И о денационализации предприятий: «Возмещается владельцу стоимость захваченных материалов, фабрикатов и полуфабрикатов, имевшихся налицо к моменту захвата, по рыночным ценам, существовавшим к моменту захвата, а равно по определению Комиссии возмещаются убытки, происшедшие от порчи машин и прочего имущества предприятия, по ценам, существующим в период ликвидации захвата».
Николай Сергеевич взволнованно рассказывал, как на прошедшей встрече промышленники и купцы, фабриканты и заводчики, воодушевлённые пламенными речами, щедрыми обещаниями и клятвенными заверениями лидеров КОМУЧ о скором наступлении по всему Поволжью, договорились об экстренном финансировании Народной армии.
Дядюшка убеждал уже почувствовавшего надвигающуюся беду племянника:
— Поддержка антисоветских сил Поволжья приведёт не только к возврату захваченных ценностей семьи, но и к скорому освобождению отца Марии.
А Леонард холодел от недоброго предчувствия:
— Что-то мне стало не по себе от ваших слов. … Застывшие слёзы Богов?! … Неужели вы это сделали?
Николай Сергеевич опустил голову и растерянно развёл руками:
— Не мог же я остаться в стороне. К тому же, если помнишь, по ранее подписанному договору я должен был передать КОМУЧ двести пятьдесят тысяч рублей.
Вот и сдал в фонд поддержки Комитета деньги, полученные накануне от одного из финансистов Самары за бриллианты твоего отца.
2024 ГОД. ПРИГОРОД ЕКАТЕРИНБУРГА
— Застывшие слёзы Богов! … Невероятно! Да ещё где?! Не в Москве, не в Петербурге. В Свердловске!
Племянник профессора Альтмана, известный московский специалист по драгоценным камням и металлам Давид Александрович Эйдельштейн, приехавший в Екатеринбург по совету дяди, до сих пор не мог привыкнуть к старо – новому имени столицы Урала. А может, просто не хотел. И ему больше нравилось название, данное сто лет назад в честь его единоверца, «злого демона революции» Якова Михайловича (Моисеевича) Свердлова.
— Это о чём вы с таким восхищением говорите, Давид Александрович? О золоте или о самоцветах?
— Уважаемый Алексей! Разве может человек с фамилией Эйдельштейн говорить так о презренном, как всем известно, металле? Человек с фамилией, переводимой с идиш как «драгоценный камень», и к тому же диамантер по призванию, может так восхищаться только бриллиантами.
— Диамантер?! … Звучит красиво. Я так понимаю, от слова диамант — бриллиант, алмаз.
— Верной дорогой идёте, товарищ Ильин. Diamonds expert — бриллиантовый байер. Оцениваю и покупаю бриллианты для моих клиентов. Алмаз, бриллиант или адамас, диамант, что на древнегреческом означает «непобедимый». Греки и римляне верили, что они могут быть осколками падающих звезд, и называли застывшими слезами Богов.
— Изящно! Древние эллины — мастера ярких метафор. А вы это серьёзно? Настоящие бриллианты? Я говорю про камни, которые нашёл дома.
— Серьёзнее и быть не может. Самые что ни на есть настоящие! Серьёзнее может быть только вопрос: чистые ли они? И это не в смысле качества, здесь сомнений нет. Чистые по происхождению и истории. Мы с Юрием Моисеевичем криминал обходим стороной и, по возможности, как можно дальше. Благодаря чему живём и работаем без особых проблем уже довольно долго. Ну, по крайней мере, с тех пор, как я покинул нашу благословенную альма-матер и сменил сферу деятельности. Я ведь там же учился, где и вы, только на другом факультете.
— Знаю, да и Альтман напомнил, когда я просил порекомендовать надёжного специалиста по оценке и продаже. Он сказал, что скоро вы будете у нас, и предупредил о строгих правилах вашей компании при работе с клиентами. Вы не работаете с товаром, имеющим криминальную предысторию и с товаром, не прошедшим предварительной проверки. Но я-то не перекупщик и не посредник. Я наследник и эти семейные реликвии достались мне от прадедов, солепромышленников Ильиных. — Алексей испытующе посмотрел на бывшего коллегу и добавил: — Заодно успокою вас: я не фармазон и предлагать вам фальшивые цацки не собираюсь.
Гость с удивлением повернулся к Ильину. Тот, скрывая улыбку, отрицательно покачал головой.
— Нет, я не из приблатнённых. Просто немного застал те времена, когда в некоторых кругах так говорили. Да и в экспедициях на Севере поработал немало. А там контингент самый разнообразный. Кстати, о криминале, который вы стороной обходите.
Эйдельштейн оторвался от приборов, с помощью которых увлечённо изучал камни, и вопросительно посмотрел на Ильина. Тот продолжил:
— Вы сказали, что придерживаетесь определённых принципов в своей деятельности и криминалитет стороной обходите. Но приехали ко мне в сопровождении людей Седова. А ведь это далеко не самые законопослушные жители Ебурга, как они называют наш славный город. Ну, по крайней мере, были такими в недалёком прошлом.
— Видите ли, Алексей. Мы знаем таких людей здесь и в других городах, но не связаны с ними как партнёры по бизнесу. Заказываем только услуги сопровождения и охраны. Они выполняют всё чётко, качественно и, главное, без лишних разговоров и вопросов. А что нам ещё надо?! А теперь перейдём непосредственно к делу. Бриллианты старинные, это видно по огранке. Где их гранили, не знаете?
— Я в этом не разбираюсь и прадед, от которого они остались, вряд ли разбирался. В его дневниках ничего об этом не сказано. Знаю только, что их привезли в Российскую Империю из Персии в начале двадцатого века.
Алексей показал футляр Фаберже и тетради, найденные в родительском доме.
Гость понимающе кивнул и пояснил:
— Огранка — "на глаз". Сейчас так не работают. Поэтому и блеск старинных бриллиантов слабее, чем современных. Но камни таких цветов и чистоты теперь редко где можно увидеть. Если только в музеях или в антикварных магазинах иногда. Надо показать их нашему ювелиру. Он сделает окончательную оценку. Как и куда их пристроить, мы уже знаем. Для нас главное, чтобы за ними криминальных хвостов не было.
Эйдельштейн открыл один из своих блокнотов.
— По поводу происхождения ценностей. Думаю, что особых проблем не будет. В статье 233 Гражданского кодекса о кладах указано:
«… зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях».
Я уверен, что найденные монеты и камни культурно – исторической ценности не представляют. И если отнести их в полицию для получения официального заключения, то это подтвердится. Но всё будет долго, нудно и неизвестно, когда и чем закончится.
Вы, как я понимаю, владелец участка, где были найдены ценности, и вы же лицо, обнаружившее их. К тому же вы наследник людей, сокрывших ценности. Значит, всё найденное ваше. Поздравляю! Монеты и четыре отложенных камня я сейчас заберу, с вами расплачусь, а за остальными приеду после консультации с одним из авторитетных ювелиров. — Давид Александрович посчитал на калькуляторе, сверяясь с записями в блокноте, открыл портфель, строго посмотрел на Ильина и повторил: — Имейте в виду, обязательно приеду!
— И где мне теперь хранить оставшиеся камни.
Эйдельштейн иронично всплеснул руками:
— Аз ох-н-вей! Не гоните волну, Алексей. Вы хотите сказать, что после нашей встречи полгорода будут знать, что мы здесь разглядывали и о чём говорили?
— Нет, извините, я не про вас, а про ваших сопровождающих.
— Слушайте сюда. Сопровождающие, как вы выразились, получают такие деньги, что им абсолютно всё равно, играем мы здесь в шахматы или беседуем о Лагранже и методах разложения пертурбационной функции. Так что живите спокойно до следующей нашей встречи и далее, насколько возможно. Главное, сами ни с кем больше не говорите ни о своей находке, ни о нашей встрече. А камни спрятать легко. Это не золото и не мешок с деньгами, которые легко можно обнаружить. Если прикопаете где-то поглубже, то никто и никогда их больше не найдёт. Сами только не потеряйте.
На столе перед Алексеем росла гора из пачек долларов, а Эйдельштейн продолжал: — Оплату, как я полагаю, возьмёте наличными? Извините, деньги поганые, заморские, но наши родные пришлось бы укладывать в несколько чемоданов. Давид Александрович вырвал из блокнота и положил на стол лист с расчётами:
1. Золотые червонцы Николая II — 92 шт. = 500 $ х 92 = 46 000 $;
2. Бриллиант 10 (десять) карат — 1 шт. = 90 000 $;
3. Бриллианты 5 (пять) карат — 3 шт. = 40 000 $ х 3 = 120 000 $.
Итого: 256 000 $ (двести пятьдесят шесть тысяч долларов).
— Всё в ажуре? Расписку пишите по образцу. Если посчитаете, что мои расчёты неверны или найдёте где-то более выгодные курсы продажи золота и камней, скажите мне при следующей встрече. Но уверяю вас, больше никто не предложит. Да и опасно, можете на аферистов нарваться или представителей каких-либо недремлющих органов. И ещё неизвестно, кто из них опаснее. А мы с хорошими клиентами дружим и друг друга не обижаем.
1918 ГОД. АВГУСТ. КАЗАНЬ
Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Что утолит печаль мою
И пресечёт нашу вражду.
Голова гудела, болела, во рту пересохло. Яркие круги перед закрытыми веками, звон в ушах, тошнота и унылое пение, словно из-под земли, заставили Леонарда протереть глаза и приподняться. Где это он?
Тёмная ободранная каморка с грязными стенами. Свет от фонаря еле пробивался сквозь пыльные, потрескавшиеся стёкла зарешеченного окна. Единственный вход в тесное помещение закрывала массивная железная дверь.
Леон сел и осмотрелся. Что это? Тюрьма? Грубо сколоченные нары в два яруса вдоль стен, как в сибирской ссылке. Закралось пугающее предположение: «Неужели я до сих пор там — в Сибири, а всё, что случилось после неё, мне только приснилось?»
За дверью тянулось бесконечно тоскливое:
Но только смерть не для меня,
Да, видно, смерть не для меня,
И снова конь мой вороной
Меня выносит из огня.
— Всё про смертушку поёшь? Беду чуешь, Егорыч? — Громыхнув дверью, кто-то вошёл в соседнюю комнату и прервал заунывное пение. — Очнулся после встречи с тобой наш гость или уже не очнётся, как те два офицера после весенней облавы?
Леонард понял, что всё случившееся с ним не сон: он узнал этот голос.
В ответ на слова вошедшего, прерванный малоискусный певун, которого, очевидно, и звали Егорычем, забасил поволжским говором:
— Рассказали вам уже? Да тогда они уж шибко выкобенивались, вот и пришлось их контузить маненько. Только вот лишканул я немного. … А здесь-то хотел осторожно. Но когда он булгачить начал, пришлось успокоить чуток. Вы же приказали доставить во что бы ни стало.
— Смотри, если он успокоился на веки вечные, как те подпольщики золотопогонные, товарищ Вера сама приговор вынесет и сама его исполнит. Ты же знаешь, она скорая, если что не по ней.
— Да знаю уж. Бают, скольких врагов в расход пустила. И своих тоже. Тех, что оступились или слабину дали. А накой вы про смертушку-то помянули, Степан Михалыч? Он хто? Намо чай, особый какой, этот гость наш ералашный?
— Похоже, что особенный. Из эсеров он, когда-то вместе с большевиками с царским режимом боролся. С Верой Петровной в сибирской ссылке по соседству на поселении срок отбывал. Недавно освободился, в родные края вернулся, а его тут же по башке шандарахнули. … Ты на фронте, я слышал, геройствовал? Так здесь же не война, аккуратнее надо.
Егорыч закашлялся и после недолгого молчания упавшим голосом обратился к собеседнику:
— Нашего гостя я в порядок приведу, не сумлевайтесь. Пускай только отдохнёт маненько, а то надысь совсем квёлый был. А вы уж, товарищ Фомин, пособите мне, замолвите словечко перед товарищем Верой. Нам выпало таперича под вашим началом верой и правдой Советской власти служить. Вы знайте, если что случится, я не подведу.
«Фомин. Значит, не ошибся. Похоже, я в КазГубЧК? … А Вера Петровна? Это не Брауде ли?» — Леонард устало закрыл глаза.
1918 ГОД. ДЗЕРЖИНСКИЙ И БРАУДЕ
Состав образованного в Самаре КОМУЧ постепенно расширялся по мере вступления в него других бывших членов Учредительного собрания, перебравшихся в Поволжье. Самарским чекистам удалось внедрить в него своего информатора. Вскоре он сообщил о предстоящей отправке агентов Комитета в Казань для срыва плана по вывозу золотого запаса.
В начале августа стало ясно, что Казань большевикам не удержать. В банке готовились к срочной эвакуации. Во избежание хищений при перевозке золота заместитель председателя Казанской ГубЧК Вера Брауде приказала установить наружное наблюдение за банком. Среди обслуживающего персонала были её осведомители. Информация обо всех неблагонадёжных работниках и клиентах сразу же доводилась до Брауде. Особо подозрительных визитёров задерживали и доставляли к ней для проверки.
Вера Брауде. Фанатичная революционерка. Семья и всё личное на втором плане. С юности участвовала в борьбе: митинги, демонстрации, забастовки, экспроприации. Также постоянно: аресты, репрессии, ссылки. Впоследствии её однопартийцы отзывались о ней так: «Человеческого в ней не осталось ровно ничего. Это машина, делающая свое дело холодно и бездушно, ровно и спокойно.… И временами приходилось недоумевать. Что это? Особая разновидность женщины-садистки или просто совершенно обездушенная человекомашина?».
Сама Брауде писала о себе: «Я всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям … применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия …. Применялись эти меры только к действительным врагам, которые после этого расстреливались…».
По одной из версий, Брауде вступила в партию эсеров по заданию Дзержинского. С помощью внедренных в ряды ПСР агентов «железный Феликс» решил добиваться развала и ликвидации левоэсеровского движения изнутри. После разделения эсеров на правых и левых в апреле тысяча девятьсот семнадцатого года Брауде была выбрана секретарём Казанской организации Партии эсеров-интернационалистов и максималистов.
Её очередная встреча с Дзержинским произошла во время Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. С ноября тысяча девятьсот семнадцатого по январь тысяча девятьсот восемнадцатого года она работала в Отделе по борьбе с контрреволюцией Следственной комиссии Казанского губернского Революционного Трибунала. После левоэсеровского восстания Брауде вышла из партии левых эсеров. С июля работала заместителем председателя Казанской губернской Чрезвычайной комиссии.
Весна и начало лета тысяча девятьсот восемнадцатого года принесли тяжёлые испытания большевикам: белые один за другим захватывали города Поволжья.
Дзержинский
Николай Сергеевич взволнованно рассказывал, как на прошедшей встрече промышленники и купцы, фабриканты и заводчики, воодушевлённые пламенными речами, щедрыми обещаниями и клятвенными заверениями лидеров КОМУЧ о скором наступлении по всему Поволжью, договорились об экстренном финансировании Народной армии.
Дядюшка убеждал уже почувствовавшего надвигающуюся беду племянника:
— Поддержка антисоветских сил Поволжья приведёт не только к возврату захваченных ценностей семьи, но и к скорому освобождению отца Марии.
А Леонард холодел от недоброго предчувствия:
— Что-то мне стало не по себе от ваших слов. … Застывшие слёзы Богов?! … Неужели вы это сделали?
Николай Сергеевич опустил голову и растерянно развёл руками:
— Не мог же я остаться в стороне. К тому же, если помнишь, по ранее подписанному договору я должен был передать КОМУЧ двести пятьдесят тысяч рублей.
Вот и сдал в фонд поддержки Комитета деньги, полученные накануне от одного из финансистов Самары за бриллианты твоего отца.
2024 ГОД. ПРИГОРОД ЕКАТЕРИНБУРГА
— Застывшие слёзы Богов! … Невероятно! Да ещё где?! Не в Москве, не в Петербурге. В Свердловске!
Племянник профессора Альтмана, известный московский специалист по драгоценным камням и металлам Давид Александрович Эйдельштейн, приехавший в Екатеринбург по совету дяди, до сих пор не мог привыкнуть к старо – новому имени столицы Урала. А может, просто не хотел. И ему больше нравилось название, данное сто лет назад в честь его единоверца, «злого демона революции» Якова Михайловича (Моисеевича) Свердлова.
— Это о чём вы с таким восхищением говорите, Давид Александрович? О золоте или о самоцветах?
— Уважаемый Алексей! Разве может человек с фамилией Эйдельштейн говорить так о презренном, как всем известно, металле? Человек с фамилией, переводимой с идиш как «драгоценный камень», и к тому же диамантер по призванию, может так восхищаться только бриллиантами.
— Диамантер?! … Звучит красиво. Я так понимаю, от слова диамант — бриллиант, алмаз.
— Верной дорогой идёте, товарищ Ильин. Diamonds expert — бриллиантовый байер. Оцениваю и покупаю бриллианты для моих клиентов. Алмаз, бриллиант или адамас, диамант, что на древнегреческом означает «непобедимый». Греки и римляне верили, что они могут быть осколками падающих звезд, и называли застывшими слезами Богов.
— Изящно! Древние эллины — мастера ярких метафор. А вы это серьёзно? Настоящие бриллианты? Я говорю про камни, которые нашёл дома.
— Серьёзнее и быть не может. Самые что ни на есть настоящие! Серьёзнее может быть только вопрос: чистые ли они? И это не в смысле качества, здесь сомнений нет. Чистые по происхождению и истории. Мы с Юрием Моисеевичем криминал обходим стороной и, по возможности, как можно дальше. Благодаря чему живём и работаем без особых проблем уже довольно долго. Ну, по крайней мере, с тех пор, как я покинул нашу благословенную альма-матер и сменил сферу деятельности. Я ведь там же учился, где и вы, только на другом факультете.
— Знаю, да и Альтман напомнил, когда я просил порекомендовать надёжного специалиста по оценке и продаже. Он сказал, что скоро вы будете у нас, и предупредил о строгих правилах вашей компании при работе с клиентами. Вы не работаете с товаром, имеющим криминальную предысторию и с товаром, не прошедшим предварительной проверки. Но я-то не перекупщик и не посредник. Я наследник и эти семейные реликвии достались мне от прадедов, солепромышленников Ильиных. — Алексей испытующе посмотрел на бывшего коллегу и добавил: — Заодно успокою вас: я не фармазон и предлагать вам фальшивые цацки не собираюсь.
Гость с удивлением повернулся к Ильину. Тот, скрывая улыбку, отрицательно покачал головой.
— Нет, я не из приблатнённых. Просто немного застал те времена, когда в некоторых кругах так говорили. Да и в экспедициях на Севере поработал немало. А там контингент самый разнообразный. Кстати, о криминале, который вы стороной обходите.
Эйдельштейн оторвался от приборов, с помощью которых увлечённо изучал камни, и вопросительно посмотрел на Ильина. Тот продолжил:
— Вы сказали, что придерживаетесь определённых принципов в своей деятельности и криминалитет стороной обходите. Но приехали ко мне в сопровождении людей Седова. А ведь это далеко не самые законопослушные жители Ебурга, как они называют наш славный город. Ну, по крайней мере, были такими в недалёком прошлом.
— Видите ли, Алексей. Мы знаем таких людей здесь и в других городах, но не связаны с ними как партнёры по бизнесу. Заказываем только услуги сопровождения и охраны. Они выполняют всё чётко, качественно и, главное, без лишних разговоров и вопросов. А что нам ещё надо?! А теперь перейдём непосредственно к делу. Бриллианты старинные, это видно по огранке. Где их гранили, не знаете?
— Я в этом не разбираюсь и прадед, от которого они остались, вряд ли разбирался. В его дневниках ничего об этом не сказано. Знаю только, что их привезли в Российскую Империю из Персии в начале двадцатого века.
Алексей показал футляр Фаберже и тетради, найденные в родительском доме.
Гость понимающе кивнул и пояснил:
— Огранка — "на глаз". Сейчас так не работают. Поэтому и блеск старинных бриллиантов слабее, чем современных. Но камни таких цветов и чистоты теперь редко где можно увидеть. Если только в музеях или в антикварных магазинах иногда. Надо показать их нашему ювелиру. Он сделает окончательную оценку. Как и куда их пристроить, мы уже знаем. Для нас главное, чтобы за ними криминальных хвостов не было.
Эйдельштейн открыл один из своих блокнотов.
— По поводу происхождения ценностей. Думаю, что особых проблем не будет. В статье 233 Гражданского кодекса о кладах указано:
«… зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях».
Я уверен, что найденные монеты и камни культурно – исторической ценности не представляют. И если отнести их в полицию для получения официального заключения, то это подтвердится. Но всё будет долго, нудно и неизвестно, когда и чем закончится.
Вы, как я понимаю, владелец участка, где были найдены ценности, и вы же лицо, обнаружившее их. К тому же вы наследник людей, сокрывших ценности. Значит, всё найденное ваше. Поздравляю! Монеты и четыре отложенных камня я сейчас заберу, с вами расплачусь, а за остальными приеду после консультации с одним из авторитетных ювелиров. — Давид Александрович посчитал на калькуляторе, сверяясь с записями в блокноте, открыл портфель, строго посмотрел на Ильина и повторил: — Имейте в виду, обязательно приеду!
— И где мне теперь хранить оставшиеся камни.
Эйдельштейн иронично всплеснул руками:
— Аз ох-н-вей! Не гоните волну, Алексей. Вы хотите сказать, что после нашей встречи полгорода будут знать, что мы здесь разглядывали и о чём говорили?
— Нет, извините, я не про вас, а про ваших сопровождающих.
— Слушайте сюда. Сопровождающие, как вы выразились, получают такие деньги, что им абсолютно всё равно, играем мы здесь в шахматы или беседуем о Лагранже и методах разложения пертурбационной функции. Так что живите спокойно до следующей нашей встречи и далее, насколько возможно. Главное, сами ни с кем больше не говорите ни о своей находке, ни о нашей встрече. А камни спрятать легко. Это не золото и не мешок с деньгами, которые легко можно обнаружить. Если прикопаете где-то поглубже, то никто и никогда их больше не найдёт. Сами только не потеряйте.
На столе перед Алексеем росла гора из пачек долларов, а Эйдельштейн продолжал: — Оплату, как я полагаю, возьмёте наличными? Извините, деньги поганые, заморские, но наши родные пришлось бы укладывать в несколько чемоданов. Давид Александрович вырвал из блокнота и положил на стол лист с расчётами:
1. Золотые червонцы Николая II — 92 шт. = 500 $ х 92 = 46 000 $;
2. Бриллиант 10 (десять) карат — 1 шт. = 90 000 $;
3. Бриллианты 5 (пять) карат — 3 шт. = 40 000 $ х 3 = 120 000 $.
Итого: 256 000 $ (двести пятьдесят шесть тысяч долларов).
— Всё в ажуре? Расписку пишите по образцу. Если посчитаете, что мои расчёты неверны или найдёте где-то более выгодные курсы продажи золота и камней, скажите мне при следующей встрече. Но уверяю вас, больше никто не предложит. Да и опасно, можете на аферистов нарваться или представителей каких-либо недремлющих органов. И ещё неизвестно, кто из них опаснее. А мы с хорошими клиентами дружим и друг друга не обижаем.
ГЛАВА 10
1918 ГОД. АВГУСТ. КАЗАНЬ
Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Что утолит печаль мою
И пресечёт нашу вражду.
Голова гудела, болела, во рту пересохло. Яркие круги перед закрытыми веками, звон в ушах, тошнота и унылое пение, словно из-под земли, заставили Леонарда протереть глаза и приподняться. Где это он?
Тёмная ободранная каморка с грязными стенами. Свет от фонаря еле пробивался сквозь пыльные, потрескавшиеся стёкла зарешеченного окна. Единственный вход в тесное помещение закрывала массивная железная дверь.
Леон сел и осмотрелся. Что это? Тюрьма? Грубо сколоченные нары в два яруса вдоль стен, как в сибирской ссылке. Закралось пугающее предположение: «Неужели я до сих пор там — в Сибири, а всё, что случилось после неё, мне только приснилось?»
За дверью тянулось бесконечно тоскливое:
Но только смерть не для меня,
Да, видно, смерть не для меня,
И снова конь мой вороной
Меня выносит из огня.
— Всё про смертушку поёшь? Беду чуешь, Егорыч? — Громыхнув дверью, кто-то вошёл в соседнюю комнату и прервал заунывное пение. — Очнулся после встречи с тобой наш гость или уже не очнётся, как те два офицера после весенней облавы?
Леонард понял, что всё случившееся с ним не сон: он узнал этот голос.
В ответ на слова вошедшего, прерванный малоискусный певун, которого, очевидно, и звали Егорычем, забасил поволжским говором:
— Рассказали вам уже? Да тогда они уж шибко выкобенивались, вот и пришлось их контузить маненько. Только вот лишканул я немного. … А здесь-то хотел осторожно. Но когда он булгачить начал, пришлось успокоить чуток. Вы же приказали доставить во что бы ни стало.
— Смотри, если он успокоился на веки вечные, как те подпольщики золотопогонные, товарищ Вера сама приговор вынесет и сама его исполнит. Ты же знаешь, она скорая, если что не по ней.
— Да знаю уж. Бают, скольких врагов в расход пустила. И своих тоже. Тех, что оступились или слабину дали. А накой вы про смертушку-то помянули, Степан Михалыч? Он хто? Намо чай, особый какой, этот гость наш ералашный?
— Похоже, что особенный. Из эсеров он, когда-то вместе с большевиками с царским режимом боролся. С Верой Петровной в сибирской ссылке по соседству на поселении срок отбывал. Недавно освободился, в родные края вернулся, а его тут же по башке шандарахнули. … Ты на фронте, я слышал, геройствовал? Так здесь же не война, аккуратнее надо.
Егорыч закашлялся и после недолгого молчания упавшим голосом обратился к собеседнику:
— Нашего гостя я в порядок приведу, не сумлевайтесь. Пускай только отдохнёт маненько, а то надысь совсем квёлый был. А вы уж, товарищ Фомин, пособите мне, замолвите словечко перед товарищем Верой. Нам выпало таперича под вашим началом верой и правдой Советской власти служить. Вы знайте, если что случится, я не подведу.
«Фомин. Значит, не ошибся. Похоже, я в КазГубЧК? … А Вера Петровна? Это не Брауде ли?» — Леонард устало закрыл глаза.
1918 ГОД. ДЗЕРЖИНСКИЙ И БРАУДЕ
Состав образованного в Самаре КОМУЧ постепенно расширялся по мере вступления в него других бывших членов Учредительного собрания, перебравшихся в Поволжье. Самарским чекистам удалось внедрить в него своего информатора. Вскоре он сообщил о предстоящей отправке агентов Комитета в Казань для срыва плана по вывозу золотого запаса.
В начале августа стало ясно, что Казань большевикам не удержать. В банке готовились к срочной эвакуации. Во избежание хищений при перевозке золота заместитель председателя Казанской ГубЧК Вера Брауде приказала установить наружное наблюдение за банком. Среди обслуживающего персонала были её осведомители. Информация обо всех неблагонадёжных работниках и клиентах сразу же доводилась до Брауде. Особо подозрительных визитёров задерживали и доставляли к ней для проверки.
Вера Брауде. Фанатичная революционерка. Семья и всё личное на втором плане. С юности участвовала в борьбе: митинги, демонстрации, забастовки, экспроприации. Также постоянно: аресты, репрессии, ссылки. Впоследствии её однопартийцы отзывались о ней так: «Человеческого в ней не осталось ровно ничего. Это машина, делающая свое дело холодно и бездушно, ровно и спокойно.… И временами приходилось недоумевать. Что это? Особая разновидность женщины-садистки или просто совершенно обездушенная человекомашина?».
Сама Брауде писала о себе: «Я всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям … применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия …. Применялись эти меры только к действительным врагам, которые после этого расстреливались…».
По одной из версий, Брауде вступила в партию эсеров по заданию Дзержинского. С помощью внедренных в ряды ПСР агентов «железный Феликс» решил добиваться развала и ликвидации левоэсеровского движения изнутри. После разделения эсеров на правых и левых в апреле тысяча девятьсот семнадцатого года Брауде была выбрана секретарём Казанской организации Партии эсеров-интернационалистов и максималистов.
Её очередная встреча с Дзержинским произошла во время Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. С ноября тысяча девятьсот семнадцатого по январь тысяча девятьсот восемнадцатого года она работала в Отделе по борьбе с контрреволюцией Следственной комиссии Казанского губернского Революционного Трибунала. После левоэсеровского восстания Брауде вышла из партии левых эсеров. С июля работала заместителем председателя Казанской губернской Чрезвычайной комиссии.
Весна и начало лета тысяча девятьсот восемнадцатого года принесли тяжёлые испытания большевикам: белые один за другим захватывали города Поволжья.
Дзержинский
