но... - Он качал головой удивлённо, кривил губы, но Марций слушал его, смотрел в лицо, думал, сам в себя, и ничего перед собой не видел.
Он не отдаст её, никогда не отдаст, кто бы и что ему ни говорил. Только бы этот день пережить, все эти нападки вытерпеть.
Он отвернулся, запуская пальцы обеих рук в волосы надо лбом. Как же он устал за сегодняшний день. А то ли ещё будет...
– Всё, Гай, я всё это понимаю, а сейчас перестань, хватит, мне надоело, я устал... Ты не первый говоришь мне всё это за сегодня, и я думаю, что и не последний... Хватит.
– Ты просто не понимаешь, с кем связываешься, ты же простой деканус. Куда ты замахнулся? Давно тебе надо было отправить её от себя...
– Всё! – Марций выставил руку, прерывая речь возмущённого друга. – Я знаю... Я всё это знаю... Но я не отступлюсь...
Фарсий так и остался стоять с приоткрытым от удивления ртом, когда Марк развернулся и ушёл.
Конечно же, её дома не было, придётся раздеваться самому, долго возился с кирасой, всё равно не смог, просто устало сел на лавку у входа, уставился в точку на полу. Пусто здесь одному. К вечеру уже, а свет нигде не горит, мрак лежит по углам, пробираясь в душу. И Гая нет... Никого нет...
Никого!
Один!
Проклятье!
Поднялся, рывком дёрнул ремень кирасы, стараясь распустить пряжку, одному это сделать тяжело, такая вот у него кираса, придётся заводить другую, проще, дешевле, и, может быть, менее надёжную, потом... А почему, собственно? Только потому, что останется один? Да не останется он один! Нет и нет! Он не отдаст её ни за какие деньги...
Пусть сейчас она с ним, пусть наговорятся, насмотрятся друг на друга, их дело, пока, но пусть не надеются ни на что... Ни на что! Будь они прокляты!
Он нервничал, и руки дрожали. Кирасу он так и не снял, а когда зашёл дежурный центурион, вызывая к легату, Марций встретил его красноречивым взглядом.
Так он и думал. Вот, уже и легат.
Пришлось снова затянуть пряжку ремня, лишь бы со стороны смотрелось нормально, всё же к командующему идти.
Легат долго смотрел в лицо, жуя губы, словно думал, о чём хочет спросить, хмурил седые брови. Марк знал, он только вчера приехал из Рима, а что ему, собственно, здесь делать, когда весь легион распустили по домам, остались одни офицеры, да и те, у кого никого нет, как Марк вот, например.
– Стоило только уехать... Уже бардак развели. – Голос легата был серьёзным, но где-то в нём угадывались подспудно усталые нотки. – Это в первую очередь вас касается, деканус. – Марций устал так же, как и легат за весь этот день, поэтому тоже тяжело прикрыл глаза, готовясь всей душой к продолжению, которого он ожидал. – Вы меня удивили. – Валенсий повёл чисто выбритым подбородком: сейчас все бреются. Эта мода пошла от консула Сципиона Эмилиана, он-то брился каждое утро... Вот и все за ним... Тоже.
Эти мысли пронеслись в голове за долю секунды, Марк неотрывно следил за глазами легата.
– Я не хотел, господин легат.
– Ваша рабыня в самом деле дочь сенатора Ацилия?
– Если верить ей и её брату. – Даже глазом не повёл.
– Да-а. – Легат покачал головой. – Её брату сложно не верить, согласитесь.
Марк стал объяснять терпеливо:
– Я выиграл эту рабыню в кости ещё в Нуманции, она стоила больших денег. Мне много раз предлагали купить её, я... – Он сделал паузу, переводя дыхание. – Знаете, господин легат, я... я привязался к ней и не хочу продавать никому.
– Вот как? – Валенсий удивлённо приподнял седые брови, прошёл несколько шагов по штабному помещению, заложил большие пальцы обеих рук за пояс, задумчиво смотрел в пол. – Когда покупали её, вы не знали, что она дочь сенатора?
– Нет! – Марций резко повернул голову на легата, опустив подбородок, глядел исподлобья.
– А потом знали?
– Она что-то говорила... Да мало ли что говорят рабы? Можно верить, можно – нет! – Он обходил прямые ответы на вопросы. Нет, он не врал прямо, он делал так, как делал всегда: умалчивал правду, а это не ложь. Он всегда так думал, по крайней мере.
Легат помолчал.
– Вы знаете, кто её брат?
– Трибун...
Легат покачал головой согласно:
– Старший трибун консульского легиона, приближённый консула Сципиона – Гай Ацилий Минор. Я когда-то знавал его отца...
Плечи Марция поникли сами собой при этих словах. Кто будет связываться с таким «большим» человеком, да ещё и сыном хорошего знакомого, будь замешано тут хоть десять рабов?
– Продайте её, Марций, верните её в семью. Говорю вам, не приказываю, как человек человеку, а не легат... деканусу... – Он сделал паузу, выталкивая из себя это последнее слово, это звание собеседника, и стало ясно: не часто легат разговаривал вот так наравных с младшими подчинёнными, да тем более такого звания. Для подобного разговора прибегают к услугам центурионов, как минимум, как посредников. – Для вас эта рабыня – прихоть, а для трибуна – дело чести, стоит ли сталкиваться лбами не за ради чего?..
– Господин легат... – Марций попытался вставить слово, но Валенсий продолжал как ни в чём не бывало:
– Я не хочу скандалов; кто бы ни был её отец, можете мне поверить, Сенат простит её, не без помощи консула, конечно, это не имеет значения. Эта шумиха и так стала уже достоянием легиона, вы хотите, чтобы сам Сципион прилагал к этому руку?..
– Господин легат... – Ещё одна попытка выразить своё мнение.
– Деканус, у вас на пути слишком влиятельные люди, куда вы замахнулись? Да и полетит не только ваша голова. – Усмехнулся, вернулся обратно к походному складному столу, заваленному свитками и табличками с приказами.
