Командование приказало вывезти орудия из укрытия и бить прямой наводкой по танкам, что было и сделано.
Началась настоящая бойня, запылало несколько немецких танков, было уничтожено одно орудие из дедушкиной батареи, однако танки все лезли, но встретили серьезный и, главное, очень точный огонь. Уже было подбито около десяти – двенадцати танков, но атака не прекращалась. Дед очередной раз махнул рукой, крича: «Огонь!» — и вдруг резкая боль в плечо, потеря сознания. Очнулся он уже в госпитале.
Он был серьезно ранен, и хирурги хотели ампутировать руку, но главный врач, который производил осмотр, сказал на это: «Если всех так будете лечить, то кто же воевать будет», — и оставили руку нетронутой. Дед перенес несколько операций, в основном по удалению осколков, потому что ранение было очень сложное. Разрывная пуля вошла в левое плечо, прошла внутрь грудной клетки и взорвалась над сердцем. По счастливой случайности или божьему провидению, взрыв был направлен в спину, вследствие чего у деда вынесло лопатку, но другие жизненно важные органы не были задеты, зато осколков было очень много. Позже, когда пришли однополчане его проведать, то рассказали историю о том, как это произошло.
В тот день, когда его ранили, все бойцы поняли, что это не был осколок, а стрелял снайпер. Тогда послали группу солдат к ближайшей колокольне, что находилась в селе. Там и обнаружили немецкого снайпера, который был прикован цепью к ограде и стрелял по офицерскому составу. Его, естественно, обезвредили, но предварительно допросили. В процессе задали вопрос по самому выстрелу, как же он промазал и не попал в голову, так как он должен был стрелять только туда. Снайпер ответил, что в момент выстрела взрывом тряхнуло колокольню, и выстрел сорвался ниже. Вот благодаря такому стечению обстоятельств дедушка и находился сейчас вместе со всеми детьми и внуками.
Артем и остальные братья и сестры подбежали с криками: «Дедуля, дедуля, наш любимый дедуля», — который их всех обнял. Таким запомнился этот праздник Дня Победы маленькому Артему в этом году, и дедушку он запомнил именно таким, победителем, одним словом, и всегда с теплотой вспоминал эти дни и это время в своей жизни.
После возвращения в школу Артем рассказал Дане, как у него прошли майские праздники, показал и подарил фотографию, где он вместе с дедом. Дане понравилась фотография. Она со своей стороны рассказала, что у них тоже отмечают 9 Мая. Они возлагают венки к памятникам советским солдатам, которых очень много, и после отмечают у себя дома в кругу семьи, и у них тоже есть фронтовики.
Дни опять побежали чередой, и уже май между тем подходил к концу, а вместе с ним и учебный год. И тут Артем стал замечать, что Дана стала немного грустной, а может, ему это только показалось. Артем не придал этому особого значения, ничто не могло нарушить его хорошего настроения. К тому же на его вопрос, все ли нормально, Дана утвердительно сказала да.
И вот в один из дней в конце недели классный руководитель Галина Евгеньевна, после приветственных слов «гуд монинг, чилдрен», перейдя на родной язык, улыбаясь, сообщила:
— Ребята, наша ученица Дана Богданова уезжает. Она возвращается в свою страну, вместе с родителями к себе домой, в г. Софию. Надеюсь, вы все подружились с ней, ведь Дана будет рассказывать там о нас, и по ее рассказу болгарские школьники составят представление о СССР и о нас с вами. Тебе понравилось здесь, Дана?
Дана встала со своего места, повернулась к классу. Хотя она улыбалась, но улыбка была ненастоящая; Артем заметил, что улыбка была грустной, ей не было весело. Тем не менее вслух она сказала:
— Ребята, мне было очень приятно с вами со всеми общаться и дружить, — при этих словах она посмотрела на Артема, — и если честно, то уезжать очень-очень не хочется, хотя я и скучаю по родному краю. Но если бы была возможность, то я бы обязательно осталась, — после этих слов две крупные слезинки потекли у нее по щекам. В классе послышался гул одобрения и слова поддержки.
— Дана, не плачь, пожалуйста, ведь ты еще приедешь к нам когда-нибудь.
— Мы тебя все любим и будем ждать снова в гости.
— Сейчас, наверное, все родственники соскучились по тебе и ты по ним, ведь правда? — спросила Галина Евгеньевна.
Дана ответила кивком головы, вытирая слезы.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Галина Евгеньевна.
— В понедельник утром.
— Ребята, видите, как Дане у нас понравилось! И в этом есть ваша заслуга, вот это и называется дружбой народов. Давайте Дану подбодрим.
«Дана, ты умница», «Держись», «Ты к нам еще приедешь», «Не забывай нас, Дана», «Приезжай еще», «Мы будем тебя вспоминать», «Нам будет тебя не хватать», «Без тебя будет скучно», — слышалось со всех сторон.
Для Артема все происходящее было как гром среди ясного неба. Как, как он мог позабыть про то, что могло произойти в любой момент, что она здесь временно и их дружба и чувства — все, все рушится в один момент, и ничего, ничего с этим сделать нельзя. Все произошло в тот самый момент, когда он менее всего это ожидал, когда все было так замечательно, а ведь он должен был думать о такой возможности, но не думал или не хотел думать об этом.
Его шею как будто стиснуло тисками, а в голове зашумело. Он сидел, смотрел на Дану, стоящую в трех метрах от него, и понимал, что больше никогда, никогда, быть может, ее не увидит. На глаза навернулись слезы, и он тихонько заплакал, но так как все смотрели на Дану, то никто этого не заметил.
Практически весь урок говорили про Болгарию, как там учатся, есть ли какая-то разница, отличия, а также о большой дружбе между странами и об истории Болгарии, а Дану спрашивали, как они там живут. Артем практически ничего не видел и не слышал; он смотрел то на карту Болгарии, то на Дану и молчал. Его мало интересовали в данный момент все эти темы.
На перемене Дана сама подошла к нему и, смахивая слезу с ресниц, протянула ему свою фотографию со словами:
— Прости, Артем, не могла сказать тебе раньше, сама переживаю, это тяжело. Вот, возьми, тут с надписью для тебя, — сказала она почти без акцента и правильно.
— Спасибо тебе огромное, Дана. Я очень, очень буду скучать по тебе. — Артем с трудом подбирал слова и сдерживал слезы, чтобы не разреветься перед ней, да и при всех, при этом он погладил ее по руке.
— Еще вот тут, если я больше не смогу приехать, наш адрес в Софии, пусть будет у тебя. — Она протянула ему листок бумажки.
Артем тут же оторвал кусочек от него и написал номер своего домашнего телефона и отдал ей со словами:
— Конечно, спасибо тебе огромное, я сохраню. А вот тоже держи, это наш московский телефон.
Когда она положила все это в портфель, он спросил:
— Даночка, мы сможем еще увидеться в выходные?
— К сожалению, нет, Тёма. Мы сегодня уезжаем в Ленинград, на экскурсию, там пробудем все выходные, а в понедельник с утра у нас самолет из Москвы в Софию.
Свидетелей этой сцены было предостаточно, так как Артем и Дана не стали скрывать ничего в этот момент. И после этого Артем был награжден целой кучей реплик, таких как:
— Поглядите-ка, наш тихоня втюрился.
— Смотрите, ну надо же, Репуля, вот дает.
— Кто бы мог подумать, в тихом омуте.
— На заграничную потянуло, мы его не устраиваем.
— Да ну вас всех, ничего вы не понимаете, — буркнул им в ответ Артем, проходя мимо.
После уроков, когда он уже свыкся с мыслью об отъезде Даны, они еще раз встретились на лестнице, уже без свидетелей. Артем обнял ее и поцеловал, потом, глядя близко-близко ей в глаза, набрался храбрости и сказал
— Не забывай меня, Дана, ладно? Ведь я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — ответила она, поцеловав его, и они заключили друг друга в объятия. После некоторое время они держались за руки, смотря друг другу в глаза, полные слез, затем Дана сказала:
— Мне пора, прощай, Тёма, пиши мне на мой адрес в Софии. — Потом она разжала свою руку, посмотрев внимательно на него своими неземными, карими глазами, и побежала к ждущей ее машине.
Артем смотрел, как она садится в машину, в белых гольфах, бирюзовой блузке, бежевом платьице, с кремовым бантом на голове и оранжевым ранцем — такой он видел ее в последний раз, такой и запомнил. Она помахала ему рукой из открытого окна машины и махала до тех пор, пока машина не скрылась из вида. А Артем поплелся домой и весь день был сам не свой. Он был очень впечатлительным мальчиком, и это событие его настолько потрясло, что он проревел весь день навзрыд, а также на следующий день, не вставая с дивана, слезы текли ручьем.
Маме, сильно обеспокоившейся за сына, он рассказал все, добавив, что как жить дальше, не знает и не хочет и Дану больше никогда не увидит. Мама как могла успокаивала сына, говоря, что все наладится и все будет хорошо, и если он ее хочет увидеть или найти, то обязательно увидит. Мама рассказала ему, что у нее есть подруга в Болгарии, они познакомились на фестивале молодежи и студентов в 1958 г., и показала сыну письма от нее, сказала, что напишет ей письмо, а она может найти Дану. На что Артем думал примерно следующее.
Он бы обязательно разыскал Дану, если бы речь шла о любом городе Советского Союза, это было бы не так страшно, но заграница казалась другой планетой, и уезжающие туда были недосягаемы и навсегда потеряны. Скорее всего, он ее вряд ли увидит. В итоге проплакав два дня подряд, Артем сказал сам себе, стиснув зубы: «Вырасту, выучусь, обязательно уеду за границу, в Болгарию, и найду там Дану», — с этими мыслями он и уснул. Ночью ему снились удивительные сны, как он уезжает и приезжает в какие-то страны, пересекает границы, встречает там Дану. Они вместе гуляют и долго-долго беседуют вдвоем, где-то на набережной большой реки или моря, держась за руки и глядя друг другу в глаза.
Жизнь в Буэнос-Айресе
Погода в Буэнос-Айресе стояла отличная. Термометр в тени в десять часов утра показывал 22 градуса по Цельсию, ярко светило солнце. Артем встал, умылся, позавтракал. У него сегодня было в планах посетить центр, выйти к морю, как он это видел, в районе города, который на карте был обозначен как зона отдыха. Главная же задача в принципе у него была изучить местную специфику, понять, чем живут местные, где и как работают, чтобы заняться каким-то делом и зарабатывать в перспективе. Договорившись с женой Александра насчет уроков испанского – аргентинского — именно такого, из-за отличия в произношении, — всего два раза в неделю по 5 долларов за урок, он вышел на улицу.
Больше всего на него производила впечатление и радовала погода. После слякотной и холодной Москвы здесь тепло, солнечно, росли пальмы и незнакомые деревья. До центра было, по его расчетам, километров пять, и он решил их пройти пешком.
Он шел по улице бодро, уже не будучи замороченным вчерашними оформлениями документов, и с интересом глазел на все подряд, все подмечал и сравнивал. Первое, что он заметил, это то, что по улицам города среди автомобилей встречаются очень старые, проржавевшие насквозь и тарахтящие машины, которые в России называются «до первого поста». Их было немного, но они были заметны, то там, то здесь. И за рулем сидели обычные с виду водители, нормально одетые, которые, видимо, чувствовали себя вполне комфортно.
«И ничего, едут себе и едут по своим делам, никто их не тормозит и штрафы не выписывает. А у владельцев никаких комплексов нет по этому поводу», — подумал Артем. Потом пригляделся: да и полиции что дорожной, что городской не было нигде видно. Бросалось в глаза большое количество лоточников на велосипедах, так называемых коробейников на аргентинский манер. Переднее колесо велосипеда маленькое, над ним сооружена огромная корзина, выше руля. В этих корзинах у кого-то лежало мороженное и газировка, у других — орешки, сладости или кофе в термосах. Такие продавцы сновали по тротуарам и среди машин, особенно на перекрестках или просто по улицам, по коммерциям.
Все они спокойно работали, может, имели какое-то разрешение, а может, и нет, но никто их не прогонял с улиц. Это выглядело разительным контрастом по сравнению с серыми рядами лоточников у станций метро в Москве, например, а также блюстителями порядка и «братками», собирающими с них ежедневно дань. Здесь все выглядело иначе, и люди были доброжелательные, по крайней мере, безразличные и расслабленные.
— Добрый день, сеньор, не желаете мороженого? Есть разное, с начинкой и без. Какое вы любите? — Возле него затормозил парнишка, лет 18 с сияющей улыбкой до ушей, чисто латинского вида.
— Нет, спасибо, не хочу, — ответил Артем.
— Счастливо, удачного дня, — попрощался парнишка и поехал дальше.
Удивительно, но после короткого общения с ним стало как-то веселее. Его доброжелательность, явно не наигранная, передалась Артему, который вспомнил серьезные, подчас хмурые лица соотечественников. Здесь же он видел лица естественно доброжелательные, везде царила атмосфера спокойствия и свободного общения, очевидно, присущая Южной — а возможно, и обеим — Америке. И это было то, на что обращалось внимание вслед за отличием архитектурным и климатическим.
«Неужели это климат так влияет на людей, — подумалось ему, — хотя народы Северное Европы тоже доброжелательны, судя по рассказам, но поскольку сам я там не был, то на 100 процентов утверждать не стану», — опять думал Артем.
Он проходил по какому-то, видимо, старому и бедному району. На улице валялось много мусора, лениво лежали на некоторых углах собаки, не грея брюхо на солнце, а, наоборот, прячась от него в тени. Артем пересек красивый, аккуратный парк с большими газонами и детской каруселью в центре. Про себя он отметил, что нигде нет такой травы, от которой у него аллергия, это его обрадовало. Ведь сейчас здесь весна и все цветет, трава и деревья, а он всего-навсего один раз чихнул, и то, может, от чего-то другого. Это было для него очень важно.
На траве парка лежали и загорали ребята и взрослые; муниципальные рабочие на другой стороне парка косили траву своими визжащими машинками. Большинство людей, как он заметил, были белокожими и европейского вида, с чисто латинской, индейской внешностью попадались довольно редко. Он прошел мимо большого католического собора, взметнувшего высоко-высоко над землей свой шпиль. По окончании широкой авениды понемногу начинался центр, людей становилось больше. Они принимали форму потока, но не целенаправленного, а хаотичного, размеренно, не торопясь, тусовались туда-сюда. Народу в центре столько, что аж яблоку упасть было негде.
Артем через некоторое время утомился и зашел посидеть отдохнуть, а заодно и выпить сока в одно из многочисленных кафе. Он заказал стакан свежевыжатого апельсинового сока и, ожидая его, просматривал газету, которую бесплатно давали читать всем посетителям кафе. И вдруг услышал у себя за плечом:
— Извините, молодой человек, вы иностранец? из какой страны? не из России?
Артем отложил газету и повернул голову, посмотреть, кто это сказал. Возле него стоял старичок лет шестидесяти, с небольшой коротко подстриженной седой бородкой, одетый в легкий бежевый костюм из-под которого выглядывала водолазка.
— Да, а как вы догадались? — спросил в свою очередь Артем.
— По внешнему виду, конечно, и потом я тоже русский, моя фамилия Петров.
Началась настоящая бойня, запылало несколько немецких танков, было уничтожено одно орудие из дедушкиной батареи, однако танки все лезли, но встретили серьезный и, главное, очень точный огонь. Уже было подбито около десяти – двенадцати танков, но атака не прекращалась. Дед очередной раз махнул рукой, крича: «Огонь!» — и вдруг резкая боль в плечо, потеря сознания. Очнулся он уже в госпитале.
Он был серьезно ранен, и хирурги хотели ампутировать руку, но главный врач, который производил осмотр, сказал на это: «Если всех так будете лечить, то кто же воевать будет», — и оставили руку нетронутой. Дед перенес несколько операций, в основном по удалению осколков, потому что ранение было очень сложное. Разрывная пуля вошла в левое плечо, прошла внутрь грудной клетки и взорвалась над сердцем. По счастливой случайности или божьему провидению, взрыв был направлен в спину, вследствие чего у деда вынесло лопатку, но другие жизненно важные органы не были задеты, зато осколков было очень много. Позже, когда пришли однополчане его проведать, то рассказали историю о том, как это произошло.
В тот день, когда его ранили, все бойцы поняли, что это не был осколок, а стрелял снайпер. Тогда послали группу солдат к ближайшей колокольне, что находилась в селе. Там и обнаружили немецкого снайпера, который был прикован цепью к ограде и стрелял по офицерскому составу. Его, естественно, обезвредили, но предварительно допросили. В процессе задали вопрос по самому выстрелу, как же он промазал и не попал в голову, так как он должен был стрелять только туда. Снайпер ответил, что в момент выстрела взрывом тряхнуло колокольню, и выстрел сорвался ниже. Вот благодаря такому стечению обстоятельств дедушка и находился сейчас вместе со всеми детьми и внуками.
Артем и остальные братья и сестры подбежали с криками: «Дедуля, дедуля, наш любимый дедуля», — который их всех обнял. Таким запомнился этот праздник Дня Победы маленькому Артему в этом году, и дедушку он запомнил именно таким, победителем, одним словом, и всегда с теплотой вспоминал эти дни и это время в своей жизни.
После возвращения в школу Артем рассказал Дане, как у него прошли майские праздники, показал и подарил фотографию, где он вместе с дедом. Дане понравилась фотография. Она со своей стороны рассказала, что у них тоже отмечают 9 Мая. Они возлагают венки к памятникам советским солдатам, которых очень много, и после отмечают у себя дома в кругу семьи, и у них тоже есть фронтовики.
Дни опять побежали чередой, и уже май между тем подходил к концу, а вместе с ним и учебный год. И тут Артем стал замечать, что Дана стала немного грустной, а может, ему это только показалось. Артем не придал этому особого значения, ничто не могло нарушить его хорошего настроения. К тому же на его вопрос, все ли нормально, Дана утвердительно сказала да.
И вот в один из дней в конце недели классный руководитель Галина Евгеньевна, после приветственных слов «гуд монинг, чилдрен», перейдя на родной язык, улыбаясь, сообщила:
— Ребята, наша ученица Дана Богданова уезжает. Она возвращается в свою страну, вместе с родителями к себе домой, в г. Софию. Надеюсь, вы все подружились с ней, ведь Дана будет рассказывать там о нас, и по ее рассказу болгарские школьники составят представление о СССР и о нас с вами. Тебе понравилось здесь, Дана?
Дана встала со своего места, повернулась к классу. Хотя она улыбалась, но улыбка была ненастоящая; Артем заметил, что улыбка была грустной, ей не было весело. Тем не менее вслух она сказала:
— Ребята, мне было очень приятно с вами со всеми общаться и дружить, — при этих словах она посмотрела на Артема, — и если честно, то уезжать очень-очень не хочется, хотя я и скучаю по родному краю. Но если бы была возможность, то я бы обязательно осталась, — после этих слов две крупные слезинки потекли у нее по щекам. В классе послышался гул одобрения и слова поддержки.
— Дана, не плачь, пожалуйста, ведь ты еще приедешь к нам когда-нибудь.
— Мы тебя все любим и будем ждать снова в гости.
— Сейчас, наверное, все родственники соскучились по тебе и ты по ним, ведь правда? — спросила Галина Евгеньевна.
Дана ответила кивком головы, вытирая слезы.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Галина Евгеньевна.
— В понедельник утром.
— Ребята, видите, как Дане у нас понравилось! И в этом есть ваша заслуга, вот это и называется дружбой народов. Давайте Дану подбодрим.
«Дана, ты умница», «Держись», «Ты к нам еще приедешь», «Не забывай нас, Дана», «Приезжай еще», «Мы будем тебя вспоминать», «Нам будет тебя не хватать», «Без тебя будет скучно», — слышалось со всех сторон.
Для Артема все происходящее было как гром среди ясного неба. Как, как он мог позабыть про то, что могло произойти в любой момент, что она здесь временно и их дружба и чувства — все, все рушится в один момент, и ничего, ничего с этим сделать нельзя. Все произошло в тот самый момент, когда он менее всего это ожидал, когда все было так замечательно, а ведь он должен был думать о такой возможности, но не думал или не хотел думать об этом.
Его шею как будто стиснуло тисками, а в голове зашумело. Он сидел, смотрел на Дану, стоящую в трех метрах от него, и понимал, что больше никогда, никогда, быть может, ее не увидит. На глаза навернулись слезы, и он тихонько заплакал, но так как все смотрели на Дану, то никто этого не заметил.
Практически весь урок говорили про Болгарию, как там учатся, есть ли какая-то разница, отличия, а также о большой дружбе между странами и об истории Болгарии, а Дану спрашивали, как они там живут. Артем практически ничего не видел и не слышал; он смотрел то на карту Болгарии, то на Дану и молчал. Его мало интересовали в данный момент все эти темы.
На перемене Дана сама подошла к нему и, смахивая слезу с ресниц, протянула ему свою фотографию со словами:
— Прости, Артем, не могла сказать тебе раньше, сама переживаю, это тяжело. Вот, возьми, тут с надписью для тебя, — сказала она почти без акцента и правильно.
— Спасибо тебе огромное, Дана. Я очень, очень буду скучать по тебе. — Артем с трудом подбирал слова и сдерживал слезы, чтобы не разреветься перед ней, да и при всех, при этом он погладил ее по руке.
— Еще вот тут, если я больше не смогу приехать, наш адрес в Софии, пусть будет у тебя. — Она протянула ему листок бумажки.
Артем тут же оторвал кусочек от него и написал номер своего домашнего телефона и отдал ей со словами:
— Конечно, спасибо тебе огромное, я сохраню. А вот тоже держи, это наш московский телефон.
Когда она положила все это в портфель, он спросил:
— Даночка, мы сможем еще увидеться в выходные?
— К сожалению, нет, Тёма. Мы сегодня уезжаем в Ленинград, на экскурсию, там пробудем все выходные, а в понедельник с утра у нас самолет из Москвы в Софию.
Свидетелей этой сцены было предостаточно, так как Артем и Дана не стали скрывать ничего в этот момент. И после этого Артем был награжден целой кучей реплик, таких как:
— Поглядите-ка, наш тихоня втюрился.
— Смотрите, ну надо же, Репуля, вот дает.
— Кто бы мог подумать, в тихом омуте.
— На заграничную потянуло, мы его не устраиваем.
— Да ну вас всех, ничего вы не понимаете, — буркнул им в ответ Артем, проходя мимо.
После уроков, когда он уже свыкся с мыслью об отъезде Даны, они еще раз встретились на лестнице, уже без свидетелей. Артем обнял ее и поцеловал, потом, глядя близко-близко ей в глаза, набрался храбрости и сказал
— Не забывай меня, Дана, ладно? Ведь я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — ответила она, поцеловав его, и они заключили друг друга в объятия. После некоторое время они держались за руки, смотря друг другу в глаза, полные слез, затем Дана сказала:
— Мне пора, прощай, Тёма, пиши мне на мой адрес в Софии. — Потом она разжала свою руку, посмотрев внимательно на него своими неземными, карими глазами, и побежала к ждущей ее машине.
Артем смотрел, как она садится в машину, в белых гольфах, бирюзовой блузке, бежевом платьице, с кремовым бантом на голове и оранжевым ранцем — такой он видел ее в последний раз, такой и запомнил. Она помахала ему рукой из открытого окна машины и махала до тех пор, пока машина не скрылась из вида. А Артем поплелся домой и весь день был сам не свой. Он был очень впечатлительным мальчиком, и это событие его настолько потрясло, что он проревел весь день навзрыд, а также на следующий день, не вставая с дивана, слезы текли ручьем.
Маме, сильно обеспокоившейся за сына, он рассказал все, добавив, что как жить дальше, не знает и не хочет и Дану больше никогда не увидит. Мама как могла успокаивала сына, говоря, что все наладится и все будет хорошо, и если он ее хочет увидеть или найти, то обязательно увидит. Мама рассказала ему, что у нее есть подруга в Болгарии, они познакомились на фестивале молодежи и студентов в 1958 г., и показала сыну письма от нее, сказала, что напишет ей письмо, а она может найти Дану. На что Артем думал примерно следующее.
Он бы обязательно разыскал Дану, если бы речь шла о любом городе Советского Союза, это было бы не так страшно, но заграница казалась другой планетой, и уезжающие туда были недосягаемы и навсегда потеряны. Скорее всего, он ее вряд ли увидит. В итоге проплакав два дня подряд, Артем сказал сам себе, стиснув зубы: «Вырасту, выучусь, обязательно уеду за границу, в Болгарию, и найду там Дану», — с этими мыслями он и уснул. Ночью ему снились удивительные сны, как он уезжает и приезжает в какие-то страны, пересекает границы, встречает там Дану. Они вместе гуляют и долго-долго беседуют вдвоем, где-то на набережной большой реки или моря, держась за руки и глядя друг другу в глаза.
Глава VI
Жизнь в Буэнос-Айресе
Погода в Буэнос-Айресе стояла отличная. Термометр в тени в десять часов утра показывал 22 градуса по Цельсию, ярко светило солнце. Артем встал, умылся, позавтракал. У него сегодня было в планах посетить центр, выйти к морю, как он это видел, в районе города, который на карте был обозначен как зона отдыха. Главная же задача в принципе у него была изучить местную специфику, понять, чем живут местные, где и как работают, чтобы заняться каким-то делом и зарабатывать в перспективе. Договорившись с женой Александра насчет уроков испанского – аргентинского — именно такого, из-за отличия в произношении, — всего два раза в неделю по 5 долларов за урок, он вышел на улицу.
Больше всего на него производила впечатление и радовала погода. После слякотной и холодной Москвы здесь тепло, солнечно, росли пальмы и незнакомые деревья. До центра было, по его расчетам, километров пять, и он решил их пройти пешком.
Он шел по улице бодро, уже не будучи замороченным вчерашними оформлениями документов, и с интересом глазел на все подряд, все подмечал и сравнивал. Первое, что он заметил, это то, что по улицам города среди автомобилей встречаются очень старые, проржавевшие насквозь и тарахтящие машины, которые в России называются «до первого поста». Их было немного, но они были заметны, то там, то здесь. И за рулем сидели обычные с виду водители, нормально одетые, которые, видимо, чувствовали себя вполне комфортно.
«И ничего, едут себе и едут по своим делам, никто их не тормозит и штрафы не выписывает. А у владельцев никаких комплексов нет по этому поводу», — подумал Артем. Потом пригляделся: да и полиции что дорожной, что городской не было нигде видно. Бросалось в глаза большое количество лоточников на велосипедах, так называемых коробейников на аргентинский манер. Переднее колесо велосипеда маленькое, над ним сооружена огромная корзина, выше руля. В этих корзинах у кого-то лежало мороженное и газировка, у других — орешки, сладости или кофе в термосах. Такие продавцы сновали по тротуарам и среди машин, особенно на перекрестках или просто по улицам, по коммерциям.
Все они спокойно работали, может, имели какое-то разрешение, а может, и нет, но никто их не прогонял с улиц. Это выглядело разительным контрастом по сравнению с серыми рядами лоточников у станций метро в Москве, например, а также блюстителями порядка и «братками», собирающими с них ежедневно дань. Здесь все выглядело иначе, и люди были доброжелательные, по крайней мере, безразличные и расслабленные.
— Добрый день, сеньор, не желаете мороженого? Есть разное, с начинкой и без. Какое вы любите? — Возле него затормозил парнишка, лет 18 с сияющей улыбкой до ушей, чисто латинского вида.
— Нет, спасибо, не хочу, — ответил Артем.
— Счастливо, удачного дня, — попрощался парнишка и поехал дальше.
Удивительно, но после короткого общения с ним стало как-то веселее. Его доброжелательность, явно не наигранная, передалась Артему, который вспомнил серьезные, подчас хмурые лица соотечественников. Здесь же он видел лица естественно доброжелательные, везде царила атмосфера спокойствия и свободного общения, очевидно, присущая Южной — а возможно, и обеим — Америке. И это было то, на что обращалось внимание вслед за отличием архитектурным и климатическим.
«Неужели это климат так влияет на людей, — подумалось ему, — хотя народы Северное Европы тоже доброжелательны, судя по рассказам, но поскольку сам я там не был, то на 100 процентов утверждать не стану», — опять думал Артем.
Он проходил по какому-то, видимо, старому и бедному району. На улице валялось много мусора, лениво лежали на некоторых углах собаки, не грея брюхо на солнце, а, наоборот, прячась от него в тени. Артем пересек красивый, аккуратный парк с большими газонами и детской каруселью в центре. Про себя он отметил, что нигде нет такой травы, от которой у него аллергия, это его обрадовало. Ведь сейчас здесь весна и все цветет, трава и деревья, а он всего-навсего один раз чихнул, и то, может, от чего-то другого. Это было для него очень важно.
На траве парка лежали и загорали ребята и взрослые; муниципальные рабочие на другой стороне парка косили траву своими визжащими машинками. Большинство людей, как он заметил, были белокожими и европейского вида, с чисто латинской, индейской внешностью попадались довольно редко. Он прошел мимо большого католического собора, взметнувшего высоко-высоко над землей свой шпиль. По окончании широкой авениды понемногу начинался центр, людей становилось больше. Они принимали форму потока, но не целенаправленного, а хаотичного, размеренно, не торопясь, тусовались туда-сюда. Народу в центре столько, что аж яблоку упасть было негде.
Артем через некоторое время утомился и зашел посидеть отдохнуть, а заодно и выпить сока в одно из многочисленных кафе. Он заказал стакан свежевыжатого апельсинового сока и, ожидая его, просматривал газету, которую бесплатно давали читать всем посетителям кафе. И вдруг услышал у себя за плечом:
— Извините, молодой человек, вы иностранец? из какой страны? не из России?
Артем отложил газету и повернул голову, посмотреть, кто это сказал. Возле него стоял старичок лет шестидесяти, с небольшой коротко подстриженной седой бородкой, одетый в легкий бежевый костюм из-под которого выглядывала водолазка.
— Да, а как вы догадались? — спросил в свою очередь Артем.
— По внешнему виду, конечно, и потом я тоже русский, моя фамилия Петров.
