Когда случались перерывы в наступлениях, немцы всё равно продолжали утюжить территорию советских войск с помощью авиации, пользуюсь своим господством в воздухе в начале войны. Использовали они для этого бомбардировщики, забитые под завязку боеприпасами. В одну из таких бомбёжек, немцы стали сбрасывать тяжёлые пятитонные, мощные бомбы. Для которых такая землянка не являлась укреплением. И вот одна из таких бомб взорвалась совсем рядом с их землянкой, попади она в саму землянку, не увидел бы я своего деда никогда. Дело было на рассвете, и землянка была полна народу. Дед обычно спал рядом с окошком, единственная возможность иметь доступ свежего воздуха. Взрыв был такой силы, что всю землянку подбросило вверх и в сторону, деда сильно контузило, и он потерял сознание. Непонятно сколько времени он был без сознания, когда он очнулся, понял, что землянка рухнула, и всё и всех засыпало, придавило землёй и брёвнами перекрытия, а сам он был придавлен здоровенным бревном, так, что даже пошевелиться не мог. Однако между ним и бревном было пространство, которое позволяло ему существовать, бревно не лежало на нём. А главное, это то, что у него была узкая щель в земле, в том месте, где было оконце под потолком, куда проникал луч света и воздух, благодаря чему он мог дышать. Таким образом, он пролежал двое суток и свыкся с мыслью, что тут навсегда и останется, потому, как сам он оттуда вылезти не мог. Однако, землянку видимо решили проверить, а может и случайно проходила рота солдат, и дед крикнул в щель, подал голос, что он здесь и он живой. С большим трудом его откопали, как выяснилось одного единственного выжившего из двадцати пяти человек и он ещё, потом долго отходил от контузии в местном госпитале.
Идущий под пули
Условия на фронте, чего греха таить, были не человеческие, жили в маленьких сырых землянках, где стоял запах портянок, спертый, воздух, стоны бойцов во время сна, во время войны по-другому, наверное, и быть не могло. Деда этот быт, по его словам, угнетал больше чем сами боевые действия, хуже, чем на передовой. Кормили нерегулярно и плохо, часто ходили голодные, кругом была только смерть и страдания. Одна чернота, хотелось только одного, что бы это побыстрее закончилось и иногда он специально, вылезал из укрытия и шёл под пули и снаряды. Дело было в 1942 году, он с товарищами, в который раз попал в окружение, по их позиции шёл шквальный огонь, такой, что даже голову высунуть из укрытия не получалось, батарея была давно разбита и они отстреливались как простые пехотинцы уже дней десять. Разговор в окопе происходил примерно следующий:
- Не прорваться к своим никак, - сказал один его товарищ
- Да, лошадей всех съели, еды нет никакой, - посетовал другой его товарищ.
- Патроны заканчиваются, это конец ребята, - сказал молодой парнишка.
- Что делать то будем? – спрашивали другие.
Дед в это время рассуждал примерно так:
«Скоро видимо всё здесь и закончится. Как всё это уже надоело, сейчас прекрасная возможность покончить со всем разом. Чего мучится, конец всё равно будет и сколько ещё терпеть всё это. Ну, пять, семь дней, всё равно убьют, надоело, выбора всё равно нет, так хоть не увижу, как все остальные погибнут. Жалко, что жены и сына больше не увижу, эх, прощайте мои дорогие, и отец и мать тоже прощайте».
При этих словах он вылез из окопа и под шквальный огонь пошёл вперёд, в сторону неприятеля. В руках у него был всего на всего пистолет. Через несколько выстрелов, патроны в нём закончились, и дальше он просто шёл вперёд. Рядом рвались снаряды, свистели и летели пули как лавина. Он прошёл под этим огнём, в полный рост, не наклоняясь, медленным шагом, метров пятьдесят и его к его удивлению даже не ранило.
- Что это такое, мажете гады, вот он я, стреляйте, здесь я, ну, - крикнул он во весь голос и в этот момент его сбили с ног.
- Паша, ты, что с ума сошёл, а ну давай успокойся, возьми себя в руки,- с ним был лейтенант Илья Ивашов с третьей батареи
- Не хочу, не хочу, не хочу, оставь, - говорил ему дед.
- Паша, опомнись, приди в себя, - лейтенант тряс его за ворот гимнастёрки и прижимал со всей силы к земле.
Дед через несколько секунд успокоился и даже рассмеялся:
- Ты знаешь Илья, ведь даже умереть не дали, все пули мимо, ну как так, разве так можно?
- Всё Паша, давай ползти обратно, вижу, ты в себя пришёл, - сказал Ивашов
И они поползли обратно, на этом этот эпизод и закончился, а через неделю им удалось прорваться из окружения и всё опять пошло как прежде. Но факт остался фактом, все видели, как дед прошёл навстречу ураганному огню больше пятидесяти метров и остался жив, ни пули, ни мины, ни осколки его не ранили. Невероятно, но это так.
Спасённое орудие
Это происходило зимой сорок третьего. В ходе наступления, дедушкина батарея передислоцировалась в другой населённый пункт. Бойцы были уже намного лучше укомплектованы обмундированием, тёплыми бушлатами и 76 мм орудиями, вместо сорок пятого калибра. Но орудия по-прежнему перевозили на лошадях, транспорта не хватало. Впереди у них на пути была речка, а через неё вёл небольшой деревянный мостик, который был разрушен, речка была небольшая, но глубокая. Орудия нужно было перевозить по льду, благо он был крепкий, ведь морозы стояли градусов двадцать пять. Четыре орудия уже были на другой стороне, когда неожиданно появились немецкие самолёты, их было два и тут же появились наши истребители, их было тоже два, завязался бой. Бойцы, задрав головы, с интересом наблюдали эту картину. Один немецкий «Мессершмит» загорелся и упал, взорвавшись, а вот второй удивил всех, он сделал петлю, повернувшись своим бронированным брюхом к советским истребителям и хладнокровно их расстрелял, обоих, они упали и взорвались в километре от того места. После чего, немецкий ас, помахав крыльями, спланировал на их переправу и обрушил на них всю свою оставшуюся огневую мощь, все бомбы и пулемётный арсенал, затем он улетел восвояси. По счастью, люди не пострадали, однако лёд был повреждён и из-за этого пятое орудие, которое ещё не успели затащить на берег, затонуло.
Ребята оторвали от моста доску, померили ей глубину, оказалось два с лишним метра.
- Что будем делать товарищ капитан? – спросили бойцы.
- Нужно достать это орудие любой ценой, - ответил дед, а сам думал, как это сделать.
Дед прекрасно понимал, за то, что они утопили орудие, их ждёт трибунал и расстрел на месте, нужно было любой ценой его доставать, но как, пока искать танк или грузовик, лёд может затянуться, и тогда уже не достанешь орудие, а они должны быть на позиции через час и вести огонь. Среди солдат был один сибиряк, он вызвался сам.
- Товарищ капитан, я нырну к орудию, привяжу трос, и мы сможем его тогда вытащить лошадьми, - предложил он.
- А сможешь?
- Конечно, смогу, одно слово, надо, - запросто ответил тот.
По всей видимости, это было в данный момент, единственным решением и все согласились. Боец разделся догола, взял в руки один конец троса и нырнул в ледяную воду. Ему пришлось нырять три раза, пока он нашёл орудие и место где можно зацепить трос. В конце концов, он это сделал, после чего тремя лошадьми и силой рук всего взвода, орудие было вытащено и переправлено на нужный берег. Бойца, который нырял, растёрли и дали двести грамм спирта, который всегда при себе имели, и он в дальнейшем даже не схватил насморк, то ли такой здоровый был, то ли в такие моменты в организме включаются резервные механизмы. Через некоторое время батарея была благополучно размещена, там, где и планировалось и наступление Красной Армии продолжилось. Вот в таких условиях и приходилось им воевать.
Похоронка
Во время наступления немецких войск на северо-западном направлении, в районе города Ржева, дедушкина батарея была полностью уничтожена, не осталось ни одного орудия, вся пехота погибла, осталось всего четверо бойцов-артиллеристов рядом с ним, а остатки красной армии отошли. Ко всему прочему, как бы судьба не оберегала его, он получил ранение в ногу и они оказались в окружении немцев и у них в тылу. После перевязки раны, которая сильно кровоточила, он принял решение с бойцами прорываться к своим и они ушли в ближайший лес, без орудий, просто как пехотинцы. Двое из бойцов тоже были ранены, и это также осложняло дело. Трое суток они скитались по лесам и болотам, ели еловую хвою и сырые грибы, пока не вышли к своим. После долгих разбирательств на предмет, не являются ли они диверсантами и лазутчиками, отсидев в местной тюрьме, деда и его двоих раненых товарищей, которые еле-ели передвигались, направили в госпиталь, где они лечились больше месяца. Там, несмотря на войну, к ним в госпиталь приезжали артисты для выступления с концертами, перед бойцами и один раз приехал даже парикмахер, который всем сделал необыкновенные стрижки, что бы поднять боевой дух. Дедушке он сделал удивительную стрижку, и фотография с этой стрижкой у меня хранится среди прочих в семейном альбоме, там дедушка похож на рок-певца современности. Так вот, после госпиталя, он получил увольнительную на несколько дней и поехал в Москву, где в районе не то Капотни, не то Нижних полей, в бараках, проживали его родные, отец, мать и сёстры, Клавдия и Варвара. Да, после того как их семью раскулачили, вся семья уехала из рязанской области и осела на просторах страны. Дедушка знал точный адрес и без труда нашёл дом, где они проживали, а его жена и сын были в этот момент в эвакуации в Ряжске, среди дальней родни. Это был длинный деревянный барак, с множеством перегородок, которые разделяли квартирки, в каждой квартирке была печка-буржуйка, кухонька, ну и мебелишка кое какая. Дедушка подошёл к двери и постучал. Долго никого не было, он постучал снова и сильнее, вскоре занавеска на окне откинулась, и появилось лицо отца, который глянул на него, вытаращил как то странно глаза и скрылся, а занавеску задёрнул.
- Пап, ты чего, это я Павел, приехал в отпуск, открой дверь, - сказал дед.
Однако за дверью царила тишина, и отец больше не появлялся, дедушка очень долго стучал и звал отца, но дверь так и не открылась. А вскоре прибежала сестра Клава, она издалека его увидела и с криком бросилась ему на шею, они обнялись, а Клавдия рассказывала.
- Пашка, живой и здоровый. Я стою в очереди за хлебом по талонам, вдруг вижу, бежит соседка и кричит «Клава, Клава, Пашка приехал с фронта, он там у вас под дверью стоит, а дядя Митя ему не открывает, беги скорей». Люди в очереди меня сразу пропустили вперёд, всё-таки человек, брат, с фронта приехал, вот я хлеб получила и бегом сюда, как же хорошо, что ты приехал, - и она тоже постучала в дверь и позвала отца.
Замок в двери щёлкнул, но дверь не открылась. Дед с сестрой вошли внутрь, там стояла тишина, только отец метнулся как тень и спрятался за печку, бормоча себе под нос «Свят, свят, свят, спаси и сохрани».
- Пап ты чего, это же я Павел, твой сын, не узнаёшь что ли?
Но отец крестился глядя на иконку, висящую на стене над кроватью, и не смотрел в его сторону.
- Клав, чего это он, что с ним? – удивлённо спросил сестру дедушка.
- Паша, тут дело такое, ты не принимай близко всё это. Тут на днях на тебя похоронка пришла, мол, погиб ты, мы уж отпели тебя в церкви. Отец наш видимо тебя за призрак принимает, очень он переживал за тебя.
- Ах вот в чём дело, - ужаснулся дед и добавил, - значит, жить я буду долго.
- Ничего, всё это ничего, главное, что ты живой и здоровый вернулся, - улыбнулась Клавдия и разрыдалась у него на плече.
Вскоре и вторая сестра, Варвара, пришла с работы, вместе с матерью Дуней, радости и слёз было полный дом, соседей ещё позвали. Отец деда, Дмитрий, сидел за столом и странно посматривал на своего сына, иногда проводил рукой по его руке, видимо удостовериться, что сын реальный. Дедушка рассказал, как они воюют, как живут там, на фронте, ему рассказали, как живёт в эвакуации его жена с маленьким сынишкой, моим папой, в Ряжске у многочисленной родни, у них всё в порядке. Братья все, слава богу, живы и здоровы, все воюют, ждут, когда война закончится. Дед отдохнул у них пару дней и отбыл на фронт. Вот такая простая человеческая история, которых было великое множество во время войны.
Комендант общежития
Весной 1944 года, очередной раз приехал дед в Москву, в краткосрочный отпуск, навестить жену и трёхлетнего сына. Они в это время уже переехали из города Ряжска, где находились в эвакуации и проживали в столице, которой уже ничего не угрожало. У него было всего три дня, но и этого было вполне достаточно, с вокзала он сразу же направился к ним. Семья в то время проживала в общежитии московского авиационного института, в трёхэтажном кирпичном здании, на втором этаже. Взбежав по лестнице, он бодро и с волнением постучал в дверь, с нетерпением ожидая увидеть своих близких. Однако дверь ему открыл незнакомый мужчина, лет пятидесяти, он вежливо поздоровался и поинтересовался, что нужно. Дедушка был одет в военную форму, при оружии, сразу видно было, что он с фронта.
- Здесь должны проживать мои жена и сын, можете мне объяснить, что всё это значит? – спросил он мужчину.
Мужчина откашлялся и сказал:
- Мы переселенцы из Сибири, я сам бухгалтер, сейчас работаю на продовольственном складе, в центре Москвы, нас сюда распределили. Я, к сожалению, понятия не имею, кто здесь раньше проживал, вы уж извините нас.
- Всё ясно, а кто имеет понятие? – поинтересовался дед.
- Вы попробуйте обратиться к коменданту общежития, у него комната в следующем здании на первом этаже, он должен знать, - вежливо отвечал мужчина.
В расстроенных чувствах, дед вышел из общежития и направился искать коменданта. Нашёл его без труда, его кабинет располагался в самом конце коридора, и перед дверью сидело несколько человек. Дедушка сказал, что у него срочное дело, что он с фронта и очень мало времени и попросил его пропустить, его, конечно, сразу пропустили, так как к фронтовикам во время войны было особое почтение. Дед вошёл внутрь небольшого продолговатого кабинета, в дальнем конце которого, перед окном, за большим канцелярским столом сидел мужчина в сером костюме, лет сорока, с начинающей лысеть головой. Перед ним лежала открытая тетрадь, а на краю стола находилась полка с увесистыми папками.
Дед поздоровался, оглядывая кабинет и его владельца.
- Здравствуйте, вы по какому вопросу? – спросил мужчина.
- Вы комендант общежития? – уточнил дед.
- Да, я, что вы хотели?
- Вы знаете, я пришёл по поводу недоразумения. В комнате номер 15 должны проживать мои жена и сын, нам эту комнату выделили год назад, по моему ходатайству, и я сегодня приехал в отпуск на три дня, повидать их. Но в нашей комнате проживают незнакомые мне люди, я даже не знаю, где находятся мои родные и что всё это значит.
- Как ваша фамилия? – мужчина энергично взял с полки большую папку и приготовился её листать.
- Ребезов Павел Дмитриевич, – ответил дедушка.
Комендант, пролистав несколько страниц, остановился и стал, что то читать про себя, водя по строчкам пальцем, после чего поднял лицо от страницы и сообщил бодрым голосом:
- Да, действительно эта комната числилась за вами, но в связи с приездом большого числа переселенцев в столицу, с других городов, потребовалось срочно их разместить. Они работают для фронта, сами понимаете.
Идущий под пули
Условия на фронте, чего греха таить, были не человеческие, жили в маленьких сырых землянках, где стоял запах портянок, спертый, воздух, стоны бойцов во время сна, во время войны по-другому, наверное, и быть не могло. Деда этот быт, по его словам, угнетал больше чем сами боевые действия, хуже, чем на передовой. Кормили нерегулярно и плохо, часто ходили голодные, кругом была только смерть и страдания. Одна чернота, хотелось только одного, что бы это побыстрее закончилось и иногда он специально, вылезал из укрытия и шёл под пули и снаряды. Дело было в 1942 году, он с товарищами, в который раз попал в окружение, по их позиции шёл шквальный огонь, такой, что даже голову высунуть из укрытия не получалось, батарея была давно разбита и они отстреливались как простые пехотинцы уже дней десять. Разговор в окопе происходил примерно следующий:
- Не прорваться к своим никак, - сказал один его товарищ
- Да, лошадей всех съели, еды нет никакой, - посетовал другой его товарищ.
- Патроны заканчиваются, это конец ребята, - сказал молодой парнишка.
- Что делать то будем? – спрашивали другие.
Дед в это время рассуждал примерно так:
«Скоро видимо всё здесь и закончится. Как всё это уже надоело, сейчас прекрасная возможность покончить со всем разом. Чего мучится, конец всё равно будет и сколько ещё терпеть всё это. Ну, пять, семь дней, всё равно убьют, надоело, выбора всё равно нет, так хоть не увижу, как все остальные погибнут. Жалко, что жены и сына больше не увижу, эх, прощайте мои дорогие, и отец и мать тоже прощайте».
При этих словах он вылез из окопа и под шквальный огонь пошёл вперёд, в сторону неприятеля. В руках у него был всего на всего пистолет. Через несколько выстрелов, патроны в нём закончились, и дальше он просто шёл вперёд. Рядом рвались снаряды, свистели и летели пули как лавина. Он прошёл под этим огнём, в полный рост, не наклоняясь, медленным шагом, метров пятьдесят и его к его удивлению даже не ранило.
- Что это такое, мажете гады, вот он я, стреляйте, здесь я, ну, - крикнул он во весь голос и в этот момент его сбили с ног.
- Паша, ты, что с ума сошёл, а ну давай успокойся, возьми себя в руки,- с ним был лейтенант Илья Ивашов с третьей батареи
- Не хочу, не хочу, не хочу, оставь, - говорил ему дед.
- Паша, опомнись, приди в себя, - лейтенант тряс его за ворот гимнастёрки и прижимал со всей силы к земле.
Дед через несколько секунд успокоился и даже рассмеялся:
- Ты знаешь Илья, ведь даже умереть не дали, все пули мимо, ну как так, разве так можно?
- Всё Паша, давай ползти обратно, вижу, ты в себя пришёл, - сказал Ивашов
И они поползли обратно, на этом этот эпизод и закончился, а через неделю им удалось прорваться из окружения и всё опять пошло как прежде. Но факт остался фактом, все видели, как дед прошёл навстречу ураганному огню больше пятидесяти метров и остался жив, ни пули, ни мины, ни осколки его не ранили. Невероятно, но это так.
Спасённое орудие
Это происходило зимой сорок третьего. В ходе наступления, дедушкина батарея передислоцировалась в другой населённый пункт. Бойцы были уже намного лучше укомплектованы обмундированием, тёплыми бушлатами и 76 мм орудиями, вместо сорок пятого калибра. Но орудия по-прежнему перевозили на лошадях, транспорта не хватало. Впереди у них на пути была речка, а через неё вёл небольшой деревянный мостик, который был разрушен, речка была небольшая, но глубокая. Орудия нужно было перевозить по льду, благо он был крепкий, ведь морозы стояли градусов двадцать пять. Четыре орудия уже были на другой стороне, когда неожиданно появились немецкие самолёты, их было два и тут же появились наши истребители, их было тоже два, завязался бой. Бойцы, задрав головы, с интересом наблюдали эту картину. Один немецкий «Мессершмит» загорелся и упал, взорвавшись, а вот второй удивил всех, он сделал петлю, повернувшись своим бронированным брюхом к советским истребителям и хладнокровно их расстрелял, обоих, они упали и взорвались в километре от того места. После чего, немецкий ас, помахав крыльями, спланировал на их переправу и обрушил на них всю свою оставшуюся огневую мощь, все бомбы и пулемётный арсенал, затем он улетел восвояси. По счастью, люди не пострадали, однако лёд был повреждён и из-за этого пятое орудие, которое ещё не успели затащить на берег, затонуло.
Ребята оторвали от моста доску, померили ей глубину, оказалось два с лишним метра.
- Что будем делать товарищ капитан? – спросили бойцы.
- Нужно достать это орудие любой ценой, - ответил дед, а сам думал, как это сделать.
Дед прекрасно понимал, за то, что они утопили орудие, их ждёт трибунал и расстрел на месте, нужно было любой ценой его доставать, но как, пока искать танк или грузовик, лёд может затянуться, и тогда уже не достанешь орудие, а они должны быть на позиции через час и вести огонь. Среди солдат был один сибиряк, он вызвался сам.
- Товарищ капитан, я нырну к орудию, привяжу трос, и мы сможем его тогда вытащить лошадьми, - предложил он.
- А сможешь?
- Конечно, смогу, одно слово, надо, - запросто ответил тот.
По всей видимости, это было в данный момент, единственным решением и все согласились. Боец разделся догола, взял в руки один конец троса и нырнул в ледяную воду. Ему пришлось нырять три раза, пока он нашёл орудие и место где можно зацепить трос. В конце концов, он это сделал, после чего тремя лошадьми и силой рук всего взвода, орудие было вытащено и переправлено на нужный берег. Бойца, который нырял, растёрли и дали двести грамм спирта, который всегда при себе имели, и он в дальнейшем даже не схватил насморк, то ли такой здоровый был, то ли в такие моменты в организме включаются резервные механизмы. Через некоторое время батарея была благополучно размещена, там, где и планировалось и наступление Красной Армии продолжилось. Вот в таких условиях и приходилось им воевать.
Похоронка
Во время наступления немецких войск на северо-западном направлении, в районе города Ржева, дедушкина батарея была полностью уничтожена, не осталось ни одного орудия, вся пехота погибла, осталось всего четверо бойцов-артиллеристов рядом с ним, а остатки красной армии отошли. Ко всему прочему, как бы судьба не оберегала его, он получил ранение в ногу и они оказались в окружении немцев и у них в тылу. После перевязки раны, которая сильно кровоточила, он принял решение с бойцами прорываться к своим и они ушли в ближайший лес, без орудий, просто как пехотинцы. Двое из бойцов тоже были ранены, и это также осложняло дело. Трое суток они скитались по лесам и болотам, ели еловую хвою и сырые грибы, пока не вышли к своим. После долгих разбирательств на предмет, не являются ли они диверсантами и лазутчиками, отсидев в местной тюрьме, деда и его двоих раненых товарищей, которые еле-ели передвигались, направили в госпиталь, где они лечились больше месяца. Там, несмотря на войну, к ним в госпиталь приезжали артисты для выступления с концертами, перед бойцами и один раз приехал даже парикмахер, который всем сделал необыкновенные стрижки, что бы поднять боевой дух. Дедушке он сделал удивительную стрижку, и фотография с этой стрижкой у меня хранится среди прочих в семейном альбоме, там дедушка похож на рок-певца современности. Так вот, после госпиталя, он получил увольнительную на несколько дней и поехал в Москву, где в районе не то Капотни, не то Нижних полей, в бараках, проживали его родные, отец, мать и сёстры, Клавдия и Варвара. Да, после того как их семью раскулачили, вся семья уехала из рязанской области и осела на просторах страны. Дедушка знал точный адрес и без труда нашёл дом, где они проживали, а его жена и сын были в этот момент в эвакуации в Ряжске, среди дальней родни. Это был длинный деревянный барак, с множеством перегородок, которые разделяли квартирки, в каждой квартирке была печка-буржуйка, кухонька, ну и мебелишка кое какая. Дедушка подошёл к двери и постучал. Долго никого не было, он постучал снова и сильнее, вскоре занавеска на окне откинулась, и появилось лицо отца, который глянул на него, вытаращил как то странно глаза и скрылся, а занавеску задёрнул.
- Пап, ты чего, это я Павел, приехал в отпуск, открой дверь, - сказал дед.
Однако за дверью царила тишина, и отец больше не появлялся, дедушка очень долго стучал и звал отца, но дверь так и не открылась. А вскоре прибежала сестра Клава, она издалека его увидела и с криком бросилась ему на шею, они обнялись, а Клавдия рассказывала.
- Пашка, живой и здоровый. Я стою в очереди за хлебом по талонам, вдруг вижу, бежит соседка и кричит «Клава, Клава, Пашка приехал с фронта, он там у вас под дверью стоит, а дядя Митя ему не открывает, беги скорей». Люди в очереди меня сразу пропустили вперёд, всё-таки человек, брат, с фронта приехал, вот я хлеб получила и бегом сюда, как же хорошо, что ты приехал, - и она тоже постучала в дверь и позвала отца.
Замок в двери щёлкнул, но дверь не открылась. Дед с сестрой вошли внутрь, там стояла тишина, только отец метнулся как тень и спрятался за печку, бормоча себе под нос «Свят, свят, свят, спаси и сохрани».
- Пап ты чего, это же я Павел, твой сын, не узнаёшь что ли?
Но отец крестился глядя на иконку, висящую на стене над кроватью, и не смотрел в его сторону.
- Клав, чего это он, что с ним? – удивлённо спросил сестру дедушка.
- Паша, тут дело такое, ты не принимай близко всё это. Тут на днях на тебя похоронка пришла, мол, погиб ты, мы уж отпели тебя в церкви. Отец наш видимо тебя за призрак принимает, очень он переживал за тебя.
- Ах вот в чём дело, - ужаснулся дед и добавил, - значит, жить я буду долго.
- Ничего, всё это ничего, главное, что ты живой и здоровый вернулся, - улыбнулась Клавдия и разрыдалась у него на плече.
Вскоре и вторая сестра, Варвара, пришла с работы, вместе с матерью Дуней, радости и слёз было полный дом, соседей ещё позвали. Отец деда, Дмитрий, сидел за столом и странно посматривал на своего сына, иногда проводил рукой по его руке, видимо удостовериться, что сын реальный. Дедушка рассказал, как они воюют, как живут там, на фронте, ему рассказали, как живёт в эвакуации его жена с маленьким сынишкой, моим папой, в Ряжске у многочисленной родни, у них всё в порядке. Братья все, слава богу, живы и здоровы, все воюют, ждут, когда война закончится. Дед отдохнул у них пару дней и отбыл на фронт. Вот такая простая человеческая история, которых было великое множество во время войны.
Комендант общежития
Весной 1944 года, очередной раз приехал дед в Москву, в краткосрочный отпуск, навестить жену и трёхлетнего сына. Они в это время уже переехали из города Ряжска, где находились в эвакуации и проживали в столице, которой уже ничего не угрожало. У него было всего три дня, но и этого было вполне достаточно, с вокзала он сразу же направился к ним. Семья в то время проживала в общежитии московского авиационного института, в трёхэтажном кирпичном здании, на втором этаже. Взбежав по лестнице, он бодро и с волнением постучал в дверь, с нетерпением ожидая увидеть своих близких. Однако дверь ему открыл незнакомый мужчина, лет пятидесяти, он вежливо поздоровался и поинтересовался, что нужно. Дедушка был одет в военную форму, при оружии, сразу видно было, что он с фронта.
- Здесь должны проживать мои жена и сын, можете мне объяснить, что всё это значит? – спросил он мужчину.
Мужчина откашлялся и сказал:
- Мы переселенцы из Сибири, я сам бухгалтер, сейчас работаю на продовольственном складе, в центре Москвы, нас сюда распределили. Я, к сожалению, понятия не имею, кто здесь раньше проживал, вы уж извините нас.
- Всё ясно, а кто имеет понятие? – поинтересовался дед.
- Вы попробуйте обратиться к коменданту общежития, у него комната в следующем здании на первом этаже, он должен знать, - вежливо отвечал мужчина.
В расстроенных чувствах, дед вышел из общежития и направился искать коменданта. Нашёл его без труда, его кабинет располагался в самом конце коридора, и перед дверью сидело несколько человек. Дедушка сказал, что у него срочное дело, что он с фронта и очень мало времени и попросил его пропустить, его, конечно, сразу пропустили, так как к фронтовикам во время войны было особое почтение. Дед вошёл внутрь небольшого продолговатого кабинета, в дальнем конце которого, перед окном, за большим канцелярским столом сидел мужчина в сером костюме, лет сорока, с начинающей лысеть головой. Перед ним лежала открытая тетрадь, а на краю стола находилась полка с увесистыми папками.
Дед поздоровался, оглядывая кабинет и его владельца.
- Здравствуйте, вы по какому вопросу? – спросил мужчина.
- Вы комендант общежития? – уточнил дед.
- Да, я, что вы хотели?
- Вы знаете, я пришёл по поводу недоразумения. В комнате номер 15 должны проживать мои жена и сын, нам эту комнату выделили год назад, по моему ходатайству, и я сегодня приехал в отпуск на три дня, повидать их. Но в нашей комнате проживают незнакомые мне люди, я даже не знаю, где находятся мои родные и что всё это значит.
- Как ваша фамилия? – мужчина энергично взял с полки большую папку и приготовился её листать.
- Ребезов Павел Дмитриевич, – ответил дедушка.
Комендант, пролистав несколько страниц, остановился и стал, что то читать про себя, водя по строчкам пальцем, после чего поднял лицо от страницы и сообщил бодрым голосом:
- Да, действительно эта комната числилась за вами, но в связи с приездом большого числа переселенцев в столицу, с других городов, потребовалось срочно их разместить. Они работают для фронта, сами понимаете.
