— Давай, — долго растягивая это слово, как в оцепенении, ответил Артем и неловко пожал ей руку, а она в ответ чмокнула его в щеку, чего он никак не ожидал и стал пунцовым.
— Ну ладно, я пойду, скоро перемена заканчивается, — сказала Дана.
— Хорошо, — ответил Артем. Он был в шоке и как под гипнозом.
В этот момент дверь скрипнула и вошла учительница русского языка и литературы:
— Так, что это вы тут делаете? Опять Репкин девочек обижаешь, да еще новенькую?
— Вовсе нет, Тамара Николаевна, я тут по домашке объяснял Дане. — Он замялся, но был рад, что учительница появилась вовремя, так как он чувствовал себя все более и более неловко.
Дана, взяв свой портфель, удалилась из класса, а он стал машинально и медленно собирать свой.
— Репкин, непривычно тебя видеть задерживающимся после занятий, — улыбнулась учительница.
— Так получилось, я домашнее задание записывал. Да я все уже, побежал. До свидания, Тамара Николаевна.
Он выскочил из класса и помчался вниз по лестнице. Добежав до первого этажа, он забился под лестницу, взобрался на стол, не выпуская портфеля, и только тогда перевел дух. Последние десять минут для него были минутами позора и сродни марафону. Он весь вспотел от волнения и переживания.
«Как теперь быть? Она все узнала! Что же теперь делать? Какой позор для меня! Теперь и другие узнают. Что будет дальше и, главное, как себя теперь вести с Даной?» — мысли лихорадочно крутились в голове. Он просидел так еще некоторое время, пока его внезапно не отвлек грубый голос:
— Э, ты че тут сидишь? у тебя сигарет нет, случайно?
Артем посмотрел, кто это пробасил. Оказалось, долговязый Игорь из 9-го«Б», у которого блестела красная повязка на рукаве, означавшая дежурного по школе.
— Че, оглох, что ли?— не получив ответа, пробасил вновь Игорь.
— Нет у меня сигарет, живот вот чего-то прихватило, — ответил наконец Артем.
— Живот прихватило, так скачи в медкабинет. Че тут сидеть.
— Да, я, наверное, пойду уже. — Артем медленно слез со стола и поплелся наверх; уже скоро начинался урок биологии.
Пока он поднимался, он решил, что надо будет себя вести как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло. Когда он достиг двери кабинета биологии, то прозвенел звонок и все уже входили. Артем быстро проскользнул на свое место, стараясь не отыскивать глазами Дану и ни на кого не смотря вообще. Урок начался, однако произошедшее так потрясло Артема, что тема урока совсем не усваивалась в его голове. Мысли были очень далеко от учебы. Он пытался разобраться во всем этом, и еще его тревожило и беспокоило, что думает о нем Дана.
«Наверное, если она не устроила скандал и не оттаскала меня за волосы, а предложила дружить, я ей нравлюсь тоже? А если она специально так сказала, чтобы меня обмануть и не обижать? А может, у них так принято, у иностранцев: в лицо одно говорят, а делают другое. Ладно, в конце концов, то, что произошло, не воротишь и пусть так все и идет», — сдался он наконец и стал вникать в то, о чем говорила учительница.
После урока — а биология была последней — он, стоя на лестнице уже одетый, перед входом в школу, смотрел, как Дана садится в черную «Волгу». Она помахала ему рукой, он в ответ тоже, однако покосился предварительно по сторонам. Машина уехала, а он смотрел ей вслед. Ему вдруг стало тоскливо ото всего этого, он подумал: «А что дальше и к чему все это может привести?» От предложения ребят сгонять за пробками к «Союзу» он отказался и пошел домой. На улице уже пели птицы, журчали ручьи и по-весеннему ярко светило солнце.
Весь день Артем просидел в квартире, не выходя, что бывало с ним крайне редко, и был один. Он размышлял, разговаривал сам с собою вслух и все более убеждался, что его отношение к Дане уже переросло в нечто большее, чем просто заигрывание. Может, это и есть любовь, о которой все поют по радио и по телеку — в этом разобраться было сложно, чувство явно было незнакомое. По своей замкнутости он не хотел доверяться никому, и даже когда поздно вечером пришли родители, он им ничего не сказал. В переживаниях его еще согревала мысль о том, что Дана, может быть, к нему тоже не равнодушна, хотя она иностранка и вообще живет в другом измерении. Ночью он плохо спал и все время ворочался с боку на бок.
С произошедшего события прошло пару недель; буря эмоций, захлестнувшая Артема, улеглась; они просто общались как хорошие знакомые, улыбались и он, и она, когда здоровались или прощались. Он подарил ей брелок для ключей в виде белки, а она ему открытку с видом Софии и надписью: «Артему от Даны». При всем этом Артем не забывал со своей стороны про конспирацию и старался все это делать незаметно ото всех. Но, видимо, шила в мешке не утаишь, и изменения все же стали бросаться в глаза со стороны, даже учителя говорили:
— Репкин, что с тобой произошло? Ты больше не дерешься на переменах, не обижаешь девочек, стал просто примерным учеником, только осталось поднять успеваемость.
При этих словах он скромно сидел, наклонив голову, уткнувшись взглядом в парту. Среди ребят тоже ползли противные для Артема слухи, которых он так боялся, но он твердо отнекивался и отшучивался. Однажды, после урока истории, который проходил на 4-м этаже, Артем, будучи дежурным по классу, задержался, чтобы поправить и расставить стулья и протереть доску. Все уже вышли, кроме Даны, которая долго собирала свой портфель.
— Давай я тебе помогу, Тёма, — сказала она деловито и подошла к нему, взяв в руки губку.
Артем оглянулся с чувством беспокойства — в классе никого кроме них не было. Дана стояла напротив него так близко, что чувствовалось ее дыхание. Она была восхитительная в розовой новенькой кофточке, поверх которой был повязан пионерский галстук. Они встретились глазами и несколько секунд смотрели, не отрываясь, друг на друга неподвижно. Неожиданно для себя, скорее повинуясь инстинкту или эмоциям, чем разуму, и не в силах сдержаться, Артем вдруг сделал шаг вперед и поцеловал Дану в уголок ее губ.
Губы были мягкими, теплыми и немного влажными. Артема в этот момент охватило странное чувство, и мелкая дрожь заструилась по всему его телу. Он отпрянул назад, ожидая неизвестной ему реакции Даны. А она стояла неподвижно, смотря на него широко раскрытыми, удивленными глазами, не сделала ни одного протестующего движения. Затем подошла близко-близко, обвила его шею своими руками и прильнула к нему, подарив глубокий и долгий поцелуй.
У Артема все потемнело в глазах и все закружилось как в водовороте. Он куда-то проваливался, стоя на месте, он ощущал ее губы, тело, ее запах, волосы. Он приобнял ее за талию, слегка касаясь. Так прошло несколько секунд, а может, минут. Затем Дана высвободилась из его объятий и с веселым смехом, схватив свой портфель, выбежала из класса, оставив растерянного Артема в оцепенении, одного у доски, которую он так и не успел вытереть. Артем в изнеможении опустился на стул, он вспотел и был потрясен, на своих губах он все еще ощущал вкус ее губ.
— Что это сейчас было? — спросил он сам себя вслух, и тут же, как молния, пронеслось: «Что, если это было все подстроено, и кто-нибудь наблюдал в это время, например, в замочную скважину или через неплотно закрытую дверь?»
Он метнулся к двери и широко ее распахнул, ожидая увидеть ликующую толпу — за дверью никого не было. Заглянул в лестничный пролет — никаких удаляющихся шагов, ничего.
Он медленно вернулся обратно в класс.
— Тёма, ты целовался первый раз в жизни! Это так необыкновенно, ничего подобного раньше не было, — сказал он сам себе вслух. — Дана умница, я бы сам ни в жизнь такой поцелуй не позволил бы, — продолжил он.
После этого случая он вдруг почувствовал, что внутренне изменился. С ним что-то произошло, он влюбился в Дану, наверное, это была любовь, так ему казалось. Артем все время думал о ней, кровь приливала к голове, а сердцебиение учащалось при ее появлении. Он хотел быть с ней не только в школе, во время уроков, но знал, что это вряд ли возможно.
Жизнь ему стала казаться какой-то иной, более яркой и интересной, что ли, а может, этому еще и способствовала весна с сочной зеленью листвы на деревьях и ярким солнцем. Артем написал еще одно уже большое стихотворение и, сложив лист блокнота треугольником, аккуратно вложил в ее тетрадь; стихотворение он подписал своим именем. И хотя он все также был скрытен и осторожен, ловил себя на мысли, что ему теперь все равно, знают об этом или нет, будут что-либо говорить или нет, будут ли шептаться за спиной и показывать пальцем или нет.
Артем и Дана теперь часто целовались, улучив удобный момент или уединившись в укромных местах. Артем был счастлив от всего происходящего в его жизни, тем более что приближались майские праздники, а это для Артема было одним из самых важных событий в году, наряду со встречей Нового года.
Май для Артема начинался всегда радостно. Сначала наступало 1 Мая — в этот день, особенно в раннем возрасте, он почти всегда с отцом ходил на демонстрацию, которая начиналась в районе ст. м. «Пушкинская». Там ото всех предприятий Москвы собирались так называемые делегаты, демонстранты, которые в дальнейшем организованными группами двигались по Тверской улице и дальше следовали через Красную площадь. Там можно было увидеть и посмотреть на членов правительства и генерального секретаря, если повезет, которые стояли у мавзолея.
Настроение у Артема, впрочем, как и у всех, было праздничное с самого утра, по радио играла бодрая музыка соответствующей темы. Все демонстранты заранее снабжались плакатами, транспарантами — обычно с лозунгами или с тезисами очередного пленума ЦК КПСС — и флажками. Флажком Артем очень любил махать, сидя па плечах отца, когда они проходили по Красной площади. Пока они проходили, в громкоговоритель раздавались лозунги, которые произносил диктор, и все потом повторяли за ним и кричали громкое ура, а после этого снова играла музыка. Народу на первомайской демонстрации было очень много, несколько сот тысяч, а может и миллион человек.
После возвращения домой Артем прятал красный флажок в шкафчик как очередной трофей и ждал до следующего года. А второй и наиболее значимый праздник был для маленького Артема День Победы. Потому что в этот день они с мамой и папой после завтрака и просмотра парада Победы на Красной площади всегда приезжали к дедушке, папиного папы.
В этот день там собирались все папины сестры и их семьи, родственников было очень много. Было праздничное, радостное настроение, и все искренне поздравляли деда, который прошел почти всю Великую Отечественную войну, участвовал в финской, имел много орденов и ранений.
Дед Артема был человек железный, так говорили все родные. Он родился в 1910 году в Рязанской области, в Кораблинском районе, в селе Пехлец, в крепкой крестьянской семье, где насчитывалось четырнадцать детей. После известных событий их причислили к кулацкой семье, так как на каждого члена семьи давали земельный надел. У них было очень много земли, которую они все обрабатывали и занимались выращиванием табака. Своих рабочих рук не хватало, чтобы обработать такие площади, и им приходилось нанимать людей со стороны.
После Октябрьской революции маленького Павлушу — так звали деда — отдали в кадетское военное училище, по специальности «артиллерист», которое он почти окончил. Во время раскулачивания и продразверстки произошел эпизод, из-за которого его исключили из училища. Комиссар во главе отряда собирал «излишки» по сельским домам, и когда пришли к ним, то мать деда, бабушка Дуня, которая тогда была беременна, встала у амбара и сказала, что не пустит туда, так как ей надо кормить четырнадцать детей. Тогда комиссар грубо ее оттолкнул, и она упала. Павел стоял неподалеку и видел это и со словами «подлец эдакий, ты что творишь!» ударил комиссара, и тот упал.
Раздувать конфликт комиссар не стал, так как Павел был при оружии, у него был табельный пистолет, а написал на него заявление. Деда забрали через пару дней и посадили, а из училища исключили. Дед, отбывая срок, написал письмо товарищу Ворошилову, и, к великому удивлению, это сработало и его выпустили, но целый год к тому времени он уже отсидел.
После этого Павел поступил в техникум, который окончил и отправился после этого в Москву к старшему брату Федору, который служил в военно-воздушных войсках и был в чине капитана. А семью, которая осталась жить в Рязанской области, раскулачили полностью, забрали все имущество, выселили из их большого и старинного кирпичного родового дома, и все разъехались кто куда, по просторам РСФСР. Старший брат помог Павлу адаптироваться в Москве и устроил его работать в Московский авиационный институт. Пока он там работал, женился, родился папа Артема, а вскоре, через пару дней, началась война.
Дед, как и многие, пошел добровольцем на фронт. Там учли его военное обучение, зачислили в артиллерийский полк и поставили на Волоколамское направление. Столько эпизодов, сколько с ним произошло на фронте, хватило бы на отдельную книгу, многие были просто невероятные, иначе их назвать и объяснить невозможно, но для примера можно привести всего один, зато какой.
Дед был тяжело ранен в 1944 году, в боях под Вильно (современный Вильнюс) и после этого комиссован по инвалидности, в чине капитана. После войны вернулся в МАИ, где стал работать в транспортном отделе. Потом знакомый ректор института, который к нему хорошо относился, устроил его начальником кремлевского гаража, где дед лично подавал автомобиль таким людям, как Маленков, и другим. Однако проработав там некоторое время, он понял, что не может работать в этой системе, так как от него требовали писать доносы на тему, куда товарищ такой-то ездил и что там делал. Поэтому дед уволился, вернулся снова в МАИ и там проработал начальником производственного цеха до самой пенсии.
Артем в этот раз играл с двоюродными братьями и сестрами, которые были младше его на несколько лет, в различные игры, в соседней комнате, пока взрослые сидели за столом и общались. Вообще это был день единения, возможность собраться всем родственникам вместе, которые жили в разных концах Москвы и собирались редко, но на этот праздник приезжали все, чувствуя себя частичкой древнего рода.
После застолья и разговоров, как правило, Артему и другим внукам можно было с гордостью прогуляться по улицам Москвы с дедом за руку. Дед при этом надевал свой пиджак с огромным количеством орденов и медалей, которые закрывали всю грудь, и все прохожие поздравляли дедушку, а некоторые просили сфотографироваться с ним. Артем этим очень гордился. В этот день деда все просили рассказать какую-нибудь историю или случай, который с ним был на фронте. Это получалось редко, так как дед не любил особо рассказывать и вспоминать то время.
В этом году дедушка получил новую квартиру в районе Строгино. Квартира была трехкомнатная и просторная. Все внуки, а также взрослые расположились в большой комнате: кто на диване, кто за столом, вместе с дедом, кто в креслах. В этот раз он поведал историю своего последнего ранения, а дело было так.
Красная армия теснила фашистов к Вильнюсу, и там шли очень ожесточенные бои. У деда под командованием было пять орудий; они постоянно стреляли и сами находились под ураганным огнем, но внезапно немцы пошли в наступление и пустили большое число танков, как раз на направление, где была дедушкина батарея.
— Ну ладно, я пойду, скоро перемена заканчивается, — сказала Дана.
— Хорошо, — ответил Артем. Он был в шоке и как под гипнозом.
В этот момент дверь скрипнула и вошла учительница русского языка и литературы:
— Так, что это вы тут делаете? Опять Репкин девочек обижаешь, да еще новенькую?
— Вовсе нет, Тамара Николаевна, я тут по домашке объяснял Дане. — Он замялся, но был рад, что учительница появилась вовремя, так как он чувствовал себя все более и более неловко.
Дана, взяв свой портфель, удалилась из класса, а он стал машинально и медленно собирать свой.
— Репкин, непривычно тебя видеть задерживающимся после занятий, — улыбнулась учительница.
— Так получилось, я домашнее задание записывал. Да я все уже, побежал. До свидания, Тамара Николаевна.
Он выскочил из класса и помчался вниз по лестнице. Добежав до первого этажа, он забился под лестницу, взобрался на стол, не выпуская портфеля, и только тогда перевел дух. Последние десять минут для него были минутами позора и сродни марафону. Он весь вспотел от волнения и переживания.
«Как теперь быть? Она все узнала! Что же теперь делать? Какой позор для меня! Теперь и другие узнают. Что будет дальше и, главное, как себя теперь вести с Даной?» — мысли лихорадочно крутились в голове. Он просидел так еще некоторое время, пока его внезапно не отвлек грубый голос:
— Э, ты че тут сидишь? у тебя сигарет нет, случайно?
Артем посмотрел, кто это пробасил. Оказалось, долговязый Игорь из 9-го«Б», у которого блестела красная повязка на рукаве, означавшая дежурного по школе.
— Че, оглох, что ли?— не получив ответа, пробасил вновь Игорь.
— Нет у меня сигарет, живот вот чего-то прихватило, — ответил наконец Артем.
— Живот прихватило, так скачи в медкабинет. Че тут сидеть.
— Да, я, наверное, пойду уже. — Артем медленно слез со стола и поплелся наверх; уже скоро начинался урок биологии.
Пока он поднимался, он решил, что надо будет себя вести как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло. Когда он достиг двери кабинета биологии, то прозвенел звонок и все уже входили. Артем быстро проскользнул на свое место, стараясь не отыскивать глазами Дану и ни на кого не смотря вообще. Урок начался, однако произошедшее так потрясло Артема, что тема урока совсем не усваивалась в его голове. Мысли были очень далеко от учебы. Он пытался разобраться во всем этом, и еще его тревожило и беспокоило, что думает о нем Дана.
«Наверное, если она не устроила скандал и не оттаскала меня за волосы, а предложила дружить, я ей нравлюсь тоже? А если она специально так сказала, чтобы меня обмануть и не обижать? А может, у них так принято, у иностранцев: в лицо одно говорят, а делают другое. Ладно, в конце концов, то, что произошло, не воротишь и пусть так все и идет», — сдался он наконец и стал вникать в то, о чем говорила учительница.
После урока — а биология была последней — он, стоя на лестнице уже одетый, перед входом в школу, смотрел, как Дана садится в черную «Волгу». Она помахала ему рукой, он в ответ тоже, однако покосился предварительно по сторонам. Машина уехала, а он смотрел ей вслед. Ему вдруг стало тоскливо ото всего этого, он подумал: «А что дальше и к чему все это может привести?» От предложения ребят сгонять за пробками к «Союзу» он отказался и пошел домой. На улице уже пели птицы, журчали ручьи и по-весеннему ярко светило солнце.
Весь день Артем просидел в квартире, не выходя, что бывало с ним крайне редко, и был один. Он размышлял, разговаривал сам с собою вслух и все более убеждался, что его отношение к Дане уже переросло в нечто большее, чем просто заигрывание. Может, это и есть любовь, о которой все поют по радио и по телеку — в этом разобраться было сложно, чувство явно было незнакомое. По своей замкнутости он не хотел доверяться никому, и даже когда поздно вечером пришли родители, он им ничего не сказал. В переживаниях его еще согревала мысль о том, что Дана, может быть, к нему тоже не равнодушна, хотя она иностранка и вообще живет в другом измерении. Ночью он плохо спал и все время ворочался с боку на бок.
С произошедшего события прошло пару недель; буря эмоций, захлестнувшая Артема, улеглась; они просто общались как хорошие знакомые, улыбались и он, и она, когда здоровались или прощались. Он подарил ей брелок для ключей в виде белки, а она ему открытку с видом Софии и надписью: «Артему от Даны». При всем этом Артем не забывал со своей стороны про конспирацию и старался все это делать незаметно ото всех. Но, видимо, шила в мешке не утаишь, и изменения все же стали бросаться в глаза со стороны, даже учителя говорили:
— Репкин, что с тобой произошло? Ты больше не дерешься на переменах, не обижаешь девочек, стал просто примерным учеником, только осталось поднять успеваемость.
При этих словах он скромно сидел, наклонив голову, уткнувшись взглядом в парту. Среди ребят тоже ползли противные для Артема слухи, которых он так боялся, но он твердо отнекивался и отшучивался. Однажды, после урока истории, который проходил на 4-м этаже, Артем, будучи дежурным по классу, задержался, чтобы поправить и расставить стулья и протереть доску. Все уже вышли, кроме Даны, которая долго собирала свой портфель.
— Давай я тебе помогу, Тёма, — сказала она деловито и подошла к нему, взяв в руки губку.
Артем оглянулся с чувством беспокойства — в классе никого кроме них не было. Дана стояла напротив него так близко, что чувствовалось ее дыхание. Она была восхитительная в розовой новенькой кофточке, поверх которой был повязан пионерский галстук. Они встретились глазами и несколько секунд смотрели, не отрываясь, друг на друга неподвижно. Неожиданно для себя, скорее повинуясь инстинкту или эмоциям, чем разуму, и не в силах сдержаться, Артем вдруг сделал шаг вперед и поцеловал Дану в уголок ее губ.
Губы были мягкими, теплыми и немного влажными. Артема в этот момент охватило странное чувство, и мелкая дрожь заструилась по всему его телу. Он отпрянул назад, ожидая неизвестной ему реакции Даны. А она стояла неподвижно, смотря на него широко раскрытыми, удивленными глазами, не сделала ни одного протестующего движения. Затем подошла близко-близко, обвила его шею своими руками и прильнула к нему, подарив глубокий и долгий поцелуй.
У Артема все потемнело в глазах и все закружилось как в водовороте. Он куда-то проваливался, стоя на месте, он ощущал ее губы, тело, ее запах, волосы. Он приобнял ее за талию, слегка касаясь. Так прошло несколько секунд, а может, минут. Затем Дана высвободилась из его объятий и с веселым смехом, схватив свой портфель, выбежала из класса, оставив растерянного Артема в оцепенении, одного у доски, которую он так и не успел вытереть. Артем в изнеможении опустился на стул, он вспотел и был потрясен, на своих губах он все еще ощущал вкус ее губ.
— Что это сейчас было? — спросил он сам себя вслух, и тут же, как молния, пронеслось: «Что, если это было все подстроено, и кто-нибудь наблюдал в это время, например, в замочную скважину или через неплотно закрытую дверь?»
Он метнулся к двери и широко ее распахнул, ожидая увидеть ликующую толпу — за дверью никого не было. Заглянул в лестничный пролет — никаких удаляющихся шагов, ничего.
Он медленно вернулся обратно в класс.
— Тёма, ты целовался первый раз в жизни! Это так необыкновенно, ничего подобного раньше не было, — сказал он сам себе вслух. — Дана умница, я бы сам ни в жизнь такой поцелуй не позволил бы, — продолжил он.
После этого случая он вдруг почувствовал, что внутренне изменился. С ним что-то произошло, он влюбился в Дану, наверное, это была любовь, так ему казалось. Артем все время думал о ней, кровь приливала к голове, а сердцебиение учащалось при ее появлении. Он хотел быть с ней не только в школе, во время уроков, но знал, что это вряд ли возможно.
Жизнь ему стала казаться какой-то иной, более яркой и интересной, что ли, а может, этому еще и способствовала весна с сочной зеленью листвы на деревьях и ярким солнцем. Артем написал еще одно уже большое стихотворение и, сложив лист блокнота треугольником, аккуратно вложил в ее тетрадь; стихотворение он подписал своим именем. И хотя он все также был скрытен и осторожен, ловил себя на мысли, что ему теперь все равно, знают об этом или нет, будут что-либо говорить или нет, будут ли шептаться за спиной и показывать пальцем или нет.
Артем и Дана теперь часто целовались, улучив удобный момент или уединившись в укромных местах. Артем был счастлив от всего происходящего в его жизни, тем более что приближались майские праздники, а это для Артема было одним из самых важных событий в году, наряду со встречей Нового года.
Май для Артема начинался всегда радостно. Сначала наступало 1 Мая — в этот день, особенно в раннем возрасте, он почти всегда с отцом ходил на демонстрацию, которая начиналась в районе ст. м. «Пушкинская». Там ото всех предприятий Москвы собирались так называемые делегаты, демонстранты, которые в дальнейшем организованными группами двигались по Тверской улице и дальше следовали через Красную площадь. Там можно было увидеть и посмотреть на членов правительства и генерального секретаря, если повезет, которые стояли у мавзолея.
Настроение у Артема, впрочем, как и у всех, было праздничное с самого утра, по радио играла бодрая музыка соответствующей темы. Все демонстранты заранее снабжались плакатами, транспарантами — обычно с лозунгами или с тезисами очередного пленума ЦК КПСС — и флажками. Флажком Артем очень любил махать, сидя па плечах отца, когда они проходили по Красной площади. Пока они проходили, в громкоговоритель раздавались лозунги, которые произносил диктор, и все потом повторяли за ним и кричали громкое ура, а после этого снова играла музыка. Народу на первомайской демонстрации было очень много, несколько сот тысяч, а может и миллион человек.
После возвращения домой Артем прятал красный флажок в шкафчик как очередной трофей и ждал до следующего года. А второй и наиболее значимый праздник был для маленького Артема День Победы. Потому что в этот день они с мамой и папой после завтрака и просмотра парада Победы на Красной площади всегда приезжали к дедушке, папиного папы.
В этот день там собирались все папины сестры и их семьи, родственников было очень много. Было праздничное, радостное настроение, и все искренне поздравляли деда, который прошел почти всю Великую Отечественную войну, участвовал в финской, имел много орденов и ранений.
Дед Артема был человек железный, так говорили все родные. Он родился в 1910 году в Рязанской области, в Кораблинском районе, в селе Пехлец, в крепкой крестьянской семье, где насчитывалось четырнадцать детей. После известных событий их причислили к кулацкой семье, так как на каждого члена семьи давали земельный надел. У них было очень много земли, которую они все обрабатывали и занимались выращиванием табака. Своих рабочих рук не хватало, чтобы обработать такие площади, и им приходилось нанимать людей со стороны.
После Октябрьской революции маленького Павлушу — так звали деда — отдали в кадетское военное училище, по специальности «артиллерист», которое он почти окончил. Во время раскулачивания и продразверстки произошел эпизод, из-за которого его исключили из училища. Комиссар во главе отряда собирал «излишки» по сельским домам, и когда пришли к ним, то мать деда, бабушка Дуня, которая тогда была беременна, встала у амбара и сказала, что не пустит туда, так как ей надо кормить четырнадцать детей. Тогда комиссар грубо ее оттолкнул, и она упала. Павел стоял неподалеку и видел это и со словами «подлец эдакий, ты что творишь!» ударил комиссара, и тот упал.
Раздувать конфликт комиссар не стал, так как Павел был при оружии, у него был табельный пистолет, а написал на него заявление. Деда забрали через пару дней и посадили, а из училища исключили. Дед, отбывая срок, написал письмо товарищу Ворошилову, и, к великому удивлению, это сработало и его выпустили, но целый год к тому времени он уже отсидел.
После этого Павел поступил в техникум, который окончил и отправился после этого в Москву к старшему брату Федору, который служил в военно-воздушных войсках и был в чине капитана. А семью, которая осталась жить в Рязанской области, раскулачили полностью, забрали все имущество, выселили из их большого и старинного кирпичного родового дома, и все разъехались кто куда, по просторам РСФСР. Старший брат помог Павлу адаптироваться в Москве и устроил его работать в Московский авиационный институт. Пока он там работал, женился, родился папа Артема, а вскоре, через пару дней, началась война.
Дед, как и многие, пошел добровольцем на фронт. Там учли его военное обучение, зачислили в артиллерийский полк и поставили на Волоколамское направление. Столько эпизодов, сколько с ним произошло на фронте, хватило бы на отдельную книгу, многие были просто невероятные, иначе их назвать и объяснить невозможно, но для примера можно привести всего один, зато какой.
Дед был тяжело ранен в 1944 году, в боях под Вильно (современный Вильнюс) и после этого комиссован по инвалидности, в чине капитана. После войны вернулся в МАИ, где стал работать в транспортном отделе. Потом знакомый ректор института, который к нему хорошо относился, устроил его начальником кремлевского гаража, где дед лично подавал автомобиль таким людям, как Маленков, и другим. Однако проработав там некоторое время, он понял, что не может работать в этой системе, так как от него требовали писать доносы на тему, куда товарищ такой-то ездил и что там делал. Поэтому дед уволился, вернулся снова в МАИ и там проработал начальником производственного цеха до самой пенсии.
Артем в этот раз играл с двоюродными братьями и сестрами, которые были младше его на несколько лет, в различные игры, в соседней комнате, пока взрослые сидели за столом и общались. Вообще это был день единения, возможность собраться всем родственникам вместе, которые жили в разных концах Москвы и собирались редко, но на этот праздник приезжали все, чувствуя себя частичкой древнего рода.
После застолья и разговоров, как правило, Артему и другим внукам можно было с гордостью прогуляться по улицам Москвы с дедом за руку. Дед при этом надевал свой пиджак с огромным количеством орденов и медалей, которые закрывали всю грудь, и все прохожие поздравляли дедушку, а некоторые просили сфотографироваться с ним. Артем этим очень гордился. В этот день деда все просили рассказать какую-нибудь историю или случай, который с ним был на фронте. Это получалось редко, так как дед не любил особо рассказывать и вспоминать то время.
В этом году дедушка получил новую квартиру в районе Строгино. Квартира была трехкомнатная и просторная. Все внуки, а также взрослые расположились в большой комнате: кто на диване, кто за столом, вместе с дедом, кто в креслах. В этот раз он поведал историю своего последнего ранения, а дело было так.
Красная армия теснила фашистов к Вильнюсу, и там шли очень ожесточенные бои. У деда под командованием было пять орудий; они постоянно стреляли и сами находились под ураганным огнем, но внезапно немцы пошли в наступление и пустили большое число танков, как раз на направление, где была дедушкина батарея.
